Свора сгинула, вернулась туда, откуда и пришла, но погода все еще оставалась пасмурной. Однако, между тучами кое-где уже проглядывало голубое небо, вселяя надежду на солнечный день.
Город только-только просыпался, на улицах еще не было ни суеты, ни оживления, и даже кофейня «Последний белый слон», наверное, еще не распахнула двери для любителей утреннего кофе.
Ньялсага устало думал, что возвращается прежняя жизнь: можно будет сколько угодно сидеть в кофейне за столом у окна, листать книгу заклинаний, и, никуда не торопясь и ни о чем не беспокоясь, разбирать замысловатые древние заклинания.
Правда, сначала неплохо бы хорошенько отдохнуть.
Старый, обмотанный изолентой, телефон затрезвонил. Звонила Алина.
— Все еще торчу в магазине, — недовольным голосом доложилась она. — И все из-за Явы. Ищет какой-то коньяк, о котором тут никто не слыхивал! Всех замучил! Любого другого продавщицы бы уже давно послали куда подальше, но Ява улыбается, поэтому бедняжки из кожи вон лезут!
— Главное, поесть привезите, — напомнил Ньялсага и прибавил, спохватившись: — И про нашу гостью не забудьте: она, наверное, тоже проголодалась.
— Не забудем, — проворчала Алина. — Что за гостья-то? Говоришь, девушка? Симпатичная?
— Очень. Стройная, черные косы, глаза синие, как васильки, — сообщил Ньялсага и не удержался от улыбки.
— Что, понравилась? Ты не радуйся очень-то, — хмыкнула Алина. — Сейчас приедет Ява и охмурит ее в два счета! В первый раз, что ли?
— Я по другому поводу радуюсь, — ответил Ньялсага, сдвигая в сторону хлам, которым был завален стол. — Это ведь наш последний гость. Вот отправим ее сегодня — и все! Начнется у нас спокойная жизнь.
Он уселся за стол, положил перед собой синий ежедневник.
— Это у вас она начнется, — вздохнула Алина. — А у меня новая учебная четверть на носу. Бахрам в агентстве?
— Здесь. С девушкой разговаривает, — Ньялсага раскрыл ежедневник. — Он ее только что привез, прямо с берега отправился на поиски. Быстро отыскал! Она, бедная, боится всего. Забилась в угол и из комнаты не выходит. Пытался я с ней поговорить, да куда там! Только и удалось выяснить, что она из Горного королевства. К счастью, Бахрам бывал там когда-то: ездил за новобранцами в Легион, немного изъясняется на тамошнем наречии, так что ему и карты в руки: пусть растолкует, что к чему.
Ньялсага перегнулся через стол, пытаясь заглянуть в соседнюю комнату.
— Он возле клуба ее обнаружил? — продолжала Алина. — Просто чудо, что никто из Своры не наткнулся на нее раньше!
— Повезло ей, — согласился Ньялсага, принимаясь шарить в ящике стола в поисках карандаша. Карандашей не было, зато обнаружились мотки веревок, гвозди, походная газовая плитка, закопченный чайник и упаковка сухого горючего.
Он с грохотом задвинул ящик.
— Купи-ка, Алина, по дороге штук десять карандашей, а то заклинания написать нечем!
— Бахрам все выбросил, — наябедничала она. — Сказал, что он не писарь и карандаши ему ни к чему.
— Не писарь, это точно, — хмыкнул Ньялсага, припомнивший, сколько труда пришлось положить на то, чтобы обучить Бахрама грамоте. — Вы там побыстрей, а? Успеть бы перекусить, пока Кемен не заявился. Он медальон привезет.
— Вот уж кого мы коньяком угощать не будем, — сурово заявила Алина. — Этот маньяк собирался отрезать тебе голову!
— Я же сам его об этом попросил.
— Его попросил, а нам ничего не сказал!
Ньялсага усмехнулся.
— Зато какой эффект неожиданности! Видели бы вы свои лица, когда Кемен держал нож у моего горла!
— Ты бы еще Лютера об этом попросил, — буркнула Алина. — Вот кто с огромным удовольствием оттяпал бы тебе башку! Хладнокровная скотина…
— Гинзога сразу поняла, что Кемен шутить не намерен и свое обещание сдержит, — продолжал Ньялсага.
Из трубки донесся вздох.
— Ну, может, ты и прав… он действительно разыграл все, как по нотам. Возможно, я его за это отблагодарю. Угощу чем-нибудь… приготовлю итальянский сандвич с песто и базиликом, например. Это очень изысканно!
— Конечно, приготовь, а то он мало страдал в жизни! — не удержался Ньялсага, повесил трубку при первом же возмущенном восклицании Алины и засмеялся.
Он снова взглянул в открытую дверь, ведущую в соседнюю комнату: Бахрам втолковывал что-то сидевшей на диване девушке, кутавшейся в длинный серый плащ.
— Молодец, — одобрительно пробормотал Ньялсага, снова роясь в столе. — Определенно, имеются у него к розыску большие способности! Правда, отыскивать больше никого не придется. Это хорошо…
Крошечный огрызок карандаша обнаружился в коробке из-под сахара. Ньялсага полистал страницы ежедневника, рассеянно постукивая карандашом по столу. Больше всего хотелось сейчас посидеть в уютной тишине кофейни «Последний белый слон», тишине, наполненной, тем не менее, привычными приятными звуками: шорохом мелкого дождя за окном, жужжания кофеварки, позвякиванием чашек и шелеста свежих газет. Осознать, что все плохое закончилось, выпить кофе, который прогнал бы усталость, подумать о новой жизни, что начнется с этого утра.
Но сначала нужно было покончить с делами и Ньялсага, тяжело вздохнув, приступил к составлению заклинания для пятиклассника Соловьева.
…Бахрам посмотрел на девушку, сидевшую на самом краешке дивана и поскреб пятерней в затылке. Ох, и тяжкое это дело: утешать рыдающих девиц!
— Ты это… не бойся, — выдавил он, наконец. — Никто тебя здесь не обидит. И это… скоро обратно вернешься. Домой, то есть!
Девушка недоверчиво посмотрела на Бахрама.
— Правда? Клянешься?
— Ну… — он покопался в памяти, безуспешно стараясь вспомнить имя девушки, потом с досадой махнул рукой. — Клянусь, ага.
— Но как?
Бахрам прошелся по комнате, попинал туго набитый рюкзак, валяющийся возле стены, остановился напротив сейфа, украшенного красочным плакатом пейнтбольного клуба «Легион». Забыв о девушке, Бахрам уставился на плакат так пристально, будто хотел разглядеть сквозь него содержимое сейфа.
— Как?
— Святые ежики, говорил уже!
— Ваш заклинатель? А ему это под силу? Или у вас здесь имеются и другие маги?
— Не имеются, — пробурчал Бахрам. Он оторвал взгляд от плаката и подошел к столу, заваленному всякой всячиной. — Он такой один.
Голос девушки звучал недоверчиво.
— На все королевство один-единственный заклинатель? — уточнила она.
— Он могущественен? Влиятелен, силен?
— А? Что? Кто?
Говорила она так тихо, что Бахрам с трудом расслышал слова.
— А… Ньялсага… могущественен, конечно. Передохнет только чуток, силы магические восстановит. Ежик всемогущий, нелегкое времечко у нас было…
Он умолк, перекладывая с места на место потрепанные журналы и папки с документами клуба. Какие-то нелегкие думы терзали Бахрама. Он то хмурил лоб, то сдвигал светлые брови, то — неслыханное дело! — принимался наводить порядок на столе, машинально раскладывая рекламные листовки клуба по пустым коробкам из-под пиццы. Он погрузился в пучины раздумий так глубоко, что не заметил, как гостья поднялась с дивана и приблизилась к столу.
Почувствовав легкое прикосновение, Бахрам вздрогнул и обернулся.
— Я спрашивала: ваш заклинатель властвует над остальными людьми?
— Святые ежики! Ты это… ты так не подкрадывайся! Был у в Легионе один гоблин, так от как-то раз от неожиданности…
Он уже приготовился поведать кое-что интересное, но вовремя спохватился и умолк.
— Ну, девушкам это неинтересно будет, — Бахрам кашлянул в кулак.
— Властвует? Нет, не хочет он властвовать. Люди и не догадываются, что он — заклинатель.
Внезапно он оживился.
— Слушай… как тебя? Я что спросить хочу: в ваших краях про Черный Легион ничего не слышно? А? Может, снова за новобранцами приезжали? И если приезжал, то кто? Эх, узнать бы, кто из старых служак остался! А то, может, война, где идет?! Где война, там и наш Легион…
Девушка отрицательно качнула головой. Высокий гребень в черных волосах блеснул тусклым золотом.
— Давно уж ничего не слышно о Черном легионе.
Бахрам разочарованно крякнул.
— Вон оно как! Не слышно, значит? Досадно!
Девушка вернулась к дивану. Присев на краешек и сложив руки на коленях, она робко осматривалась. Взгляд скользил по окну, забранному решеткой, по сгиллам, нарисованным над дверьми, по стальной решетчатой двери, отделяющей половину комнаты.
Бахрам же, потеряв к гостье всякий интерес, умолк и принялся медленно бродить по комнате. Он то хлопал ладонью по шкафу, набитому оружием, то поглядывал на плакат клуба «Легион», то принимался рассматривать висевшие на стенах карты грядущих пейнтбольных сражений так пристально, словно видел их в последний раз.
Не сразу он расслышал тихий голос девушки.
— Чего? — спохватился Бахрам, вспомнив, что Ньялсага наказал ему объяснить гостье все то, что обычно они объясняли попаданцам.
— Я говорю: он — заклинатель, а вы?
Бахрам взял коробку с пейнтбольными шариками, заполненными красной краской, покрутил в руках, вздохнул и положил на место.
— А мы — обычные люди.
— Ты говорил: вы бессмертны?
— Святые ежики, так! Мы обычные бессмертные люди. А чары, заклинания и прочая петрушка — это все по части Ньялсаги. Он и ауры видит, такой уж у него дар!
В синих глазах девушки мелькнул интерес.
— «Ауры»? Что это такое?
— Это… ну… как бы тебе объяснить? Вокруг каждого человека магическое сияние имеется. Обычным людям его видеть не дано, а Ньялсага — видит!
— Как же он это видит?
— Прикоснется к человеку — и готово! Все про него известно становится, — пояснил Барам, перебирая старые пейнтбольные журналы. — Любой, как на ладони. Наведывался к нам как-то один оборотень, — Бахрам хмыкнул. — В человеческом обличье пребывал, да только Ньялсагу не проведешь. Он с ним за руку поздоровался и по ауре сразу догадался, что перед ним — не человек! У нелюдей аура особенная, — пояснил он. — Ньялсага говорит, их как бы дымка серебристая окутывает. А у людей ауры обычные, цветные. Синяя там или желтая, у кого как…
Девушка бросила взгляд в сторону соседней комнаты.
— Значит, чтобы распознать сущность, вашему заклинателю нужно коснуться человека?
— Точно!
— Необычный дар, — пробормотал девушка так тихо, что Бахрам не расслышал.
Во дворе послышался шум мотора. Бахрам подошел к окну.
Раньше ему доставляло почти детское удовольствие прочесывать двор бдительным взглядом, как бы ожидая за собой слежки каких-то неведомых спецслужб, но сегодня он лишь мельком взглянул на белый пикап.
— Кемен приехал… медальон, небось, привез!
Хлопнула входная дверь, раздались голоса.
— Кто этот человек? — понизив голос, спросила девушка и кивнула на дверь. — Тот, с кем разговаривает сейчас заклинатель… кто это? Высокий, светловолосый, глаза колючие, недоверчивые…
Она опасливо поежилась.
— Кемен, — Бахрам шумно вздохнул. Ему порядком надоело отвечать на вопросы, но он снова вспомнил наставления Ньялсаги и подавил очередной вздох.
— Потомственный, можно сказать, охотник, — добросовестно принялся он втолковывать. — У него на всякую нечисть прямо-таки нюх. От него не скроешься!
Девушка пристально смотрела на Кемена.
— Ты это… не бойся его, — с досадой забубнил Бахрам, заметив, что она насторожилась. — Он сам по себе, а мы — сами по себе!
Бахрам встал напротив открытых дверей, заложил большие пальцы за ремень и в раздумье покачался с носков на пятки. Не мастак он девиц утешать, нечего и пытаться! Пусть Ява этим занимается. Небось, с ним бы она слезы не лила! Или вот Кемен… и как ему удается одним своим появлением пугать незваных гостей до смерти? При нем они не то, что плакать, дышать боятся!
Бахрам на мгновение ощутил что-то вроде легкой зависти к потомку Хэрвелла.
— На кого же он охотится, если здесь у вас только люди живут? — робко поинтересовалась девушка.
Бахрам глянул в окно: не видно ли Явы. Его не было, значит, придется и дальше отдуваться самому. Святые ежики, за что все это?!
— На тех, кто сюда попадает, — выдавил Бахрам и заметив тень, мелькнувшую в глазах девушки, добавил: — Уговор у нас с ним…
Бахрам вкратце изложил суть договора и, не удержавшись, прибавил:
— Мы с ним поначалу даже повоевали малость, с Кеменом, то есть, — в его голосе явно слышалась легкая грусть по старым добрым временам. — Эх, вспомнить приятно! У нас полномасштабные боевые действия шли!
Он тепло улыбнулся воспоминаниям, но тут же погрустнел:
— А потом пришлось нам все-таки перемирие заключать, договариваться… Ньялсага говорит: худой мир лучше доброй войны.
Бахрам пожал могучими плечами.
— А я так думаю наоборот: хорошая война всегда лучше худого мира!
А теперь никакой войны, конечно, не дождешься… нечего и мечтать!
Ему хотелось поделиться с девушкой своими соображениями относительно военных действий, но вряд ли она так хорошо разбиралась в тактике и стратегии. Эх, и почему никогда не заносило сюда самого завалящегося военачальника? Вот поговорили бы, отвели душу!
Он посмотрел на девушку: она не сводила глаз с Кемена.
— Да не бойся ты! Ты — человек, а Ньялсага никогда не позволит Кемену уничтожить человека!
— И он послушается?
— Святые ежики, еще бы! — самодовольно заявил Бахрам. — Кемен вашего брата терпеть не может, была б его воля, он бы их всех…
Бахрам состроил зверскую физиономию.
— Но договор есть договор и он его соблюдает. Но, конечно, если гость здесь кого-нибудь убил, то уж тут мы, как говорится, умываем руки…
Девушка непонимающе посмотрела на него.
— Как это?
— Бывает иной раз, что попадет сюда кто-нибудь… оборотень там или гоблин… да прикончит здесь кого-нибудь из людей, прольет кровь. С перепугу или того… есть захочет, — Бахрам развел руками. — Вот тогда — все. Тех, кто здесь пролил кровь, мы не защищаем. Своими руками, можно сказать, кеменовской банде отдаем!
Ему показалось, что девушка затаила дыхание.
— Но… почему?
— Людей убивать нельзя, — твердо сказал Бахрам. — Убил — значит, смертный приговор себе подписал. Ясно?
Он взглянул на девушку и сделал неуклюжую попытку ободрить ее.
— Тебе-то чего бояться? Ты же здесь никого не убивала, верно?
Девушка взглянула на Бахрама и слегка улыбнулась.
— Верно, — ответила она
…Потомок Хэрвелла появился в агентстве, как и обещал: через час-другой после событий на морском берегу.
Кемен в агентстве никогда прежде не бывал и Ньялсага ожидал расспросов, но тот лишь бросил хмурый взгляд на сгиллы, нарисованные над дверью, на убранство, состоящее из разномастных стульев, столов и еле заметно кивнул.
— Привез амулет, как договаривались, — сказал он и протянул фарфоровый медальон на белой шелковой ленточке. Гинзога, перед тем, как исчезнуть, в ярости швырнула его людям и, если бы Кемен не поймал его на лету, амулет угодил бы прямехонькой в груду дымящегося пепла — все, что осталось от однорукого воина-предателя по имени Харгал.
— Пусть хранится у тебя, так безопасней. Ты бессмертный, к тому же, заклинатель. Сделай так, чтоб закрыть сюда дорогу и Своре и всем остальным!
Ньялсага осторожно взял в руки медальон.
— Сделаю. Гостей из другого мира больше не будет и настанет у нас спокойная мирная жизнь.
Он спрятал амулет в нагрудный карман и взглянул на Кемена.
— Как жить станешь, потомок Хэрвелла? Чем заниматься?
Тот пожал плечами.
— Еще не думал. А вы?
Ньялсага обвел взглядом комнату. Все было знакомым и привычным: сгиллы над дверью, шкаф с заклеенными стеклами, свернутые спальные мешки у стены…
— Помещение переходит в собственность Бахрама, он давно собирался устроить тут что-то вроде штаб-квартиры своего пейнтбольного клуба.
Коль гостей больше не будет, то и агентства «Аргентина» тоже не будет. Через денек-другой все тут переделаем: закрасим сгиллы, уберем решетки, снимем с двери вывеску…
Ньялсага пожал плечами.
— Хотя, что здесь будет — неважно. Главное, нам удалось победить Свору. Честно говоря, не сильно я на это надеялся!
Потомок Хэрвелла кивнул, напряженно раздумывая о чем-то.
— Я тоже. Вот только…
Он запнулся.
— Марк. Не могу в толк взять, как это могло произойти? У него был твой защитный амулет. Кто смог напасть на него?
Ньялсага перевел взгляд в окно. Мысль о погибшем парне тоже не давала ему покоя. Было во всей этой истории что-то странное, чудилась какая-то загадка, которая свербила в мозгу, требуя, чтобы ее разгадали.
— Не знаю, — признался он.
Кемен закусил губу.
— Я не успокоюсь, пока не выясню. Погиб один из наших, и погиб при обстоятельствах более, чем странных!
Он сунул руки в карманы.
— Лютер сейчас поехал туда, к «Химере». Обшарит парковку, может, что и найдет. А ваш гость… ты говорил, это девушка? Она здесь?
Ньялсага кивнул на дверь в соседнюю комнату.
— Здесь. Бахрам обнаружил ее возле клуба.
— Хочу с ней поговорить. Вдруг она что-то видела?
— Попробуй, — пожал плечами Ньялсага. — Только аккуратно: она каждого шороха боится. Сидит в комнате и носа оттуда не кажет.
…Ньялсага поглядывал в открытую дверь соседней комнаты, где беседовал с девушкой Кемен. На его, Ньялсаги, взгляд, беседа больше напоминала допрос, но вмешиваться он не стал, не до того:
в агентстве, шумно пререкаясь, появились Алина и Ява.
Завидев их, Бахрам оживился.
— Пожрать привезли? — нетерпеливо спросил он.
— Если бутерброды из закусочной можно назвать едой, то да, — отозвалась Алина. — Я настаивала на чем-нибудь полезном, но Ява отказался покупать здоровую пищу, — она бросила на стол пакет. — А где девушка? Интересно взглянуть. Она не маг?
Ньялсага, торопливо разворачивая пакет, помотал головой.
— Нет. Ауру я еще не видел, но и так ясно: обычный человек.
— Говоришь, красивая? — заинтересовался Ява. — Блондинка, брюнетка?
— Началось… — проворчала Алина, выкладывая из сумки пачку салфеток и упаковку пластиковых вилок. — Бахрам, ты когда, наконец, приберешься? — она брезгливо отодвинула коробку с остатками засохшей пиццы. — Здесь все-таки не конюшня Черного Легиона. И что это за мешки валяются там, в углу? В поход, что ли, собираешься?
Бахрам повел плечами.
— Вроде того, — уклончиво ответил он, не глядя на друзей. — Слушайте, я тут подумал… кое-что сказать вам хочу…
— Говори, — отозвался Ньялсага, откусывая сразу половину бутерброда.
— Я подумал и решил…
— Генеральная уборка, — перебила Алина. — Вот что мы должны сделать!
— Уборка? На меня не рассчитывайте, — отозвался Ява. — Я лучше чем-нибудь другим развлекусь.
— Наведем здесь порядок, чистоту, цветы поставим…
Ява протянул Ньялсаге коробку карандашей.
— Какой смысл наводить чистоту? Агентство-то к Бахраму переходит. Знаешь, что здесь будет через месяц-другой?
— Что? — недовольно пробурчал Бахарм.
— Штаб-квартира твоего клуба, а значит, самое настоящее логово троллей, — ответила за Яву Алина. — Всем известно, что тролли в своем логове отродясь не убираются!
— Скажешь тоже! Вот у нас в Легионе был один тролль — чистюля, не хуже сильфа. Он даже мылся каждый год!
Алина махнула рукой и повернулась к Ньялсаге.
— Кемен привез медальон? Покажи!
Ньялсага протянул ей амулет.
— Надо же… — Алина осторожно взяла медальон. — А с виду совсем обычный. Нужно ленточку поменять. Мужики тебя не поймут: уж очень женственно!
— Поменяем, — легко согласился Ньялсага, снова принимаясь за бутерброд. Алина передала медальон Яве.
— Не урони. Хрупкая вещица!
Ньялсага хмыкнул.
— Хрупкая? Да по нему молотком колотить можно. Это же не просто фарфоровая безделушка, а волшебная вещь!
Ява повернул медальон, рассматривая полустертый рисунок.
— Получается, уничтожить его нельзя?
Ньялсага довел бутерброд и потянулся за вторым.
— Почему? Можно. Почти все магические предметы можно уничтожить при помощи серебра. Если, к примеру, отыщешь серебряный молоток и хорошенько стукнешь им…
Ява протянул ему медальон.
— Не уж. Лучше не рисковать!
Ньялсага надел ленточку на шею и спрятал амулет под курткой.
— Вот отправим ее, — Ньялсага кивнул на соседнюю комнату, где находилась девушка. — И закроем границу между мирами раз и навсегда! — он потер руки. — Жду не дождусь!
Алина кивнула. Она держала в руке пачку салфеток и пыталась отыскать на столе место, не заваленное хламом, которые Бахрам упорно именовал «нужными вещами».
— Нет, мы должны тут хоть немного прибраться!
Она взглянула на Бахрама и спохватилась.
— Ты что-то сказать хотел?
— Хотел, да вы не слушаете! А я…
Из соседней комнаты появился Кемен и раздосадованный Бахрам снова умолк. Ньялсага поднялся из-за стола.
— Ну, как? Удалось что-нибудь узнать?
Кемен пожал плечами.
— Она ничего не видела.
— Так я и думал. Жаль…
Потомок Хэрвелла направился к выходу, но возле дверей замешкался, поглядывая то на комнату, в которой находилась девушка, то на Ньялсагу.
— Отправите ее на рассвете?
— Да, как обычно.
— Сегодня? — уточнил Кемен.
— Конечно.
— Ясно…
Ньялсаге показалось, что Кемен собирался сказать еще что-то, но в последний момент он передумал и, кивнув на прощанье, исчез за дверью
Ньялсага вздохнул: пройдет еще пара день — и агентство «Аргентина» прекратит свое существование! Фарфоровый медальон надежно запечатает границу между мирами и синеглазая девушка — последний гость из другого мира…
Ньялсага прикоснулся к медальону. Все закончилось благополучно, опасность миновала, но пока что ощущалась не столько радость, сколько бесконечная усталость.
…Алина отыскала на столе кружку, казавшуюся чистой, и придирчиво осмотрела.
— Значит, гостья из Горного королевства? — Алина налила чай, бросила пару кусков сахара и принялась размешивать, позвякивая ложечкой.
— Вроде, из Лангедака, — проводив Кемена, Ньялсага снова уселся в старое, продавленное кресло. — Я особо не расспрашивал.
Ява сдвинул брови припоминая.
— Лангедак — это ж, кажется, дыра неописуемая? Где-то на краю света?
Ньялсага не согласился.
— Не дыра, а большой город. Но я о нем мало что слышал. Туда добраться не так-то просто: кругом непроходимые леса и горы.
— Вот и поинтересовался бы, — учительским тоном посоветовала Алина, накладывая на блюдце печенье. — Географические познания никогда лишними не бывают!
— Делать мне больше нечего, как географию изучать, — проворчал Ньялсага. — Мне надо заклинание для закрытия границы создать, да и о твоем пятикласснике Соловьеве подумать, а ты мне предлагаешь лясы точить с гостями. Понадобится что-нибудь про Горное королевство узнать, я у Бахрама спрошу.
— Да уж, он известный географ. По крайней мере, поверил, наконец, что земля — круглая, — съязвила Алина, взяла чашку с чаем, блюдце. — Кто-нибудь знает, как зовут девушку? Предложу ей чай и печенье: мы должны быть гостеприимны, это хороший тон.
— Завтра она о тебе и помнить не будет, — усмехнулся Ньялсага.
— Неважно. Хорошие манеры никто не отменял, — благовоспитанно сказала Алина и направилась в другую комнату. — Надеюсь, меня она не испугается?
— Нет, до тех пор, пока тебе не захочется покормить ее своей стряпней, — съязвил Ява, увязываясь следом: ему тоже хотелось взглянуть на девушку. Ньялсага остался за столом, расправляясь с очередным бутербродом.
Бахрам же лишь пробурчал что-то и снова принялся мерить комнату шагами.
Разные существа попадали в этот мир из-за невидимой черты, но человек появился здесь впервые.
Алина увидела невысокую, стройную, очень привлекательную девушку. Наряд ее оказался скромным, однако черные косы были скреплены высоким золотым гребнем затейливой формы.
— Ява, ты лучше не входи, — скомандовала Алина. — Она может тебя испугаться.
— С чего бы это? Девушки меня не пугаются, они мне радуются, — самодовольно заявил Ява, однако остановился на пороге и, прислонившись к косяку, устремил заинтересованный взгляд на гостью.
— Меня зовут Алина. А это — Ява. Ничего плохого мы тебе не сделаем, не бойся!
Алина смотрела на девушку с сочувствием. Ньялсага прав: всего боится, но кто на ее месте не испугался бы? Она, Алина, хорошо помнит свой первый день на этой земле и страх, который испытала, увидев мир, который оказался так непохож на прежний, привычный.
Алина придвинула к дивану столик, поставила чашку с чаем, блюдечко с печеньем и оглянулась на Яву. Ей почудилось, что любопытство в его глазах уступило мето настороженности.
— Ну, что ты на нее уставился, как василиск? Она может подумать, что мы замышляем что-то недоброе!
Ява молча пожал плечами.
Алина протянула девушке салфетку.
— Видишь, она плачет. Боится, бедняжка! Испуганные люди могут совершать самые опрометчивые поступки.
— Например? — поинтересовался Ява, внимательно рассматривая гостью.
— Например… попытаться сбежать! Многие ведь пытались, ты прекрасно помнишь. Вдруг от страха она попробует выпрыгнуть в окно и скрыться?
Ява перевел взгляд на окно.
— Смешно, наверное, будет, — задумчиво проговорил он. — На нем четыре заклинания, одно другого круче.
Алина укоризненно покачала головой.
— Нашел время острить! Не обращай на него внимания, — сказала она девушке. — Вот чай, печенье. Захочешь еще что-нибудь, не стесняйся! А может, что-нибудь еще нужно? Скажи.
Девушка мотнула головой.
— Она немая? — осведомился Ява. — Неужели нам повезло и никто не будет таскаться по пятам и допытываться, при помощи какого заклинания из крана течет горячая вода?
— Она не немая, Бахрам только что с ней разговаривал! — с негодованием сказала Алина. — И вообще, что ты к ней прицепился?! Лучше иди отсюда!
— С удовольствием, — откликнулся Ява и исчез.
Алина сердито фыркнула.
Конечно, они все еще не пришли в себя после приключений со Сворой, но ведь это не повод так себя вести!
Она наклонилась к сидевшей на диване девушке.
— Как тебя зовут?
Ответа не последовало, но Алина не обиделась.
Девушка выглядела растерянной, так что самое лучшее — оставить ее ненадолго одну и дать прийти в себя.
— Ладно. Я ухожу, но если что-то нужно, я — в соседней комнате.
Девушка кивнула.
Алина была уже на пороге, когда услышала тихий голос:
— Мерсея.
… Бахрам пощелкал выключателем электрического чайника — бесполезно: чайник продолжал бурлить и плеваться кипятком.
— Опять кнопка сломалась… — Бахрам выдернул шнур из розетки.
Алина бросила в чашку чайный пакетик, отрезала лимон.
— Помните наш первый день здесь? Действительно, страшно было. Но мы хоть не по одиночке сюда попали, а все вместе, а она…
Ява передернул плечами.
— Ты, Алина, за всех переживать готова. Что — «она»? Она скоро дома окажется, в отличие от нас. Ничего помнить не будет, станет жить, как обычно.
— Но ты мог хотя бы посочувствовать, а не глупые шуточки отпускать, — упрекнула Алина. — Молодая красивая девушка, попавшая в беду… неужели тебе ее совсем не жаль?
Ява уселся в кресло и нахально положил ноги на старый журнальный столик, который Алина упорно именовала «кофейным».
— Нет. Терпеть не могу девиц, попавших в беду.
Ньялсага отломил от батона кусок, пододвинул пачку масла.
— Почему?
— Потому что всегда находятся доверчивые идиоты, которые бросаются им на помощь, — объяснил Ява. — И ничего хорошего из этого не получается. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, ясно?
Алина со стуком поставила чайник на место.
— Человек попал в незнакомое место, — принялась она втолковывать Яве. — В другой мир, на чужбину…
— Мы все тут на чужбине, — буркнул он и потянулся за пластиковым стаканом. Бахрам пододвинул чашку, но Ява покачал головой.
— Своими собственными глазами видел, как эту чашки облизывала Лукерья.
— Наверное, там сахар оставался, — безмятежно сообщил Ньялсага. — Лукерья любит сладкое.
— Замечательно, — саркастически сказал Ява.
Бахрам мельком взглянул на столик, заставленный кружками, банками с кофе и чайными коробками.
— Святые ежики, послушайте меня! Я поговорить с вами хочу…
Алина подозрительно осматривала чайную ложку.
— Лукерья ее не облизывала? Нет? Точно?
Поколебавшись, она решительно отложила ложку в сторону.
— Нет, не хочу рисковать. Надо бы перемыть здесь всю посуду с хлоркой!
— Займись, — посоветовал Ява и повернулась к Ньялсаге. — Может, заглянем сегодня к Цолери? Там, на берегу, мы и поблагодарить его не успели. Храмовый рыцарь, да еще и оборотень! Кто бы мог подумать?!
Ньялсага кивнул.
— Потому-то он никогда и не протягивал мне руки. Хранил свою тайну, волк-одиночка…
— Но после того, как все закончилось, вы пожали друг другу руки! — припомнила Алина, с треском разрывая упаковку с пластиковыми ложками.
Ньялсага вспомнил крепкое рукопожатие и вспыхнувшую ауру — изумрудно-зеленую, как весенний лес, всю пронизанную серебристыми нитями.
— Да… хотел бы я знать, каким образом Цолери оказался здесь? И почему?
— Не скажет, — уверенно заявила Алина, заметила раздосадованную физиономию Бахрама и спохватилась:
— Бахрам, ты что-то сказать хотел?
— Ежик всемогущий, хотел! — рявкнул тот. — Да только вы не слушаете!
Он дождался, пока все умолкнут, поднялся и прошелся по комнате туда-сюда.
— Уф-ф, не знаю, с чего и начать…
Он помолчал, собираясь с духом.
Алина и Ява озадаченно переглянулись.
Ньялсага поставил на стол чашку с чаем.
— Только вы меня не перебивайте! Я, святые ежики, хорошо обдумал все. Раньше-то я решиться на это не мог, а теперь момент настал самый подходящий! Свору отсюда вышвырнули, гостей больше не будет…
— Ты о чем? — насторожившись, проговорил Ньялсага.
Бахрам набрал полную грудь воздуха и выпалил:
— Я вернуться хочу!
— Куда? — удивленно переспросила Алина.
— В Легион, — решительно произнес агент Бахрам, уселся за стол и положил перед собой сжатые в кулаки руки. — Решил железно! Сегодня, на рассвете уйду, то есть!
Чайная чашки выскользнула из пальцев Алины, упала на пол и разлетелась вдребезги.
…Маленькие электронные часы, купленные Алиной с небывалой скидкой на какой-то распродаже пропищали двенадцать раз, сообщая, что наступил полдень.
Давно ушел Бахрам, напоследок объявив непреклонным тоном, что все давно обдумано, решено и говорить больше не о чем. Сегодня он передаст клуб «Легион» в надежные руки, а на рассвете придет на берег моря, чтобы совершить переход.
Ньялсага, Ява и Алина сидели за столом, пытаясь переварить новость. Здесь же, на столе стояла бутылка коньяка и блюдечко с конфетами. Коньяк принес с собой Ява, собираясь отметить победу, но получилось так, что бутылка так и осталась нераспечатанной.
— Как он вообще до такого додумался! — бурлила раскрасневшаяся от возмущения Алина.
— Это все твой дружок-оборотень, — совершенно безосновательно попенял Ява. — И кто его за язык тянул? Не брякнул бы он тогда Бахраму, что Черный Легион снова существует, не было бы теперь у нас проблем!
— Дэхарн-то тут при чем?
— А при том, что Бахрам потерял покой с тех самых пор, как только узнал, что Легион возродили. Черный Легион для него, как…
Ява замешкался, подбирая нужное слово.
— Мы знаем, что для него Легион, — сказал Ньялсага. — Но возвращаться опасно. Бахрам говорит, конечно, что возьмет другое имя, заметет следы, но…
Он тяжело вздохнул.
— Чародеи Сумеречного Ордена наверняка уже узнали от Гинзоги, где мы скрываемся. Пока медальон в целости и сохранности, мы в безопасности: они сюда попасть не смогут. Но Бахрам? Если те-кто-в-сумерках пронюхают, о нем, ему конец! Он не сможет ни скрыться от них, ни вернуться сюда, чтобы спастись, ведь завтра граница между мирами будет запечатана навечно!
Ньялсага покрутил в руках тяжелую глиняную кружку.
— Я, конечно, могу создать амулет, который не даст его выследить, но заклятье-то будет действовать лишь какое-то время. А потом?
— Он говорил, что отыщет хорошего мага и закажет новый амулет, — припомнила Алина.
— Я бы на этих хороших магов не рассчитывал, — перебил Ява. — Они сами сдадут Бахрама Ордену, как только узнают, сколько золота отвалят чародеи за бессмертного!
— Вот и я об этом! — Алина стукнула кулаком по столу. Блюдечко подпрыгнуло. — Но как это Бахраму втолковать? Он же упрямей гоблина!
Ньялсага отодвинул недоеденный бутерброд: аппетит пропал начисто.
— Вот именно. Если уж ему что в башку втемяшилось, то все, конец! И коль он задумал уйти…
— А ты не открывай ему дорогу!
— Как я не открою?! Он — взрослый человек, а не пятиклассник Соловьев. Как мы можем за него что-то решать?
— Пусть подумает денек-другой! Глядишь — и передумает!
Ява покачал головой.
— Не передумает он, Алина, и ты это знаешь. Мы все это знаем…
Он кивнула на дверь в соседнюю комнату.
— А что насчет этой красавицы?
Ньялсага вздохнул.
— Двоих сразу отправить не получится. Если Бахрам хочет уйти сегодня…
— Значит, девушка останется еще на день? — уточнила Алина.
Ява смял картонный стаканчик и бросил в мусорную корзину
— А нельзя наоборот? Сегодня — девушку, а завтра — Бахрама?
Ньялсага развел руками
— Он ни за что не согласится ждать еще сутки…
Алина вскочила и забегала по комнате.
— Нет, надо с ним еще раз серьезно поговорить! Но сначала, конечно, придумать план, подобрать аргументы…
Она мельком глянула в соседнюю комнату: девушка сняла плащ и поднялась с дивана.
— Например, я буду отговаривать его, используя логику и доводы, чтобы подчеркнуть глупость его затеи. Ты, — Алина остановилась напротив Ньялсаги. — Поговори с Бахрамом по душам, как старший товарищ и бывалый, умудренный опытом чародей. А если он не поймет по-хорошему, тогда Ява вспомнит, что вырос среди головорезов Морского квартала и начистит ему морду!
— Кому? — насторожился Ява. — Бахраму?! А ты уговоришь его не давать сдачи?
Он тоже поднялся и прошелся из угла в угол, размышляя о предстоящем разговоре.
— Ты, Алина, с ним говорить собираешься, как со своим двоечником Соловьевым на педсовете. Это никуда не годится!
— Соловьев не двоечник. За последнюю контрольную он, конечно, схлопотал пару, но это потому что…
Ява отмахнулся.
— Я не о том. Поговорить с Бахрамом, конечно, нужно, только…
Он задумался, рассеянно посматривая в открытую дверь, ведущую в соседнее помещение.
Девушка бесшумно бродила по комнате, осматриваясь. Так поступали почти все гости, когда проходил первый испуг: изучали комнату, втайне надеясь выбраться, но это пока что не удавалось никому.
Ява наблюдал, как она подошла к окну, взглянула на прочные решетки.
Затем взгляд девушки упал на сгиллу, нарисованную над окном.
Девушка наморщила лоб, словно пытаясь догадаться, что она означает, пожала плечами и двинулась дальше. Вскоре она заметила еще один магический знак, начертанный над дверью. Стоило только замкнуть эту сгиллу, нарисованную красной краской — и ни одно живое существо не смогло бы покинуть помещение… кроме разве что, оборотня Дэхарна. Еще одна сгилла, рассчитанная уже на визиты неживых, была нарисована на полу и прикрыта самым обычным ковриком, лежавшим у порога. Живые о ней и не подозревали, почуял лишь Дэхарн, а ведь сгилла даже не была активирована!
Ява усмехнулся, вспомнив оборотня, но в следующую секунду усмешка на его лице замерла: показалось, что девушка взглянула на коврик возле двери. Взгляд был таким коротким и быстрым, что Ява не был уверен, видел ли он что-то или же ему почудилось.
Он озадаченно сдвинул брови.
— Я говорю, что мы должны что-то сделать, — продолжала гнуть свое Алина. — Что-то предпринять. Для его же безопасности!
Ява тряхнул головой и вернулся к разговору.
— Предпринять? Да, конечно. Кстати, про безопасность. Как насчет того, чтобы запереть нашу гостью в клеткеу для оборотней? Из соображений ее безопасности, разумеется. Вдруг она сбежит? А Кемен обнаружит ее и…
— Он обещал не трогать человека, — отозвался Ньялсага, постукивая карандашом по ежедневнику. — И как это она сбежит, хотел бы я знать?
— Мало ли что он обещал! Кемен себе на уме, никогда не поймешь, что он думает на самом деле.
Алина покосилась в сторону открытой двери, где виднелся силуэт девушки.
— Зачем ты говоришь такие вещи? Она же все слышит!
— Что такого страшного в том, чтобы посидеть немного за решеткой? — искренне удивился Ява.
Ньялсага вздохнул и тоже поднялся.
— Не бойся, он шутит, — успокаивающе проговорил он, остановившись в дверях комнаты. — Никто не станет запирать тебя в клетку.
Целую минуту девушка смотрела на него, потом еле заметно улыбнулась и кивнула.
Ява уселся в кресло и пожал плечами.
— Ладно, не хотите клетку, тогда, может просто наложить на нее сонное заклятье покрепче? И пусть себе спит на здоровье!
Алина отодвинула стул, села и взглянула на Яву.
— Какая муха тебя укусила? — озадаченно спросила она.
— Действительно, что ты к ней прицепился? — Ньялсага тоже вернулся к столу. — Она сидит тихо, никому не мешает. Сонное заклятье? Попозже сделаю, конечно…
Алина вернулась к разговору.
— Так вот, о Бахраме. Может, скажем ему…
…Нелегкий разговор подходил к концу. Алина потерла усталые глаза и взглянула на часы.
— Съезжу, пожалуй, домой ненадолго. Хоть переоденусь. Ява, а ты?
— Тоже отлучусь на часик, — кивнул тот. — Могу тебя подбросить по пути.
Ньялсага задумался, рассеянно постукивая пальцами по синему ежедневнику.
— Я немного поработаю, — он кивнул на тяжелую серебряную подвеску, оставленную Бахрамом. — Потом наведаюсь в «Последний белый слон».
— Не забудь сгиллы замкнуть, — напомнил Ява, надевая плащ. — И зря ты не согласился на клетку!
…Алина села в машину и хлопнула дверцей.
— Ну, что прикажешь? Домой или по магазинам? — осведомился Ява.
Алина шутки не поняла.
— Магазины? Нет, настроения что-то не то. Подумывала я, конечно, приготовить что-нибудь изысканное, вас пригласить, но теперь…
Она помотала головой.
— Домой. А по дороге Бахраму позвоним.
Ява медленно вырулил с парковки.
— Я звонил уже. Он, не будь дурак, телефон отключил!
Алина нашарила в сумке мобильник, набрала номер. Телефон откликнулся долгими гудками.
Алина с досадой хмыкнула.
— Не отвечает. Где он может быть? Ладно, перезвоню минут через пять. А, может, нагрянем к нему домой? — она оживилась. — И Ньялсагу с собой захватим, нечего ему торчать в агентстве одному!
— Он там не один, в том-то и дело, — проворчал Ява.
Алина непонимающе взглянула на него.
— Не один? А с кем? А-а-а… — спохватилась она. — Совсем из головы вылетело. Наша гостья… как ее? Мерсея? Кстати, за что ты на нее взъелся? Перестали нравиться красивые девушки?
Автомобиль выехал на шоссе и помчался, быстро набирая скорость.
— Мне, Алина, красивые девушки нравиться не перестали, — задумчиво проговорил Ява. — Но вот конкретно эта красивая девушка мне почему-то не нравится.
Алина снова принялась набирать номер Бахрама.
— Да? И почему?
Ява пожал плечами.
— Не знаю, — честно признался он. — Не нравится — и все.
Он перестроился в другой ряд и притормозил, пропуская другую машину.
— Ты видела, как она на него посмотрела?
— Кто? На кого?
— Эта девица на Ньялсагу.
Алина честно постаралась припомнить.
— Нет. А как?
Ява немного помешкал.
— Как будто наметила цель, — неохотно выдавил он.
Алина поднесла телефон к уху.
— Не отвечает… да что же это такое!
Она бросила телефон в сумку и опустила боковое окно, подставляя лицо теплому ветру.
— Какую еще цель? Глупости, показалось тебе. Мы все устали, а тут еще Бахрам…
Алина тяжело вздохнула.
— Надо, надо с ним поговорить!
— Не будет он с нами говорить, — отозвался Ява, останавливаясь на светофоре. — И дома его сейчас нет, и в агентство он не приедет, а объявится только утром, на берегу. Он для себя уже все решил.
Он побарабанил пальцами по рулю, ожидая, пока неторопливые пешеходы пересекут улицу.
— Но все-таки лучше было бы если б Ньялсага сначала эту девицу отправил, а уж потом….
Алина закатила глаза.
— Хватит, это уже даже не смешно! Ну, посмотрела она на него как-то особенно. И что? Ничего не случится. Ньялсаге об опасности известно, больше чем нам с тобой. И он умеет обращаться с женщинами!
Ява плавно тронул машину с места.
— Конечно, умеет, — согласился он. — И когда научился только…
Алина закрыла окно.
— Я не в том смысле, — с достоинством проговорила она. — Я хочу сказать, что он умеет хорошо умеет держать себя в руках!
Ява вздохнул.
— Конечно, — устало сказал он. — Конечно, он умеет прекрасно держать себя в руках. И ты это умеешь, и я. Но все мы, поймавшие Соранг, знаем, что наше бессмертие и наша вечная жизнь — это все до поры, до времени. За исполнение желания рано или поздно придется расплачиваться.
Алина кивнула и отвернулась, невидящим взглядом уставившись в окно, за которым проплывали городские улицы.
— Только бездушное существо могло придумать такую расплату за бессмертие, — пробормотала она. — Всю свою жизнь мы должны избегать любви. Но как ее избежать? Разве это возможно? Разве это хоть кому-то удавалось? И стоит только влюбиться — и тот, кого ты любишь, станет причиной твоей гибели!
Ява свернул с шумного проспекта на боковую улицу.
Алина закрыла окно.
— Глупости, Ньялсага не влюбится, — твердо сказала она, глядя перед собой. — С какой стати? Под любовное заклятье попадет, что ли? Пока что всем нам удавалось избежать проклятья!
— Вот именно «пока что», — Ява снова круто повернул, Алина качнулась на сиденье. — Вспомни, сколько раз мы срывались с места, и меняли города и страны, когда казалось, что я вот-вот влюблюсь по уши?
Алина не сдержала улыбки.
— Было дело. Но, в конце концов, ты научился справляться.
Ява бросил в зеркало короткий взгляд: в темных глаза не было и тени веселья.
— Нет. Когда-нибудь и я попадусь. И ты, тоже. Вся наша жизнь — лишь попытка оттянуть неизбежное.
Алина испуганно вцепилась в сумку.
— Думаешь, для Ньялсаги неизбежное уже наступило?
Ява пожал плечами.
— Надеюсь, что нет. Но от этой девицы хочется избавиться как можно быстрее. Беспокоит она меня.
Он нахмурился и умолк.
До дома Алины они добрались в молчании.
Попрощавшись, Алина медленно поднялась на свой этаж, отперла дверь.
Квартира еще носила следы поспешной эвакуации пятиклассника Соловьева: на полу валялись детали рассыпанного конструктора, на столе виднелись огрызки яблок и конфетные фантики
Раньше Алина непременно затеяла бы большую уборку, но сегодня заниматься наведением порядка не хотелось.
Не снимая куртки, она прошла в кухню. Здесь все радовало глаз уютом: стояли на полке ряды кулинарных книг, произрастали в глиняных горшочках душистые травы, а клетчатая скатерть всегда была свежей и чистой.
Алина села за стол и задумалась.
…Ньялсага взглянул в окно, чтобы определить время. В агентстве, конечно, имелись часы (настенные, в виде расписанной райскими птицами тарелки, купленной Алиной), но старые привычки оказались неискоренимыми: он любил определять время по солнцу.
Время перевалило за полдень, неяркое солнце, задержавшись в зените, начало медленно скользить к крышам домов, пробираясь сквозь облака.
Последний день Бахрама в этом мире неумолимо заканчивался.
Несколько раз Ньялсага пытался дозвониться, но Бахрам отключил телефон, так что вместо разговора (который, как уверен был Ньялсага, все равно оказался бы бесполезен), приходилось снова возвращаться к делам: синему ежедневнику и тяжелой серебряной подвеске на черном шнуре.
Работа продвигалась медленно: мешала навалившаяся усталость, напряжение последних дней, которое вымотало как морально, так и физически. После объявления Бахрама об уходе, радость от победы над Сворой померкла и сейчас Ньялсага ощущал то же чувства, что и Алина и Ява: подавленность и растерянность. Он перевернул очередную страницу ежедневника и заставил себя сосредоточиться на написанном. Внезапно легкий шорох привлек его внимание.
Он поднял голову.
На пороге стояла Мересея.
— А, это ты… проходи, не стесняйся, — вздохнул Ньялсага, все еще ломая голову над заклинанием. Девушка, кажется, не из разговорчивых, значит, есть надежда, что она не станет отвлекать болтовней. С заклинанием приходилось торопиться и это раздражало не на шутку: есть вещи, спешить с которыми нельзя. Но коль Бахрам решил уйти сегодня, защитный амулет для него должен быть готов, не смотря ни на что.
Негромкий голос нарушил тишину:
— Тот человек… он придет сюда снова?
Ньялсага поднял голову и встретился взглядом с девушкой.
Так. Она все-таки заговорила. Сейчас начнутся расспросы, а времени на пустые разговоры нет.
— Какой человек? — с досадой переспросил Ньялсага. — А, Кемен… не знаю. Не думаю. Что ему здесь делать?
Он снова уткнулся в ежедневник, быстро отмечая карандашом нужные строчки. В другое время, конечно, можно было бы и поговорить, но сегодня тратить на пустую болтовню драгоценные часы, оставшиеся до рассвета просто преступление. Каждая потраченная впустую минута — время, украденное от работы над заклинанием для Бахрама.
Ньялсага перевернул страницу и взглянул на девушку: та по-прежнему стояла, глядя на него.
Что ж, есть один прекрасный способ нейтрализовать разговорчивого собеседника…
Заклятья крепкого сна находились на самой последней странице синего ежедневника, но Ньялсага, конечно, знал их наизусть. Усыплять гостей приходилось частенько: большинство из них проявляло странное недружелюбие к тому, кто пытался им помочь. Крепкий непробудный сон до рассвета решал эти проблемы.
— Он расспрашивал меня о чем-то, но я…
Девушка умолкла.
— Один из его людей погиб, и он хочет понять, как это произошло, — пояснил Ньялсага. — Кемен думал, может, ты видела что-нибудь.
— Погиб?
— Да. Его убили недалеко от того места, где Бахрам тебя обнаружил, — Ньялсага побарабанил карандашом по столу. — Оборотень напал несмотря на защитный амулет. Это странно. Но Кемен непременно докопается до сути, такой уж он человек. Выяснит, как это могло произойти, — он взглянул на девушку. — А теперь, может быть, тебе…
Первая строчка усыпляющего заклинания уже вертелась на языке, но внезапно в голову ему пришла неожиданная мысль: он уже так долго сидел над книгой заклинаний, так почему бы не сделать маленький перерыв? Минут на десять, не больше. Выпить чая, перекинуться с девушкой парой слов, а потом наложить на нее сонные заклятья и вернуться к синему ежедневнику. На свежую голову и работа пойдет быстрее!
Ньялсага поколебался немного, потом отложил карандаш и решительно отодвинул книгу.
— Передохну чуток. Давай-ка сделаем чай, — сказал он. — Чем там тебя угощала Алина? Надеюсь, не пирожками?
Он включил чайник, отыскал в столе коробку с печеньем.
— Алина? — переспросила девушка. Удивительно, как быстро она перестала бояться. Это хорошо: испуганный человек — не самый лучший собеседник!
— Она добрый человек, это видно!
— Добрый-то добрый, — согласился Ньялсага. — Но попробуй только не вымыть руки перед едой!
Он открыл коробку, протер салфеткой чайные чашки.
— Да и сама еда… Алина любит готовить, к сожалению. Бахрам утверждает, что она прошла выучку у горных троллей. Говорит, они стряпают примерно так же!
Девушка улыбнулась.
Ее юное оживленное лицо являло собой резкий контраст с озабоченными, напряженными лицами, которые Ньялсага видел последнее время вокруг. Он заварил чай, чувствуя, как усталость и напряжение отступают, как по волшебству и на сердце становится легче. Еще пару минут назад, стоило подумать об уходе Бахрама, как на душе начинали кошки скрести, а теперь эти проклятые твари куда-то сгинули. В самом деле, до утра еще много времени, всякое может случиться. Например, Бахрам может передумать. Почему нет?
Он улыбнулся в ответ.
— Чай готов. Есть хочешь? У нас только печенье и…
Он с сомнением покосился на коробку с засохшей пиццей.
От еды девушка отказалась. Она присела за стол и взяла чашку с чаем.
— Значит, тот человек — твой друг?
— Кемен?
Похоже, потомок Хэрвелла напугал ее не на шутку. Неудивительно, впрочем. Хорошими манерами он не злоупотребляет, так что если Кемену вздумается поговорить с ней еще раз, придется его предупредить, чтобы был повежливей.
— Друг? Гм… — Ньялсага осторожно налил себе горячий чай, размышляя над словами Мерсеи. — Не знаю, что и сказать, — признался он, наконец. — Еще недавно я ответил бы не задумываясь: нет, не друг, но теперь…
Он бросил рассеянный взгляд в окно. Ветер разогнал тучи и за окном сиял солнечный день. Наверное, из-за того, что долгая унылая непогода, наконец-то отступила, все выглядело как-то иначе: будто тусклый прежде мир протерли тряпкой, и он засиял всеми красками. Цвета были яркими, четкими: зеленые деревья, ярко-желтая стена дома, освещенная солнцем, ослепительно-синее небо, по которому летели над городом огромные золотистые облака.
— Он, в общем-то неплохой человек. Надо же… — удивленно добавил он. — Никогда бы не подумал, что скажу о нем такое!
С улицы донесся резкий автомобильный гудок, Мерсея вздрогнула, пролив чай на бумаги.
— Бояться нечего, — успокаивающе сказал Ньялсага. Он вытащил из пачки пару салфеток и промокнул воду. — Все нормально.
Девушка выглядела такой хрупкой и беззащитной, что хотелось ее защитить.
Ньялсага бросил в корзину влажные салфетки.
Да, защитить. От кого? Да мало ли на свете недобрых людей? Даже здесь, в этом мире полно опасностей, а она здесь совсем одна. Сначала Кемен ее напугал, потом Ява почему-то цеплялся…
Он покачал головой.
— Значит, он не бессмертный? — девушка осторожно взяла чашку и присела за стол.
— Нет, обычный человек.
Девушка подумала и кивнула, как бы соглашаясь с какими-то своими мыслями.
— Когда ты отправишь меня обратно? Сегодня?
Ньялсага передвинул по столу пустую чашку.
— Тут такое дело… — он извиняющее улыбнулся. — Придется тебе немного задержаться: сегодня мы отправляем Бахрама…
Он запнулся, почувствовав, как при этих словах вернулись тревога и горечь, словно кто-то вонзил прямо в сердце узкий отравленный нож.
— Отправить вас двоих сразу я не могу… миг перехода очень короткий, но требует много сил. Тебе придется задержаться ненадолго…
В синих глазах девушки мелькнула тревога.
— Задержаться?
Ньялсага заторопился.
— Всего на один день! Я, конечно, попробую уговорить Бахрама переменить решение, но не знаю, получится ли…
Мерсея перевела взгляд за окно. Сдвинув тонкие черные брови, она долго размышляла о чем-то. Ньялсага ждал. Наконец, она кивнула, будто решившись.
— Как скажешь, заклинатель. Я подожду.
Тревога мгновенно покинула его сердце. Успокоившийся Ньялсага пододвинул ей коробку печенья, но девушка отрицательно покачала головой.
— Бахрам говорил, ты из Горного королевства? — спросил он, завязывая разговор. Гости обычно охотно рассказывали о себе. — Из Лангедака, что на краю света?
Мерсея улыбнулась.
— Ты слушал о нем?
— Кое-что. Но не очень много: уж очень далеко это королевство находится.
— На краю света — согласилась она. — Это так.
Ньялсага покопался в памяти.
— Бахрам говорил, там кругом непроходимые леса и обитают в них оборотни, ведьмы, вампиры, ламии и прочие твари? И что в лесах этих частенько пропадают люди?
— Прочие твари, — повторила девушка, взглянув на него яркими синими глазами. — Они считают леса своими, а людей — добычей. Конечно, вокруг города возведены высокие крепкие стены, часовые день и ночь несут караул… но не всех остановишь высокими стенами и крепкими замками!
Она еле заметно улыбнулась, словно вспомнив что-то забавное.
Удивительная у нее улыбка: будто после долгой непогоды выглянуло, наконец, из-за мрачных серых туч долгожданное солнышко и от этого делалось на душе легко и светло.
— Хочешь, я поведаю тебе о Лангедаке?
Ньялсага кивнул. Взгляд его случайно упал на раскрытый ежедневник. Он закрыл книгу и отодвинул на край стола: заклинаниями можно заняться чуть позже, а пока — послушать рассказ Мерсеи.
Рассказывать она умела: он словно наяву видел высокие горы, заснеженные ели, высокие крепостные стены, слышал свист ветра и еле слышный шорох снега, с которым подбирались к зазевавшимся часовым волки.
Рассказ так захватил его, что когда Мерсея закончила говорить, Ньялсага долго сидел, как завороженный.
— Теперь твоя очередь, — проговорила она.
Ньялсага тряхнул головой, возвращаясь к действительности. Он отхлебнул остывший чай и посмотрел на девушку.
— О чем же тебе рассказать?
Мерсея устроилась в кресле с ногами.
— Как вы стали бессмертными? Это ветер Соранг?
— А, так ты о нем слышала, — Ньялсага вздохнул, поднялся из-за стола и прошелся по комнате.
— Кто же не слышал? — ответила Мерсея, следя за человеком пристальным кошачьим взглядом. — Поведай, каково это: жить вечно и не думать о смерти?
Ньялсага неопределенно пожал плечами.
— Так уж получилось, что в последние дни мы только о ней и думали. Она была близко… так близко, что даже бессмертные почувствовали ее дыхание.
Он умолк, прислушиваясь к неясной тревоге, снова шевельнувшейся под сердцем.
— И хотя все закончилось, кажется почему-то, что она не ушла, а лишь затаилась где-то рядом, где-то близко…
Мерсея перебила его:
— Но вы-то можете не бояться смерти, а вот все остальные…
— Боятся не смерти, а неизвестности, — поправил Ньялсага. — Ведь никто не знает, что ждет нас за чертой. Там не будет печали, тоски, радости и страсти… но, может быть, будет что-то другое? Или не будет вообще ничего….
Он остановился возле окна. У театрального подъезда стоял небольшой грузовичок и люди в синих комбинезонах сноровисто выгружали на асфальт разные диковинные вещи: пузатые маленькие комодики, старые сундуки, лакированные ширмы, разрисованными райскими птицами.
— Но смерть придает человеческому существованию смысл. Без нее жизнь превращается в долгий-долгий путь, который никуда не ведет.
Он перевел взгляд на высокое небо, по которому стремительно неслись легкие облака.
— Жаль будет уходить из этого прекрасного мира. В последние дни у меня появилось странное чувство: как будто река жизни течет все быстрее и быстрее и тянет нас всех к логическому концу, к нашей последней стоянке, туда, где мы, наконец, узнаем ответы на все наши вопросы… или не узнаем ничего, потому что и вопросы и ответы больше не будут интересовать нас.
Он вернулся к столу.
Мерсея отставила свою чашку с нетронутым чаем.
— Волшебный ветер Соранг, — проговорила она, еле дождавшись, пока он закончит говорить. — Говорят, для каждого он особенный? Это правда?
Ньялсага немного помедлил.
— Правда. Алина говорила, что для нее Соранг был теплым летним ветром и нес ароматы цветущих садов. Бахраму чудился дым костров… а Ява утверждал, что Соранг явился к нему морским штормовым ураганом.
— А каким был он для тебя? — быстро спросила Мерсея, подавшись вперед.
Ньялсага невесело усмехнулся.
— Запах осени, увядающих листьев, близких холодных туманов, запах близкого снега. С тех пор я не люблю осень.
Мерсея откинулась на спинку кресла.
— В Горном королевстве сейчас как раз осень. Хорошее время… тихое!
— Завтра ты будешь там, — пообещал Ньялсага. — В своем городе, что на самом краю света.
Она кивнула и поднялась с кресла.
— Все-таки, в вечной жизни что-то есть, не так ли, заклинатель?
Ньялсага засмеялся: к нему вернулось хорошее настроение.
— Я тебе скажу, что в ней есть: очень много свободного времени. И его нужно чем-то занять, иначе жизнь не превратиться в бессмысленное тягостное существование. Поэтому, Алина воспитывает подрастающее поколение, а Ява всю свою вечную жизнь тратит на то, чтобы отыскать способ снова сделать нас смертными.
Мерсея удивленно подняла брови.
— Разве это возможно?
— Нет, — Ньялсага щелкнул кнопкой чайника. — Но переубедить человека с аурой цвета стали, еще никому не удавалось. У таких людей характер тверже алмаза!
Ньялсага вдруг спохватился: а какими цветами сияет аура у гостьи? Ведь собирался полюбопытствовать, но из-за новости, которую выложил утром Бахрам, все вылетело из головы!
Он взял блюдце и протянул девушке.
— Ты так ничего и не поела. Хочешь печенье?
Мерсея отрицательно покачала головой.
Ньялсга поставил угощение обратно. Не беда, цвет ауры можно узнать и попозже. А, может, здешняя еда Мерсее не по вкусу? Жаль, ей не мешало бы немного подкрепиться, уж очень хрупкой и бледной она выглядела.
— Ты, наверное, устала? — догадался Ньялсага. — Денек у тебя был не из легких. В другой комнате можно отдохнуть, если только не обращать внимания на бардак, который устроил там Бахрам!
Мерсея кивнула и направилась к двери.
— А я пока над заклинаниями поработаю, — сказал вслед ей Ньялсага.
…Он сидел над книгой заклинаний, время от времени беспричинно улыбаясь. За окном стемнело, зажглись фонари.
Наконец, он оторвался от работы, потер глаза, потом поднялся и вышел на крыльцо: хотелось глотнуть свежего воздуха.
Над городом догорал закат, полыхающий в полнеба. Дымные багровые облака ползли, задевая крыши домов, стекла окон сверкали алыми огнем, и казалось, еще немного — и потянет тревожным запахом гари и дымом пожарищ.
Закат предвещал бурю, ветер или дождь, а может, что‑нибудь похуже.
Ньялсага, как завороженный, смотрел на пылающее небо, словно залитое огнем и кровью и не мог отвести от него глаз.
Промчался по улице огромный полупустой автобус, ярко освещенный изнутри, взметнулись с асфальта клочки бумажек, смятые автобусные билеты, закружились маленьким смерчем.
Порыв ветра ударил в лицо Ньялсаги, но пахло не гарью далеких пожаров, а увядающими цветами, опавшей листвой и первыми заморозками. Где-то недалеко раздались голоса, заклинатель вздрогнул, и наваждение прошло.
Ньялсага вернулся в комнату и запер за собой дверь.
…Первый день без Своры вышел каким-то странным, скомканным: вроде, тянулся долго, нескончаемо долго, и в то же время — пролетел мгновенно.
Всю ночь Ньялсага просидел в агентстве, размышляя о том, что предстоит, точно зная, что и остальным было не до сна.
Он вытащил из кармана телефон.
За последние несколько часов звонили только Алина и Ява (каждый — раз по десять), но звонка, на который он втайне надеялся, не было.
На всякий случай, проверил еще раз и вздохнул.
Он все ждал, что вот-вот объявится Бахрам и весело скажет, что разговор его о возвращении в Легион был шуткой, а на самом деле никуда он не собирается, разве что на большую игру куда-нибудь в горы.
Но в глубине души Ньялсага знал, что разговор был серьезным и что Бахрам не передумает.
Когда условленный час настал, он поднялся, заглянул в соседнюю комнату, где на диване прикорнула Медея и покинул агентство.
Дорога до берега по пустым утренним улицам заняла всего несколько минут. Небо было серым, над заливом гулял свежий ветерок и клубился утренний туман.
Первым Ньялсага заприметил Бахрама, затем увидел Яву и Алину. По их виду он сразу понял, что эти трое уже успели хорошенько переругаться между собой.
— Святые ежики, Алина, — бубнил покрасневший от досады Бахрам. — Что ты ко мне прицепилась, как болотная лихорадка?! Сказал же: решил я! Как решил, так и будет!
— Оставайся, Бахрам, — проговорил Ява. — Поедем к Алине домой, она тебя пирожками накормит!
При упоминании о пирожках Бахрам вздрогнул.
— Нет уж! У нас в Легионе лекарь служил, так он постоянно говорил: «Для живых здоровье — прежде всего»! Он сам-то из умертвий был, так что знал, что говорил. А ты — пирожки…
— Из умертвий, значит, — вздохнул Ява. — Нашли кого лекарем назначить!
— Прежнего-то кто-то из троллей съел… не понравилось им, как он их от чесотки лечил. Умертвие-то тоже съесть пытались, да на вкус он не очень…
— Нельзя так с врачами обращаться, — попенял Ява.
Ньялсага протянул Бахраму амулет.
— Вот, держи. Заклинание будет действовать около года. А потом…
— Еще одно раздобуду, — пообещал Бахрам, надел серебряную подвеску и, выпрямившись и расправив плечи, взглянул в сторону горизонта.
— Ежик всемогущий, скорей бы солнце! Жду не дождусь!
Ньялсага переглянулся с Явой. Ява вздохнул и пробормотал что-то на незнакомом языке.
Бахрам оглянулся.
— Эй! Сам ты тупой гоблин, понял?!
И тут же, расплывшись в улыбке, пояснил:
— Немного язык этот понимаю, потому что был у нас…
— Снова про Легион? Я о нем слышать не могу! — не выдержала Алина.
— Ладно, не буду, — непривычно покладисто сказал Бахрам и снова бросил нетерпеливый взгляд на залив.
— Вот-вот солнце выглянет. Ну, что? — он неловко переступил с ноги на ногу. — Пора, это самое, прощаться!
Прощание было недолгим.
Как только из-за моря показался краешек солнца, открылся путь: прямо по водной глади, через все море, пролегла широкая дорога, над которой висела густая пыль, словно только что прошло по этой дороге большое войско, и она еще гудела от сотен ног.
Бахрам поправил ремень, подошел к воде и обернулся на Ньялсагу.
— Ну, говори свои слова!
Но тот молчал.
— Святые ежики, пожалуйста! Скажи мне: «Свободной дороги»!
Клубившая пыль постепенно оседала, и становилось видно, что дорога тянулась далеко-далеко, через поля и виноградники и уводила в зеленые, залитые солнцем холмы, суля настоящую жизнь, ту самую, по которой так скучал Бахрам.
— Свободной дороги, — услышал он за своей спиной.
Бахрам кивнул и шагнул вперед, оставив друзей на берегу.
Налетел утренний ветерок, разметал над водой клочья тумана и в этом тумане скрылись и холмы, и дорога, и бодро марширующий Бахрам.
…Через полчаса Ньялсага сидел в кофейне «Последний белый слон» и чувствовал себя старым и таким усталым, словно вся тяжесть мира лежала на его плечах.