Агент Зигзаг. Подлинная военная история Эдди Чапмена, любовника, предателя, героя и шпиона

10 Выброска

Оккупация Виши стала для Чапмена последней проверкой. После долгих колебаний сотрудники абвера взялись за дело с невиданной скоростью: фон Грёнинг объявил, что Чапмена забросят в Британию в ближайшие дни. Позднее он рапортовал, что Фриц воспринял эту новость «с видимым облегчением». Из Парижа для него прислали подробный список вопросов, по которым он мог собрать в Британии полезную информацию, после чего они еще раз обсудили все детали его предстоящей миссии.

Он десантируется над Мандфордом около двух часов ночи. В то же самое время будет организована бомбардировка «где-нибудь в глубине острова», которая отвлечет внимание ночных истребителей. После приземления ему следует вырыть яму в каком-нибудь незаметном месте и закопать в ней парашют, комбинезон, шлем, десантные ботинки, рейтузы и саперную лопатку. Все эти предметы будут английского производства. Надев гражданскую одежду (после обсуждения от идеи использовать британскую военную форму отказались), он должен спрятаться где-нибудь до рассвета, а затем с помощью компаса и карты преодолеть тридцать с небольшим миль до Норвича, где он сможет сесть в поезд, идущий в Лондон. Оказавшись там, он наладит связь со своим бывшим подельником Джимми Хантом. Свою первую радиограмму он должен отправить через три дня после приземления, между 9.45 и 10.15 утра. Его сигнал будут одновременно ловить Париж, Нант и Бордо. Тут фон Грёнинг заметил, что, если его схватят, из-за характерной для британцев бюрократии, вероятно, пройдет некоторое время прежде, чем разведка начнет использовать его для двойной игры. Если задержка окажется значительной, добавил шеф, он будет подозревать худшее.

Очень важно, чтобы его первая радиограмма, как и все последующие, начиналась с пяти букв F подряд. Это будет контрольный знак, свидетельство того, что он действует по собственной воле. Если пяти F в радиограмме не окажется, фон Грёнинг поймет, что он схвачен и работает под контролем врага. Естественно, если кто-нибудь другой станет выходить на связь вместо Эдди, он не будет знать о контрольном знаке, и фон Грёнинг, опять-таки, сможет понять, что его агент пойман. Если же в начале послания будут стоять пять Р, это станет сигналом опасности, сообщением о том, что Чапмену села на хвост контрразведка либо полиция.

В дальнейшем радиограмм Чапмена будут ждать каждое утро между 9.45 и 10.15. Он будет пользоваться сетевым передатчиком, произведенным в Британии, захваченным у арестованного британского агента. С его помощью можно выходить на связь из помещения, не пользуясь внешней антенной. Вещание происходит на установленной частоте, в случае возникновения проблем используются пять пьезоэлементов для радиоприемника. Радиограммы должны быть на английском языке, ему следует использовать знакомый шифр, но с новым кодовым словом — КОНСТАНТИНОПОЛЬ. Если по каким-либо причинам он не сможет пользоваться рацией, он должен поместить в колонку частных объявлений The Times следующий текст: «Молодой паре требуется коттедж в сельской местности, в окрестностях Эстри или Уотфорда, со всеми удобствами». Затем, используя секретные чернила, он должен послать сообщение по следующему адресу:

Это послание будет получено германским агентом в Лиссабоне и передано фон Грёнингу.

Диверсия на авиастроительном заводе «Де Хавилланд» (кодовое название «Уолтер») была главной целью Чапмена, но не единственной его задачей. Он также должен собирать информацию о передвижении американских войск, особенно морских конвоев, фиксировать сведения о пунктах назначения, обозначенные на товарных вагонах, номера дивизий, сведения о строительстве судов и любую другую военную разведывательную информацию, которую он сможет собрать. Для помощи в организации авианалетов он также должен присылать сводки погоды, включая информацию о высоте облачности, температуре, силе и направлении ветра, видимости. До определенной степени от Чапмена ждали и проявления инициативы. Если завод «Де Хавилланд» окажется неприступным, он мог устроить диверсию на предприятии по производству авиационных двигателей в Уэйбридже, графство Суррей, либо на фабрике по производству резины или на рафинадном заводе, либо просто устраивать «большие неприятности», оставляя взрывчатку, упакованную в «дипломат», в камерах забытых вещей на станциях метро. Фон Грёнинг убеждал: «Не торопись. Обдумывай все очень аккуратно. Если у тебя не получится, не страшно. Не иди на неоправданный риск. Если ты сумеешь вернуться, у нас для тебя еще будут важные задания». Если сочтет нужным, Чапмен мог вербовать в сообщники других членов «банды динамитчиков».

Для платы сообщникам из криминального мира, приобретения взрывчатки и повседневных житейских нужд Чапмен получит тысячу фунтов в использованных банкнотах (эквивалент сегодняшних 33 тысяч фунтов). Этого хватит, «чтобы работа пошла», заявил фон Грёнинг, добавив, что, если ему понадобятся дополнительные средства, их смогут передать через агентов, уже действующих в Британии. Он отказался назвать этих агентов, сказав, что все необходимые контакты ему предоставят по радиосвязи. «Разумеется, там у нас агенты. Они у нас есть, и у нас есть связи, но мы должны быть очень, очень осторожны, мы не можем рисковать». Чапмен задумался, не был ли Войх заблаговременно отправлен в Британию, чтобы ждать его, при необходимости оказать помощь, — или, вполне вероятно, присматривать за ним.

Фон Грёнинг продолжил инструктаж. В день перед намеченным терактом Чапмен должен прислать радиограмму: «Уолтер готов» — и сообщить время предполагаемого взрыва. Самолеты-разведчики отследят, насколько успешно все прошло.

Если Эдди не повезет и он попадет в руки британских секретных служб, заявил фон Грёнинг, он должен «дать как можно меньше информации, предложить свои услуги и попросить отправить его обратно во Францию». Здесь он должен немедленно связаться с абвером, который задействует его как тройного агента, предварительно организовав несколько мелких терактов, чтобы убедить британцев в его добросовестности.

Миссия Чапмена продлится три месяца, после чего он вернется во Францию одним из трех путей: за ним могут прислать подводную лодку, которая подберет его на берегу Англии или Шотландии: точное место встречи можно будет обговорить по радиосвязи; он также может отправиться в Ирландию, где найдутся «разные люди, которые смогут помочь ему вернуться». Третий и, по мнению фон Грёнинга, наилучший путь лежал через нейтральную Португалию. Добравшись до Лиссабона, он должен отправиться на конспиративную квартиру на улице Сан-Мамеди, представиться сеньору Фонсеке как Фриц и назвать пароль «красавчик Альбер». После этого Чапмена безопасно вывезут из страны при помощи германского консульства. Во Франции его встретят как героя, не забыв вручить оговоренную сумму.

Фон Грёнинг нарисовал соблазнительную картину финансовых и иных благ, которыми осыплет Чапмена благодарный Третий рейх. Сделав доклад в Берлин, он сможет отправиться на длительные «каникулы», в ходе которых посетит все главные города Германии. Быть может, его попросят поехать с важной миссией в США, но могут послать и в любое другое место, которое он выберет, или даже дать ему в подчинение собственное подразделение абвера. Как-то раз Эдди упомянул, что хотел бы посетить один из грандиозных берлинских митингов, где Гитлер выступает перед восторженной толпой. Фон Грёнинг заявил, что предоставит ему такую возможность. Он даже пообещал сделать большее: организовать для него хорошее место «в первом или втором ряду», даже если для этого его придется переодеть в нацистского бонзу. Фон Грёнинг никогда не испытывал особого энтузиазма по поводу Гитлера, однако ему, казалось, доставляла удовольствие идея протащить Чапмена на нацистский митинг, посадив своего шпиона как можно ближе к фюреру.

Эдди решил, что настал подходящий момент, дабы еще раз поднять вопрос о Фарамусе, томящемся в Роменвиле. Голос фон Грёнинга звучал успокаивающе: «Не волнуйся, мы пошлем ему посылку. Сам я о нем ничего не знаю, но я выясню этот вопрос и поинтересуюсь, что с ним происходит, — о нем позаботятся».

Если Чапмена это успокоило, то зря — бедного Фарамуса к тому времени уже поглотил кошмар Холокоста. Перестав быть заложником, гарантирующим послушание Чапмена, он превратился в песчинку в жерновах смертельной бюрократии. Эдди верил, что судьба его друга по-прежнему в его руках, однако, даже если бы он провалился или изменил, никто не подумал бы мстить Тони Фарамусу. Он и так уже был обречен на смерть. В то время как Чапмен паковал багаж в Нанте, его друга в вагоне для скота везли в концентрационный лагерь Бухенвальд.

Фарамуса выдернули из камеры в Роменвиле без объяснений и вывезли в перевалочный лагерь в Компьене. Затем его и еще 120 заключенных загрузили в вагон для скота, рассчитанный на восемь животных. Смерть наступала медленно — от удушья, дизентерии, жажды. Пару дней спустя «трудно было отличить живых от мертвых, столь мала была разница между ними». Живые стояли плечом к плечу с покойниками, которым просто некуда было падать. Через несколько дней после отправки из Компьеня поезд смерти прибыл в Бухенвальд, городок неподалеку от Веймара. Из 120 человек, задыхавшихся в поезде, 65 были еще живы — едва живы. Среди выживших был и юный Тони Фарамус, у которого, пока его вели в рабство, вертелась только одна мысль: «Трудно поверить, что подобная кровавая бойня организована руками человека».

12 декабря 1942 года фон Грёнинг устроил на вилле Бретоньер прощальную вечеринку. Был зарезан и пожарен гусь, тост за тостом поднимались за успех Чапмена, Фрица, Маленького Фрица. Все пели «Лили Марлен». Фон Грёнинг, выпивший слишком много даже по своим меркам, был взволнован: «Если ты сделаешь это для нас, тебе больше не о чем будет беспокоиться. Когда ты вернешься, твое будущее будет обеспечено. Не переживай, все будет хорошо. Я выпью с тобой еще одну бутылку шампанского».

Преториус отвел Чапмена в сторону. Он явно чувствовал себя неуютно, волнуясь и дергаясь больше обычного. Он шепнул Чапмену: «Мне надо кое-что сделать, кое-что не слишком приятное, но мы делаем это для каждого агента, — просто формальность, надеюсь, ты не обидишься».

— И что же это?

Преториус объяснил: перед отправкой в Британию Чапмену предстоит пройти тщательный обыск на предмет обнаружения этикеток, чеков, билетов или других предметов из Франции или Германии, по которым в нем можно было бы опознать шпиона, заброшенного с оккупированной территории. Чапмен не должен был отправляться, «имея при себе что-либо, что может быть опознано как исходящее от нас».

— Ты не возражаешь? — спросил Преториус.

— Конечно нет.

И не думавший возражать, Чапмен был благодарен Томасу за нечаянное предупреждение. Когда все, шатаясь, отправились спать, он извлек из багажа все свои записи — радиочастоты, формулы, коды и имена — и сжег каждый клочок.

Утром Чапмена посетил врач, проведя полный осмотр, после чего в присутствии Преториуса и фон Грёнинга он упаковал в брезентовый рюкзак британского производства все, что может понадобиться шпиону на вражеской территории, а также многое из того, в чем он никогда не испытает нужды:

1 саперную лопатку;

1 рацию;

1 пистолет системы Кольта, заряженный, с запасным магазином;

2 носовых платка;

12 детонаторов, тщательно упакованных в опилки на случай жесткого приземления;

шоколад;

виноградное желе;

1 шляпу;

1 бритву;

1 компас;

1 спичечный коробок со «спичками» для секретного письма;

1 пару очков с простыми стеклами;

2 чистые рубашки;

1 британскую армейскую карту;

1 удостоверение личности на имя Джорджа Кларка из Хаммерсмита;

1 удостоверение личности на имя Моргана О'Брайена, электротехника из Дублина.

Ирландское удостоверение личности, сделанное для Чапмена нацистскими специалистами, одно из двух, которые были с Эдди во время первой высадки в 1942 г. На сделанной в студии в Нанте фотографии Чапмен предстает в типичном для него образе кинозвезды.

Каждый из предметов был британского производства либо казался таковым. Даже в его бумажнике была набита всякая мелочь, собранная у убитых в Дьепе: два билета на судно (места на палубе), один билет в гольф-клуб «Торкуэй», счет из хостела Организации молодых христиан, семейные фотографии, о лицах на которых Чапмен ничего не знал. Здесь же была любовная записка Бетти на бланке отеля «Роял Яхт», помявшаяся и истертая, — единственная подлинная вещь среди подделок.

Со странным выражением лица фон Грёнинг передал Чапмену коричневую пилюлю в маленьком целлофановом пакете, объяснив, что Чапмен может проглотить ее, «если возникнут проблемы». Он не стал распространяться, о каких «проблемах» идет речь. Оба знали, что случается с пойманными немецкими шпионами; что сделают с агентом, являющимся к тому же британским гражданином, не было нужды уточнять.

Чапмен попрощался с товарищами, с поросенком Бобби и с виллой Бретоньер — единственным, по его ощущению, домом, который был у него за последние десять лет. Он нашел здесь «настоящее товарищество», хотя и омраченное несколькими крайне неприятными типами. Перед отъездом он передал Преториусу 500 франков, попросив купить ребятам выпивку.

На эту ночь Чапмен, фон Грёнинг и Преториус остановились в парижском отеле «Амбассадор». Утром Преториус, как и обещал, обыскал Эдди, после чего передал ему брезентовую сумку, оклеенную непромокаемой тканью: в ней было 990 фунтов в бывших в употреблении купюрах различного достоинства. Если бы Чапмен заглянул внутрь, он увидел бы, что пачки денег скреплены бумажными полосками со штампом «Рейхсбанк, Берлин» и карандашной надписью «Англия» на каждой. По невероятному недомыслию абвер снабдил Чапмена сумкой наличных, безошибочно изобличавшей в нем немецкого шпиона. Проверив каждый дюйм его одежды на предмет опознавательных знаков, Преториус вручил Чапмену смертный приговор в виде потертых купюр.

На летном поле аэродрома Ле-Бурже их ожидал полковник люфтваффе, которого Чапмен помнил по своим парашютным занятиям. Полковник, похоже, знал о миссии Чапмена, поскольку принялся обсуждать с ним достоинства бомбардировщиков «москито» и то, насколько важно остановить их производство. «У вас отличные планы», — добавил он.

Полковник представил ему пилота, высокого молодого блондина с Железным крестом, показавшегося Чапмену «невероятно застенчивым». Тот провел его через бетонную площадку перед ангарами к лоснящемуся черному самолету 25 футов длиной, снабженному парой двигателей и двумя пулеметами. Это был, как с гордостью пояснил пилот, «фокке-вульф» последней модели, специально приспособленный для десантирования. Из нижней части корпуса была вырезана квадратная секция, вместо которой была установлена деревянная панель, плотно обернутая упаковочным материалом: стоило потянуть за ручку, и она тут же отлетала. В Британию Чапмена должен был доставить экипаж из трех человек: молодой пилот лейтенант Фриц Шлихтинг, обер-лейтенант Карл Ишингер, штурман и командир, и еще один унтер-офицер — стрелок-радист. В пути они могли общаться с помощью внутренней связи «голосового типа». Эдди заметил, что пилот умышленно встал напротив панели управления, чтобы лишить пассажира возможности разглядеть ее.

В небольшом домике Чапмен натянул летный комбинезон поверх гражданской одежды — старого костюма, который он взял с собой на остров Джерси много, много лет назад. Застегнув кнопки комбинезона, затянув ремни наколенников и зашнуровав десантные ботинки, Чапмен заметил, что у него дрожат руки.

Вылет задерживался в ожидании сообщения о погоде в Британии. Эдди курил сигарету за сигаретой. Чтобы завязать разговор, он поинтересовался, каковы их шансы быть сбитыми зенитным огнем или ночными истребителями. Молодой пилот, засмеявшись, ответил, что они всегда могут «избежать нападения», используя специальный прибор, меняющий направление звука: тогда на земле будут думать, что они находятся как минимум в километре позади своего истинного местоположения. Чапмен отметил, что ни на одном из членов экипажа нет парашютов, и ему стало немного спокойнее.

Около одиннадцати утра пилот кивком позвал Чапмена к самолету. Пока он шагал по бетонной площадке, фон Грёнинг и полковник люфтваффе шагали рядом с ним. Эдди шел медленно: ему мешали наколенники и десантные ботинки, парашют и увесистый вещмешок, притороченный на спине. Он пожал руку своему другу, истинного имени которого он не знал, но который обещал после первой же радиограммы от Фрица откупорить бутылку шампанского на вилле Бретоньер. «Мы будем ждать, полковник и я, — проговорил фон Грёнинг. — Мы обязательно будем ждать».

Чапмен протиснулся через люк в кабину. Пилот сообщил, что ему следует встать на колени над люком для выброски, лицом к хвосту машины. Стрелок занял свое место в хвосте самолета. Штурман влез вслед за ним.

В 23.25 «фокке-вульф» поднялся с летного поля Ле-Бурже и взмыл в темноту. Единственным освещением в кабине служил маленький ручной фонарь, который держал радист.

Пока самолет разворачивался, ложась на курс, Чапмен наблюдал за множеством маленьких огоньков вдалеке. Они поднялись выше. Чапмену казалось, что он может различить запах моря. В кабине вдруг стало очень холодно: жалкая струйка теплого воздуха от обогревателя не спасала. Радист жестом показал Чапмену, что следует надеть кислородную маску. Время от времени штурман царапал что-то на маленьких клочках бумаги и передавал их пилоту. Чапмен пробовал лечь лицом вниз, но рюкзак, всей массой давивший на него, мешал дышать. Стоя на коленях, он не мог ни повернуться, ни выпрямить спину. Тело Чапмена начинало сводить судорогой. Вдруг что-то теплое пробежало по щеке, щекоча кожу. Он закрепил маску недостаточно плотно, и теперь кровь шла носом. Когда они пересекли береговую линию Британии севернее Скегнесса, он заметил, как прожекторы взрезают небо лучами. Самолет стал падать, двигатели протестующе завыли, — но тут машина взмыла вновь. Над болотами Кембриджшира самолет выписал в небе странную восьмерку. Эдди затянул потуже ремни шлема и прикрепил шнур парашюта к штанге над головой. Экипаж выглядел невозмутимым: «Казалось, летчики не чувствуют ни страха, ни нервного напряжения — они смеялись и шутили», как будто на увеселительной прогулке. Чапмен почувствовал, как пилот похлопал его по плечу: он сорвал кислородную маску, встал на колени и потянул ручку на себя. Дверца люка вылетела в темноту, он шагнул вслед за ней, — но вместо того, чтобы начать падение, повис головой вниз под днищем самолета.

Мощный поток воздуха не давал дышать. Его огромный рюкзак застрял в люке. Так он беспомощно болтался, казалось, целую вечность, — хотя в действительности прошло не более десяти секунд. Затем он почувствовал удар по пояснице — это был ботинок радиста — и кувырком полетел вниз. Громкий треск, рывок, — и купол парашюта послушно раскрылся над головой. Вдруг наступила удивительная тишина. Кровь каплями стекала с подбородка. Вдали в темном небе метались, скрещиваясь, подобно мечам, лучи прожекторов. Внизу завыла сирена, оповещая об отбое воздушной тревоги. На какой-то момент он подумал, что там, возможно, не Англия, а Франция. Быть может, это очередная проверка фон Грёнинга? Двенадцать минут он падал в темноту тихой, безветренной ночи, направляясь в сгущавшийся внизу мрак, — по крайней мере в 20 милях от того места, где должен был приземлиться.