Агентство «Аргентина»

Глава-3

Выражение лица Алины не предвещало ничего хорошего.

— Ява, — категоричным тоном заявила она, усаживаясь за стол. — Ты меня обманул! Снова.

— Что ты, Алина, как можно!

— Я звонила Ньялсаге.

— Ну, зачем ты…

— С его телефоном все в порядке. Ньялсага сказал, что ты хочешь спихнуть на меня свою работу. Как обычно.

— Ничего подобного! Я рассчитывал на твою моральную поддержку — вот и все. Разве друзья не должны поддерживать друг друга?!

Алина испытующе посмотрела на Яву, тот ответил ей честным открытым взглядом.

— Вспомни, я же помогал тебе, когда ты сидела в агентстве один на один с лепреконом? Ты позвонила, я сразу же приехал и…

— Ты пробыл в агентстве всего пятнадцать минут! — отчеканила она. — А потом сказал, что хочешь купить кофе, вышел и появился только на рассвете, причем сразу на морском берегу!

— Да, да, — заторопился Ява. — Но это все из-за лепрекона! Ты же знаешь, их любимое занятие — играть в карты на деньги или золото, причем, обыграть их практически невозможно. Я за эти пятнадцать минут проиграл кучу денег! Они все-таки жульничают, пускают в ход свои чары!

— А хочешь знать, что проиграла я?! Всю зарплату, ключи от дома и новую книгу «Как перестать есть навсегда». Я была практически разорена! Мне пришлось занимать деньги у директора школы!

— Вы играли в карты с лепреконом?! — изумленно переспросила Мэргрид и захохотала.

— Это был единственный способ удержать его в агентстве, — бросил Ява и спохватился: — Алина, знакомься! Это Мэргрид, дух умершей эльфийки!

— Знатной эльфийки, — высокомерным тоном поправила баньши.

— Да, очень знатной, — подтвердил Ява. — И очень злой. Ее эльфийка — просто исчадье ада! У нее был черный пояс по злодеяниям.

— Прекрасно. Так и быть, я окажу тебе необходимую моральную поддержку. Но недолго: ко мне сейчас девятый «А» заявится, пересдавать тесты по географии.

Он воспрял духом.

— Знал, что ты не откажешь. У вас с Мэргрид, конечно, найдется о чем поболтать. Может, пройдетесь по магазинам? А я бы пока передохнул часик-другой.

— А-а-а-а, — понимающе протянула Алина. — Вот оно! «Часик-другой»? Нет уж, знаю я тебя. Сам возись с этой…

— Приказываю относиться ко мне с должным уважением! — воскликнула баньши. — Иначе узнаешь, что такое мой гнев!

Алина вопросительно посмотрела на Яву.

— Сколько минут я должна оказывать дружескую поддержку? Десяти хватит? Меня ждут в школе.

— Хочешь, я куплю тебе новую кулинарную книгу? Самую дорогую!

— Нет!

Ява погрустнел.

— Значит, ты бросишь меня в трудную минуту? Не ожидал от тебя такого….

— Я была красавицей, не тебе чета, — продолжала бубнить Мэргрид. — И я вечно останусь молодой и красивой. А вот ты скоро будешь дряхлой бессмертной старухой!

— Ты только не расстраивайся, — ласково проговорила Алина. — Но я не старею. Бессмертные достигают какого-то определенного возрастного уровня и останавливаются на нем. Поняла?

— Нет, — надменно процедила баньши.

— Яве всегда будет двадцать восемь, мне всегда будет тридцать, Бахраму всегда будет двадцать пять, Ньялсаге…

Баньши с интересом уставилась на Алину.

— У него спрашивай сама, — ловко уклонилась она от ответа. — Ява, ты пил здесь кофе? Хороший? Пожалуй, закажу чашку.

— Приказываю тебе развлекать меня!

— Нет, спасибо, мне хватает развлечений с девятым «Б». А если уж совсем скучно станет, то всегда есть пятиклассник Соловьев.

— Отказываешься?! — прошипела Мэргрид. — Пеняй на себя!

— И что ты сделаешь? — хладнокровно спросила Алина, закаленная ежедневным общением с учениками средней школы.

— Наведу на тебя порчу! — зловеще сообщила Мэргрид и принялась рыться в карманах куртки.

Ява озадаченно сдвинул брови.

— А ты умеешь? — усомнился он. — Может, просто повоешь часик-другой у нее под окном? Кстати, это прекрасно поможет скоротать время до рассвета…

— Не надо выть под окнами моей школы. Девятиклассники могут неправильно понять.

— Ты удивишься и ужаснешься, когда узнаешь, что умеют баньши!

— бормотала Мэргрид, роясь в карманах. Она вынула крохотную тряпичную куколку и посадила на стол.

— Что это?

— Стоит мне проткнуть ей сердце и ты умрешь, — объявила Мэргрид, гипнотизируя Алину взглядом. — Приказываю трепетать!

Ява тяжело вздохнул и протянул баньши пластиковую вилку.

— Валяй, попробуй.

— Это твое Вуду на меня не действует, ясно? — сказала Алина. — Ява, отвези ее в агентство, закрой в клетке для оборотней и…

— Лучше своди ее в магазин, — взмолился он. — Тут на соседней улице полно бутиков!

— У меня не та зарплата, чтобы по бутикам ходить! — отрезала Алина. — Где мой кофе?

Она взяла у подошедшей официантки чашку и молочник.

— Ты достойна смерти! — с негодованием объявила Мэргрид, уставившись на Алину. — Все пугались, а ты, видите ли, не желаешь! И ты, ты… ты одета, как служанка! — выпалила она.

Алина подняла глаза к потолку и мысленно прочитала наизусть рецепт знаменитого лукового супа — чтение рецептов ее всегда успокаивало, так, как других людей, к примеру, успокаивала музыка или счет от одного до десяти.

— Видят небеса, я очень добрый человек. Я так добра, что хуже некуда! Но эту самую Мэргрид я знаю всего пять минут и уже терпеть не могу. Пойду я, пожалуй.

Она поднялась из-за стола и повесила на плечо сумку.

Ява поспешно вынул из бумажника купюру и сунул подошедшей официантке.

— Мэргрид, не отставай! — бросил он, устремляясь за Алиной.

— Пожалуйста, пожалуйста, возьми ее с собой в школу!

— Ни за что. У меня сегодня был педсовет, три урока в девятых классах и пятиклассник Соловьев. Хватит с меня неприятностей!

Однако, божества, следящие за тем, чтоб каждому из живущих было отпущено именно столько неприятностей, сколько положено, рассудили иначе: в дверях кафе Алина и Ява нос к носу столкнулись с Лютером.

— Вот кого не хватало, — с досадой пробормотала Алина.

— Приказываю немедленно развлекать меня! — продолжала гнуть свое Мэргрид, задетая тем, что Алина по-прежнему не желала ни ужасаться, ни восхищаться. — Иначе тебе конец! Мне известны чары, которые могут уничтожить даже бессмертного, — пригрозила она.

Услышав последние слова, «Бриммский василиск» остановился.

— Что встал? — осведомилась Алина.

Он смерил Мэргрид подозрительным взглядом.

— Это кто? Цолери говорил, что в городе баньши. Это она?

— Не твое дело, — отрезала Алина.

Мэргрид в ярости уставилась на человека, не желающего уступать ей дорогу.

— Приказываю убраться с моего пути, отродье гоблина! — рявкнула она, испепеляя Лютера взглядом. — Прочь с дороги, жалкий червь!

— О! — Алина взглянула на баньши с неожиданной симпатией. — «Потомок гоблина»?! «Жалкий червь»?! Ява, теперь я ненавижу ее гораздо меньше. Но все равно не буду с ней возиться и не надейся!

… Не поддавшись на уговоры, Алина отбыла в школу, где ожидала ее приятная и непыльная работа — уроки в буйных девятых классах, запугивание пятиклассника Соловьева и прочие удовольствия.

Поняв, что помощи ждат неоткуда, Ява взял быка за рога.

— Развлечения закончены, Мэргрид. Едем в агентство!

— Нет! — отрезала Мэргрид и плюхнулась на лавочку под деревом. — Приказываю помнить, что совсем скоро я лишусь возможности видеть солнце и ходить по улицам днем.

— Ну, станешь ходить ночью, какая разница?

— Я буду очень, очень занята! Ты хоть представляешь, сколько в нашем королевстве сельских кладбищ?!

Ява спохватился.

— Погоди-ка! Я ведь так и не сказал тебе главного. Это касается тебя и Гигеля.

— Конечно, придется выкраивать время и на то, чтобы пугать людей, работа есть работа, — не слушая его, продолжала рассуждать Мэргрид. — Но если я буду превращаться, скажем, в летучую мышь, то смогу за ночь облететь несколько кладбищ. Так дело пойдет быстрее!

— Превращаться? Никогда не слышал о такой способности у баньши, — признался Ява. — Но послушай меня… о, Мэргрид! — с отчаянием воскликнул он. — Только не это!

На месте баньши сидела серая пушистая кошка.

— Очень остроумно, — вздохнул Ява. — Не вздумай в агентстве такую штуку проделать!

Послышалось хлопанье крыльев, и на спинку скамьи опустился большой черный ворон. Он посмотрел на кошку, наклонил голову набок и вопросительно взглянул на Яву.

— Все в порядке, Дэберхем. Это не новый гость, а все та же баньши. Развлекается.

Ява вздрогнул: рядом с ним снова сидела Мэргрид.

— Ваш заклинатель боится серых кошек? — она засмеялась. — А не напугать ли мне его как следует? В конце концов, мне полагается повергать людей в ужас!

— Лучше не надо. Он тоже может повергнуть тебя в ужас, знаешь ли. У него это неплохо получается.

— Глупости. А как тебе мое превращение?

— Я восхищен. Вот и Дэберхем подтвердит.

Мэргрид поморщилась.

— Не люблю птиц: безмозглые создания!

Дэберхем с возмущением каркнул и взлетел. Ява тяжело вздохнул.

— Не мудрено, что у тебя нет друзей, с таким-то характером. Кстати, насчет Гигеля: не вздумай… Мэргрид! Тролль бы тебя побрал!

Крупная летучая мышь, сидевшая на лавочке, пропищала в ответ что-то нелицеприятное.

Ява покачал головой. Дожидаясь, когда Мэргрид вернет себе прежний облик, он перебирал в кармане разные безделушки: крошечные серебряные фигурки, монетки, пару гладких янтарных бусин, отполированные морским прибоем камешки. На каждый из этих предметов, выглядевших вполне безобидно, были наложены особые заклинания, и Ньялсага никогда не забывал обновлять их.

— Ну, как? — самодовольно осведомилась баньши, возникая рядом с Явой.

— Мэригрид, я же просил! В этом мире не следует баловаться такими вещами, — из доброй дюжины безделушек Ява выбрал обрывок золотой цепочки с крохотным кулончиком в виде листка клевера. — Каждый раз, когда ты меняешь облик, Цолери с Дэберхемом думают, что объявился еще один гость. Дэберхем летит проверять, а Цолери…

Мэргрид не слушала его.

— Я собираюсь запугать вас до смерти! — торжествующе объявила она.

— Думаешь, получится?

— Конечно! — весело ответила Мэргрид. — Ты был так глуп, что открыл мне вашу тайну. Как только я вернусь в свой мир, я всем, всем расскажу, где скрывается шайка бессмертных. Рано или поздно эти слухи дойдут до тех, кто вас ищет, они явятся сюда и…

Ява лениво проводил взглядом плывущее над городом большое облако, похожее на дракона, а когда перевел глаза на баньши и обнаружил, что она снова исчезла, а на песчаной дорожке сидит большая бурая жаба.

Ява поднялся со скамьи, неторопливо подошел к жабе и присел на корточки.

— Мэргрид, — проговорил он. — Есть одна маленькая деталь. Я все хотел тебе рассказать, да ты слушать не желала. Мы, знаешь, не заинтересованы в том, чтоб об этом мире знал еще кто-то. Именно поэтому наш заклинатель шепнет тебе на прощанье пару слов, и ты ничего не будешь помнить ни об этом мире, ни об этом городе, ни о тех, кого тут встретила. Ясно?

Жаба уставилась на него выпученными глазами и негодующе булькнула.

— Да, да, о некроманте Гигеле ты тоже не вспомнишь, — сказал Ява, поигрывая золотым кулончиком. — Да и он о вашей дружбе уже забыл. Вы снова станете смертельными врагами. Говоришь, королевство у вас маленькое? Значит, рано или поздно вы с ним все-таки столкнетесь… интересно, кто кого?

Ява оценивающе посмотрел на жабу:

— Я бы поставил на Гигеля. Парень явно не так прост, как кажется…

С жабой творилось что-то странное.

Глазки ее выпучились, лапы скребли по песку, рот разевался, будто она изо всех сил пыталась что-то сказать. Ява усмехнулся и убирал в карман золотой кулончик.

— Что, доигралась? Обратно превратиться не можешь? Тут, Мэргрид, с магией надо быть поосторожней: она иногда осечки дает, — назидательным тоном сказал он. — Что же, делать нечего, поехали в агентство…

Он осторожно взял Мэргрид-жабу, посадил в карман плаща и, весело насвистывая, отправился на стоянку.

…В свое время Ньялсага, выбирая место для агентства, пересмотрел множество вариантов и подобрал, наконец, подходящий: просторное помещение в цокольном этаже небольшого дома.

Выбор оказался на редкость удачным: тихая улица, здание с хорошей звукоизоляцией, с подземным гаражом, через который можно попасть в агентство, минуя главный вход. Обитатели дома, сотрудники многочисленных офисов и контор, были людьми нелюбопытными и тем, что творится за дверьми с табличкой «Агентство «Аргентина», не интересовались. Кроме того, дом этот находился на задворках драматического театра, что тоже было очень даже кстати.

Если выбор месторасположения взял на себя Ньялсага, а оформление важных бумаг, договоров на аренду и финансовых документов легло на плечи Явы, то обустройством двух комнат агентства, его, так сказать, интерьером, настойчиво пожелал заняться Бахрам. Он потратил на это немало времени и сил и устроил все по своему вкусу, невзирая на протесты Алины, которая, как любая женщина, хотела комфорта и уюта. Она утверждала, что после дизайнерских изысков Бахрама агентство стало выглядеть точь-в-точь, как штабная палатка какого-нибудь захудалого военачальника, не выигравшего за свою жизнь ни одного сражения. Ява был с ней полностью согласен. Он заявил, что мебель агентства наводит на мысли о городской свалке, где, если покопаться хорошенько, можно отыскать вещи и получше.

Ньялсага от подобных разговоров уклонялся: обстановка его вполне устраивала, а любимое плетеное кресло он действительно притащил с ближайшей помойки.

Воодушевленная поддержкой Явы, Алина не теряла надежды склонить Бахрама на свою сторону. Агентство выглядит по меньшей мере странно, говорила она, так не лучше ли все переменить? Вот туда поставить миленький журнальный столик, сюда — повесить симпатичные шторки с оборочками, а вот тут…

Но все было тщетно. Бахрам бурчал что-то себе под нос о людях, ничего не понимающих в военном деле и походной жизни, горшки с геранью, купленные Алиной, собственноручно выставил за дверь и продолжал обустройство.

Он развесил на стенах карты, утыканные красными и синими флажками — битвы, для которых рисовались эти карты, давным-давно отгремели, кровопролитные сражения стали историей, а имена полководцев стерлись из людской памяти. Но Бахрам, когда выпадало свободное время, подолгу простаивал перед картами, напряженно размышляя, как все пошло бы, если б военачальники поступили не так, а эдак… все бы получилось тогда иначе!

В простенках между окнами появились мишени для дартца и прилепленные скотчем рекламные плакаты оружия и военного снаряжение. Чуть поодаль он поставил стол, который тут же завалил журналами по пейнтболу, рекламными листовками, коробками из-под пиццы, мотками веревок, какими-то железками и прочим хламом непонятного назначения. Выбрасывать все это Бахрам строго-настрого запретил.

Имелся в комнате и потертый диван коричневой кожи, столик поменьше, где стояли чашки, коробки с чаем и электрический чайник, а у окна — громадный застекленный шкаф. Стекла, впрочем, Бахрам сразу же заклеил непрозрачной цветной пленкой: чтобы гости агентства не могли рассмотреть, что находится внутри, и не пугались бы раньше времени.

Вторая комната была чуть меньше. Сюда Бахрам приволок еще один стол, большой и крепкий, на котором мгновенно образовалась живописная свалка из диковинных предметов непонятного назначения: Бахрам выдавал их за пейнтбольное снаряжение. Рядом находилось старое кресло, а на полу возле стены лежали свернутые спальные мешки. В углу стоял стальной несгораемый сейф, сплошь залепленный вырезанными из журналов картинками с рекламой оружия и красочными глянцевыми плакатами городского пейнтбольного клуба «Легион», руководителем которого Бахрам и являлся. В этой комнате он частенько ночевал, а, случалось, и жил по нескольку дней, разрабатывая стратегию будущей игры и готовясь к крупным пейнтбольным сражениям.

Ява открыл своим ключом тяжелую стальную дверь и вошел. В агентстве было пусто и тихо, лишь слабо гудели и потрескивали лампы дневного света под потолком. Ньялсага, скорее всего, сидел в кофейне «Последний белый слон», работая с книгой заклинаний, Алина пропадала в школе, осуществляя планы по запугиванию пятиклассника Соловьева, а Бахрам уехал со своим клубом в горы, на большую игру и обещался быть в городе завтра после обеда.

Ява аккуратно достал из кармана жабу и посадил на стол.

— Добро пожаловать в агентство «Аргентина», Мэргрид. Осматривайся пока, а я кофе приготовлю.

Жаба возмущенно забулькала в ответ, сверля Яву возмущенным взглядом.

— Прости, — без тени раскаяния проговорил тот. — До приезда заклинателя придется тебе в лягушачьей шкуре побыть. Я, как ты знаешь, не маг, поэтому обратно превратить тебя не могу.

Он сварил кофе, отыскал в столе у Бахрама свежий номер журнала «Пейнтбол» и устроился в кресле, с интересом изучая богато иллюстрированную рубрику «Девушки и пейнтбол», наслаждаясь тишиной и тем, что никто не приказывал развлекать себя, не грозил убить, не рассказывал во всех подробностях, как быстро и эффективно напугать человека до смерти.

За окном уже темнело, когда на крыльце послышались, наконец, чьи-то шаги.

Ява отложил журнал и поднялся с кресла.

Алина стояла возле стола, с удивлением разглядывая жабу, сидевшую на коробке из-под пиццы.

— Это кто?

— Жаба.

— Зачем ты ее сюда приволок? Будешь целовать? — Алина подозрительно посмотрела на Яву. — Она превратится в прекрасную принцессу и…

— Она превратится в баньши. Это же Мэргрид!

Глаза Алины вспыхнули.

— Ах, вот оно что! — сладким голосом проворковала она, мгновенно приходя в хорошее настроение. — Как я могла ее не узнать?! Она же совсем не изменилась!

Жаба негодующе забормотала, уставившись на нее выпученными черными глазками.

Алина полюбовалась приятным зрелищем, повесила сумку на спинку стула и прошла в соседнюю комнату. Ява двинулся следом.

— Почему она стала жабой? — вполголоса поинтересовалась Алина, включая кофеварку.

— Развлекалась так, — пояснил он. — Превращалась то в кошку, то в летучую мышь, то в жабу. Дэберхема чуть с ума не свела!

Алина осторожно выглянула в дверь: Мэргрид-жаба по-прежнему сидела на коробке, клокоча от возмущения, как маленький чайник, забытый на огне.

— А почему не может собой стать?

Ява молча повертел перед носом Алины золотую подвеску.

— Амулет, блокирующий обратное превращение, — понимающе кивнула Алина. — Ньялсага дал?

— Нет, в антикварном магазине купил. Конечно, Ньялсага, — Ява убрал амулет. — Хочу немного отдохнуть. Путь до его приезда она побудет жабой.

Ява со всеми предосторожностями выглянул в соседнюю комнату, Мэргрилд тут же заметила его и негодующе квакнула.

— Так не полагается, — Алина присела и выдвинула нижний ящик стола. — Куда девался сахар?

Ява протянул ей упаковку сахара.

— Провела бы ты целый день с баньши, по-другому бы заговорила. Между прочим, к приходу Ньялсаги она собиралась превратиться в серую кошку. Думает, что это очень остроумно.

Алина задумалась.

— Она говорила, что я одета, как служанка. Слышал?

— Слышал.

Алина прихватила чашку и направилась в другую комнату.

— Ладно, пусть будет жабой, я не против…

…Когда на улице совсем стемнело, в агентстве появился Ньялсага.

В сопровождении веселой Лукерьи, он вошел в комнату, увидел жабу, сидевшую на столе и замер.

— Баньши Мэргрид в облике жабы? И давно она так?

— Давненько, — признался Ява.

— И ты не стал превращать ее обратно?

— Не стал.

Ньялсага перевел взгляд на Алину, та развела руками.

— Я тут не при чем!

Ньялсага сел в продавленное плетеное кресло и задумался.

— Она немного шумновата, эта баньши. Не знаю, как Яве, а мне очень хотелось тишины, — начала Алина рассудительным тоном. — Хотелось отдохнуть после рабочего дня. Сам понимаешь, в школе постоянно галдят дети, дома — соседи за стеной…

— Точно, — поддакнул Ява.

— Тебе надо научиться ладить с людьми, — отвлекся от размышлений Ньялсага. — У меня тоже были шумные соседи, но я с ними прекрасно поладил!

— Как тебе это удалось? — изумилась Алина.

— С соседями очень важно установить дружеские отношения, — назидательно сказал Ньялсага. — Сначала, конечно, надо познакомиться. Это делается очень просто: заглядываешь к ним на огонек, просто так, по-приятельски и говоришь: «Добрый вечер, какое прекрасное полнолуние сегодня! Я — ваш новый сосед, граф Цепеш, но вы зовите меня просто Дракула!».

Жаба-Мэгрид на столе квакнула, и Яве показалось, что он различил что-то вроде одобрения в коротком, но выразительном «ква!».

— Это была шутка? — поинтересовалась Алина. — Конечно, шутка, я сразу догадалась!

— Это, Алина, чистая правда.

Ньялсага покосился в сторону соседней комнаты, откуда доносилось возмущенное бормотание жабы.

— Кажется, она сильно не в духе?

— Не то слово, — сказал Ява.

— Тогда пусть будет жа… э-э-э, пусть сидит в коробке. На всякий случай. До рассвета не так уж далеко.

…Ранним утром на пустынном морском берегу случайных людей, как правило, не бывает, а потому — никто не увидел, как вместо большой бурой жабы на песке возникла разъяренная баньши Мэргрид. Глаза ее сверкали, руки были уперты в бока.

— Приказываю вам всем немедленно… — дрожащим от ярости голосом начала она.

Но в этот миг из-за моря показался край солнца. Свет ударил в глаза баньши, она зажмурилась, а когда снова открыла их, перед ней лежала узкая тропа, убегающая в ночной сад, обнесенный покосившимся забором. Калитка в сад была приоткрыта.

— Свободной дороги, Мэргрид! — торопливо перебил ее Ньялсага, указывая на тропинку. — Свободной дороги!

И баньши Мэргрид исчезла.

… Поздним утром Ява оставил машину возле большого торгового центра — далековато, конечно, можно было найти парковку и поближе, но как отказать себе в удовольствии лишний раз пройтись по шумным улицам, ведущим к заливу? Ньялсага утверждал, что у города имеется собственная аура, сине-зеленая, как морская волна. Ява чародеем не был, и ему не дано было видеть магической ауры, мерцающей над улицами и площадями, но в словах Ньялсаги он не сомневался.

Кругом кипела веселая жизнь: пахло кофе и морем, сверкали зеркальные двери отелей и дорогих магазинов, по широкой мостовой мчались огромные экскурсионные автобусы — не зря же именно этот район в путеводителях для туристов, пышно именовали «сердцем города»! Но у Явы на этот счет имелось собственное мнение. Он точно знал, что сердце города, его душу, его суть искать нужно вовсе не в деловых нарядных кварталах с небоскребами и зеркальными витринами. И если свернуть с широкого проспекта в любой переулок, ведущий к морю — вот тогда-то беспечному путешественнику и откроется совсем другой город.

На здешних улицах, узких и кривых, бродили люди, выглядевшие так, будто только что ступили на эту землю с кораблей, над которыми развевались флаги никогда не существующих государств. Здесь тянулись прилавки, заваленные самым фантастическим товаром, цветочницы предлагали экзотические растения, а из множества ресторанчиков и закусочных доносились запахи непривычной еды. В магазинчиках и лавках торговали всякой всячиной: редкими пряностями, пестрыми шалями, шарфами, расписными зонтиками. Старинные браслеты и кольца с бирюзой грудами лежали на медных подносах, рядом с пестрыми коробками восточных благовоний, яркие наряды в витринах невольно притягивали взгляд: то ярко-зеленые короткие пальто, то башмаки с бубенчиками, то шляпы, украшенные цветами и фруктами или накидки, затканные золотом и серебром. Крошечный магазинчик на углу торговал старинными музыкальными инструментами, а в подвальчике через дорогу можно было купить древние карты звездного неба.

Сотни раз приходилось бывать здесь Яве, но толком разобраться в сложном переплетении прибрежных улочек ему так и не удалось. Он точно помнил, что совсем недавно, вот на этом самом месте находилась чайная лавка и ее хозяин, старый китаец, как-то протянул проходившему мимо человеку крошечную чашечку чая. Бледно-зеленый напиток имел горьковатый привкус и сначала не очень-то понравился Яве, но позже он внезапно ощутил странное спокойствие, позволяющее на миг подняться над шумом и суетой прибрежных улиц и почти понять что-то очень важное.

Но когда он пришел сюда во второй раз, чайный магазинчик бесследно исчез, на его месте оказалась лавка, торгующая благовониями и бородатый толстый хозяин, сидевший за кассой, шумно клялся, что торгует здесь уже много лет, и ни о каком чайном магазине он и не слыхивал. Однако, через недельку-другую магазинчик вновь объявлялся на прежнем месте, а торговца благовониями никто не мог припомнить.

Рыбные лавки, магазины старинных часов, лотки с цветами и лавки со сладостями пропадали и снова появлялись — каждый раз на другом месте. Обнаруживались новые переулки, а знакомая улочка, по которой Ява столько раз сбегал к морю, внезапно заканчивалась тупиком или крошечным пятачком, где стояло несколько столиков, повар жарил на открытом огне рыбу и жонглер, развлекая посетителей, запускал в небо сверкающие кольца.

Словом, прибрежные улицы жили собственной загадочной жизнью, и Ява подозревал бы, что тут не обошлось без магии, если б не знал совершенно точно: никакой магии в этом мире не существовало.

Он миновал несколько узких улиц, заполненных обитателями квартала, любопытными зеваками и туристами, свернул под навес и пошел длинными переходами. По обеим сторонам тянулись освещенные витрины, в одной из них стояли крошечные круглые аквариумы с тропическими рыбками, сверкающими, как драгоценные камни.

В самом конце длинного перехода виднелась открытая настежь дверь со шторой из пестрых стеклянных бус, рядом с дверью была приколочена облупившаяся табличка: «Книжная лавка «Бродяга».

Ява вошел, и колокольчик над дверью звякнул, приветствуя посетителя.

В книжной лавке царила тишина, нарушаемая лишь шорохом страниц. Сюда не доносился ни шум улиц, ни голоса людей, здесь было царство книг: старых, солидных, с потертыми корешками и пожелтевшими страницами. Букинисты, охотники за редкостями, часами просиживали в потертых кожаных креслах, изучая сокровища лавки, рассматривая старинные гравюры в альбомах, замирая над страницами бесценных фолиантов. Лампы с выцветшими красными абажурами освещали дубовые полки, плотно заставленные книгами, старинные шкафы, низкие столики, заваленные гравюрами. На стенах висели потемневшие от времени картины и неведомые злобные чудовища, изображенные на них, зорко стерегли каждое человеческое движение.

Ява прошел вдоль книжных полок — к одной из них была прислонена маленькая лесенка, на тот случай, если кому-нибудь из покупателей потребуется книга с самого верхнего ряда — и усмехнулся, краем глаза отметив какое-то быстрое движение в стороне.

Юркий маленький зверек скользнул вверх по стойке стеллажа, пробежал по тесно поставленным рядам книг и пропал за стопкой пергаментов. Мелькнул длинный хвост, острая мордочка с белой полосой посередине и вот уже таинственный обитатель книжной лавки показался собственной персоной: хорек с гладкой коричневой шерсткой и круглыми смышлеными глазами.

— Привет, Дэберхем, — сказал Ява. — Цолери у себя?

Хорек пренебрежительно фыркнул.

— Ну да, где ему еще быть, как не в своем логове, — согласился Ява и направился дальше: в самом дальнем углу лавки, за книжными стеллажами находилась комната, где обитал хозяин «Бродяги».

Дверь, как всегда, была открыта, но входить без приглашения Ява не рисковал, поэтому остановился на пороге.

«Логово» было небольшой полутемной комнатой. Посередине стоял старый письменный стол и кресло, книжный шкаф, битком набитый такими редкостями, что любой букинист продал бы душу за возможность покопаться в его недрах. Правда, о существовании шкафа с сокровищами коллекционеры и не подозревали: в «логово» дозволялось входить немногим. На каменных плитах пола лежали потертые ковры, на стенах висели гобелены, старинные карты да деревянные маски, изображающих свирепых чудовищ.

Окна были плотно закрытые бамбуковыми жалюзи, и в комнате всегда царил полумрак, однако, ни ламп, ни светильников здесь не имелось: хозяин «Бродяги» не признавал электрического света, а для освещения использовал толстые восковые свечи.

Сейчас обитатель «логова» — человек, с лицом, на котором, казалось, навеки застыло хмурое и сосредоточенное выражение — сидел за столом, изучая какую-то книгу. Долговязый, с широкими костистыми плечами, он напоминал Яве храмового рыцаря — если бы, конечно, рыцарю вздумалось одеться в клетчатую просторную рубаху, кожаный жилет, потертые джинсы и тяжелые армейские ботинки. Темные с проседью волосы, Цолери убирал в хвост.

Заслышав шаги, он поднял голову.

— Ява? Входи.

— Привет, Цолери. Вот, решил заглянуть, — сообщил Ява, переступая порог и дожидаясь, пока глаза привыкнут к полутьме. — Хотел, конечно, сначала тебе позвонить, предупредить, но…

Цолери хмыкнул. Он упорно игнорировал блага цивилизации и принципиально не пользовался телефоном, предпочитая передавать сообщения через Дэберхема.

— Мобильник здорово облегчил бы твою жизнь, — в очередной раз Ява сделал заведомо безнадежную попытку убедить хозяина «Бродяги» купить, наконец, телефон.

— Она у меня и так не тяжелая.

Цолери был немногословен и, если это было возможно, предпочитал обходиться вообще без слов.

Он отодвинул книгу и зажег еще пару свечей: в «логове» стало светлее.

— Отправили баньши?

Ява кивнул, невольно пускаясь в размышления о своем загадочном собеседнике.

Мало того, что тот не выносил электрического освещения и не любил дневного света, Цолери, вдобавок ко всему, терпеть не мог зеркал. Однако, как утверждал Ньялсага, вампиром он не был и этому заявлению Ява верил. Не являлся он и магом, хотя имел удивительный дар чуять, когда в этот мир проникал кто-то посторонний.

Именно тогда черный ворон по имени Дэберхем взлетал в небо: по давнему уговору он приносил новость и Ньялсаге и Кемену. Сам же Цолери в истории с «гостями» не вмешивался, в многочисленные конфликты между Кеменом и Ньялсагой никогда не встревал и упорно хранил подчеркнутый нейтралитет.

Каждый раз, встречаясь с Цолери, Ява задавал себе вопрос: кто же он такой? Ответа на этот вопрос пока что не было.

Конечно, Ньялсага без труда мог бы выяснить, кем на самом деле являлся хозяин «Бродяги»: для этого нужно было всего-то пожать ему руку. Проблема состояла только в том, что Цолери, прекрасно осведомленный об удивительной способности Ньялсаги видеть чужие ауры, никогда не подавал ему руки и ограничивался при встрече коротким кивком.

Ява тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли.

— Есть что-нибудь для меня? — поинтересовался он..

— Кое-что отыскал. Присаживайся.

Ява опустился в старое скрипучее кресло и покосился на громадную развернутую книгу, которую читал Цолери. Страницы фолитанта были испещрены странными значками, мало похожими на буквы и Ява усмехнулся: еще одна загадка! Цолери знал все существующие на свете языки, в том числе и те, что давным-давно исчезли.

— Редчайшую книгу откопал, — продолжал хозяин «Бродяги». Он поднялся из-за стола, подошел к невысокому старинному шкафчику и осторожно вынул тяжелую книгу, переплетенную в кожу. Уголки книжной обложки были окованы позеленевшей от времени медью.

— Достать было нелегко: один- единственный экземпляр, хранится в библиотеке Ордена магов Пустынных земель. Слыхал о таком?

Ява отрицательно мотнул головой.

— Ну и ладно. — Цолери положил книгу на стол и любовно провел по ней широкой ладонью.

— Настоящая человеческая кожа! А какая выделка, полюбуйся! Змеелюди, что в Пустынных землях живут, людей не жалуют: если забредет туда какой-нибудь бедолага, то пропадает бесследно. А потом, глядишь, через какое-то время в библиотеке Ордена появляется еще одна книга, переплетенная в человеческую кожу!

Яве очень хотелось поинтересоваться, каким образом Цолери удается добывать редкие книги из других миров, но он промолчал, зная, что вопросы немногословному хозяину «Бродяги» лучше не задавать.

— Но, Ява, — Цолери предостерегающе поднял палец. — Книгу мне удалось вытащить только на пару дней. Упаси небо, если змеелюди обнаружит пропажу! У них такие маги — в любом мире достанут. Понял?

Он устремил на Яву испытующий взгляд серых глаз, тот кивнул.

— Я не подведу, ты же знаешь.

— Знаю, — Цолери уселся за стол, выдвинул ящик и вынул круглый деревянный футляр: в таких обычно хранились свитки. — Вот тебе еще кое-что: мемуары одного чародея из Лутаки. Он всю свою жизнь — а прожил он немало, лет триста, что ли — изучал волшебные ветра. Все, что узнавал, записывал. — Цолери положил руки на лакированный футляр. — Тут и о Соранге есть.

Темные глаза Явы сузились.

— О Соранге?

— Да… кое-что. Сам посмотришь. Ничего такого, чего бы ты не знал, нет, но почитай. Может, и наткнешься на какую-нибудь мысль.

— Ты читал?

— Так, просмотрел, — уклончиво ответил Цолери. — Он твердит то же самое, что и все остальные, а что писали по этому поводу другие, ты хорошо знаешь: не первый год я для тебя подобные книги достаю. Все чародеи утверждают, что если уж Соранг дает бессмертие — это навсегда.

Ява упрямо наклонил голову.

— Посмотрим!

Цолери усмехнулся.

— Ты никогда не сдаешься, верно? Ладно, копайся в книгах, изучай свитки, мне не жалко.

— Ну, времени-то меня впереди хоть отбавляй, — пробормотал Ява.

Быстрая тень метнулась по полу: коричневый хорек стрелой прошмыгнул в комнату и бросился к книжному шкафу.

Глаза Цолери вспыхнули.

— Вот отсюда! — рявкнул он, разом утрачивая свою обычную флегматичность. Тяжелое пресс-папье ударилось в пол, как раз туда, где секундой раньше был зверек.

Быстрее молнии хорек вскарабкался по книжному шкафу, с необыкновенной ловкостью увернулся от пущенной в него кофейной чашки и скрылся за стопкой книг.

— Проклятая тварь! Чтоб ты сдох!

Деревянная статуэтка врезалась в груду фолиантов, за которой прятался хорек. С отчаянным писком зверек отскочил, цепляясь коготками за книги, но не удержался и сорвался со шкафа. Крохотный комочек полетел вниз, но за секунду до того, как он должен был коснуться каменных плит, хорек вдруг гибко извернулся и исчез, а в следующее мгновение большой черный ворон, сильно взмахивая крыльями, поднялся с пола, взлетел на шкаф, уселся там, и насмешливо каркнул, глядя на Цолери круглыми глазами.

Ява вздохнул.

Размышляя о хозяине «Бродяги», волей-неволей приходилось гадать и о том, каким образом попал сюда Дэберхем, необыкновенное существо, умевшее превращаться то в хорька, то в ворона и почему эти двое — Цолери и Дэберхем — вынуждены были держаться вместе.

Ньялсага предполагал, что они связаны каким-то общим заклятьем, и у них одна жизнь на двоих: если погибнет Дэберхем, то умрет и Цолери. И опять-таки, узнать, так ли это на самом деле не было никакой возможности: Цолери явно был не из тех, с кем можно было дружески поболтать.

Ясно было лишь одно: он смертельно ненавидел Дэберхема. Ворон же относился к нему насмешливо и не упускал случая довести хозяина до белого каления. Вот и сейчас: Цолери, сидя за столом и сжимая в руке тяжелую бронзовую фигурку, испепелял ворона взглядом, а Дэберхем, делая вид, что ничего не замечает, невозмутимо почистил перья, и замер, словно изваяние, вырезанное из черного блестящего дерева, лишь глаза его поблескивали в свете свечей.

Ява осторожно кашлянул, напоминая о своем присутствии.

— Так что ты там говорил про чародея? — поинтересовался он.

Цолери, помедлил немного, успокаиваясь, и поставил бронзовую статуэтку на место.

— Про какого чародея? А… это уже другой.

Он снова пошарил в ящике стола и вытащил кусок помятого старого пергамента.

— Вот, это тоже тебе. Почитай на досуге: любопытно! Он живет сейчас в Горном королевстве, тоже весьма интересуется теми, кому удалось поймать Соранг. Ты же знаешь, отмеченных волшебным ветром, было немало…

Дэберхем бесшумно слетел со шкафа и опустился на спинку кресла, где сидел Ява.

— Сейчас-то, конечно, кое-кто уже умер: ведь не все захотели бессмертия. Ты не поверишь, какие глупости выпрашивают иной раз люди! — Цолери пренебрежительно хмыкнул. — Так вот, этот чародей… довольно могущественный и влиятельный, кстати сказать, хотя и якшается с драконами… — хозяин «Бродяги» на мгновение задумался, барабаня пальцами по книге. — А может, потому и стал влиятельным, что свел дружбу с драконами? — спросил он сам себя.

Ява пожал плечами.

— Он, как мне кое-кто сообщил, составляет список всех, кто поймал волшебный ветер. Собирает о них сведения, узнает подробности жизни… гм… на месте этих людей я бы всерьез забеспокоился!

— Но зачем он это делает?

— Кто ж его знает?

Ява открыл книгу и осторожно перевернул несколько страниц.

— Может быть, именно здесь найдется хоть пара строчек о том, как снять заклятье Соранга, как снова стать смертным человеком?

Цолери с сомнением покачал головой.

— Никогда о таком не слышал, уж не обижайся. Но, как здесь говорят: «Чем черт не шутит?». Вдруг да отыщешь?

Он протянул пергамент.

— Вот тут и список, и кое-какие сведения об этих людях. Читать только здесь, в лавке! — добавил Цолери. — Этот документ нужно вернуть на место завтра утром, потому что если чародей его хватится, он, чего доброго, попросит драконов помочь с поисками!

— Только их тут не хватало, — проворчал Ява, осторожно разворачивая свиток. — Что за язык? Мне незнаком.

— Я переведу. Это одно из наречий южной Наргалии.

Ява внимательно осмотрел пергамент.

— А, может, его отсканировать? Сделать копию, тогда и торопиться не надо будет?

Цолери насторожился.

— Что сделать?

— Скопировать. Есть специальный аппарат…

— Аппарат?! Еще чего, не выдумывай. Сиди здесь и читай, да побыстрей, пока хозяин не обнаружил пропажу!

Ява вздохнул.

— Ладно… но ты бы хоть ксерокс освоил, что ли… хорошая штука и очень помогает в работе.

Он положил пергамент на стол и придвинул свечу поближе.

— Листок бумаги и ручка найдутся?

Цолери поставил перед ним бронзовую чернильницу, положил гусиное перо и принялся рыться в ящике стола в поисках чистой бумаги.

— Отлично… — скептически пробормотал Ява, при виде грубо выделанного толстого листа, протянутого ему Цолери.

— Вот вы, молодые, все торопитесь, — проговорил хозяин «Бродяги», хмуря брови. — А зачем, спрашивается? Куда спешить, если впереди вечность? Так что, не торопись, пиши пером да чернилами, как положено — глядишь, поспокойней на душе будет!

— Тоже верно, — согласился Ява, откинув крышку чернильницы. — Успокоиться не мешает. Я вот сегодня утром как пообщался с директором одного из филиалов нашего банка, так потом полдня успокаивался!

— Писал пером? — с одобрением спросил Цолери.

— Нет, изучал каталог средневековых пыток. Коллеги из Испании привезли. Хороший каталог и иллюстрации качественные. Очень успокаивает!

Цолери улыбнулся, что бывало с ним нечасто.

— Хочешь кофе? — спросил он. Ява кивнул: кофе Цолери угощал очень редко, в знак особой милости.

Пока хозяин «Бродяги» молол зерна ручной старинной мельничкой и варил кофе на спиртовке (спиртовка была огромной уступкой цивилизации), Ява просмотрел манускрипт, одновременно пытаясь припомнить, когда в последний раз ему доводилось писать пером.

Из книжной лавки донеслись чьи-то голоса.

Цолери поставил перед Явой медную джезву и две кофейные чашки.

— Наливай, — сказал он. — Я сейчас вернусь.

Стоило ему выйти, как на стол тут же спланировал Дэберхем: ворон прошелся перед Явой, потом заглянул в книгу, которую читал Цолери.

— Валил бы ты отсюда, приятель, — посоветовал Ява. — А то увидит хозяин, опять запустит чем-нибудь.

Ворон насмешливо каркнул и перелетел на спинку кресла Цолери.

— Ну, как знаешь, — вздохнул Ява.

Однако, как только на пороге появился Цолери, ворон съежился, будто растворяясь в воздухе, а через секунду маленький юркий хорек скользнул на пол и шмыгнул за книжных шкаф.

— Хамское животное! — напутствовал хорька Цолери и пробормотал сквозь зубы замысловатое ругательство на неизвестном языке. — Чтоб ты сгинул!

Раздраженно бормоча что-то, он уселся в кресло и отхлебнул кофе. Ява протянул ему пергамент.

— Записывай, буду переводить, — проворчал Цолери, пододвигая поближе джезву с кофе.

В нагрудном кармане плаща у Явы находилась прекрасная дорогая ручка с золотым пером, но пользоваться ею при Цолери он не посмел.

— Готов?

Ява обреченно вздохнул, взял гусиное перо и обмакнул в чернильницу.

— Готов.

….Алина явилась в школу, как обычно, с утра пораньше. Настроение у Алины-барракуды было прекрасным: гости вот уже который день не объявлялись, стало быть, можно жить вполне нормальной жизнью. К пятому уроку она успела переделать кучу дел. Вначале провела долгую задушевную беседу с восьмым классам, в ярких красках поведав, какие ужасы поджидают на каникулах того, кто получит в четверти «двойку»: дополнительные занятия, семинары, проверочные работы и ежедневная генеральная уборка кабинета географии. Восьмиклассники хорохорились и бодрились, но Алина видела, что семена упали на благодатную почву и совсем скоро взойдут, заколосится и дадут отличный урожай в виде «пятерок» по контрольным. Запугав двоечников, как следует, она появилась в одном из старших классов, где отыскала нерадивых учеников, осмелившихся опоздать вчера на факультативные занятия по экономической географии на целых десять минут. Девятиклассники спрятались в кабинете медсестры, пытаясь симулировать внезапное заболевание, но провести Алину-барракуду им, конечно же, не удалось.

Словом, трудилась она, не покладая рук, и к обеду у Алины оставалось только одно-единственное дело: воспитательная работа с пятиклассником Соловьевым. Но тут требовался особый подход, поэтому она решила не торопиться, а сначала попить в учительской чаю с булочкой и вареньем, и обдумать все хорошенько.

В разгар мыслительного процесса в учительскую заглянул девятиклассник и, поглядывая на учительницу географии затравленными глазами, робким шепотом сообщил, что директор школы просит ее зайти к нему в кабинет незамедлительно.

Алина-барракуда отодвинула вазочку с вареньем, вздохнула — воспитательная работа снова откладывалась на неопределенное время — и поднялась из-за стола.

…Завидев ее на пороге, директор тут же налил чаю и открыл большую коробку шоколадных конфет.

Многоопытная Алина насторожилась.

За радушным приемом ей сразу же увиделся подвох: не иначе, как директор попросит сейчас взять еще один класс или провести внеплановую олимпиаду по географии! От всего этого Алина-барракуда решила твердо отказаться: хватит с нее и того, что, подменяя заболевшую коллегу, она добровольно взяла на себя классное руководство у пятиклассников. Временно, конечно, но все же!

Однако директор был стреляный воробей, тертый калач и сложное искусство — управлять учительским коллективом, почти полностью состоящим из женщин — постиг в совершенстве.

— Алиночка, положение отчаянное, — он снял круглые очки и принялся протирать стекла бумажной салфеткой.

— Опять? — нисколько не удивившись, спросила Алина, алчно рассматривая коробку с шоколадом.

— Опять. Ты сейчас временно замещаешь классного руководителя 5 «Б», потому я тебя и попросил зайти.

— Замещаю, — согласилась Алина-барракуда, выбирая в коробке конфету побольше. — Соловьева вот сейчас собираюсь воспитывать. Надо за него серьезно браться, ведь малолетний хулиган растет! Все мои замечания от него отлетают, как от стенки горох! Пора его на педсовет вызвать, пропесочить, как следует!

— Да-да, — поспешно отозвался директор, надел очки и промокнул салфеткой загорелую лысину. — Вот о Соловьеве-то я и хотел с тобой посоветоваться. Мне сейчас, понимаешь, из больницы позвонили…

Алина замерла, не донеся конфету до рта.

— Он уже и в больнице успел что-то натворить?!

— Нет, нет, — директор пододвинул ей стакан с чаем. — Бабушка его туда угодила. Она человек пожилой, сама понимаешь. А родителей у Соловьева нет.

— Есть, — отозвалась Алина, не замечая сгущавшихся над ней туч. — Они где-то в Африке работают, железную дорогу строят. Сбежали от ребенка, — она покачала головой, жуя конфету. — А впрочем, от такого ребеночка и я бы сбежала!

— Да, но ведь из Африки мы их вызвать не можем? — задал резонный вопрос директор.

Алина пожала плечами.

— И что?

— А то, что бабушка в больнице будет целую неделю, а Соловьева на это время девать совершенно некуда.

— Родственники? — коротко спросила Алина-барракуда, приступая к конфете с ликером.

— Нету, — коротко ответил директор.

Она задумалась. Директор тоже умолк, поглядывая на нее из-под очков. В этот момент он был очень похож на кота, подстерегающего у норы мышь, но Алина, глядя в чашку с чаем, ничего не замечала.

— В общем, так, Алиночка, — решительно сказал директор, не дождавшись ответа. — Придется тебе, как временно исполняющему обязанности классного руководителя, пятиклассника Соловьева в детский приют оформить.

— Куда?!

Алина поставила чашку на стол и уставилась на директора. Тот развел руками.

— Куда ж его девать? Дома его одного на неделю оставить невозможно. Кто его кормить будет, следить за ним? А у нас в городе, знаешь, прекрасный приют для малолетних правонарушителей имеется. Там все, как полагается: и милиция, и охрана, и решетки на окнах. Таким, как Соловьев там самое место! Ты позвони, Алиночка, договорись, а потом и отвези. Машину я выделю.

— Ну, в приют — это уж как-то…

Директор сцепил пальцы на животе и заговорил рассудительным голосом:

— В приют, в приют. Соловьев этот — малолетний хулиган, позор нашей школы! Я давно его на педсовет вызвать собираюсь, пропесочить, как следует! Все замечания от него — как от стенки горох!

— Да какой он…

— И даже родители от него в Африку сбежали!

Директор покачал головой.

— Я бы, Алиночка, и сам от такого ребенка сбежал! — признался он. — Ты знаешь, что он вчера в кабинете зоологии натворил? Поймал в аквариуме лягушек, отнес в школьную столовую…

— Знаю, знаю, — тяжело вздохнула Алина-барракуда, которой пришлось под визг поварих собственноручно вылавливать половником живых лягушек из бака с холодным компотом.

— Я с тобой, Алиночка, во всем согласен. Хулиган! Пусть посидит в приюте, под надзором милиции, над своим поведением подумает, а когда бабушка из больницы выйдет и его из приюта заберет, мы его сразу же на педсовет вызовем! Пропесочим и…

— Это уж ты…

Директор подлил ей чаю.

— Ты кушай, кушай. Хорошие конфеты, импортные.

Алина покосилась на коробку.

— По-твоему, приют — это единственный выход? Ты не подумай, — спохватилась она. — Мне этого разгильдяя совсем не жалко! Но…

Директор развел руками.

— Куда его девать, Алиночка? Родителей нет, родственников нет, классная руководительница отсутствует!

— И что? — недовольно пробурчала Алина-барракуда.

— Приют, — со вкусом повторил директор, делая вид, что всецело поглощен разворачиванием конфетного фантика. — Гляди, Алиночка, трюфель! Сейчас, конечно, таких трюфелей, как раньше, не делают, но…

И он пустился в долгое обстоятельное повествование о том, какие трюфеля бывали раньше и о том, что нынешние конфеты — совсем не то, потому что содержат они не качественный шоколад, а одну только неполезную гадость.

— А вот в тех трюфелях такой шоколад был, ты не поверишь! — благодушно журчал директор, словно совершенно позабывший о малолетнем хулигане Соловьеве.

Алина закрыла глаза, мысленно повторила про себя рецепт салата «Парижские тайны» (это всегда успокаивало) и уставилась на директора.

— При чем тут классная руководительница?!

Директор неохотно прервал увлекательный рассказ.

— Да так… к примеру, если б она в школе была, я б попросил ее… ты точно не хочешь этот трюфель? Гляди, какой свежий!

Алина-барракуда в очередной раз попыталась успокоиться. Для начала она мысленно пожелала директору подавиться конфетой, а затем повторила про себя рецепт салата — два раза подряд.

— О чем попросил?

— Ну, не знаю, — директор погрузился в размышления, не забывая, однако, зорко поглядывать на Алину. — Домой к себе его взять, что ли…

Она подскочила на стуле.

— Куда? Куда?!

— Ты, Алиночка, не волнуйся. Тебя-то попросить об этом я не могу, — голосом гипнотизера вещал директор. — Зачем тебе такая обуза, правда? Я бы, например, ни за какие коврижки! Да что там, даже за годовую премию — и то не согласился бы! Так что, оформляй-ка его в приют. Прямо вот сейчас и займись!

Алина-барракуда посмотрела на директора круглыми глазами, потом перевела взгляд на портрет великого педагога Макаренко, висевший над директорским столом.

Некоторое время она созерцала прославленного корифея молча, как бы освежая в памяти его новаторские и необыкновенно эффективные педагогические методы, блестяще зарекомендовавшие себя в колонии для малолетних преступников, которую, как известно, и возглавлял Антон Семенович Макаренко.

Затем она пододвинула к себе коробку конфет и, в глубокой задумчивости, принялась лихорадочно уничтожать их одну за другой, не замечая вкуса. На десятой конфете директор слегка заволновался: неужели его блестящий и тщательно обдуманный план не сработает?

Но тут Алина-барракуда положила обратно надкушенный трюфель и мрачным голосом произнесла:

— Ладно. Одна неделя — это не так уж долго… всего семь дней. Вытерплю.

Директор подавил вздох облегчения, вытащил из коробки очередную салфетку и промокнул лысину.

— Но…

— Что, Алиночка?

— Мне нужен отгул! Понимаешь? Отгул. И немедленно!

Директор задумчиво отхлебнул остывший чай.

— Зачем тебе отгул?

Скрывать Алине было нечего и она ответила прямо:

— Хочу напиться.

— Напиться?!

— У меня почти неделю будет жить пятиклассник Соловьев. Ребенок! Мне даже как-то не по себе, — призналась она, дожевывая последнюю конфету из коробки. — Сам знаешь, когда детей много и они в классе — это одно. А когда ребенок дома и ты с ним один на один… — Алина покачала головой. — Думаешь, легко будет?

— Ты справишься! Заодно и по географии его подтянешь. Но отгул? — директор замялся. — Конец четверти, Алиночка, столько дел, не до отгулов! У тебя, кстати, и ведомости не все заполнены, я проверял. И потом, — он блеснул очками. — Зачем тебе напиваться? Ты же женщина!

— И что? — мрачно спросила она. — Я хочу успокоиться, нервы в порядок привести.

Директор задумался.

— Может быть, ты просто поплачешь? — с надеждой спросил он. — Прямо тут, в моем кабинете? Это очень успокаивает, все учительницы говорят. А я могу выйти на это время. Поплачешь — и никаких отгулов! А?

Алина хмыкнула. Последний раз она плакала около двадцати лет назад, когда разбушевавшийся попаданец-зомби прокусил ей ногу, но об этом учительница географии решила директору не сообщать.

Она с сожалением посмотрела на пустую конфетную коробку и поднялась.

— Плакать я не буду. Лучше пойду, сообщу Соловьеву радостную весть. Пусть он плачет!

О том, что ждет его в ближайшее время, Алина сообщила Соловьеву голосом тролля, привыкшего каждый день завтракать маленькими детьми. Однако вредный пятиклассник вместо того, чтобы испугаться, почему-то обрадовался, чем расстроил Алину-барракуду неимоверно.

…Конечно, события в школе, где трудилась, воспитывая подрастающее поколение, Алина, происходили незаурядные (поразительно, как быстро разлетаются новости! Поглазеть на пятиклассника Соловьева сбежались все ученики, от мала до велика, солидные девятиклассники даже пожимали ему руку и сочувственно похлопывали по плечу), но и в кофейне «Последний белый слон» тоже было нескучно.

Черный ворон Дэберхем, сидя за окном на цветочном ящике, сначала постукивал клювом в стекло, безуспешно привлечь внимание Ньялсаги, уткнувшегося в ежедневник, потом перелетел на веранду — постучать в другое окно, а заодно отвязаться от рыжего бездомного кота, который намеревался изловить птицу. В конце концов, Дэберхем, потеряв терпение, устроил такую безобразную драку с котом, что Ньялсага, услыхав шум, очнулся, глянул в окно и выскочил на веранду с проворством молодого лепрекона.

Когда же кот был с позором изгнан, а Дэберхем, торжествуя победу, улетел с поля брани, Ньялсага вернулся в кофейню, сел за стол и вытащил из кармана мобильный телефон.

Белокурая девушка-официантка принесла кофе.

— Ваши друзья скоро подъедут? — поинтересовалась она, угощая Лукерью сухариком. — Приготовить для них пиццу?

Ньялсага поморгал глазами, соображая.

— Что? А… нет, не нужно. Они ненадолго.

Когда девушка отошла, он покачал головой.

— Прорицатели, Лукерья, иной раз прямо в тупик ставят своей осведомленностью. Вот, помню, знал я одного гоблина, тоже провидца, так он…

Собака демонстративно зевнула: историю про гоблина-провидца она слышала так часто, что знала наизусть.

— Не хочешь слушать — не надо! — сказал задетый таким отношением Ньялсага.

Первым примчался Бахрам: он круглосуточно находился в полной боевой готовности и втайне очень гордился тем, что где бы не находился, добирался до кофейни «Последний белый слон» ровно за пятнадцать минут.

Ява частенько недвусмысленно намекал о больших неприятностях, которые грозят тому, кто гоняет по городу с такой скоростью, но Бахрам, имеющий обширные знакомства среди дорожных патрулей, неприятностей не боялся. Зато он всегда прибывал первым! Если же Ява или Алина, по чистой случайности, опережали его, Бахрам не на шутку расстраивался.

Усевшись за стол, Бахрам сразу же взял быка за рога.

— Ну, что?! Едем?

— Еще пять минут, — охладил его пыл Ньялсага, хотя и сам был как на иголках. — Сейчас Ява и Алина будут, они уже звонили.

— Звонили? Надеюсь, с надежного телефона? — тревожно спросил Бахрам, понизив голос.

— Алина — из учительской, Ява — из банка. Куда уж надежней!

Бахрам с надеждой взглянул в сторону витрины.

— Может, я тогда пожрать успею? Перекусить сегодня не удалось, голодный, как тролль по весне! Святые ежики, да я ехал и мечтал о пицце!

Ньялсага мельком взглянул на белокурую девушку.

— Потом поешь, не то того сейчас. Сухарик возьми, если хочешь.

Бахрам взглянул на тарелку с сухариками, пренебрежительно пожал плечами и от нечего делать принялся разглядывать портрет какого-то короля, что висел на стене. Монарх неведомого государства был изображен в кудрявом парике, в парадном воинском мундире, ладонь лежала на рукояти меча. А уж орденов! Тут и звезда, и банты с бриллиантами и…

Бахрам с досадой фыркнул. До чего ж везет некоторым — родиться королем! Все к твоим услугам, воюй на здоровье! И армия есть, и военачальники, и соседние государства, которые можно завоевать, а если с завоеваниями возиться не хочется, так хоть пограбить хорошенько…

Лишние деньги в казне никогда не помешают, да и воинскую славу приобрести бы неплохо. Однако ж, несмотря на это, некоторые облеченные властью личности сражения вести не желают. Почему?! Бахрам снова покосился на портрет неизвестного короля и вздохнул. Этот монарх, сразу видно, до войны не охоч. А чем еще, скажите на милость, настоящий мужчина заниматься должен, если не воевать?!

Ньялсага закончил телефонный разговор и поднялся.

— Идем!

Бахрам вскочил, прихватил с тарелки самый большой сухарь и двинулся следом.

Ньялсага сбежал по ступеням веранды и направился к «Зеленому дракону», мирно дремавшему под окном кофейни.

— Так, говоришь, телефоны у Явы и Алины надежные? — вернулся к любимой теме Бахрам. — Хорошо, но проверить-то не мешает, — он тревожно оглянулся по сторонам. — Вдруг прослушивают? У меня есть знакомые, они могут с этим помочь. С проверкой линии, то есть!

— Какой дурак будет прослушивать школьные телефоны? Что он там важного узнает? Расписание уроков?

Бахрам оживился.

— Вот-вот! Они хотят, чтоб мы так и думали!

— «Они»?

Бахрам солидно кивнул, не вдаваясь в подробности, кто такие эти «они».

— Ну, где же наши?! Может, вдвоем, а?

— Цолери говорит, это оборотень. Хочешь повторения прошлогодней истории? Когда вы с Алиной, не дождавшись остальных…

— Так то Алина, — не согласился Бахрам. — А то — ты!

Он подумал и скромно прибавил:

— Ну, и я с тобой!

— Подождем немного…

Бахрам шумно вздохнул.

— Опять ждать! А Кемен со своими?

— Уже знают, — нехотя проговорил Ньялсага.

— Ежик всемогущий! Чего ж мы стоим?!

Послушался шум мотора, на парковке показалась серая машина с тонированными стеклами.

— Ява! — подскочил Бахрам. — Все, поехали!

Навстречу Яве тут же кинулась веселая Лукерья.

— Пошла вон! — сердито приказал тот, уворачиваясь от собачьих объятий.

— Выезжаем, — заторопился Бахрам. — Пора! Время не ждет, то есть!

Ньялсага сунул в карман ежедневник.

— Еще пару минут! Если Алина не успеет, тогда — без нее. А то, может, по дороге ее захватим…

Бахрам довольно потер руки.

— Ява, знаешь, кто сегодня? Оборотень!

— Знаю, знаю… — недовольно отозвался тот, счищая с плаща собачью шерсть.

— Кстати, у нас в эти выходные — большая игра. Ты как? Съездил бы хоть раз с нами? Совсем по-другому бы относился к пейнтболу!

— Делать мне больше нечего, кроме как бегать по лесам да друг в друга шариками с краской пулять. Детские игрушки!

— Пейнтбол — это не игрушка! Пейнтбол — это…

— … образ жизни, — кивнул Ява. — Слышал уже.

— Святые ежики, два дня, ночевка в горах! Будем разрабатывать одну секретную операцию, все, как полагается: сначала — разведка, потом — нападение на базу противника, с захватом заложников…имей в виду, будет женское подразделение «Дикие кошки»!

Ява заинтересованно взглянул на него.

— Пытки заложниц планируются? Нет? Ну, что ж тогда ехать? Только время терять…

Бахрам огорченно крякнул. Он давно уговаривал друзей принять участие в какой-нибудь широкомасштабной игре и каждый раз искренне расстраивался, когда они отказывались.

— Что же ты делать будешь на выходных? Чем займешься? Опять пойдешь к Цолери в старых книгах рыться? Искать ответы?

Ява пожал плечами.

— Это навсегда, приятель! — принялся втолковывать Бахрам. — Мы бессмертны и с этим ничего не поделаешь! Думаешь, мне не хотелось бы снова стать смертным, все жизнь воевать, а под конец — геройски погибнуть в сражении?

— Непременно в сражении? — улыбнулся Ява.

— Святые ежики! Умереть в бою — вот славная смерть! Но это невозможно, — огорченно сказал Бахрам. — Нечего и мечтать. Так что забрось ты эти древние книги, поедем вместе с нами… поедешь?

Ява отрицательно помотал головой.

— У нас в Черном Легионе ты бы, наверное, писарем был, — огорченно сказал Бахрам. — Скрипеть пером да перебирать бумаги — разве ж это дело для настоящего мужчины? Мужчина должен воевать!

— Писарем, как же! Я б сразу в маркитанты пошел. Спекулировал бы продовольствием, амуницию и фураж налево продавал, сколачивал капитал, а в свободное время посещал бы прекрасных юных дев!

Ява мечтательно вздохнул.

— А ты бы в это время мерз и голодал!

Бахрам забеспокоился.

— Голодал? Солдат должен хорошо питаться, иначе он воевать не сможет!

— Будешь окрестные деревни грабить, — безжалостно сказал Ява. — Продовольствие-то я к рукам приберу!

Бахрам сокрушенно вздохнул.

— Крестьяне в наших краях бедны. Их и пограбить-то толком не удастся…

— Ладно уж, приходи тогда ко мне, своему маркитанту. Я тебе по старой дружбе мешок сухарей недорого продам.

Ньялсага взглянул на солнце, определяя время.

— Все, больше ждать некогда. Едем!

В этот момент и появилась Алина. Она была в синих джинсах, короткой коричневой куртке и ботинках, на плече у нее висела спортивная сумка.

— Алина, быстрей в машину! — скомандовал Ньялсага. — Подробности по пути расскажу. Ты с кем поедешь: со мной или…

— У тебя в машине бардак, все сиденья — в собачьей шерсти. Ява, я с тобой поеду!

Они поспешили к машинам.

— Новости у нас, — на ходу говорил Ньялсага, роясь в карманах в поисках ключей.

— У меня тоже, — мрачно ответила Алина.

— Оборотень! — понизив голос и вращая глазами, пояснил Бахрам.

— А у меня — ребенок! — отрезала Алина.

Бахрам осекся на полуслове.

— Ребе… кто? — недоверчиво переспросил Ньялсага.

— Святые ежики, Алина! Откуда он у тебя?!

Алина выразительно промолчала, Бахрам слегка покраснел.

— А чей ребенок? — поинтересовался Ява. — Твой?

— Ты что, с ума сошел?! Как он может быть мой?

— Откуда ж он взялся?

— Бабушка пятиклассника Соловьева в больницу попала. Ребенка девать совершенно некуда, родственников нет. Не на улице же его оставлять? Ну, вот мы и решили…

— Кто это — «мы»?

— Мы с директором школы. Поживет у меня неделю.

— Ах, с директором…

— Да. По крайней мере, мальчишка хоть питаться нормально будет. Явится вечером из школы, я ему обед приготовлю.

— Ежик всемогущий…. — в ужасе воскликнул Бахрам. — Ты будешь его кормить?!

Алина бросила в его сторону короткий взгляд, и Бахрам мигом заткнулся.

— Он будет получать полноценное питание. Например, вчера я лепила вареники с творогом. Можете завернуть ко мне вечером, угощу.

— Я, Алина, здорово занят сегодня, — не моргнув глазом, соврал Ньялсага. — А вот Ява с Бахрмом, они — с радостью!

— Я тоже занят, — отперся Ява. — Да ты, Алина о нас так не заботься, мы привыкли к простой незатейливой пище…

Алина вздохнула.

— Ну, как же. Вы, можно сказать, моя семья…

— Святые ежики, Алина! Снова-здорово, опять вареники! Ты их всю неделю лепишь, что ли? — вмешался в разговор бесцеремонный Бахрам. — Я творог уж видеть не могу! Ты другое что-нибудь готовь. На одних варениках далеко не уедешь!

— Дебилы, собирающиеся куда-то ехать на варениках, мне не семья! — отрезала Алина, села в машину и громко хлопнула дверцей.

Бахрам почесал в затылке, подумал.

— Ява, ты слышал, у Алины — ребенок. Ей в школе его выдали!

— Слышал, не глухой…

— Будет у нее жить. И она будет его кормить!

— А вот это печально.

Алина опустила стекло:

— Долго вы копаться будете? Мне домой надо. С детьми столько хлопот, просто голова кругом. Вот, сбегала на большой перемене в магазин, купила книгу «Питание школьника». Еда для ребенка должна быть питательной и полезной, богатой витаминами! И еще: я сейчас кухню Италии изучаю, так что скоро спагетти вас угощу, раз вы вареников не хотите.

Бахрам вздрогнул.

— Святые небеса, помогите нам пережить Италию! — пробормотал Ява, переглянувшись с приятелем.

— Слышь, маркитант, — вполголоса сказал Бахрам. — Насчет ребенка… надо бы завтра заехать к Алине, нормальной еды пацану привезти. Пока она его не угробила… не отравила, то есть!

На его счастье слов этих Алина не расслышала.

…На большом гранитном валуне сидел, нахохлившись, черный ворон и, наклонив голову, прислушивался к словам Ньялсаги.

— Амулеты у всех есть?

— Какой именно оборотень? — деловито уточнил Бахрам.

— Неизвестно. Возможно, волк, возможно вервольф, не к ночи будь помянут… кошка, крыса или просто галлюцинация, как в прошлый раз.

Ньялсага развернул бумажку с заклинанием, пробежал глазами и сунув обратно в карман.

— Если это действительно оборотень, он здесь, — Ньялсага кивнул на тяжелую дверь, ведущую в полуразвалившийся давным-давно заброшенный форт. — Больше ему деваться некуда. Поблизости ни леса, ни гор, только берег моря: оборотню и укрыться-то негде.

Он посмотрел на развалины. Большая часть форта находилась под землей — огромный лабиринт пещер, туннелей и коридоров, раскинувшийся прямо под ногами людей. В другом мире, в том, который он покинул много лет назад, этот подземный город, темный, сырой и холодный, был бы, без сомнения, густо населен. Это место прямо-таки предназначалось для самых опасных тварей, которые прятались бы здесь от солнечного света и человеческого общества, бесшумно крались по темным и узким коридорам и выбирались бы на поверхность земли лишь ночью, подстерегая добычу. И уж, конечно, никто из людей отважился бы сунуть нос в населенное монстрами подземелье. Да что там люди — даже чародеи не вошли бы сюда по доброй воле, разве только тогда, когда под землю их бы загнали совсем уже отчаянные обстоятельства!

— Заклинание для ночного зрения, заклинание личной безопасности и еще одно, которое, поможет обнаружить живое существо в подземелье, — озабоченно перечислил Ньялсага. — Вроде все… на рожон не лезьте, ясно? Первым иду я, Ява и Бахрам — за мной. Алина, ты здесь останешься. Нечего тебе там делать…

Он раздал амулеты.

— Соблюдайте осторожность, а то, чего доброго, оборотень одним из вас пообедает.

— Ты классно пошутил! — поспешно вставил Ява, вспомнив наставления Алины.

Ньялсага озадаченно умолк.

— Когда?

— Да вот, прямо сейчас. Отличная шутка была — про обед!

— Конечно, — поддержала Яву Алина. — Замечательная!

Ньялсага вздохнул.

— Да нет, это как раз не шутка была. Будьте осторожны! На все про все у нас полчаса, потом заклинания придется обновлять. Бахрам, сеть с собой?

Бахрам похлопал себя по карману.

— А как же! Святые ежики, с того момента, как Дэберхем нам принес новость о «попаданце» всего ничего прошло, а мы уже его обнаружили! Пусть Кемен со своими утрется!

— Ты погоди радоваться-то, — пробормотал Ньялсага, направляясь к двери. — Скажешь это, когда все закончится.

И, как это частенько бывало, оказался прав.

Ржавая железная дверь со скрежетом отворилась и из темноты подземелья показался Кемен, в своей неизменной джинсовой куртке и бейсболке, низко надвинутой на глаза. Следом появился Лютер с заткнутым за пояс пистолетом. Ньялсага услышал, как позади него Бахрам выругался.

Следом за людьми появился молодой парень, босой, со сбитыми грязными ногами, в грубой и довольно грязной одежде. Спутанные волосы невыразительного серого цвета и карие глаза, в которых виднелся страх.

— С дороги, — бросил Кемен вместо приветствия, и Ньялсаге не оставалось ничего другого, как посторониться.

— В этот раз вы первыми не успели, — «Бриммский василиск» не отказал себе в удовольствии сообщить это и подтолкнул парня в спину.

Ньялсга пригляделся к «попаданцу» внимательней.

Разные существа попадали сюда и все они вели себя по-разному: одни впадали в ярость от страха, другие — мгновенно оценивали ситуацию и находили в ней немалые выгоды для себя, третьи — воспринимал город, как поле для большой охоты и были опасны для всего живого. Но были и те, кто подобно пойманному оборотню, попав в новую обстановку, цепенел от страха, плохо понимая, что творится вокруг.

Но, несмотря на это, Кемен, конечно же, принял кое-какие меры предосторожности: на шее у парня поблескивал металлический ошейник.

— Живое серебро? — хмуро спросил Ньялсага. — Где раздобыл?

— Где раздобыл, там уже нет. С лахши-оборотнем без него нельзя, — сообщил Кемен, вынимая из кармана телефон. — Пока этот ошейник на нем, он не сможет ни в кого превратиться.

Он поднес к уху телефон. Где-то неподалеку послышался шум мотора.

— Лахши? — переспросил Ява.

— Очень немногочисленная группа оборотней, — пояснил Ньялсага, не сводя глаз с перепуганного парня. — Им не нужно полнолуние, чтобы обернуться. Превращение может застигнуть их в любой момент. Происходит это непроизвольно и они его не контролируют… как и себя. Лахши становятся очень свирепыми и кровожадными.

— Правильно, — кивнул Кемен. Даже сейчас он казался самым обычным жителем города, неприметным и незапоминающимся — такая заурядная внешность отлично маскировало его цепкий острый ум. Ньялсага уже давно убедился, что в выслеживании «попаданцев» Кемену равных не было. Иногда, после очередной стычки, Ньялсага раздумывал, что за аура могла быть у этого человека, но пожимать Кемену руку, чтобы узнать это, не хотелось. На дороге, ведущей к форту, показался белый потрепанный пикап. Лютер подтолкнул оборотня и они двинулись по направлению к машине.

— Он же никого не убил, — заикнулась было Алина. — Мы могли бы сегодня утром отправить его обратно…

Но Лютер не удостоил ее и взгляда: прошел мимо, будто не слышал ее слов.

— Если на него когда-нибудь нападет оборотень, — сквозь зубы процедила Алина. — Я и пальцем не пошевелю!

— Убил или не убил — какая разница? — обронил Кемен. — Мы нашли его первыми, значит, и говорить не о чем. Кстати, — он перевел взгляд на Ньялсагу. — Что-то частенько вы стали успевать первыми, а? Придется потолковать с Цолери.

Ньялсага промолчал.

Кемен твердо знал, что нелюдям не место в этом мире. Ньялсага считал так же, но на этом их сходство и заканчивалось.

Не так давно между ними, наконец-то, установилось что-то вроде вооруженного перемирия, но под слоем серой золы тлели угли, и достаточно было легкого ветерка, чтоб раздуть их, и пожар заполыхал бы снова.

Поэтому, Ньялсага отвел глаза, чтобы не видеть, как ведут к белому пикапу оборотня, испуганно озирался по сторонам, не понимал, ни того, куда он попал, ни того, что происходит, ни того, что ждет его дальше.

— До встречи, ребята, — бросил Кемен и двинулся к пикапу, за рулем которого сидел молодой крепкий парень. Он появился в команде Кемена совсем недавно и Ньялсага еще плохо его знал.

Когда пикап исчез за поворотом, Ньялсага взглянул на ворона, который по-прежнему черным изваянием сидел на гранитном валуне.

— Возвращайся, Дэберхем, — Ньялсага хотел сказать что-то, но сдержался. — Передай Цолери — мы не успели.