Агент Зигзаг. Подлинная военная история Эдди Чапмена, любовника, предателя, героя и шпиона

11 Беспокойная ночь Марты

Ночью, в 1.48 16 декабря, сержант полиции Литтлпорта Джозеф Вейл услышал над западной частью города звук, издаваемый двигателями двух самолетов либо одной машиной с двумя мощными моторами. Во все отделения полиции в округе тут же полетело предупреждение: «Следует внимательно наблюдать за районом Висбек-Даунхем-Маркет-Эли, поскольку там был замечен самолет, направлявшийся от побережья Линкольншира. Возможно, это „Ночной колпак“, появившийся в районе, отличном от ожидаемого». Еще один звонок был сделан в Уайтхолл, а следующий — домой майору Тару Робертсону, который тут же вскочил с постели и натянул свои клетчатые штаны. К этому моменту ноги Эдди Чапмена еще даже не коснулись британской земли.

Операция «Ночной колпак» — такое кодовое имя присвоили в МИ-5 ловушке для Фрица. Еще в октябре была перехвачена радиограмма, гласящая, что «Фриц скоро отправится на каникулы», и трем связным офицерам службы безопасности в трех разных районах страны было отправлено сообщение, предписывающее ожидать прибытия вражеского агента:

Много месяцев британские радиоперехватчики отслеживали каждую точку и тире в сообщениях Фрица, пока им не стало казаться, что они знают его не хуже лучшего друга. Из «наиболее секретных источников» контрразведчики поняли в общих чертах, какая миссия предстоит Фрицу, хотя и не догадывались о планируемом взрыве на заводе компании «Де Хавилланд», выпускающем «москито». Судя по радиосообщениям, можно было предполагать высадку агента в одном из трех районов: Мандфорд, Северный Норфолк и Кембрийские горы, причем последний вариант был наиболее вероятным. Робертсон даже раскопал настоящую фамилию Фрица, но поначалу это лишь сбило МИ-5 со следа: ее сотрудники без толку потратили несколько дней, добывая информацию о совершенно невинном Роберте Уилльяме Чапмене, солдате, пропавшем без вести в Северной Африке: контрразведчики предполагали, что, попав в плен, он был завербован абвером.

Сотрудники В1А в подробностях знали о лечении зубов Фрица, знали имена, указанные в его поддельных удостоверениях личности, представляли даже примерную длину его волос, поскольку «наиболее секретные источники» доложили: «Для разведки может представлять интерес тот факт, что сегодня, в 13.00 по Гринвичу, Фриц открытым текстом сообщил, что „не может утром следовать своему обычному графику, поскольку собирается постричься“». Они знали, что Фриц пользуется паролем «красавчик Альбер», знали цвет его ботинок и даже то, что он держит при себе яд.

Однако МИ-5 знала также, что шансы поймать Фрица, даже со всей информацией из «наиболее секретных источников», исчезающе малы.

В «Подразделении В» — отделе МИ-5, занимающемся контрразведкой, — много спорили о том, как лучше заманить Фрица в ловушку. Тотальная полицейская облава с постами на дорогах и повальными обысками в домах была признана негодной идеей, поскольку предполагала «множество утечек и последующий шум в прессе». Если вражеский агент сообщит об облаве, немцы могут сообразить, что их радиосообщения перехватывались, — а «наиболее секретные источники» следовало защищать любой ценой. Можно было также организовать «летучий отряд» из числа служащих подразделений военной полиции, приданных армейской контрразведке, — их можно было практически мгновенно перебросить в зону высадки. Однако и от этой идеи отказались, поскольку она могла «создать проблемы с местной полицией, к тому же имела немного шансов на успех».

В конце концов решено было создать целый ряд ловушек в надежде, что хотя бы одна из них сработает. Как только «наиболее секретные источники» получат сообщение об отправке Фрица, начнется операция «Ночной колпак»: Дик Уайт получит сообщение на свой личный телефонный номер в Лондоне, связные офицеры в нужных районах и командование истребительной авиации будут подняты по тревоге. Офицер разведки, прикомандированный к командованию истребительной авиации, будет отслеживать все самолеты, появляющиеся над территорией Англии, и, если какая-то вражеская машина проследует в один из трех районов ожидаемой высадки, он тут же проинформирует ночного дежурного офицера МИ-5, который, в свою очередь, свяжется с начальником окружной полиции и даст ему указание тщательно следить за местностью, соблюдая осторожность. Если самолет будет сбит, выбросившегося парашютиста можно поймать у места приземления. Однако, если он сумеет сесть незамеченным, полицейским следует прочесать гостиницы и пансионы. Всех участников операции «Ночной колпак» строго предупредили: «Что бы вы ни делали, вы должны жестко довести до сведения всех ваших сотрудников, что работать следует со всей возможной осторожностью… общественность не должна узнать, что мы ищем вражеского агента-парашютиста». Если кого-то из полицейских спросят, почему они заглядывают под каждое дерево и под каждый куст, они должны «сообщить, что ищут дезертира».

Несмотря на столь тщательные приготовления, в МИ-5 понимали, что в раскинутой сети полно дыр. Это был хорошо обученный агент, «подготовленный диверсант… прекрасно умеющий работать с рацией». Будучи англичанином, Фриц обладает лучшими возможностями для маскировки, которыми только может обладать шпион. Его должны были забросить в один из отдаленных, слабонаселенных районов, каждый — до 12 миль в диаметре. У него есть деньги, оружие, и, если верить «наиболее информированным источникам», он не обделен смекалкой. МИ-5 смотрела на вещи трезво: «Мы понимаем, что наши шансы на успех не более 40 процентов, если этот человек не будет делать глупости и хорошо сыграет свою роль».

Командование истребительной авиации засекло «фокке-вульф», и шесть машин 12-й истребительной эскадрильи ушли в погоню. Один из них смог подойти к цели на расстояние атаки, однако «оружие самолета вышло из строя по неизвестной причине». «Фокке-вульф» ушел от погони, и лишь благодаря бдительности сержанта Вейла операция «Ночной колпак» все же состоялась. Поскольку Чапмен потратил несколько решающих мгновений, пытаясь выбраться из самолета, летящего со скоростью 350 миль в час, он приземлился далеко в стороне от предполагаемого места высадки. В конечном итоге именно Эдди Чапмен обеспечил поимку Агента X.

Марта Конвайн не могла заснуть. Ее разбудил самолет, громко гудевший в небе: лежа в постели, она размышляла, была ли машина немецкой. Только она начала задремывать, как ее вновь разбудили — на сей раз сирена отбоя воздушной тревоги. Ее муж Джордж, десятник на ферме Эйпс-Холл, разумеется, храпел вовсю: Джордж мог проспать битву за Британию, чем в последнее время и занимался. Наконец Марта все же задремала, — и тут раздался громкий стук в дверь.

Марта потрясла Джорджа за плечо, накинула халат и высунулась в окно, вглядываясь в темноту:

— Кто здесь?

— Британский пилот, попал в аварию, — был ответ.

Было 3.30 утра. Последние несколько часов Чапмен бродил в темноте вокруг мокрых огородов с растущим на них сельдереем, все еще ошеломленный, так и не пришедший в себя после висения под днищем самолета, идущего на огромной скорости. Во время посадки он чуть не свалился на пустой амбар и, кажется, потерял карту. В конце концов он наткнулся на каменное здание фермы, построенное в XVIII веке, и посветил фонариком сквозь стекло в двери. На столе в прихожей лежала английская телефонная книга; он испытал облегчение, поскольку это означало, что липкая грязь, которую он месил ботинками уже час, была британской, а не французской.

Пока сонный Джордж зажигал свет, миссис Конвайн спустилась вниз и отперла дверь. Человек, стоявший в дверях, казалось, только что вылез из трясины. Марта «заметила у него на лице кровь». Человек был одет в костюм. В военное время осторожность не мешает, поэтому Марта спросила, где его самолет. Он махнул рукой куда-то вдаль.

— Там, за полями, — ответил он, пробормотав, что спустился на землю с парашютом.

— Кажется, я слышала немецкий самолет, — сказала Марта.

— Да, он был прикрытием для наших машин. — Ответ был очевидным абсурдом.

Он и вправду почти ничего не соображал — до того момента, как очутился на кухне, возле плиты, с чашкой чаю в руках. Он попросил разрешения воспользоваться телефоном, и Джордж, полицейский-доброволец, по его просьбе набрал номер полиции в Эли. Мужчина что-то тихо говорил в микрофон, однако Марте удалось явственно расслышать, что он упомянул, будто «только что прибыл из Франции». Это все было ужасно интригующе.

Когда сержанты Вейл и Хатчингс на полицейской машине подъехали к дому, было 4.30 утра. Парашютист выпил уже три чашки чаю, съел четыре ломтика тостов и выглядел гораздо лучше, даже, пожалуй, довольным.

Конвайн проводил полицейских в гостиную, где незнакомец беседовал с Мартой. «Он пожал нам руки, при этом казался взволнованным, но явно был рад встрече с нами», — докладывал позже Вейл. Мужчина тут же извлек из кармана пистолет со словами: «Думаю, это первое, что вам от меня нужно». Он разрядил оружие и передал его Вейлу вместе с запасным магазином.

Когда Вейл поинтересовался, откуда тот прибыл, незнакомец ответил: «Из Франции. Я хочу связаться с британской разведкой. Боюсь, вам я могу рассказать немного».

Объемистый мешок, обшитый дерюгой, лежал на стульях в гостиной. Мужчина сообщил, что в нем «радиопередатчик, шоколад и рубашки». Когда Вейл поинтересовался, есть ли у него с собой деньги, тот, сняв рубашку, продемонстрировал «небольшой пакет, привязанный к спине между лопаток», затем снял его и передал полицейским. Внутри пораженный офицер увидел стопки банкнот. Мужчина также показал бумажник с удостоверением личности на имя Джона Кларка. «Это ваше настоящее имя?» — спросил Вейл. Парашютист «покачал головой и улыбнулся».

Когда констебли отправились на поиски парашюта, незнакомец вдруг стал «чрезвычайно разговорчив», хвастаясь знакомством с высшими германскими офицерами и заявив, вне всякой связи с темой разговора, что единственный путь к завоеванию Европы — из Африки через Италию. Вейл подумал, что тот все еще «ошеломлен» после прыжка. От мужчины слегка пахло сельдереем.

Экзотический гость и его эскорт уехали на полицейской машине. Джордж заявил, что отправляется обратно в постель, — ведь завтра ему еще работать. А Марта сидела в кухне до рассвета, думая о странных событиях последних нескольких часов. Позднее, тем же утром, протирая пыль, она обнаружила за диваном британскую военную карту, должно быть, выпавшую из кармана незнакомца. Разложив ее на кухонном столе, она увидела, что Мандфорд обведен красным карандашом. Этот мужчина был «очень любезным», подумала Марта и — если смыть с него кровь и грязь — похоже, очень симпатичным. Ей не терпелось рассказать о нем соседям, но она знала, что не должна этого делать. Сержант Вейл предупредил, чтобы они никому ни слова не говорили о происшедшем, — и это тоже было ужасно волнующе.

В местном полицейском отделении Чапмена раздели, тщательно обыскали, дали новую одежду и препроводили к заместителю начальника полиции, который дружески пожал ему руку. Чапмен чувствовал себя не в своей тарелке: он не любил находиться в полиции и не привык говорить фараонам правду. Его ответы были уклончивы.

— Имя?

— Пока сойдет Джордж Кларк.

— Занятие или профессия?

— Запишите — «человек свободных занятий».

Шеф полиции поднял мешок с рацией.

— Его может открыть только сотрудник разведки, — резко сказал Чапмен.

За отворотом рукава у него нашли коричневую пилюлю. Может быть, у него есть еще?..

— Надо было искать тщательнее.

Чапмен рассказал отредактированную версию своей истории, начавшейся на острове Джерси и закончившейся «ужасным опытом» зависания вверх тормашками под днищем немецкого самолета.

Зачем он отправился на Нормандские острова?

— Отдохнуть.

За что он попал в Роменвиль?

— По политическим мотивам.

Затем он замолчал.

— У меня был трудный день, — заявил он. — Мне необходимо переговорить с представителями британской секретной службы, у меня есть для них очень интересная история.

Эдди Чапмен, 16 декабря 1942 г. Фотография сделана в «лагере 020», центре дознаний МИ-5 во время войны, через несколько часов после приземления Чапмена с парашютом в Кембриджшире.

Секретной службе тоже не терпелось послушать историю Фрица. Двое в гражданском прибыли на «воронке». Все бумаги были подписаны, и Чапмена по утренней дороге отвезли в Лондон, в помещение Королевской патриотической школы в Уондсворте, где его формально взяли под стражу в соответствии со статьей 1А Приказа о прибывших с вражеской территории. Затем его вновь посадили в машину. Он не знал, куда его везут, и его это едва ли волновало. Возбуждение, страх и усталость предыдущих двадцати четырех часов измучили его. Он практически не замечал улиц воюющего города, на которых были уложены мешки с песком. Через полчаса автомобиль заехал через ворота во двор, окруженный высоким деревянным забором с двумя рядами колючей проволоки, и остановился перед огромным уродливым особняком в викторианском стиле.

Двое мужчин в спортивных туфлях провели Чапмена в подвальную комнату, где стояла скамья с двумя одеялами, и заперли его там. Затем дверь открыл человек в монокле, оглядел его ястребиным взглядом и молча ушел. Его вновь раздели, приказав надеть тюремные фланелевые брюки и робу с шестидюймовым белым ромбом на спине. Появился врач, приказал ему открыть рот. Несколько минут он простукивал Чапмену зубы, особенно те, на которых была заметна недавняя работа дантиста. Затем он прослушал сердце и легкие Чапмена и объявил, что тот находится в прекрасной форме, хотя «морально и физически измотан». Следующим пришел человек с фотоаппаратом, сделавший снимки анфас и в профиль.

Чапмен с трудом держал голову. Последним усилием он посмотрел в объектив. Его лицо на снимке искажено усталостью и стрессом, в спутанных волосах запеклась грязь, а на усах заметны следы крови. Но есть в этом лице кое-что еще. За полуопущенными веками и отросшей щетиной читается еле заметная улыбка.