18. Сейчас… сейчас, как размахнусь, как вдарю

В огромном походном шатре из чистого индийского шелка, баснословной стоимости, на застеленном коврами полу сидел по-турецки мужчина, одетый роскошные восточные одежды. Плотная туника, густо покрытая золотой вышивкой, облегала его туловище, спадая к коленям и закрывая их. Парчовые шаровары прятались в сафьяновых сапогах с серебряными набойками. По правую его руку лежали украшенные драгоценными опалами изогнутые ножны клинка, по левую руку — нагайка с ручкой из черного дерева.

Возраст Селим Герая, правителя Крымского хана, уже давно перешагнул возраст пророка, пусть будет благословенно его имя. Однако, несмотря на преклонные годы, он был довольно бодр и поражал силой своих членов. По-прежнему, как и в былые годы, с легкостью вскакивал на своего жеребца и сразу же кидал его в галоп. На охоте играючи бил птицу стрелой, выпущенной из тугого лука. Не забывал навещать и своих многочисленных жен, которые и в походе следовали за ним. Те, как рассказывают вездесущие служанки, с гордостью хвастались друг перед другом неутомимостью хана, его подарками.

— Хм… — сейчас же Селим Герай молча сидел и медленно раскачивался, напоминая собой взбешенную и готовую к броску пустынную кобру. Тяжелое, с присвистом дыхание, вырывалось из его рта. Рука нервно поглаживала рукоять сабли, чуть вынутой из ножен. — Я слушаю… Внимательно слушаю, — зашипел он в полной тишине, что давно уже висела в, забитом людьми, шатре.

Прямо перед ним, склонившись до самой земли, лежал молодой крымчак. Многие из стоявших позади воинов знали его. Его звали Али Хасан-бей, самый молодой тысячник крымского хана, его любимец и родственник по одной из жен. Неустанный покоритель женских сердец и владелец целого табуна из арабских скакунов. Именно ему было доверено встретить и разбить войско наглого и извечного врага ханства — Московского царства. Селим Герай, испытывая к нему особую приязнь, даже отдал по его начало целую тысячу янычар, подарок самого турецкого султана.

Но, разве можно было узнать некогда блестящего красавца с гордым взглядом воина в этом оборванце с затравленно трясущимися членами? Могла ли быть Али Хасаном эта подвывающая от страха развалина? И тем не менее это был именно он.

— Ну? — рука правителя дернулась сильнее и потащила из ножен клинок. От этого звука крымчак, лежавший ниц, вздрогнул всем телом и завыл ещё сильнее. — Не испытывай мое терпение, Али. Я жду правды…

По знаку хана кто-то из воинов, застывших у очага, со всей силы стегнул лежавшего нагайкой, раздирая его халат в тряпки.

— … Мой хан… Мой хан… Пощади… Клянусь Всевышним, я сказал чистую правду, — прохрипел бывший тысячник, вскидывая обожженные до черноты руки. — Там были иблисы[1]…Я не вру, мой хан! Только дьявольские иблисы способны сотворить такое… Река, вся река, вода горели, словно были из самого сухого хвороста или лучшего порохового порошка. Даже песок по берегу обжигал огнем. Подойти было невозможно… Мои воины бросали раскалившиеся доспехи, сабли. Только ничего не помогало…

Он протягивал вперед руки с глубокими ожогами. Задирал на коленях остатки шаровал и показывал черные проплешины на ногах.

— Огонь был везде… Некоторые отчаявшиеся глупцы пытались бросаться в глубину, но сразу же выскакивали. За мгновения они превращались в обугленные головешки, — по закопченному лицу мужчины катились капли слез. — Все, все сгорели… Воины, повозки, лошади… Я бросился к своему скакуну… Я стегал его камчой, стегал, что было мочи… Он понесся, как ветер, а я его все стегали стегал… — слезы нескончаемым поток лились из его глаз. — Стегал, пока он не упал.

Селим Герая поднялся на ноги. Подошел к рыдающему тысячнику и с нескрываемым презрением посмотрел на него. Точно такие же взгляды бросали и остальные воины, что стояли вокруг. Для всех них он уже умер. Настоящий воин так себя не может вести. Он не может рыдать, как женщина. Его удел сражения, его пищи — кровь врагов. И смерть настоящий воин встречает, как и подобает, с радостным хохотом, что убил великое множество врагов и сможет с честью встретиться с создателем.

— Ты шакал! — смачно харкнул правитель, на валявшегося в ногах крымчака. С силой пнул, переворачивая того на спину. — Ты позор всех нас! Бросил своих воинов, испугался врага и не смог встретить смерть так, как подобает настоящему воину! — вновь с презрение плюнул. — Но стократ хуже другое. Ты, собачий сын, прячешь свой стыд и страх за ложью! У тебя даже нет смелости признаться в своем страхе! Твои воины погибли от твоей собственной глупости! Не смог даже поджечь степь, как следует! Сами сгорели от своего же пожара. И теперь рассказываешь мне о джинах⁈

Для него, глубоко верующего человека, все было ясным, как день. Его молодой ставленник, которому он доверял, как самому себе, оказался лишь лжецом и напыщенным болваном, не способным даже правильно пустить огонь по степной траве. Такому не место среди воинов великого ханства.

— Хотя бы пусть умрет, как подобает степному воину, — бросил Селим Герай своим воинам, тут же схватившим лежавшего мужчину за шкирку и потащившим его к выходу. Там ему сломают хребет и живого бросят в степь, чтобы ночные хищники довершили начатое. Именно так наказывал трусов и глупцов еще великий потрясатель Вселенной, сам Темутджин.

-//-//-

У холма по тропе, протоптанным бесчисленными гуртами овец, устало брела босоногая женщина. Ее плечо оттягивала холщовая сумка, тянувшая тело к земле. Время от времени он нагибалась и поднимала очередной высохший кизяк, чтобы положить его в суму. Рядом топтался чумазый малыш, крепко цеплявшийся за край ее туники и с гуканьем тянувший куда-то в сторону.

— Не шали, Керай. Маме и так тяжело, — она ласково потрепала сына по лохматой темной шевелюре и тяжело опустилась не землю. Устала пока собирала кизяки. — Тоже устал? — малыш плюхнулся на попку рядом с ней и черными глазенками уставился на нее. — Вот, держи, — покопавшись в кармане безрукавки, она достала подсохший кусочек подсоленного хлеба и протянула ему. — Знала, что канючить будешь, — тот сразу же вцепился ручонка в хлеб и тут же начал им хрустеть. — Кушай, кушай… Будешь сильным, как твой папа… Скоро прогонит злых русских и принесет нам много-много подарков. Хочешь подарки? — малыш грыз корочку, никак не реагируя на ее слова. Кусок подсоленного хлеба для голодного мальчишки был сейчас самым лучшим подарком. — … Обещал пригнать двух или даже трех рабов. Будут работать… Еще привезет парчи, шелка… Серебряные браслеты, — женщина уже не смотрела на сына. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, в сторону холмов, откуда, как ей думалось, и должен был прийти с богатой добычей, ее муж, десятник ханского войска. — И больше никогда не буду собирать эти проклятые кизяки…

Очнулась от волшебных и сладких дум она лишь тогда, когда уставший сидеть и замерзший малыш начал шебуршится. Женщина со вздохом поднялась на ноги, взвалила суму и побрела обратно к своему кочевью.

Уже вечером, когда солнце скрылось за холмами и стало холодать, она спряталась в своем закутке шатра. Здесь, отгороженная от остальной мужской части холщовым покрывалом, спала она с детьми.

— Апа, расскажешь про великого змея? — рядом с ней в шкурах зашевелился Борат, младший сын ее сестры. — Ты обещала.

— Расскажи, мам, — тоненьким голоском заскулил и ее средненький Марух. Тот уже второй день кашлял, отчего у него совсем пропадал голос.

Тут же у самого края шатра поднялись еще две темные головки. Сверкнули жадным любопытством глазенки. Женщина улыбнулась и кивнула. Эти теперь не отстанут. Так и будут канючить, пока не сделаешь. Видно, придется рассказать.

— Идите ближе ко мне, чтобы эни[2] не услышала. А то снова ругаться будет, — прошептала она, махая рукой. К ней под бочок тут же юркнул Марух, самый хитрый и быстрый. Не успевший, Борат тут же обиженно толкнул того в бок. — Не толкайтесь. Итак,…

И полилась неспешная история про великого огненного змея Яртугана, живущего глубоко под землей и выползающего на поверхность лишь по зову великих колдунов. Женщина умела сплетала старинные легенды, обрывки воинских рассказов и баек в длинное полотно красивой сказки, которой так не хватало в ее жизни. Здесь было все, о чем бедняжка мечтала, о чем вздыхала долгими одинокими ночами: роскошные одежды, золотые браслеты на руках и ногах, ночные ласки мужа, вкусные угощения, услужливые служанки. Для мальчишек же, что внимательно ее слушали, здесь было свое: грозный непобедимый змей, испускавший из своей пасти жаркое пламя; страшный колдун, повелевающий змеем и, конечно, храбрый воин-крымчак, одолевающий и змея, и колдуна.

И невдомек было детишкам, да и самой женщине, что выдумывала все эти истории, что всего в сотне верст отсюда, вот-вот появиться этот самый змей… или почти змей.

-//-//-

Дмитрий осторожно высунул голову из шатра и огляделся.

— Б…ь, сидят, как сычит, — буркнул, заметив две неизменные, уже давно ему приевшиеся, фигуры своих то ли стражей, то ли надсмотрщиков. Как говориться, с какой колокольни на них смотреть. — Мне, что теперь и посрать под присмотром ходить? Может подтирать тоже будете? — раздраженно выдал он в их сторону. По правде сказать, последнее он не то что бы крикнул, скорее произнес.

Отвернул полу шатра и, отойдя на пару шагов в сторону, демонстративно справил прямо здесь малую нужду. Ибо достало уже.

— Дожил, мать его. До зека повысили! — в шатре распалялся парень, метаясь по шатру. Казалось бы уже почти сутки прошли с последнего разговора с Голицыным, а он все никак не мог прийти в себя. — И это спасибо такое, бородатый сэр… извините, хэр? Васятко, твою мать, ты что творишь?

Странно, если бы он не возмущался: не орал и не буянил. Воевода после последних событий, напридумывав себе там чего-то в голове, решил, что «вытащил счастливый билет». Мол, теперь он, Голицын, не только крымский форпост Перекоп возьмет, но и на сам Бахчисарай, столицу всего ханства, двинет. Больной на всю голову придурок! Ты колдун, сказал он Дмитрию, теперь подо мной ходить будешь и каждое мое слово, как Господне слово, исполнять будешь. А чтобы в голову дурные мысли не лезли, решил приставить к парню двух мордоворотов с бычьими шеями и пудовыми кулаками.

— Реально ведь, как зэк! Сюда не ходи, туда не ходи, это не делай! Упаси тебя Бог, с кем-нибудь разговаривать! — раздраженно передразнивал он поучения Голицына, которыми тот регулярно пичкал парня. — Ведь чего удумал: вынь ему да положь на блюдечке Перекоп. Там, б…ь, крепость с толстенными стенами и гарнизон с пушками, который спит и видит, как бы в нас стрельнуть. Чем я его завоюю? Слюнями что ли плеваться буду? — при этих словах у него что-то в голове «щелкнуло», вроде как идея какая-то интересная пришла, но он еще был сильно раздражен и благополучно упустил ее.

Немного «выпустив пар» и придя в себя, Дмитрий уже стал по-другому смотреть на произошедшее. Даже нашел нечто хорошее для себя в таком положении. Мол, «золотая клетка» — это не так уж и плохо: хорошая еда, уход, безопасность, особое отношение со стороны начальства. Если раньше ему нужно было извращаться, чтобы достать что-то для своих изобретений, то теперь все должно было быть совершенно иначе. В таких условиях можно и покумекать над вопросами.

— Надо мозгами пошевелить. Должно быть такое решение, чтобы и Голицыну помочь и себя не обидеть. Хотя, пока цели у нас полностью совпадают — разбить крымского хана, — рассуждал он, усевшись на шкуре на поле. Рядом на небольшом столике лежало то, что ему прислали от стола воеводы: половину жареной утки (жесткая, как подметка сапога), две пареные репы, кувшин с квасом и небольшой каравай с хлебом. Пару дней назад такое пиршество ему и не снилось. — Сначала откушаем, чем Бог послал, точнее воевода, а потом будем кумекать…

И надо сказать перерыв на обед ему явно пошел на пользу. Едва парень отвалился от столика и сытно рыгнул, как давнишняя идея-мысль вновь посетила его.

— Нечего думать, будем делать огнемет… Нет, огнеметный танк! Точно! Крепкую повозку обошьем щитами. Дно у повозки сделаем с отверстиями для ног экипажа, который будет толкать ее и стрелять. А баллон… — на баллоне парень споткнулся. С корпусом танка проблем не было. Крепких повозок в обозе русского войска было хоть пруд пруди. Как раз недавно он и встречал такую — высокая, фургонного типа, здоровенные толстые колеса. Обвешай ее щитами и сразу в бой.

— Что же с баллоном делать? — очередной вопрос улетел в пустоту. Понимания не было. Взглядом он стал бродить по внутренней обстановке. Вдруг, что-то натолкнет его на нужную мысль. Такое с ним уже не раз бывало. Как сказали бы вездесущие новомодные коучи позитивного мышления — ты сам притягиваешь к себе нужные вещь. — Не видать… Тьфу! Правильно, я дома всю эту макулатуры в мусорку выбросил. Пишут всякую херню. Представь в голове и это появиться, — елейным голоском передразнил он какого-то телевизионного шоумена из своей недавней жизни. — На завод бы лучше шли работать. Больше бы пользы было.

И тут, словно специально, жизнь преподносит ему сюрприз! На глаза попадается мех с вином, что вчера принес с собой Голицын. Обычный мягкий сосуд, сшитый специальным швов из кожи и веками используемыйдля хранения жидкости. В голове тут же выстроились ассоциативные цепочки: мех для вина — мех в кузнице — пульверизатор для цветов. Получалось, он нашел искомое! Если такой сосуд совместить с самым обычным мехом, что используется в кузнице для надува кислорода в печи, то могло получиться некое подобие огнемета! Мех будет создавать избыточное давление, а горючая жидкость — с большой скоростью струей вырываться наружу.

— Вот тебе и позитивное мышление, б…ь! Работает что ли⁈ — выражение лица у него было немного растерянным. Больно уж все «в руку» оказалось. Он думал о решении проблемы и тут, словно по мановению волшебной палочки, оно нашлось. — Надо срочно попробовать.

С этими словами Дмитрий, как метеор, вылетел из шатра и понесся в сторону обоза. Такая уж у него была натура: если втемяшилась в голову какая-то идея, значит, нужно ее срочно воплотить в жизнь.

Напуганная егоповедением, охрана рванула из ножен сабли и сорвалась с места за ним. За потерю колдуна воевода им обещал головы оторвать, поэтому бежали они по-настоящему.

Не меньший переполох вызвал Дмитрий и у обозников, что тихо-мирно распивали какую-то бормотуху на берегу реку. Кажется, даже до песен дошли, до стадии — «ты меня уважаешь? А ты?». И в этот самый момент к ним подлетает взмыленный парень с выпученными глазами. Те спьяну тут же решили, что крымчаки напали. Побросали кувшины, схватились за оружие. Кто-то, кого ноги не держали, вообще, в костер свалились. Переполох, словом, знатный случился.

— Какой фургон самый крепкий? Чтобы оси свежие были и колеса новые? Ну? Что глаза пучите, как с похмелья⁈ — заорал парень, подбегая то к одному, то к другому из них. Хватал за грудки, тряс, плевался слюнями. — Какой фургон лучше всего⁈

Когда же все успокоились и во всем разобрались, то обозники на парня с кулаками полезли. Мол, из-за тебя дурня они все медовуху на землю пролили. Заодно и протрезвели от страха. Считай, все без толку извели. Теперь заново нужно пить начинать. Пришлось их вразумлять с помощью охраны, которая и рада была «кулаки почесать» об чьи-то глупые головы. Всего лишь пары ударов хватило, чтобы мозги особо рьяных обозников на место вправить.

— … Вон-вон, господине! Значит-ца, тутошний фургон зело крепкий! Сам посуди, господине, все здесь из дуба, менено только в прошлом месяце. Почитай и не ездил, вовсе, — держась за наливающийся синевой глаз услужливо кланялся Дмитрия полный мужичок в овчинном полушубке и шапке-треухе. Весьма колоритный персонаж, чем-то смахивающий на сказочного Емелю. Такой же, видимо, раздолбай. Пока по шее не получит, ни за что не «почешется». — Верх тоже зело крепкий. Бей топором — ничаво не порубишь!

Фургон, который ему расхваливали, Дмитрий тоже приглянулся. Хорошо был, видно, даже невооруженным глазом. Все подогнано, ничего не торчало и не скрипело, доски массивные, мощные, много железных скоб и гвоздей. Последнее особенно много говорило тому, кто был в теме. В условиях нехватки и дороговизны метала, большое число железных частей говорило о богатстве владельца. Каркас верха высокий и позволял внутри спрятать и настоящую гаубицу, а не то что самопальный огнемет. Словом, ему полностью подходило.

— Так… Именем Союза Советских… Да, шутку здесь явно не оценят, — фыркнул парень, видя каменное непробиваемое лицо обозника. На таком хоть «кол чещи», его это никак не тронет. — Короче, по слову воеводы, реквизирую этот фургон!

Обозник, только что бывший смирным, вдруг взъерепенился. Вцепился, как сторожевой пес, в деревянную боковину фургона. Никак отпускать не хотел.

— Не губи, господине! Не губи, Христом Богом молю! Меня сгубишь, малые детки без кормильца останутся! У меня же цельных пять штуков в избе сидят! — дурным голосом заголосил мужичок, крепко держась за борт. — То же не мое! Боярин Вельяминов наказал за фургоном крепкий пригляд иметь! Хочет на нем в бою добытое домой везти!

Встречал Вельяминова Дмитрий. Серьезный человек: нравом крут, на расправу скор. Поговаривали, что кузница, что поранил его любимого скакуна, собственными ручищами до смерти забил. Руки у него, действительно, были мощные, крупные, на волосатые кувалды похожие. Такими человека изувечить — раз плюнуть.

— Не голоси. Хватит, говорю! — рявкнул на обозника парень, которые все равно «хотел» именно этот фургон. Тот, как нельзя лучше, подходил для его целей. Искать другой такой не было никакого желания. — Не бойся. Боярину скажешь, что по слову воеводы Василия Голицына забрали его фургон! Будет недоволен, пусть идет и жалуется в лигу сексуальных реформ. Ясно?

Шутку вновь не оценили. Обозник, суля по всему, из последнего лишь пару слов понял — жаловаться и идти. Остальное было для него «темным лесом».

Из-за всех этих нудных вещей, непонятных разговоров, он кучу времени потерял. Лишь к вечеру удалось перевезти свою добычу к шатру и начать ее покрывать щитами, которых ему охранники нанесли целую кучу.

Получалось, конечно, неказисто, по-деревенски. Все торчало, шевелилось, дребезжало. Приходилось чуть ли не по десятку здоровенных кованных гвоздей вколачивать в один щит, который лишь после этогокрепко становился на место. Будь у него возможность, Дмитрий бы еще железными прутками все это опоясал, но их не было, к сожалению.

— На соплях, конечно… Ничего, Димон, ничего. Главное, чтобы танковая броня стрелы держала и удар пушечных ядер по касательной. В лоб они все равно не попадут. Артиллеристы у крымчака откровенно хреновые, — парень критично поглядывал на фургон, одна сторона которого была покрыта плотной стеной щитом. Медные и бронзовые умбоны щитов ярко блестели в лучах заходящего солнца, создавая впечатление шкуры какого-то диковинного зверя. — Пойдет… Должно пойти. Не зря же я тут «рубаху на груди рву».

О самой важной части супер оружия пришлось уже думать глубокой ночью, когда не спали лишь часовые у костров. Для изготовления огнемета из кожи нужен был специалист, ночью найти которого было нереально. Поэтому парень пока рисовал мысленную схему использования нового оружия.

— Хрен знает… Супер оружие из этого, конечно, слабовато. Скорее попугать… Вот если бы авиабомбу с напалмом сделать. Один раз жахнул по городской площади Перекопа и город сам ворота откроет.

Тактика применения огнеметного танка пока вырисовывалась очень своеобразная, чему способствовала целая куча причин. Во-первых, у фургона, приводимого в движение мускульной силой экипажа, мобильность получалась никакой. Скорость вряд ли станет выше скорости идущего человека, а это слишком мало. Во-вторых, дистанция уверенного поражения огненной струи незначительна. По его прикидкам может получиться два десятка метров, максимум. Старинное фитильное ружье времен Колумба стреляло дальше.

Поэтому, из-за низкой мобильности и невысокой дальнобойности бороться танком против пехоты это пустой номер. Пехота и конница с лёгкостью уйдут их зоны поражения, обойдут с тыла и нападут оттуда. Танк пригодится лишь при штурме крепости. Огнеметом можно сжечь к черту ворота, поджарить защитников на стенах. Наконец, в нем можно спрятать с десяток воинов из штурмовой группы.

— Это хорошо, Димон, очень хорошо… Только что-то совсем про ракеты забыл. Целую повозку наштамповал и забыл. Нехорошо

Ухмыльнулся при этих словах. Действительно, некрасиво. Мучился, делал. Наконец, зачем добру пропадать? Надо и ракеты пустить в дело.

— А ведь мощные штуки вышли, — бормотал он, вспоминая их первое испытание. — Сам, честно говоря, не ожидал. Воронки почти по десятку метров оставались. Таким взрывом можно и башню с землёй сравнять…

По его прикидкам внутри можно было разместить не больше шести ракет и два десятка гранат. Не так уж и мало, учитывая какая взрывчатка внутри них находилась. Взрывчатая гадость из 21 века давала такую мощь, какую этот мир и время даже вообразить себе не могли.

— Ну, Васятка Голицын такую штуку завтра сварганю, что охренеешь! Плакать от радости будешь… Или от ужаса. Короче, посмотрим, как вести себя будешь…

[1] Иблис — в исламской религиозной традиции джин. Изначально, благодаря своему усердию, был приближен к Господу. Позднее из-за своей гордыне был низвергнут с неба и стал предводительствовать дьявольскими существами. Неимоверно сильное магическое существо.

[2] Эни — мама, здесь — свекровь.

Загрузка...