Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ)

7. А вот и выпала ему новая дорога

… Все это и привело его к обители, где он думал найти себе и своим планам покровителя.

— А почему нет? Церковь сейчас на подъёме. Царевна Софья, говорят, богомольна, к святым отцам с благоговением относится, совета у них спрашивает и к ним прислушивается. С такой крышкой мне сам черт не страшен, — выдал это парень и тут же замолчал, понимая какую несуразность сморозил. Действительно, получалось парадоксально. Выполняя поручение Врага Человеческого, он обращается к помощи Святой Церкви. В голове не должно укладываться, а у него укладывалось. — Надеюсь, с таким подарком-подношением, как у меня, примут…

Он обернулся назад, где на телеге лежали, заботливо укутанные соломой, два бочонка. В два раза больше ехало на второй телеге, где лошадью правил Михайла.

— Примут, как не принять. Обязательно примут с таким кагором, — убеждал он сам себя. — Такого напитка ещё лет сто приготовить не смогут. Как распробуют, ещё умолять меня будут.

Позади него донеся то ли хрип, то ли всхлип. Михайла, походу, снова за свое взялся. Это здоровенный «лось», честное слово, как ребенок себя вел: всю дорогу канючил, на мозги капал, просил ещё немного «накапать» ему. Охал и ахал, что никогда такого нектара ещё не пробовал. Вкус, аромат, чудо, бормотал он снова и снова.

— Михайла, б…ь, хватит худеть! Сколько можно⁈ Договорились же с тобой… — рявкнул он, даже не оборачиваясь.

На какое-то время все затихло. Слышалось лишь поскрипывание колес старых телег и стук копыт. Когда же в далеко показались отливающие серебром липовые макушки обители, холоп «снова завел свою шарманку». Даже пуще прежнего «скулить» начал.

— Митрий Ляксеич, хоть капельку! Крохотульку! — зудел Михайла, телега которого оказалась почти вровень. — Мочи нету больше терпеть. Хучь в петлю лезь.

Словно укушенный за срамное место, Дмитрий подскочил на месте и одним махом спрыгнул с телеги. Гигантским прыжком перелетел на соседнюю телегу и схватил за грудки Михайлу.

— Как же ты меня достал, алкаш сраный! Ты же мне всю операцию завалишь! — холоп трясся в его руках, как ватная кукла. — Ты, паскудина, мне что обещал⁈ Что? Попробуешь и успокоишься! А в итоге⁈

И так переживая за все происходящее, парень пришел в такое неистовство, что кровь из носа пошла. У него бывало уже такое несколько раз. В той жизни говорили, что все дело в сосудах.

— Я тебе, б…ь….

И тут до парня доходит, что Михалу почему-то колотит от страха. Этот крупный мужик сильно трясся и пытался закопаться в солому по самую макушку. Плескавшееся в его глазах чувство страхом даже язык отказывался называть.

— Э-э, аника-воин, чего с тобой, — Дмитрий брезгливо отодвинулся, когда почувствовал запах мочи. Михайла обмочился от ужаса. — Мать твою за ногу, что это еще такое происходит⁈ Б…ь, перед самым монастырем!

Со стоном Дмитрий провел рукой по лицу и… уставился на свою ладонь.

— Ни хера себе, — только и смог выдохнуть он.

Мотая головой, парень перевалился через край телеги и пошел к обочине дороги, вдоль которой тянулась большая лужа. Упал на колени и стал с диким чувством всматриваться в свое отражение.

— Б…ь, что еще за… — на его лице была размазана кровь темно-синего цвета. — Черт… черт… Падла рогатая, что ты со мной сделал? Ты же говорил, что я могу только с водой работать! Я прекрасно это помню. Или подожди… Неужели ты имел ввиду жидкость? — мелькнула в голове догадка. — Похоже на правду.

Честное слово, при этой мысли Дмитрий испытал просто неземное облегчение. Он ведь почти поверил, что Сатана превратил его в какого-нибудь демона. У того хватит дури и желания на такую шутку.

Парень окунулся головой в лужу и тщательно смыл с лица все намеки на синюю кровь. После этого с решительным видом подошел к телеге, где до сих пор прятался в соломе холоп. Кажется, даже поскуливал от страха.

— Ты, сучья отрыжка, понял теперь, кто я⁈ — рыкнул на него Дмитрий, наклоняясь вперед. Чуть даже оскалился, показывая передние резцы. — Понял, спрашиваю?

Тот с такой силой замахал головой, что, казалось, сейчас она у него оторвется.

— Ты… Ты… архангел Гавриил, главный христовый воитель, — пролепетал Михайла, закрывая лицо руками. — Сказано в библии, что у него руда[1] такая…

Мгновенно «оседлав тему», Дмитрий жестко ткнул указательным пальцем в грудь холопа. Тот аж отшатнулся, хотя, казалось бы, уже и некуда было.

— Вот и хорошо, что понял. Теперь сиди в телеге и не отсвечивай! — добавив в голос кровавой хрипотцы, проговорил парень. — После получишь свое… — последнее прозвучало так, словно он пообещал его после испепелить небесным огнем, а не выпивки поставить. Бедняга еще раз обмочился. Как бы еще умом в добавок не тронулся. — Успокойся, я тебе говорю! Спо-кой-но! По губам читай. Никто тебя не тронет, если себя вести будешь нормально. Понял меня⁈ Все с тобой будет хорошо. Награжу даже за службу.

Тот вроде отходить от ужаса начал. Даже порозовел немного, а то лицо цветом напоминало серый кладбищенский мрамор.

— Вот, вот, — похвалил его парень. — Дыши. Будет тебе награда от архангела Гавриила.

За этими разборками лошадки спокойно дотянули обе телеги до ворот монастыря Свято-Николаевского мужского монастыря. Мощные белокаменные стены как-то неожиданно возникли перед ними, нависнув над головами мощной каменной громадиной. Еще больше усиливали ощущение силы, массивности и громадины здоровенные железные створки ворот с просто гигантскими набалдашниками клепок. Такие двери точно не сковырнешь с наскока. Тут тараном долить и долбить до скончания века.

— Э! Чаво надоть в святой обители? — прямо над их головами вдруг раздался дребезжащий старческий голос. Сверху из небольшого окошечка торчала голова в монашеском клобуке и строго смотрела на них серыми водянистыми глазами. — Ну? Что лаетесь тама? Тута святая обитель, монаси служат Господу. Тута никака лаяться нельзя. Господь накажет, — старик внушительно показал пальцем в сторону неба. И было столько в его голосе убежденности, что верилось. — Ась?

Потоптавшись немного и собираясь с мыслями, Дмитрий добродушно улыбнулся и помахал рукой.

— Извини, батя, если что не так. Я новик Дмитрий Кобылин с делом до игумена. Вот вино в дар для обители везу, — услышав про вино, старик сразу же «возбудился». Длинной жидкой бороденкой, иногда называемой козлиной, затряс и тут же исчез из окошка. Вскоре за железными воротами послышались шаркающие шаги и скрежет железного засова. Открывал, походу. — Что же ты, паря, сразу не сказал про вино. Для обители это первейшее дело. Причащаться надоть, а то на причастии такое дают… Эх…

Пока телеги проезжали мимо него, старик-монах успел любовно коснуться едва ли не каждой бочки. Погладил, постучал осторожно, явно проверяя уровень налитого. Чувствовалась хозяйственная жилка местного завхоза. Позже оказалось, что Дмитрий не ошибся. Старик, действительно, оказался келарем, заведовавшим всем монастырским хозяйством.

— Вона тама ставь. Куда, дурында, прешь⁈ Туда дадоть, а не туда! — недовольно закричал монах, когда лошадь потащила первую телегу к дверям в колокольню. — Бельми-то разуй. Туды правь. Во! Я пока побегу за батюшкой игуменом.

И, правда, побежал. Подхватив низ рясы, припустил в сторону приземистого здания, откуда слышался какой-то шум. Видимо, боялся, чтобы Дмитрий назад не увез свое вино.

— Не да Бог, игуменом здесь какой-нибудь пенек с глазами окажется. От такого толку-то не будет. Против Скуратова не вытянет. Нужен авторитетный, жесткий, — переживал парень, вышагивая вдоль телеги. Ведь, от этого шага очень многое для него зависело. Он пришел сюда искать не просто покровителя для себя, а и союзника. Церковь сейчас могла ему очень сильно помочь. Может, чем Бог не шутит, даже попасть к царевне Софье. — Кто знает… Вдруг, попаду в советники самой государыне? Тогда можно будет таких дел наворотить, что Сатана охренее…

И тут Дмитрий понимает, что за его спиной кто-то стоит и негромко покашливает. Видимо, привлекая внимание. Он резко разворачивается и замирает на месте.

— Доброе утро, отрок. Я игумен Дионисий, — прозвучал спокойный ровный голос, принадлежавший невысокому худому мужчине в возрасте. — Что тебя привело в святую обитель? — жесткий взгляд остановился на парне, едва «не разбирая» его на части.

Лицо у игумена было запоминающееся. Вытянутое, со впалыми щеками. Нос с характерной горбинкой. Губы тонкие, плотно сжатые. Сразу чувствовалось, человек, стоявший перед Дмитрием, немногословный, сдержанный, а может и скрытный. С таким нужно «держать ухо востро».

— Кобылин я, Дмитрий, батюшка. Поместье мое, что батюшке за службу дадено, на Изюм-реке стоит, — игумен молча кивнул. Мол, понял, где это. — Батюшка мой недавно душу Богу отдал. После себя оставил вино, что в походе «на копье взял»[2], — делая максимально возможное простецкое выражение лица, парень показал рукой на повозки за своей спиной. — На благое дело передать хочу. Хорошее вино. Гишпанское, сказывают. Вот, спробуйте, батюшка.

По знаку Михайла тут же принес небольшой кувшинчик, запечатанный сверху восковой крышкой-блямбой. То, что это вино обязательно понравиться игумену, у Дмитрия и капли сомнения не было. Он самолично пробовал то, во что вчера превратил воду. Получился просто феноменальный кагор.

— Мне-то вино ни к чему. Как говорится, In vino feritas[3], — козырнул Дмитрий одной единственной латинской фразой, которую знал. О том, что вино есть дикость, им много раз напоминал на срочной службе сержант, когда они «на рогах» возвращались из увольнения.

Игумен, только что взявший в руку кувшин, удивленно вскинул голову. Явно не ожидал в этой глуши услышать латинскую речь от какого-то неотесанного юнца. Вновь принялся его пристально рассматривать. Только теперь в его взгляде появилось, что похожее на живой интерес.

— Язык знаешь? — спросил монах, внимательно следя за выражением лица парня.

— Нет, — с сожалением в голосе ответил Дмитрий, разводя руками. — Батюшка просто часто повторял. Услышал у кого-то в сотне. Бывало примет чарку и начнет это повторять. Я ведь поначалу думал, лается он так. Оказалось, предупреждал меня о вреде пьянства.

Игумен качнул головой, то ли соглашаясь с этим, то ли думая о чем-то своем.

— А что еще знаешь, отрок? — вдруг спросил игумен, отдавая кувшин старому монаху.

Услышав этот вопрос, парень едва не заорал от радости. Это же был тот самый шанс, которого он ждал! Игумен-то заинтересовался им. Осталось лишь не разочаровать его и заинтересовать чем-то особенным. Неужели не получится⁈

— Знаю, батюшка. Считаю очень хорошо. Не встречал еще, кто лучше меня считает, — для начала «закинул удочку» Дмитрий, приосанившись. Мол, я лучший, а если не веришь, проверь. Игумен, естественно, «заглотнул наживку».

— Хм, — ответил игумен. — Сочти тогда, отрок, вот что… — от недоверчивого тона, парень напрягся, ожидая, что сейчас последует. — В семи домах обитает по семь кошаков-мышеловов, каждый из коих съедает по семь мышей. Сколь мышей съедают кошаки?

Загадку парень сразу же узнал. В своё время слышал десятки ее вариацией, где еще были съеденные мышами колоски, зернышки в этих колосках. Словом, ничего здесь сложного не было. Главное, быстро и без ошибок в уме совершить все эти вычисления.

— Значит… В семи домах обитает сорок девять кошаков. Разорение просто для хозяев, — вслух проговаривал он решение, чтобы не окончательно не шокировать игумена своими способностями. Пусть видит, как он вычисляет. — Кошаки, получается, съедают всего… 343 мыши. Все!

У игумена ни один мускул на лице не дрогнул. Хотя чувствовалось, что сильно удивлен такой скорости счета. Насколько помнил Дмитрий из какой-то передачи, счет сейчас был мало развит. Считали долго, трудно, с большими промежуточными вычислениями. Для решения небольшой задачки могли пол книжки исписать. Техники, облегчающие подсчет, были неизвестны от слова «совсем».

Постояв несколько мгновений, игумен кивнул. Видимо, приглашал за собой следовать. Не говоря ни слова, развернулся и пошел в сторону приземистого здания.

Проследовав за ним, Дмитрий оказался в просторном помещении с полками, заставленными книгами в толстенных переплетах. Некоторые из книг, на которые упал его взгляд, было сложно руками обхватить, настолько крупные они были.

С первых минут, как оказался здесь, даже «потерялся немного». Ведь в свое время он пытался продажей антиквариата заниматься и примерно представлял себе стоимость средневековых книг. Стоимость того, что находилось на полках, даже подсчитать было сложно. Только на первый взгляд сумма набирала шесть нулей, а может даже и все семь.

Забыв для чего он сюда пришел, парень подошел к полках и начал перебирать корешки книг. Некоторые вытаскивал, любовался кожаным переплетом, инкрустированным малахитовыми камнями, жемчугом, серебряными символами. Кое-какие книги даже открывал, испытывая самое настоящее благоговение перед содержимым. Это было безумное по силе ощущение, с легкостью выбившее его из колеи.

Его о чем-то спрашивали, он что-то отвечал. Некоторые вопросы пропускал мимо ушей, задумавшись над очередной книгой.

— … Говоришь, земля круглая, значит. Уж не ляха Коперника ли читал? — допытывался у него Дионисий. — Или Галилео Галилея?

На этом прозвучавшем имени, известном едва ли не каждому школьнику, Дмитрий «очнулся». Словно какой-то тревожный звоночек сработал. Откуда было простому игумены знать о трудах Коперника или Галилео Галилея? Местные монахи не отличались особой образованностью. Разбирали немного по-гречески, да и ладно. Большая часть, вообще, плохо ориентировалась в библейских событиях. Игумен Дионисий же сильно выбивался из этого ряда, что не могло не настораживать.

Едва не прикусивший свой длинный язык, Дмитрий начал мучительно вспоминать, что он успел рассказать. Вспоминались какие-то крохи, хотя их разговор длился явно немало. Игумен, похоже, имел очень большой опыт в такого рода беседах-допросах, когда мягко, ненавязчиво у человека выпытывается информация.

Парень думал и одновременно мысленно молился, чтобы от волнения снова кровь из носа не пошла. Не дай Бог, при этом его способность сработает. Поэтому Дмитрий даже бочком встал, скособочившись, чтобы можно было сразу же лицо отвернуть.

— Весьма великие познание, отрок. Я признаться даже свое учение в семинарии Афона вспомнил, — с удивление в голосе говорил Дионисий, выжидательно посматривая на своего гостя. — Очень любопытно, откуда сие взялось….

И тут Дмитрия осенило. Что он «сиськи мнет»? Все же просто, как «пять копеек»! Он же провернул нечто такое с вином, сказав, что это батя с войны привез. Здесь же тоже самое.

— Дык это… Батюшка все мне рассказывал, как с государевых походов возвращался: про далекие страны с латинянами и греками, про чудные города, про разные военные механизмы, — начал выдавать он свою версию, согласно которой его отец, Алексей Кобылин, обычный дворянин, научил его быстрому счету, рассказал о гелиоцентрической теории, о македонской фаланге, о военных метательных машинах и еще о сотне других необычных вещей. А что было теперь терять⁈ Надо все на батю валить! Ему теперь все равно. Пусть будет крайним. — Я же поначалу думал, что он мне разные сказки рассказывает. Смеялся, что весело. Батюшка тогда всегда злиться изволил начинать.

Пока игумен это все осмысливал и ходи за травяным отваром, Дмитрий продолжал укреплять эту версию событий все новыми и новым «фактами».

— … Батюшка, даже меня книжки мне из похода привозил с красивыми картинками. Вот такенной ширины, — парень раздвинул руки в стороны, показывая, какой примерно была книга. — Сказал, что у какого-то латинянин в бою взял. Красивая была, страсть. Много-много там было картинок. Только пришлось, когда голодать начали, продать эту книгу, — загоревшийся было в глазах игумена огонек интереса, тут же погас. — Еще на базаре я слышал…

Пришлось, еще выдумать какого-то странника, что встретился ему на рынке и рассказал про разные необычные исторические факты. А почему бы и нет? Как говорится, не веришь, проверь, докажи! Иди, ищи этого странника на просторах матушки-России.

Пока Дмитрий пытался придумать еще что-то для оправдания своего многознания, игумен Дионисий думал совершенно о другом. Священник увидел Дмитрии свой шанс вырваться из этого захолустья. Представитель старинного греческого рода, прибывший когда-то в Москву по приглашению самого патриарха Филарета, сегодня прозябал в этом маленьком монастыре. Доходов здесь мало, паства жадная и необразованная, перспектив никаких. Он же жаждал иного — нового сана, высоких разговоров, признания своей учености и т. д. Все это можно было получить только в Москве, где по слухам царевна Софья очень благоволила к образованным священнослужителям. Здесь-то и мог помочь этот новик…

— Вот что хочу тебе сказать отрок, — торжественно начал игумен, придав своей лицу важное выражение. Руки касались креста, правая нога чуть выдвинута вперед. — Твоя ученость поразила меня. Думаю, что не место тебе здесь. Такой талант нужен там, в Москве, чтобы приносить пользу Отечеству.

Чуть убавив пафоса в голосе и сменив позу на менее величественную, Дионисий продолжил уже по-деловому:

— В Москве год как уже открыта Славяно-греко-латинская академия. Сама матушка-государыня покровительствует ей. Желает, чтобы самые разумные отроки со всей Руси там учились, еще больше набирались учености, — до Дмитрия начинало доходить, к чему вел свою речь игумен. — Я напишу письмо ректору академии. Он мой давний знакомец. Все там подробно распишу, что и как. Приедешь, передашь письмо, а после не зевай… Как устроишься там, в силу войдешь, не забудешь чай о скромном игумене Дионисии?

Вот тебе и скромный игумен! Дмитрий в восхищении покачал головой. Силен, чертяка! А что тут думать? Естественно, «надо брать»! Дружба с таким человеком много стоит.

— Коли поможешь, батюшка Дионисий, вечно буду Богу за твое здоровье молить. Все стану рассказывать о твоей милости и доброте. И сам желаю учиться, больше разного интересного узнавать, — совершенно искренне говорил парень. Ведь, это в полной мере соответствовало его планам. Правда, оставалась одна загвоздка, которая прозывалась Федором Скуратовым. — Только батюшка Дионисий за матушку свою переживаю. Одна она здесь остается, а соседушка наш, Федор Скуратов, на наши земли зарится. Уже несколько раз извести грозился. Лаялся сильно и срамно. Обещал, убивцев подослать к матушке.

От душа Дмитрий вылил грязи на помещика. Вскользь даже упоминул про старых богов, которым Скуратов кладет втихаря тризны. И судя по загоревшим глазам игумена, его удар достиг цели. Помещику явно придется несладко.

Его же ждет Славяно-греко-латинская академия, школа и средневековый университет в одном флаконе, где обучались знатнейшие отпрыски России.

[1] Руда — кровь.

[2] На копье взять — взять добычу в бою

[3] In vino feritas — в вине дикость