Агентство «Аргентина»

Глава-8

От картонной елочки, болтающейся на зеркале заднего вида, в кабине белого пикапа было пахло хвоей, но не тем ароматом нагретого солнцем хвойного леса, а приторным синтетическим запахом какой-то бытовой химии. Ньялсага привычно проверил, на месте ли синий ежедневник, хотя во время разговора он вряд ли понадобился бы.

— Что с гномами? — спросил Кемен. — Нашли?

Ньялсага кивнул.

— Нашли, отправим на рассвете.

— И то хорошо, — Кемен пододвинул к себе спортивную сумку, стоявшую на полу. — Давай к делу.

Послышалось хлопанье крыльев. Ворон опустился на капот машины, прошелся туда-сюда и нахально уставился через стекло на сидевших в машине людей.

— Чтоб тебя, — проворчал Кемен, однако опустил боковое стекло, чтобы Дэберхем мог слышать разговор. — Хэрвелл упоминал лишь о паре случаев нападения вампиров на человека…

Из сумки появилась папка с бумагами.

— Но коротко, буквально в двух-трех предложениях. Конечно, в его архивах, наверное, было сведений побольше…

— А, может, и не было, — не согласился Ньялсага. — Возможно, в те времена нападение вампиров на людей было делом вполне обычным, в архив же заносились какие-то исключительные случаи.

— Скорее всего…

— Трефалониуса так просто не убьешь, — Ньялсага посмотрел на Дэберхема: ворон замер, склонив голову набок, внимательно слушая беседу. — Если он что-то заподозрит, то и близко к себе не подпустит.

— Значит, нужно сделать так, что не заподозрил.

Ньялсага кивнул.

— Да. Жаль, что я не смогу использовать заклинания: Трефалониус почует магию и насторожится.

— А он точно почует?

Ньялсага подумал.

— Не знаю. Но дядюшка Фю, например, прекрасно чувствует.

Кемен прикусил губу.

— Тогда придется действовать без магии.

Он положил руку на старую потрепанную папку, лежавшую на коленях.

— Времени будет совсем немного. Главное — успеть вмешаться, когда Трефалониус запустит клыки в шею жертвы!

Ньялсага кивнул.

— Всего несколько секунд. Второго шанса Трефалониус не даст.

Кемен открыл папку и стал перебирать бумаги.

— Хэрвелл упоминает о случае обращения. В каждом из них после укуса человек получал несколько капель крови вампира. Этого было достаточно, чтоб началось…

Он запнулся, подбирая слово.

— Он называл это перерождением. Говорил, что инициировать можно даже мертвого человека, если он умер совсем недавно и тело еще теплое. Так?

— Да, начинается что-то вроде магической трансформации, — неохотно пояснил Ньялсага, поглядывая на ворона: вид у Дэберхема был такой, словно он слушал давно известные ему вещи. — И когда она закончится, среди вампиров появляется новобранец. Он мертв: его сердце не бьется, он не дышит, его кожа холодна на ощупь, и он не стареет. Но, в отличие от зомби, он думает, ходит, планирует, говорит. И что самое поганое: он охотится и убивает!

Он вспомнил вампира-стряпчего: осторожного, вкрадчивого, незаметного.

— Не думаю, что Трефалониус будет инициировать. Во-первых, побоится делать это без разрешения Гинзоги. Во-вторых, то, что вампиры без разбору обращают людей в себе в себе подобных — всего лишь легенда. Новый член клана — это всегда соперник в борьбе за пищу и власть, поэтому вампиры обращают далеко не каждого и лишь тогда, когда в этом есть необходимость. Но точно знаю, что при виде и запахе крови ни один вампир не сможет себя контролировать. Это им просто не под силу.

— Я смотрю, тебе многое известно, — заметил Кемен.

Ньялсага поколебался, прежде чем ответить.

— Знакомый один был когда-то… давно. Охотился на вампиров, вроде Хэрвелла.

Кемен бросил на заклинателя быстрый взгляд.

— И что? Его убили?

— Хуже, — Ньялсага опустил стекло: захотелось глотнуть свежего воздуха. — Отомстили. Поймали, обратили в вампира и отпустили.

— Зачем?

— Всех обращенных первое время сильно тянет домой. Они стремятся найти свою семью: мужья — жен, жены — мужей. Молодые женщины разыскивают бывших женихов, женихи — невест, дети — родителей и так далее. И нет в это время для людей места опасней, чем родной дом! Ну и…

Он помолчал немного, глядя перед собой невидящими глазами, потом тряхнул головой.

— Ладно, вернемся к Трефалониусу. Задачка нам выпала из непростых, — он принялся загибать пальцы. — Сначала — обмануть старого хитрого вампира и спровоцировать его на нападение. Будем считать, что это удалось. После того, как Трефалониус вцепится в шею, неплохо было бы каким-то чудом от него вырваться, а? Молодые, только что созданные вампиры ненамного сильнее человека, но их сила со временем возрастает. Трефалониус же явно не вчера стал кровососом, значит, он очень силен.

— Да, — в раздумье проговорил Кемен. — Как бы унести от него ноги… и клинок, смоченный в крови жертвы вампира.

— Ну, а дальше уже сущая ерунда, — продолжал Ньялсага. — Заколоть Гинзогу кинжалом и справиться со Сворой. Всего-то!

Он снова взглянул через стекло на Дэберхема.

— Когда ведьма узнает, что у нас есть то, что способно ее убить, не сбежит ли она? — спросил Кемен. — Нельзя ее отпускать, рано или поздно она вернется да еще всю Свору с собой приведет!

Ньялсага отрицательно покачал головой.

— Уверен, что не сбежит. Она придет в ярость и мы на своей шкуре узнаем, что такое ее гнев.

Они надолго замолчали. Первым тишину нарушил Кемен:

— Будем действовать, как условились?

— Будем, — эхом отозвался Ньялсага.

Дэберхем посмотрел сначала на одного человека, потом на другого. В глазах ворона явно читалось сомнение.

— А что стало с тем вамп… с твоим знакомым? — нарушил молчание Кемен.

— Он… его убили, — не глядя на собеседника, ответил заклинатель. — Но перед этим он все-таки успел побывать дома.

— А кто его… — начал было Кемен, но взглянул на Ньялсагу и умолк.

Потом вынул из папки еще один листок бумаги и протянул заклинателю.

— А если что-то вдруг пойдет не так? — осторожно поинтересовался потомок Хэрвелла. — Тогда что делать?

Ньялсагу взял листок.

— «Некоторое время после обращения человек думает и действует почти так же, как при жизни. Однако вскоре он познает непобедимую жажду крови и понимает, что его жизнь зависит от питания своими сородичами. Сознание его изменяется: он перестает быть человеком и жизнь других людей в его глазах становится все менее и менее ценной. Годы превращаются в десятилетия, затем — в века и вампир становится опасным кровожадным монстром. Так было всегда, иного пути нет», — вслух прочитал Ньялсага, скомкал листок и некоторое время сидел молча. Потом посмотрел в зеркало и встретился взглядом с Кеменом.

— Если что-то пойдет не так, — проговорил Ньялсага, глядя ему в глаза. — Тогда отрежь мне голову. А потом хватай кинжал и уноси ноги.

…Алина осмотрелась вокруг — все спокойно, насколько спокойно может быть на кладбище — и продолжила попытки уговорить своего спутника вернуться. Но разговор получался односторонним: «Бриммский василиск» отмалчивался и в диалог не вступал, так что мало помалу Алине стало казаться, что она говорит сама с собой.

— Зачем связываться с некромантом? Зачем тащиться на кладбище? Что ты доказать пытаешься? Что его не боишься? Ты пойми, кладбище — это его территория. Пока он здесь находится, ничего ты с ним не сделаешь! А вот он с тобой…

Алина сделала паузу.

Городские власти давным-давно закрыли старое кладбище, со временем оказавшееся в черте города. Ходили слухи, что погост вот-вот перенесут в пригород, а землю отдадут под застройку. Слухи, судя по всему, имели под собой почву: предприимчивые дельцы, уже начали возводить на краю кладбища огромный ангар для крытого рынка.

— Возвращайся в машину, — коротко ответил Лютер. — Закройся и сиди там.

— С какой стати? Меня-то дядюшка Фю не тронет. А вот для тебя он сейчас ночь живых мертвецов устроит!

Она умолкла и подняла голову. Окрестное воронье будто с ума сошло: с пронзительными криками птицы метались в сером небе.

Что-то происходило в мире, что-то невидимое, неизвестное до поры до времени и оттого — особенно жуткое. У Алины упало сердце.

— Вот оно, началось, — пробормотала она, вытаскивая из кармана мобильный телефон. — Почуяли нас!

— Кто? Тут же только некромант, — обронил Лютер и огляделся. — Да и того еще отыскать надо.

Алина с досадой тряхнула головой: на дисплее высветилась строчка «Абонент недоступен».

— Только некромант?! Слушай, если ты такой умный, ответь: как думаешь, почему кладбища заборами огораживают?

— Почему?

— Чтоб удерживать тех, кто находится внутри, самонадеянный идиот! Дядюшка Фю здесь не один, а в компании. И если тебе приспичило сказать ему пару ласковых, то нужно было сделать это за кладбищенской оградой, ясно?! Там он силы такой не имеет.

Она умоляюще проговорила:

— Давай вернемся, а?

Но Лютер на ходу отрицательно мотнул головой, и Алина вздохнула переупрямить «Бриммского василиска» оказалось делом трудным.

Она еще раз попробовала дозвониться до Ньялсаги. Голос в трубке равнодушно сообщил, что абонент недоступен.

— И почему именно ты дядюшке Фю понадобился? — раздраженно проворчала Алина

Лютер пожал плечами.

— А вы зачем Гинзоге понадобились?

— Мы — другое дело. Она нас Сумеречному Ордену продаст, а в обмен за это те-кто-в-сумерках с нее проклятие снимут.

Лютер искоса взглянул на нее.

— Это те чародеи, которые на идее бессмертия свихнулись?

— Они самые. Они собственные жизни за счет чужих продляют, а с бессмертными-то это гораздо проще делать!

— Значит, вы будете донорами жизни для чародеев? — уточнил Лютер.

— Что-то вроде этого… потому мы в свое время оттуда и сбежали.

Алина оглянулась назад, на ворота. С городских улиц долетал шум движения, гудки, далекая музыка, но здесь, на кладбище, протекала своя жизнь. Уже наползал вечерний туман, окутывая деревья, отрезая территорию мертвых от земли, принадлежащей живым.

— А Гинзога… — начал Лютер, но Алина прижала палец к губам и указала взглядом на могилы.

— Не говори лишнего, нас слышат, — тихо проговорила она. — Те, кто под землей. И каждое наше слово передадут ему…

Лютер прищурил глаза, оглядывая ряды могил.

— Правда? — недоверчиво спросил он.

Алина рассердилась:

— Конечно, правда! Ничего о некромантах не знаешь, а собрался с дядюшкой Фю воевать!

— А ты знаешь?

— Знаю!

— Откуда?

Алина сердито фыркнула, но «Бриммский василиск» упрямо ждал ответа.

— Жила когда-то рядом с кварталом Некромантов, — с досадой сказала она. — Очень давно…

— Некромантов?

— Ничего особенного, обычные маги средней руки, просто ремесло у них такое, с миром мертвых связано. Но дядюшка Фю — он совсем другой. С ним связываться я бы никому не советовала!

Она выразительно посмотрела на Лютера, тот пожал плечами.

— И зачем я это говорю? — вздохнула Алина. — Ладно, пойдем. Пора продемонстрировать дядюшке Фю твою непревзойденную крутость!

…Поиски оказались короткими: дядюшка Фю обнаружился за первым же поворотом. Некромант неторопливо прохаживался между могил, будто поджидал кого-то и, заметив Лютера, довольно улыбнулся.

— А я-то думаю, сахарный мой, я-то беспокоюсь: что-то долго тебя нет! Не иначе, забыл, бросил старика, и поговорить со мной не желаешь! Или испугался — с кем не бывает? Ан, нет, вот и ты, да еще и не один! — он покивал головой, с приятной улыбкой поглядывая то на Алину, то на Лютера. — Благодарю сердечно, что заглянули. Рад, рад!

Дядюшка Фю сложил руки на животе и переплел пальцы:

— А я вот тут, вас ожидая, проведал кое-кого, — он посмотрел себе под ноги. — Да и то сказать, хороших-то людей отчего не навестить, так я говорю?

Лютер пожал плечами.

— А ты, пряничный мой, плечами-то не пожимай, — назидательно проговорил старый некромант. — Ты на заметку бери, обвыкайся! Еще денек-другой — и будешь ты, медовый мой, в полной моей власти, в полном распоряжении!

Дядюшка Фю снова ласково улыбнулся, но глаза его смотрели внимательно и жестко.

— Это мы еще посмотрим, — хмуро буркнул Лютер.

— И смотреть тут нечего, драгоценный мой! Я ведь, как тебя увидел, так и понял: вот кто мне нужен! Вот кто мне пригодится! А что строптив да непокорен — так это, голубь ты мой, вопрос времени, только и всего. Помни об этом!

— Ты тоже помни, — отозвался Лютер. — Что и на некромантов управу найти можно. На этой земле они, говорят, раньше часто встречались, а теперь они где?

Дядюшка Фю, поглядел на Лютера и задумчиво пожевал губами.

— Убить меня, голубь ты мой, у тебя не получится, и не мечтай даже! В скором времени совсем даже наоборот выйдет. Вот, погоди — умрешь, да снова оживешь, так совсем другим станешь, ей-ей! Помогать мне будешь, во вкус войдешь!

— Не дождешься.

— Дождусь, любезный мой, еще как дождусь-то! — с добродушным смешком ответил дядюшка Фю. Он прошелся по узкой дорожке между холмиками и похлопал ладонью по чьей-то могильной плите. — Да и ждать недолго: сам посуди, что такое денек-другой? Слугой моим станешь, повиноваться будешь беспрекословно. И вся строптивость твоя — фьють! Только ее и видели! Все мы горячи до поры до времени, все непокорны… показать хотим, что не никого не боимся…

Он остановился напротив Лютера.

— Что ж, потолкуем сейчас, ты да я! Да и другие с тобой познакомиться хотят! Я уж им про тебя словечко замолвил!

Алина насторожилась. Лютер огляделся по сторонам.

— Кому?

Некромант склонил голову набок, прислушиваясь к чему-то, и кивнул.

— А вот сейчас и узнаешь!

Он оглядел ряды могил.

— Здесь, голуби мои, отличное местечко! — объявил дядюшка Фю. — Кладбище-то ведь не простое было, ох, не простое! А уж и не помнит этого никто, охо-хо! Человеческая память-то короткая, а жизнь — и того короче!

При этих словах некромант посмотрел на Лютера.

— Так я говорю?

— Непростое? — беспокойно переспросила Алина. — Так я и думала!

Старый некромант охотно пустился в объяснения:

— Тут, клубничная ты моя, самоубийц хоронили. Их, да еще людей, что насильственной смертью умерли! Душегубов-то во все времена хватало, так я говорю? — он тихонько посмеялся, глядя на людей. — Тех, кто людей невинных жизни лишал!

Дядюшка Фю заложил руки за спину и двинулся по дорожке.

Шествовал он не спеша, точно прогуливаясь, время от времени останавливаясь, как бы прислушиваясь к неслышным голосам.

— Тролль тебя забери, — пробормотала Алина. — Вот это мы вляпались!

И, заметив вопросительный взгляд Лютера, кивнула на могилы.

— Они все умерли насильственной смертью, все до одного!

— И что?

— А то, что они злые, как бешеные псы!

Лютер пристально взглянул на могилы.

— Но их убийцы давным-давно мертвы. На кого же они злятся?

— На живых! Все это время они только и мечтали добраться до людей и разорвать их в клочья. Вот только возможности у них такой не имелось… до сегодняшнего дня. Не было некроманта, который бы им помог.

— Что они могут сделать?

Алина ощутила внутри себя ледяную пустоту.

— С тобой? Меня-то они, как ты понимаешь, не тронут, я Гинзоге нужна, а вот с тобой… да все, что угодно. Могут свести с ума, могут вырвать сердце, а могут ограничиться глазами. Это уж, как дядюшка Фю пожелает!

Некромант обернулся.

— Приятно слышать разумные речи, медовая ты моя! — ласково произнес он. — Все истинно так, как ты говоришь. А ты, голубь мой, — он перевел цепкий взгляд на Лютера. — Поймешь сейчас, кто твой хозяин. Пора, сахарный мой, проучить тебя да строптивости-то поубавить. И будешь ты шелковый, помяни мое слово!

Алина, стуча зубами, повторила вполголоса рецепт грейпфрутового конфи, но любимый рецепт не принес успокоения.

— Стой! — она сделала шаг по направлению к дядюшке Фю. Старый некромант стоял, сложив руки на груди, посмеиваясь, точно наперед знал, что скажет Алина. — Забыл про клятву? У нас еще два дня и пока они не кончились, вы и пальцем никого тронуть не можете! Гинзога произнесла клятву вслух, а ты сам знаешь, что бывает с теми, кто нарушает…

— Это у вас два дня, бессмертные, про остальных уговору не было. Но и то сказать, пряничная моя, на что ты свои последние денечки тратишь? Нашла, кого защищать, за кого заступаться! — отечески пожурил ее дядюшка Фю.

— Клятва касалась всех! Тронешь его — и я скажу Гинзоге, что ты нарушил слово! — пригрозила Алина.

Старый некромант негромко рассмеялся.

— Ох, напугала, клубничная моя! Да Гинзога мне его в полную мою власть отдала, что захочу, то с ним и сделаю!

Алина взглянула на Лютера. Ей показалось, однако, что он не слишком встревожен ситуацией: смотрит на дядюшку Фю, прищурив глаза, будто прикидывает что-то. Сразу видно, что с некромантами и их подручными дела он не имел, а потому грядущую опасность представлял плохо. А, может, надеется на защитные амулеты?

— На кладбищенской земле некромант сильней, чем обычно, — снова напомнила она. — Какое-то время амулет будет защищать, но рано или поздно ему удастся их…

Дядюшка Фю взглянул на нее с одобрением.

Алина отвела глаза.

Некромант сделал небрежный жест, проговорил что-то, потом снова сложил руки на груди и ласково взглянул на людей.

— Сердятся они, очень уж сильно сердятся, — безмятежным тоном поведал дядюшка Фю. — Вы уж, медовые мои, не держите на меня зла, это ведь я по доброте душевной уму-разуму вас учу…

Дожидаться окончания речи Алина не стала: она схватила Лютера за руку и потащила прочь.

— Бежим, бежим! — приговаривала она. — Все уже поняли, что ты храбр, как… как… как идиот, а теперь надо улепетывать! Выбраться за ограду: они не смогут ее преодолеть!

Бежать «Бриммский василиск» не собирался.

— Еще чего, — проворчал он. — Я еще с некромантом не потолковал!

— Это он сейчас с тобой потолкует! Бежим, пока не…

Но было уже поздно. Земля вдруг вскипела белым туманом, который в одно мгновение окутал все кладбище погребальным саваном.

Как ни пыталась Алина угадать, с какой стороны подберется опасность — все было тщетно: ничего невозможно было разглядеть в молочной пелене. Неожиданный порыв ветра растрепал клочья тумана, растащил по кустам, и Алина вздрогнула: совсем рядом стояли призраки. Они были так близко, что можно было коснуться рукой, вот только Алина знала точно, что ни за что на свете не дотронется до них.

Она старалась не смотреть на лица, пустые и мертвые, но все равно видела их. Ближе всех стоял пожилой мужчина, крепкий и коренастый, с пышными седыми бакенбардами и бритым подбородком. Из-за уродливого шрама, казалось, что его лицо кривится в постоянной ухмылке. Благодаря старомодному костюму он был очень похож на захудалого актера, играющего роль дворецкого.

Алина украдкой быстро глянула-таки на призраков и тут же отвела взгляд. Судя по одежде, смерть настигла этих людей довольно давно, когда в моде были сюртуки и длинные юбки.

— Почему их только пятеро? — деловито поинтересовался Лютер.

— А тебе мало? — сердито огрызнулась Алина. — Дядюшка Фю вызвал не кого попало, а Стражей кладбища!

— Что за Стражи?

Из тумана показалась фигура дядюшки Фю.

— Тот, кто похоронен последним, тот и становится Стражем кладбища. Но пятеро сразу? — она взглянула на приближающегося некроманта. — Возможно, тела держали в городском морге, чтобы похоронить в общей могиле? А, может, они вместе погибли. При пожаре, например.

— Скорей уж, утонули, — предположил Лютер, покосившись на высокую худую женщину, чье изможденное лицо облепили мокрые черные волосы. Заметив взгляд человека, она оскалила желтые зубы.

— Со Стражами шутки плохи, они гораздо опасней обычных призраков!

Утопленницы придвинулась ближе, и опять, второй раз за день Алина услышала тихое знакомое гудение — охранное заклинание не позволяло обитателя кладбища напасть на людей. Однако спокойнее Алине не стало.

Стражи медленно двинулись вперед.

Дядюшка Фю шел следом, помахивая рукой и насмешливо посматривая на Лютера.

— Что ж, клубничный ты мой, знакомься с нашим ремеслом поближе! Я тоже с малого начинал когда-то.

— Знаю я, как ты начинал, — не теряя обычного хладнокровия, проговорил «Бриммский василиск». Он распахнул куртку, Алина увидела заткнутый за ремень джинсов пистолет. — Убивал людей, которые на твой постоялый двор забредали!

Дядюшка Фю остановился и покачал головой.

— А ведь не ошибся я в тебе! Нет, не ошибся! Человек ты дотошный, в самую суть так и зришь! — одобрительно промолвил он. — Вот и про постоялый двор узнал… молодец! А насчет того, что убивали — было бы о чем печалиться! Придет времечко, и сам попробуешь. Понравится тебе, я уж чую, еще как понравится-то!

— С чего бы это?

— Да как «с чего»? — благодушно ответил некромант, нисколько не обидевшись. — Я ведь не случайно тебя из всех людей выбрал, не случайно, медовый ты мой! Большие способности у тебя к нашему делу имеются…

Один из Стражей, мужчина среднего роста, с длинными, редеющими волосами, с темными пятнами на бледной коже, одетый в черный поношенный сюртук, бросился вперед, протянув руки к лицу Алины. Она отскочила, с тревогой отметив, что гудение амулета сделалось тише.

— Кладбищенская земля, — в отчаянии пробормотала Алина. — Поглощает чужую магию!

Дядюшка Фю согласно кивнул.

— И минуты не пройдет, сахарная моя, как она улетучится, только ее и видели!

Алина выхватила из кармана телефон и попыталась набрать номер Ньялсаги, но другой кладбищенский Страж — вертлявый мальчишка-беспризорник, одетый в лохмотья, стремительно метнулся вперед и его скрюченные пальцы едва не вцепились в ее куртку.

Алина отшатнулась и выронила мобильник.

Стражи снова двинулись вперед, люди отступили еще на пару шагов.

Лица призраков исказились от ярости: невозможность напасть приводила их в бешенство.

Дядюшка Фю небрежно отбросил телефон носком башмака.

— Охо-хо, молодежь, — укоризненно проговорил старый некромант. — К чему все это? Чему быть, тому, как говорится, не миновать!

Он покачал головой.

— Потолкуйте с ним, — велел некромант Стражам. — А я уж присяду, погляжу…

Он отошел в сторону и присел на могильную плиту.

В отчаянии Алина снова забормотала привычные строчки.

— Что это? — недоуменно покосился на нее «Бриммский василиск». — Молитва?

— Рецепт лукового супа.

Женщина-утопленница снова оскалилась в зловещей улыбке.

— Помогает? — без тени иронии спросил Лютер.

Алина посмотрела на замерших в зловещем ожидании Стражей.

— Нет.

Лютер тоже бросил взгляд на призраков.

— Некромант говорил, через минуту защита исчезнет?

— Это правда.

— Отлично, — ни с того, ни с сего, сказал Лютер.

Алина удивилась: в голосе «Бриммского василиска» слышалась веселая злость.

— Ты сошел с ума? — догадалась она. — Не представляешь, что сейчас будет?

Договорить она не успела.

Внезапно по шеренге Стражей прокатилось оживление. Раздался нарастающий вой.

По спине Алины продрало морозом — она догадалась, в чем дело и сунула руку в карман.

— Все… — дрогнувшим голосом проговорила она.

Вместо золотого галеона на ладони лежала обыкновенная пластмассовая пуговица.

… Тусклый серый день медленно клонился к вечеру.

Ява посмотрел на залив: над морем громоздились тучи, за дальними горами было уже совсем темно.

Ява вздохнул: без чар Гинзоги тут не обошлось. Не любит мертвая ведьма солнце, да и ее свита в ясный день чувствует себя неуютно…

Он направился по улице вдоль набережной. Порывистый ветер с моря рвал тенты уличных кафе и грозил опрокинуть пестрые зонты над столиками.

Ява свернул в переулок, прошел его до конца и оказался в самой своей любимой части города: Прибрежном квартале. В другое время он выбрал бы минутку-другую побродить по узким улочкам: разноголосица и веселая толчея напоминала ему родной город, далекий и любимый, но сегодня времени на это не было. Ньялсага, недавно повидавший Дэберхема передал просьбу Цолери зайти в книжную лавку, поэтому Ява спешил.

Он миновал пестрые ряды с овощами и фруктами, свернул в проулок и остановился. Прибрежная магия снова сыграла с ним обычную шутку: переулок упирался в глухую кирпичную стену — старинную, капитальную, похожую на средневековую крепость.

Ява чертыхнулся: пару дней назад он шел к книжной лавке именно этим переулком, и никакой стены не было и в помине! А был здесь… он прищурил глаза, припоминая… ну, конечно! Вот тут, на этом самом месте находился крошечный магазинчик, торгующий певчими птицами, весь заставленный легкими ажурными клетками. И прошло всего-то ничего, а вот уже исчез магазин вместе с птицами и разговорчивым продавцом, растворился в воздухе, а вместо него появилась высокая глухая стена, преграждающая путь.

Ява с досадой оглянулся: вокруг ни души. У кого бы спросить, как выбраться из лабиринта узких улочек, живущих своей загадочной жизнью?

Словно в ответ на его мысли, тишину нарушило хлопанье крыльев. Черный ворон плавно опустился на вымощенную крупным булыжником мостовую и вопросительно взглянул на Яву.

— Дэберхем, — тяжело вздохнул он. — Ты вовремя. Что тут происходит? Откуда взялась стена? И как мне пройти?

Ворон каркнул, взъерошил блестящие, будто лакированные, перья и вдруг съежился, растаял в вечернем воздухе. Мгновение — и вместо птицы на мостовой появился маленький хорек с белой полосой на мордочке. Он привстал на задние лапки, огляделся по сторонам и проворно шмыгнул к стене.

— Ладно, пойдем, — согласился Ява. — Только учти: я за тобой в нору не полезу!

Однако зверек привел его не к норе, а незаметной двери в стене. Стоило Яве открыть ее, как Дэберхем тут же шмыгнул внутрь и побежал дальше, время от времени оглядываясь на своего спутника. Дверь вела в крытую галерею: длинный проход под навесом, где с двух сторон тянулись нескончаемые ряды лавок и магазинчиков. Теперь Ява узнал это место: отсюда рукой было подать до книжной лавки. Хорек стремительной тенью несся впереди, держась возле стен, ныряя под столики закусочных, лавируя под ногами ничего не замечающих зевак, и вскоре привел Яву к дверям «Бродяги».

— Благодарю, — сказал он, но хорька уже и след простыл.

В книжной лавке, как обычно, царила тишина. В креслах, изучая старинные фолианты, сидели молчаливые покупатели, один из них, взобравшись на лесенку, прислоненной к стеллажам, копался на самых верхних полках, выискивая сокровища.

Ява прошел мимо книжных полок, покосившись на потемневшие от времени картины на стенах: злобные чудовища неотрывно следили за людьми и снова, уже в который раз у Явы появилась мысль: а ведь неизвестный живописец, похоже, рисовал монстров с натуры, придумать такое просто невозможно!

И в очередной раз Ява подумал, что ни за какие коврижки не остался бы в «Бродяге» на ночь: кто его знает, что тут творится? Возможно, жуткие твари покидают свои места на картинах, и бродят среди стеллажей и полок, подстерегая добычу?

Ведь был случай: как-то Бахрам, впечатленный стоимостью некоторых книг, настоятельно посоветовал Цолери установить в лавке охранную сигнализацию, а тот лишь усмехнулся и обронил: «Она мне без надобности».

Ява невольно ускорил шаг, добрался до «логова»: небольшой полутемной комнаты и предусмотрительно остановился на пороге, хотя дверь была открыта.

— Привет, Цолери. А я тут…

Тяжелое старинное пресс-папье просвистело мимо виска и ударилось в косяк.

— Вон отсюда! — свирепо рявкнул сидевший за столом Цолери. — Проклятая тварь! Когда ж ты сдохнешь?!

— … решил к тебе заглянуть, — растерянно закончил Ява. — Ньялсага сказал, ты просил зайти?

Цолери, откинулся на спинку стула.

— Прости, Ява, — виновато пробормотал хозяин «Бродяги». — Чуть тебя не убил!

— Ну, это не так-то просто, — улыбнулся тот. — В бессмертии есть свои преимущества.

Цолери сердито засопел.

— Хамское животное, — проворчал он. — Всю жизнь отравляет! Видеть его не могу!

«Хамское животное», надежно укрывшись за книжным шкафом, насмешливо поблескивало глазами.

— Входи, не стой на пороге, — буркнул Цолери, закрывая какую-то толстую книгу. — Да пресс-папье отыщи, оно там где-то валяется.

Ява поднял тяжелое пресс-папье в виде серебряной лягушки.

— Ого! Антикварная вещица, больших денег стоит, а ты ею швыряешься!

Цолери промолчал.

Ява поставил лягушку на стол и уселся в старое кресло напротив Цолери.

— Как дела у вас? — спросил тот.

— Дела у нас прекрасны, — отозвался Ява. — Вот, думаю, не пора ли дружбу с Трефалониусом да дядюшкой Фю заводить. Как-никак в одной Своре будем!

— Ну, ты погоди паниковать-то, — проворчал Цолери, зажигая еще одну свечу. В «логове», как всегда, было полутемно, на столе лежали раскрытые толстые книги. Ява подумал, что в любое время, как ни зайди, у Цолери на столе всегда лежат книги, как будто хозяин «Бродяги» тоже ищет ответ на какой-то вопрос.

— А Ньялсага где?

— С Кеменом детали обговаривает. Вроде, все мы продумали, но полной уверенности нет. И если все пойдет не так… сам понимаешь.

Он умолк.

— Будем надеяться, — негромко промолвил Цолери. Он зажег еще несколько свечей на столе и в «логове» стало светлее.

— Будем. Что еще остается? Но Трефалониус меня беспокоит, — признался Ява. — Боюсь, раскусит нашу хитрость. Он, похоже, их тех, древних вампиров!

Цолери поставил локти на стол и соединил пальцы: руки у него были крепкие и сильные, а мускулы, угадывавшиеся под просторной темной рубахой, явно появились не от перекладывания с места на место антикварных книг.

— Из древних, говоришь? Вряд ли… древних почти не осталось.

— А кто их уничтожил? Люди?

— Нет, сами вампиры. Обычным упырям для поддержания жизни требуется человеческая кровь, но древние не могут ее пить. Чтобы прокормиться, им нужна кровь других вампиров. Поэтому как-то раз обычные кровососы, которых стало довольно много, объявили войну древним, истребили почти всех. Ну, а те, что остались, вряд ли будут шляться по другим мирам! Трефалониус, судя по вашим рассказам, существует уже долго, чтобы стать опытным и опасным, но он не из древних!

Цолери подумал о чем-то и усмехнулся.

— Ты же знаешь, что самым первым вампиром был человек, которого прокляли?

Ява кивнул и Цолери продолжил:

— Потом он на свою беду встретил сильную и могущественную ведьму, она-то и научила его использовать кровь для магических обрядов и создавать других, подобных себе. Темные то были времена! — Цолери покачал головой, неотрывно глядя на пламя горевшей свечи, точно припоминая что-то. — Вампиры распространялись по всему свету, сея хаос и ужас. Они создавали могущественные кланы, открыто правили смертными и держали в крепкой ночной хватке и бедных крестьян и влиятельных лордов!

Из-за шкафа шмыгнула быстрая тень хорька, растеклась на полу черным пятном, а в следующую секунду ворон Дэберхем плавно взлетел на шкаф и, замер там, нахохлившись, слушая речь хозяина и глядя перед собой так, словно видел не полутемную, освещенную свечами комнату, а что-то совсем другое, далекое.

— Казалось, так будет продолжаться вечно, но…

Цолери прищурил глаза.

— Перед смертельной опасностью объединились Ордена большинства храмов, и появилось что-то вроде средневековой Инквизиции, что существовала когда-то в этом мире. Храмовые рыцари, а было их немало, противостояли вампирам. Это была работа на долгие годы, на десятки лет!

Цолери взглянул на ворона.

— Мстительные смертные огнем и мечом прошлись по землям, зараженным нечистью. Вампир за вампиром были извлечены из гнезд и ввергнуты в огонь или солнечный свет. Истребить всех не удалось, но их стало меньше, гораздо меньше. С той-то поры они и стали опасаться людей и скрываться от них!

— Что-то такое я слышал, — пробормотал Ява, копаясь в памяти. — Встречал упоминание в одной из книг, что ты доставал.

— А о том, что в том походе против вампиров рыцарям Ордена помогали оборотни, слышал? Вампиры — их заклятые враги, между ними давняя война не на жизнь, а на смерть.

Ява поднял брови.

— Оборотни? Так это правда?

— Правда, — усмехнулся Цолери. — Среди храмовых рыцарей их было немало. Они, как ты понимаешь, свою вторую сущность не афишировали, так что люди порой и не догадывались, кто сражается с ними бок о бок. Хотя, те, кому надо было — те знали. Ну, и вампирам, конечно, было известно. Но это долгая история, — добавил он, заметив, что Ява собирается спросить о чем-то. — Расскажу как-нибудь при случае.

Ява кивнул.

— Но, — начал он, помедлив. — В Своре, я гляжу, они уживаются? Трефалониус — вампир, а Мунго-лис — оборотень.

— Проклятый оборотень, — поправил Цолери. — Думаю, что оборотни изгнали его: никто не станет терпеть в стае проклятого. Он оказался в Своре и быстро смекнул, что враждовать с Трефалониусом — себе дороже.

— Вот оно как… — задумчиво протянул Ява.

Они помолчали.

— А я ведь тебя не просто так попросил заглянуть, — хозяин «Бродяги» перевел разговор на другую тему. — Я тут пару книг раздобыл, — он поднялся из-за стола и направился к шкафу, что стоял в углу «логова». — Передай Ньялсге, да и сам прочти. Книги толстые, изучать времени нет, так что начинайте сразу с разделов про амулеты.

Как всегда, беседуя о книгах, Цолери преображался: пропадал, хоть и ненадолго, его суровый вид, исчезал хмурый взгляд, а иной раз на губах даже мелькала сдержанная улыбка.

Он отворил скрипучую дверцу шкафа и вынул два толстых фолианта, обтянутых потертой коричневой кожей.

— Человеческая? — не удержался Ява, кивнув на книги.

— Кожа? — хозяин «Бродяги» усмехнулся. — Нет, самая обыкновенная, — он пригляделся к обложке. — Похоже, выделывали ее горные гоблины, знакомые с магией. Они же и застежки делали.

Он снова уселся за стол.

— Видишь? — Цолери указал на серебряные книжные застежки, похожие на львиные лапы.

— Не всякий такую книгу не откроет, тут особые заклинания нужны или еще кое-чего…

— Тогда как же… — заикнулся было Ява.

Цолери, словно не слыша его, спокойно осмотрел застежки, кивнул сам себе и разомкнул львиные лапы.

— Мне эти книги только-только доставили. Вы уж поаккуратней с ними! Хозяин библиотеки, откуда эту редкость умыкнули, существо крайне недружелюбное, если книгу попортите, может и обидеться! Расхлебывай потом…

Ява нетерпеливо посмотрел на книги.

— Что здесь?

— Сдается мне, существует способ захлопнуть дверь между мирами, — многозначительно ответил Цолери. — Раз и навсегда! Вот, почитай.

Он пододвинул книгу, открытую на нужной странице.

Ява углубился в чтение.

Цолери терпеливо ждал, откинувшись на спинку стула, посматривая время от времени через открытую дверь на безмолвных посетителей книжной лавки, бродивших между стеллажами.

Наконец, Ява поднял голову.

— Фарфоровый медальон Гинзоги! Это он дает ей возможность скользить между мирами!

Хозяин «Бродяги» кивнул.

— Завладей им — и дорога ведьме будет закрыта, — проговорил он. — И не только ей. Конечно, по доброй воле она с ним не расстанется, но…

Ява выхватил из кармана телефон и торопливо набрал номер.

— Не отвечает… наверное, Ньялсага все еще с Кеменом разговаривает.

Он вскочил на ноги.

— Спасибо. Поеду я, а по пути попробую еще раз дозвониться до Ньялсаги. Надо подумать, как заполучить медальон Гинзоги!

— Легко сказать, — вздохнул Цолери.

Ява прищурил глаза.

— А мы ее хорошо попросим!

Он направился к выходу и Цолери, против обыкновения, проводил его до самой двери.

— Будьте очень осторожны, — сказал он напоследок. — Скорее всего, медальон защищен заклятьем, не хуже, чем арбалет, что висит у ведьмы на поясе. Удачи!

Ява кивнул и исчез.

Цолери вышел в лавку, где, прижимая к груди счастливо найденный томик какого-то редкого издания, поджидал его постоянный покупатель: старичок-букинист.

Расплатившись за покупку, букинист ушел, а хозяин «Бродяги» запер дверь, прошелся между книжных стеллажей, внимательно посматривая на картины с нарисованными чудовищами, и вернулся в «логово». Усевшись на свое обычное место, Цолери звякнул ключами и выдвинул ящик стола. Дубовые шкафы, что стояли у стен, были битком набиты редкими вещами и драгоценными книгами — и ни один из них не запирался. Под замком находился один-единственный ящик стола и здесь Цолери хранил то, что к торговле старинными книгами не имело никакого отношения.

Вначале в его руках оказалась что-то вроде серебряной подвески, висевшей на потертом кожаном шнуре. Случайному человеку эта вещь не сообщила бы почти ничего, но человек бывалый сразу признал бы воинский амулет, без которого ни один воин не выходил на битву. Цолери повернул амулет. Тускло блеснуло старинное серебро, мелькнул какой-то знак, оттиснутый на серебре, но разглядеть его в полутьме смогли бы разве что зоркие глаза Дэберхема.

Цолери бережно положил амулет на прежнее место и вынул другой предмет. Когда-то неизвестные мастера срезали ивовый прут, согнули в кольцо, оплели кожаной полосой, на витых шелковых шнурах прикрепили к кольцу связку пестрых птичьих перышек, добавили несколько крохотных, с человеческий ноготь, бронзовых колокольчиков — и появился талисман, приносящий удачу, отгоняющий беды и несчастья. Долгий путь проделал он, прежде чем попасть в руки хозяина «Бродяги» и много лет лежал в книжной лавке, запертый в столе стола, словно никому на свете не нужны были больше ни счастье, ни удача.

Цолери приподнял амулет повыше, рассматривая яркие перышки.

Мало кому доводилось встречать птиц со столь необычным оперением, но хозяин «Бродяги» хорошо знал, где они водятся.

Он встал из-за стола, подошел к окну и поднял бамбуковую штору.

Морщась от вечернего неяркого света, Цолери посмотрел на серое небо, нависшее над заливом, на клубившиеся вдали темные тучи и щелкнул тугим шпингалетом.

В лицо пахнуло морским ветром, свежестью, близким дождем.

Цолери повесил на оконную створку амулет и пробормотал несколько слов на древнем языке, когда-то живом, а ныне — мертвом, давно и прочно всеми забытом. Теперь пестрая птица, на чьих крыльях прилетают счастье и везение, непременно заметит знак и принесет удачу тем, кто в ней сейчас отчаянно нуждался.

Потом хозяин «Бродяги» опустил штору и отошел от окна.

Ветерок колыхнул амулет. Перышки затрепетали на ветру, бронзовые колокольчики звякнули. Черный ворон, сидевший на спинке стула, прикрыл глаза и погрузился в раздумья.

…Алина частенько размышляла, что если бы не нарушили они в свое время границы между мирами, если бы не приходилось тратить кучу времени и сил на «попаданцев», она посвятила бы свою жизнь исключительно приятным занятиям: запугиванию пятиклассника Соловьева и кулинарии.

Это была бы поистине прекрасная жизнь!

Но, к сожалению, действительность не имеет ничего общего с мечтами. Помимо мирного увлечения кулинарией, Алине частенько приходилось сталкиваться с самыми разными существами, и опыт научил ее чрезвычайно эффективному способу общения с ними: в случае опасности бежать со всех ног.

Трудно устоять на месте, когда навстречу тебе несутся разъяренные Стражи кладбища, а ты твердо знаешь, что на охранные заклятья рассчитывать уже не приходится. В этот раз поступить так Алина, к сожалению, не могла: ее спутник бежать не собирался, а бросить Лютера она не могла.

Он сунул руку в карман и вынул какой-то небольшой предмет.

— Закрой глаза! — скомандовал Лютер. Голос его звучал непривычно весело.

— Что? — непонимающе переспросила Алина.

— Закрой глаза. И не открывай, пока не скажу!

Алина крепко зажмурилась. Сквозь сомкнутые веки полыхнула белая вспышка, потом еще одна.

— Что это?

— Можешь открыть, — услышала она.

Алина открыла глаза. Стражи кладбища пропали, словно их и не было. Резко пахло плесенью и затхлой водой.

— А… где они? — она огляделась. — Исчезли?! Но как… что ты сделал?

— Яркий свет, — довольным тоном пояснил Лютер. — Призраки его боятся. Вспышка отправила их обратно, туда, откуда они появились.

Алина покосилась на странный предмет в его руке, похожий на маленький цилиндрик.

— Что это?

— Очень хорошая штука. Нажимаешь кнопку, бросаешь под ноги преследователю — и ему гарантирована полная потеря зрения на несколько минут. Главное, самому не забыть зажмуриться.

Он убрал предмет в карман куртки.

— Я примерно догадывался, что может устроить некромант, и тоже подготовился.

Дядюшка Фю поднялся с могильной плиты и неодобрительно покачал головой.

— Ну-ну, голубь ты мой, да неужто ты думаешь, что этим все и кончится? Рано радуешься!

Алина заторопилась.

— Послушай, Фюзорис, мы хотим просто уйти и…

— Помолчи-ка ты, клубничная моя, — оборвал ее некромант. — С тобой разговор еще впереди будет, и не мы с тобой говорить станем, а чародеи Ордена. Уж они с тобой, сахарная моя, поговорят! Уж они побеседуют!

«Бриммский василиск», вскинул руку и, не целясь, выстрелил в грудь некроманта.

Дядюшка Фю остановился. Алина вздохнула.

— Ты бы еще из рогатки в него выстрелил, умник.

Некромант улыбнулся и вытянул вперед руку, сжатую в кулак.

— Напрасно все это, сахарные вы мои. Ох, напрасно!

Он разжал кулак. На песок упала пустая гильза.

— Ему это как с гуся вода, он же не человек!

— Ничего, лишним не будет, — голос Лютера по-прежнему оставался спокойным. — Может, дойдет до него, наконец, что моя жизнь — не в его руках!

— Ах, голубь ты мой, — сказал дядюшка Фю так ласково, что у Алины побежали мурашки по спине. — Что жизнь? В руках моих — твоя смерть, а это, сахарный ты мой, посерьезней… жизнь-то, она короткая, а смерть — она ведь куда дольше тянется! И ничего ты мне сделать не сможешь, ни убить, ни…

«Бриммский василиск» прищурил глаза.

— Посмотрим, как тебе вот это понравится! — процедил он сквозь зубы.

Грохнул выстрел, пуля попала некроманту точно в грудь.

И тут Алина увидела невероятное.

Дядюшка Фю вдруг резко остановился, точно налетел на невидимую стену. Он пошатнулся, прижал руку к груди и поднял глаза на Лютера. Взгляд старого некроманта выражал безграничное изумление и даже замешательство, которое в следующую минуту сменилось злобой и яростью.

Алина и до этого догадывалась, что когда Лютер попадет в лапы дядюшки Фю, придется ему несладко, но сейчас, при виде бешенства, появившегося в глазах некроманта, ей сделалось по-настоящему жутко.

— Что ты сделал? Что это было?

— Вторая и третья пули — серебряные.

— Но серебро не действует на некромантов!

— Смотря какое, — хмыкнул «Бриммский василиск». — Фамильное серебро, передающееся из поколение в поколение обладает удивительными свойствами. Это я у Кемена в записях вычитал, да все не было случая, чтобы проверить, правда это или нет!

Он в упор взглянул на некроманта.

— Ну, и как тебе? Все еще хочется поговорить?

— Откуда у тебя фамильное серебро?! — поразилась Алина.

— Завалялась парочка чайных ложек, — небрежно сообщил Лютер.

Дядюшка Фю медленно выпрямился и отнял руку от груди.

Увидев выражение его лица, Алина попятилась.

— Вот оно как? — очень тихо проговорил некромант. Показная ласковость исчезла из речи некроманта, теперь в голосе его не было ничего, кроме безграничной ненависти. — Ладно, голубь мой, как знаешь…

Дядюшка Фю оперся на покосившийся гранитный памятник, точно старому некроманту трудно было держаться на ногах.

— Не будет тебе теперь ни легкой смерти, ни легкой жизни после смерти… запомни это!

Лютер не стал тратить время на разговоры.

Пуля фамильного серебра ударила в обелиск, выбив искры и гранитную крошку, но на том месте, где мгновением раньше находился некромант, уж никого не было. Дядюшка Фю исчез.

Долгое мгновение тянулась мертвая тишина, а потом будто кто-то повернул выключатель и включил звук. Алина услышала шум города, автомобильные гудки, чьи-то далекие голоса и обрывки музыки.

— Ну, — процедил «Бриммский василиск», обводя взглядом тихое кладбище. — И кто кого проучил?

Алине очень хотелось высказать ему все, что накипело, но она сдержалась, махнула рукой и направилась к выходу. И пока шла, ей не встретились ни Стражи, ни другие обитатели заброшенного погоста.

…Лютер остановил машину возле подъезда.

— Тебя подождать? — лениво поинтересовался он. — Могу довезти до вашего агентства или куда там тебе еще требуется.

Алина отрицательно мотнула головой: общением с «Бриммским василиском» она была сыта по горло.

— Как знаешь, — сказала он, и протянул Алине ее собственный мобильный телефон. — Держи.

— Когда ты его найти успел?

Лютер пожал плечами.

— Спасибо, — бросила Алина и грохнула дверцей машины изо всех сил.

Терять время, заезжая домой, не хотелось, но деваться было некуда: во-первых, надо было проверить, что поделывают неразлучные друзья — пятиклассник Соловьев и гном Фикус, а во-вторых, выяснить, почему пятиклассник не отвечает на телефонные звонки. Нелишне было и переодеться: разгуливать по городу в перепачканных землей джинсах было не в привычках аккуратной Алины-барракуды.

Она отперла дверь ключом и прислушалась. Обычно, гном Фикус первым выбегал в прихожую, приветствовать Алину, но сейчас в квартире царила тишина, лишь негромко лопотал что-то о погоде маленький приемник-транзистор, стоявший в кухне на окне.

Алина замерла на пороге. Показалось ей, что такая вот тишина — дурной знак. Одно дело, когда в квартире тихо, потому что в соседней комнате Соловьев и Фикус собирают очередной пазл или строят из Лего сказочный замок. И совсем другое — безмолвие пустого дома.

Алина насторожилась.

— Эй, гном, — негромко позвала она из прихожей. — Фикус!

Никто не отозвался.

Алина осторожно двинулась в гостиную, на всякий случай прихватив с со столика в прихожей большое медное блюдо с чеканкой. Блюдо она приобрела совсем недавно на школьной ярмарке ремесел, прельстившись затейливым рисунком, изображавшим гору всякой снеди: булочек, пирожков и плюшек. Делали чеканку мастера-умельцы из девятого класса «Б», поэтому булочки получились кривоваты, пирожки напоминали разношенные тапки, а плюшки и вовсе поражали воображение невиданными пропорциями. Но Алина, памятуя о своих планах превратить агентство «Аргентина» из филиала городской свалки в современный, изысканно оформленный офис, представила, как украсит стены небольшая декоративная деталь — и тарелку купила.

Держа медное блюдо, как рыцарский щит, Алина-барракуда вошла в гостиную и замерла, осматриваясь, не увидит ли чего подозрительного.

Потом со всеми предосторожностями открыла дверь в комнату: Фикуса не было.

— Гном пропал! — испугалась Алин-барракуда. — И что за день сегодня! Свора, ожившие покойники, гном — хуже не бывает!

Она заглянула в другую комнату и поняла, что бывает и хуже: вместе с гномом исчез и пятиклассник Соловьев.

… Увидев пустые комнаты, Алина окаменела. Душа ее рухнула куда-то вниз: сначала, как и полагается, в пятки, потом, пробивши все три этажа — глубоко в землю. Медное блюдо, изукрашенное двоечниками из девятого «Б» брякнулось на пол, задребезжало, заныло и откатилось в сторону. Алина выскочила из квартиры и в панике принялась колотить кулаком по кнопке лифта.

Старый лифт, лязгая и кряхтя, как разбуженный дракон, неспешно пополз вверх. Дожидаться Алина не стала: бросилась вниз по лестнице, едва не затоптав соседку-пенсионерку, как на грех оказавшуюся на пути, и выскочила во двор.

Во дворе Алина-барракуда метнулась сначала в одну сторону, потом — в другую, сгоряча пробежала до трамвайной остановки, потом взяла себя в руки и попыталась успокоиться. Это оказалось делом нелегким: пришлось четыре раза прочитать рецепт германских рождественских пряников и один раз — вслух и с выражением — рецепт блюда для истинных гурманов «Петух в красном вине по-бургундски».

Произнеся завершающие строки: «На гарнир рекомендуется отварить молодую спаржу и подать ее теплой», Алина повернулась и побежала домой. В квартире, все еще бормоча о хитростях приготовления молодой спаржи, она сняла трубку телефона и набрала номер, выпалила пару слов, а потом брякнула ее так, что медное блюдо на полу подпрыгнуло и зазвенело: видно, чтение рецептов снова дало осечку и не принесло желаемого успокоения мятущейся душе Алины.

…Минут через пятнадцать в квартире появился Ява.

Расстроенная Алина окинула его хмурым взглядом и фыркнула.

— Что? — поинтересовался он. — Нет закона, запрещающего хорошо выглядеть при спасении мира. Ньялсаге не звонила?

Алина помотала головой.

— Правильно. У него сейчас и без твоего детского сада проблем хватает, сама знаешь. Ох, Алина, не было у нас хлопот, так ты вздумала…

— Как ты можешь так говорить?! — взвилась она. — А вдруг дети прямо сейчас, в этот самый момент, находятся в страшной опасности! В городе: мертвая ведьма, вампир, некромант! А если Соловьева Гинзога похитила? Или кто-нибудь из ее подручных?!

— Зачем? — хладнокровно осведомился Ява.

— Как зачем?! Ты ее прошлое вспомни! Ее ведь и прокляли из-за детей!

Он направился в комнату, которую Алина временно отвела под детскую.

— Если Гинзога похитит пятиклассника Соловьева, то я ей не завидую…

Ява остановился на пороге и окинул комнату задумчивым взглядом: коробки с пазлами, разбросанный по полу конструктор, книжки, парочку пустых коробок из-под пиццы, заклеенных яркими рекламными листовками.

— Ну, как говорят в таком случае сыщики из детективов: «Следов борьбы не обнаружено», — сообщил он.

— И что это значит? — недовольно спросила Алина.

— А значит это то, что твои подопечные скорее всего сами из дома свинтили.

— Не может быть! Сгилла на дверью…

Вдруг Алина ойкнула и умолкла, не договорив.

— Снова забыла замкнуть? — тоном, не предвещающим ничего хорошего, осведомился Ява. — Алина, я тебя в последнее время просто не узнаю. Что с тобой творится? Ты же никогда ничего не забывала!

— Я замкнула, замкнула, — виновато отозвалась она. — Но торопилась, и второе заклинание до конца не дочитала… видимо. Но дверь-то была на замке, а ключ — вот он!

Алина вынула из сумки ключ и покрутила перед носом Явы.

— Надо звонить Ньялсаге, пусть приедет, посмотрит. И если обнаружит следы магии…

Она в ужасе умолкла.

— Я чувствую, это похищение! Гинзога! А если не она, то какой-нибудь маньяк. Вел наблюдение за домом, выслеживал… маньяки — они такие целеустремленные!

— Маловероятно, — сдержанно отозвался Ява.

Он прошелся по комнате, осторожно переступая через разбросанные на ковре вещи.

— Когда ты собиралась отвезти Соловьева домой?

— Сегодня вечером. Мы же на рассвете гномов отправляем, забыл?

— Помню, — Ява внимательно осматривал комнату. — И Фикус и Соловьев об этом знали, так?

Алина подняла с полу книгу «Занимательная география» и поставила на полку.

— О чем?

— О том, что сегодня их дружбе конец.

Она пожала плечами.

— Наверное. Я Соловьеву еще утром сказала, что его бабушку после обеда выписывают, стало быть, пора ему домой.

Алина опустилась на диван, но тут же вскочила, будто подброшенная пружиной.

— Может, в милицию заявить?

— Давай, давай, заявляй, — с готовностью согласился Ява. — Скажи, пусть овражного гнома ищут, особые приметы дай: рога. Вот в милиции порадуются!

— Но куда же они делись?!

— Ну, мало ли куда…

— А дверь, дверь как открыли? Ты на замок посмотри! Я его в дорогом магазине покупала, половину зарплаты отдала. Слышал бы ты, как продавец его расхваливал! Немецкий замок отличного качества и повышенной надежности!

Ява кашлянул.

— Это продавец так сказал? И стоит, говоришь, дорого? Гм… ты, Алина, не обижайся, замок отличный, но… Бахрам его недавно вилкой отпирал.

На мгновение она потеряла дар речи.

— Что? Зачем?

— Показывал, как у них в Легионе один лепрекон гномской работы сейф с казной вскрывал.

Кипя от возмущения, Алина взглянула на телефон — не иначе, хотела высказать кое-кому кое-что, но подумала — и отложила разговор на потом.

— И что? — сухо осведомилась она. — Открыл?

— Лепрекон? Конечно, открыл. Обворовал казначея на сумму…

— При чем тут лепрекон?! Бахрам!

— А, Бахрам… да, за пять минут справился. Очень просил тебе об этом не говорить.

Алина молча прошла в прихожую и уставилась на самодовольно поблескивающий металлом немецкий замок «повышенной надежности».

— Нет, не верю, — категорическим тоном проговорила она.

— Соловьеву такое не по зубам.

— Соловьеву-то, может, и не по зубам, а вот гному… смышленый, зараза, оказался! Да и с магией, видно, знаком: видишь, в охраннной сгилле пару элементов стер? Поэтому она их и выпустила. Конечно, если бы ты ее по всем правилам замкнула, он бы ее и не увидел, — не удержавшись, добавил Ява, но взглянул на убитую горем Алину и вздохнул.

— Ладно, не переживай, разберемся. А, кстати, куда это вы с Лютером ездили? Так таинственно исчезли… он тебя, часом, не в ресторан возил? Нет? А куда?

— На кладбище, — процедила она.

Ява поднял бровь.

— Ого! Да он оригинал, знает, чем девушку заинтриговать! Я бы до такого не додумался.

— Где уж тебе, — буркнула Алина и коротко поведала о недавних событиях. — Видел бы ты Стражей! У меня до сих пор мурашки по коже. Ловко он нас заманил, проклятый некромант!

— Он вас на «слабо» взял, а вы и повелись, как маленькие, — неодобрительно заметил Ява. — А что имел в виду дядюшка Фю, когда говорил, что у Лютера большие способности к делу? К какому делу? К некромантии, что ли?

Алина подняла с пола медное блюдо и положила на стол.

— Вряд ли. Скорее всего, к убийствам, — неприязненным тоном ответила она. — Ну, что делать будем? Ньялсаге звонить?

Ява присел на корточки и принялся изучать рекламную листовку, приклеенную на коробку из-под пиццы. Яркий и красочный листок рекламировал пиццерию, открывшуюся недавно в павильоне детских развлечений на набережной. Фотографии детского центра сверкали глянцем и сулили невиданные развлечения: были там и карусели, и игровые автоматы, и надувные батуды, имелся даже «Лабиринт страха и ужасов».

Алина сняла телефонную трубку.

— Все, я звоню! Надо немедленно начинать поиски. Проклятый пятиклассник! Что я его бабушке скажу? Что ее внук шляется по городу и может натолкнуться на мертвую ведьму или оборотня?!

Ява аккуратно оторвал от коробки рекламную листовку.

— Не надо, — он сложил листок вдвое и сунул в карман. — Кажется, я знаю, где их искать.

…На парковке возле набережной агент Ява остановил машину. Погода портилась: нависло над морем низкое небо, ветер трепал пеструю гирлянду флажков над бортом огромного грузового парома, подходившего к пирсу, покачивались на волне катера, и чайки, сражаясь с порывами ветра, обсуждали погоду пронзительными резкими голосами. От набережной рукой было подать от Прибрежного квартала, самого загадочного и странного места в городе. Там, надежно укрытая в лабиринтах улочек, пряталась книжная лавка «Бродяга», где в компании Дэберхема и чудовищ на старых картинах, коротал время Цолери. Ява вылез из машины и огляделся, но ворона не увидел. Оно и понятно: у Дэберхема имелись дела поважней, чем поиски пятиклассника Соловьева.

Ява вытащил из кармана рекламную листовку и развернул.

— Девятый пирс, ага. Ну, что ж…

Он пошел по набережной, поглядывая по сторонам. Непогода, конечно, омрачала горожанам летние деньки, но по-прежнему прохаживались у моря уличные фотографы, прихлебывая горячий кофе из картонных стаканов, в нарядных ресторанчиках сидели веселые туристы, в кофейнях устроились студенты, надежно отгородившись от окружающего мира штабелями учебников, а возле крошечных кинотеатров толпились зрители. На открытых жаровнях готовили каштаны, летел по ветру вкусный сизый дым. Горячую скорлупу разбивали специальным молоточком, и стоял такой треск, что казалось, что продавцы и покупатели устроили перестрелку.

Ява дошел до девятого пирса и снова сверился с листком.

Если реклама не обманывала, то здесь, за зеркальными дверьми находился игровой павильон с невиданным аттракционом «Сказочное царство». У дверей, охраняя вход в «царство» стояла фигура надувного вампира, преувеличенно страшного, с выпученными глазами и окровавленными клыками, торчащими изо рта.

Ява щелкнул упыря по носу и вошел.

Рекламная листовка не соврала: внутри громадного павильона раскинулось настоящее царство. Населено оно было таким количеством маленьких детей, что Ява на мгновение струхнул. Карапузы прыгали на батудах, катались с горок, ели мороженое, играли с клоунами и галдели так, что ему показалось, будто попал внутрь сломавшейся музыкальной шкатулки. Все механизмы шкатулки ни с сего, ни с того вдруг взбунтовались, колесики завертелись в разные стороны, молоточки застучали невпопад, и такой пошел треск да звон, что хоть уши затыкай!

От наплыва таких буйных граждан любое сказочное царство должно было затрещать и рухнуть, но Ява, подумав, решил, что граждане были пока что малы и настоящего, качественного урона причинить не могли. Для настоящей разрухи требовались люди посолидней, поопытней, возраста, примерно, пятиклассника Соловьева.

Ява поспешно прошел через зал и нырнул в следующий. Здесь находился уютный кинозал, украшенный гирляндами воздушных шаров. На экране нескончаемой чередой шли мультфильмы, сладко пахло попкорном, тихо гудел и мигал огоньками автомат с напитками и шоколадом.

Здесь агент Ява тоже не задержался: прочесал внимательным взглядом зрительские ряды и двинулся дальше.

Едва он очутился на пороге следующего павильона, едва глянул на красочный плакат возле входа, обещавшие незабываемые впечатления смельчакам, решившимся посетить «Лабиринт страха и ужаса», как понял, что пришел именно туда, куда и требовалось.

Тут веселилась публика постарше и «Лабиринтом ужаса» напугать ее было не так-то просто. Впрочем, и кроме лабиринта имелись развлечения на любой вкус: огромный яркий батуд, ряды игровых автоматов, искусственные пальмы, опутанные лианами, по которым можно было залезть хоть до потолка и, конечно же, стеклянные киоски с мороженым и прилавки со сладостями. А, главное — посреди просторного павильона возвышалась огромная золотая карусель с лошадками. Карусель вращалась медленно, точно во сне и лошадки с золотыми гривами плавно скакали вверх-вниз.

Ява постоял возле дверей, понаблюдал за происходящим, отыскал кого-то взглядом и кивнул сам себе с таким видом, будто ничего иного увидеть и не ожидал.

Потом он направился к ярко освещенной будочке, получил из рук девушки в костюме феи с воздушными прозрачными крылышками картонный стаканчик с кофе и отыскал место, где бы можно было ненадолго присесть.

За столиком, возле джунглей из искусственных пальм агент Ява пил невкусный теплый кофе, поглядывая то на часы, то на золотую карусель, все продолжавшую свое медленное кружение. Про Гинзогу, Свору и клуб «Химера» думать не хотелось. Тихо зазвенел в кармане телефон.

— Все в порядке, — сообщил Ява, не дожидаясь вопроса. — Я их нашел.

Из трубки донесся облегченный вздох. Было ясно, что с плеч Алины-барракуды свалилась не просто гора, а целый горный хребет.

— Слава небесам! А то я уже тут… так что? Везешь их домой?

Ява помедлил с ответом.

— Нет пока что…

Алина снова всполошилась.

— Нет?! Почему нет?! Где они? Что делают?

— Катаются на карусели.

— Что?!

— Катаются на карусели, — раздельно повторил Ява.

— На какой кару…

— Скоро привезу, — на полуслове оборвал он Алину и выключил телефон. Затем Ява посмотрел на стакан с кофе, поморщился, отодвинул его в сторону и, откинувшись на спинку шаткого пластикового креслица, стал смотреть на проплывающих мимо нарядных лошадок, украшенных бантами и бубенцами.

Пятиклассник Соловьев и гном Фикус, для конспирации облаченный в школьную форму пятиклассника и соломенную шляпу Алины-барракуды, прокатились на карусели десять раз подряд, попрыгали на батуте и умяли три банана на двоих.

Судя по гримасам, которые они строили друг другу, настроение у беглецов было отличное и угрызения совести их не мучили. Они покрутились возле игровых автоматов, поглазели на «Лабиринт страха и ужаса» и долго сосредоточенно пересчитывали скудную наличность, обнаруженную в карманах пятиклассника. Потом, разжившись пакетиком с горячим попкорном, Соловьев и Фикус двинулись, наконец, к выходу.

Ява поднялся и пошел им навстречу.

… В агентстве было тихо. На всякий случай, Ньялсага заглянул в другую комнату: взглянуть на гномов. Гости спали, растянувшись прямо на полу — заклинание крепко держало в волшебном плену. Разбудить их Ньялсага собирался только под утро, не раньше: беседа с несообразительными гномами требовала неимоверных умственных усилий и колоссального терпения, и тратить силы на разговор не хотелось.

Притворив за собой дверь, он вернулся в большую комнату и только сейчас заметил на стуле черный плащ и плеер: значит, Ява совсем недавно был здесь и умчался куда-то по важному делу.

— Сейчас приедет, — сказал Ньялсага Лукерье, внимательно обнюхивающей плащ. — Может, пожевать поехал купить или еще что.

Он уселся в любимое кресло, старое и продавленное, и положил на стол тяжелый фолиант. Какое-то время Ньялсага просто сидел, обдумывая события завтрашнего дня, изо всех сил пытался подавить тревогу, потом вздохнул и открыл книгу, которую передал ему Цолери. Сам хозяин «Бродяги» по-прежнему не покидал книжной лавки, сидел, затаившись в своем логове, точно зверь, подстерегающий добычу.

— Такой уж он человек: не любит суеты, — пояснил Ньялсага собаке. — А что до новостей, так на то Дэберхем имеется.

На мгновение он задумался, уместно ли слово «человек» применительно к Цолери, но тут же выбросил это из головы: не до того.

Он принялся осторожно переворачивать страницы толстого фолианта, украшенные кое-где рисунками, изображением магических печатей и пентаграмм. Ньялсага догадывался, что труд переписчиков невероятно утомителен и скучен, хоть и считалось, что переписывание рукописей — самая благородная работа на свете, самый возвышенный труд.

Однако, и буквы и рисунки были выполнены с невероятной тщательностью и прилежанием: переписчикам прекрасно было известно, что любая их ошибка, даже самая незначительная, грозит ужасной смертью тому, кто воспользуется сгиллой с пропущенным элементом или текстом заклинания с неправильно поставленной запятой. Кроме того, переписчики знали о существовании демона по прозвищу «Придирчивый»: с мешком, полным пропущенных букв, он поджидает после смерти каждого нерадивого писца и жестоко наказывает за ошибки!

Ньялсага мысленно вознес переписчикам короткую благодарственную молитву и приступил к чтению, выбрав главу, в которой рассказывалось не только о мертвых ведьмах, но и о тех беднягах, которые имели несчастье столкнуться с ними на своем пути. Особо было отмечено, что больше всего не повезло тем, кто по какой-то причине мог оказаться полезным ведьмам.

Заклинатель перевернул несколько страниц.

— Вот и о нашей красавице кое-что есть, — вполголоса сообщил он Лукерье. — Как же, известная личность! Знали ее под именем «Сожженная ведьма»… ну, почитаем: «Ее появление может вызывать странные события — штормы, ураганы, грозы, смерть скота. О приближении проклятой ведьмы можно догадаться также по поведению единорогов. Они…». Единорогов-то откуда взять? — с досадой спросил сам себя заклинатель. — А вот еще: «Практически неуязвима. Единственное оружие, способное убить — маленький арбалет, который она всегда носит с собой. Арбалет изготовлен»… ну, это мы уже знаем… почитаем лучше, чем Гинзога занимается…

Он пробежал глазами строчки.

— Трудится, хлопочет, не покладая рук: заключает сделки, вербуя в свою Свору… страсть к заключению сделок? Это у нее от папаши-демона, не иначе! Всех к себе гребет: смертным — обещает бессмертие, проклятым — отмщения, алчным — несметных богатств. Ну, что требует взамен, говорить не будем, и так ясно… а, вот и про амулет…

Ньялсага снова принялся читать, по давней привычке, негромко проговаривая слова вслух. Лукерья терпеливо ждала.

— С медальоном ясно. Хорошая вещь и очень бы нам пригодилась. Как бы уговорить Гинзогу не жадничать, а нам его подарить? Разве что обменять? Но на что? — он задумчиво покусал губы. — А вот чудненькая история, жизнеописания, так сказать, трудовых будней нашей милой подружки. Слушай, Лукерья…

Он снова уткнулся в книгу.

— Гинзога хотела заполучить в Свору четырех магов-сновидцев из Аркаба. Ничего себе, у нее аппетиты… представляю, что могли бы устроить аркабские колдуны, согласись они стать Сворой проклятых! И что же дальше? А вот что: ведьма, что называется, приперла бедолаг к стене, и выхода у них не оставалось, кроме как присоединиться к Своре. Но тут Гинзога крупно просчиталась: не учла, что аркабцев так просто не возьмешь. Она дала им на раздумья ночь, и эту ночь сновидцы потратили не впустую… а как?

Ньлясага поперхнулся.

— Святые небеса, Лукерья! Они совершили ритуальное убийство!

Никогда о таком не слышал. Один из колдунов заговоренным мечом отсек головы другим сновидцам, расчленил их тела и сжег на морском берегу. После этого он собирался покончить с собой, причем, не просто так, а с соблюдением особых обрядов… особых обрядов? — переспросил он. — А, это, наверное, для того, чтоб некроманты не смогли вернуть его к жизни. Гм… гм… познавательно….

Ньялсага перевернул страницу.

— Но провести все обряды несчастный сновидец не успел: нагрянула Свора. Гинзога вернула к жизни самоубийцу, но магическая сила уже покинула аркабца. М-да… — протянул заклинатель и посмотрел на Лукерью. — Что-то мне подсказывает, что карьеры в Своре он не сделал…

Он полистал книгу, становясь все мрачнее и мрачнее.

— А это что? — он перевернул книгу вниз головой, рассматривая рисунок. — Похоже, та самая сгилла, что при ритуальных убийствах использовалась. А вот и описание обряда…

Он дочитал страницу и глубоко задумался.

…Заскрежетал в замке ключ, тревожным зеленоватым светом вспыхнула сгилла, нарисованная под притолокой — и на пороге появился Ява, волоча за шиворот гнома Фикуса, облаченного почему-то в одежду пятиклассника Соловьева. Фикус, судя по разнообразным гримасам, ругался на чем свет стоит, но Ява не обращал на это ни малейшего внимания.

— Гнома привез? Молодец, — рассеянно проговорил Ньялсага, не подозревая о недавних приключениях Фикуса и пятиклассника Соловьева.

— Привез, — отозвался Ява, без лишних церемоний водворяя гнома к его сородичам и тщательно запирая решетку. — Сиди тут, понял?

Он посмотрел на Фикуса, хмыкнул в ответ на рожу, которую тот ему состроил и вернулся к Ньялсаге.

— Уже прочитал про медальон?

— Прочитал. С его помощью Гинзога пересекает границы между мирами.

Он открыл книгу на нужной странице и ткнул пальцем в картинку.

— Вот он, фарфоровый медальон, амулет перемещения.

Ява наклонился над книгой, внимательно рассматривая рисунок:

— Если его заполучить, путь сюда для Гинзоги и ее Своры будет закрыт навсегда?

— Не только им. Уверен, я нашел бы способ не только Гинзоге, но и всем остальным дорогу сюда закрыть раз и навсегда!

Ява уселся на диван и положил ноги на низкий столик. В присутствии Алины он бы на такое, конечно, не осмелился, но сейчас она находилась далеко: отвозила Соловьева к бабушке и в агентстве собиралась появиться попозже.

— Вряд ли Гинзога нам его подарит, — заметил Ява. — Медальон у нее с незапамятных времен. Читал его историю? Когда-то давно она охотилась за одним вампиром… уж не знаю, зачем он ей так понадобился, но только ведьма взялась за него всерьез!

Ньялсага кивнул:

— Да. Он откупился от Гинзоги амулетом: предложил сделку, перед которой ведьма не устояла.

Ява пожал плечами.

— Нам-то предложить ей нечего.

Ньялсага бросил в его сторону короткий взгляд, словно собирался что-то сказать, но в последний момент передумал.

Ява поднялся и направился в соседнюю комнату.

Гном Фикус, увидев его, тут же скорчил омерзительную рожу, Ява сделал вид, что не заметил: выдвинул ящик стола, взял коробку с чаем и вышел.

— Нечего, нечего… — задумчиво повторял Ньялсага, вытаскивая из кармана куртки походную книгу заклинаний. — Когда же позвонит Алина?

— Отсроченное заклинание применять будешь? — поинтересовался Ява.

— Оно самое. Ничего лучшего для ее пятиклассника я придумать не успел.

Среди груды хлама, который Бахрам упорно именовал «разные нужные вещи», Ява откопал белый пластмассовый чайник и уже потянулся за бутылкой с водой, но вдруг взглянул на листок бумаги, торчавший из-под книги и замер.

— Что это?

— Где?

— Ты дураком-то не прикидывайся. Что за сгиллу нарисовал? И зачем?

— В художники податься решил, — буркнул Ньялсага. — Может, прославлюсь, деньги большие зарабатывать стану.

Ява вытащил из-под книги листок, разгладил и внимательно вгляделся в рисунок.

— Ты добавил в сгиллу лишние элементы.

— Не придирайся. Я — художник начинающий, мог и ошибиться.

— Они прибавили ей силы. Разрушающей силы, — уточнил Ява.

Ньялсага недовольно проворчал что-то себе под нос, однако, отделаться от Явы было не так-то просто.

Он пододвинул к себе книгу и принялся осторожно переворачивать ветхие страницы.

— Аркабская сгилла, так я и предполагал, — сказал Ява, обнаружив страницу с рисунком. — Обряд колдунов-сновидцев… заговоренный меч?

Он быстро пробежал глазами строчки и перевел взгляд на Ньялсагу.

Тот отвел глаза.

— Идея-то хорошая, но сколько хлопот с этим ритуальным убийством! — вздохнул Ява. — Сначала надо убить, потом обезглавить, расчленить, вывезти на морской берег, сжечь!

Он распечатал коробку с чаем.

— А главное, в разгар обряда примчатся пожарные с сиренами и брандспойтами и все испортят! Объясняй им потом, что к чему…

Ява снова посмотрел на рисунок.

— Но сама по себе идея недурна. Я согласен. Думаю, Алина с Бахрамом тоже не откажутся. Надо бы в гараже пошарить, — деловито продолжил он. — Где-то была там канистра с бензином.

Ньялсага громко захлопнул книгу.

— Давно хотел сказать: шутки у тебя дурацкие! Обойдемся без обряда. Я сейчас запасной вариант обдумываю.

— Без расчлененки? — уточнил Ява.

— Без расчлененки!

— Жаль, а я уже настроился. Всегда мечтал, чтобы после смерти мое тело предали огню, а вокруг погребального костра рыдали бы толпы безутешных красавиц, раздирая на себе траурные одежды!

— Размечтался…

— Уж и помечтать нельзя? А что за запасной вариант?

Но тут затрезвонил телефон, да так истошно и нетерпеливо, что сразу было понятно, что звонит Алина.

Ньялсага торопливо пододвинул к себе синий ежедневник, и глазами указал Яве на дверь: в завершающую фазу отсроченного заклинания рядом с заклинателем посторонних быть не должно.

Ява кивнул и вышел.

…После всех душевных потрясений, которые испытала Алина-барракуда после исчезновения пятиклассника Соловьева, сил на воспитательную работу у нее уже не осталось.

Пятиклассник оказался жив и здоров, возвращен в целости и сохранности, и на том спасибо.

Про себя Алина отметила, конечно, не виданную ранее деликатность Явы. Он не стал шпынять ее из-за оплошности со сгиллой, не напомнил ядовито, что если б не взяла она, Алина, пятиклассника домой, а отправила, как полагается, в приют, то ничего бы не произошло. Нет, он молча вручил беглеца Алине, а сам повез гнома Фикуса в агентство.

Алина преисполнилась к Яве благодарности и мысленно пообещала сама себе, что как только выпадет свободная минутка, испечет пирожные «Мадлен» по эксклюзивному рецепту французских кондитеров. Ява — человек с тонким вкусом, и кондитерский шедевр, конечно же, оценит по достоинству.

Она закрыла за приятелем дверь, посмотрела на понурившегося пятиклассника, махнула рукой и скомандовала:

— Собирай вещи! Я закажу такси и отвезу тебя к бабушке. Она уже звонила.

— Я просто хотел показать Фикусу город… — покаянно пробубнил он.

— Умолкни, Соловьев! — самым страшным голосом приказала Алина-барракуда.

Соловьев умолк.

До дома, где проживал пятиклассник, добрались быстро и без приключений. Желтое такси подкатило прямо к подъезду, Алина и Соловьев выбрались из машины, и подошли к закрытой двери подъезда. Алина кивнул на домофон:

— Звони бабушке. Попроси ее во двор спуститься, потому что заходить к вам домой, уж извини, что-то не хочется.

Пятиклассник принялся послушно тыкать в кнопки.

Наносить визит бабушке Соловьевой и пускаться в обстоятельную беседу о внуке, Алине и вправду не хотелось. Во-первых, она предчувствовала, что разговор затянется, а, во-вторых, бабуля Соловьева, величественная седовласая дама, пожалуй, сильно удивится, увидев Алину в грязных ботинках и перепачканных глиной джинсах. Объяснять же, что учительница ее внука совсем недавно сражалась с ожившими покойниками, Алине не хотелось.

— Может, я на даче была, — пробормотала она, пытаясь отчистить пятно с куртки. — Ну что? Скоро бабушка придет?

Пятиклассник кивнул. Алина-барракуда посмотрела на него и тяжело вздохнула. Ньялсага клятвенно пообещал сотворить подходящее заклинание как можно скорее, но пока что придется воспользоваться отсроченным заклятьем, которое произнесет в нужный момент. Алина достала из кармана телефон и набрала номер Ньялсаги.

— Алина Сергеевна, — вдруг произнес Соловьев, глядя себе под ноги. — А я, когда вырасту, смогу попасть туда?

Алина-барракуда насторожилась.

— Куда?! Нету никакого «туда», не выдумывай!

— Туда, где Фикус живет. Как вы думаете, мы с ним еще увидимся?

Он поднял голову и с надеждой уставился на учительницу круглыми голубыми глазами.

Алина сдвинула брови.

— Значит, так, Соловьев, — твердо сказала она. — Слушай меня внимательно. О том, что было забудь раз и навсегда. Никаких Фикусов, никаких «туда»… чтобы я больше ничего этого не слышала, понял? Мы с тобой об этом уже говорили, но повторяю еще раз…

Но Соловьев продолжал смотреть на нее серьезным взглядом, и Алина вздохнула.

— Никуда ты попасть не сможешь и с Фикусом вы больше не увидитесь. Вы и встречаться-то не должны были, это уж получилось так…

Пятиклассник кивнул и снова уставился себе под ноги.

— А смогу я таким, как Фикус, помогать возвращаться обратно? Когда вырасту, конечно?

— Соловьев! Сколько можно тебе говорить, что… — строгим голосом начала Алина и вдруг умолкла, вспомнив слова Ньялсага о цвете ауры пятиклассника.

— «Произойдет событие, которое изменит всю его жизнь»? — пробормотала Алина и похолодела. — Нет, нет! Пусть произойдет что-нибудь другое! Что-то такое, что не имеет никакого отношения к…

В отчаянии Алина затеребила пуговицу на куртке. Нитка не выдержала, пуговица оторвалась, упала на асфальт и откатилась в сторону.

— Вот что, — осторожно выбирая слова, проговорила Алина-барракуда. — Думать об этом пока рановато. Тебе еще вырасти надо, школу закончить… да, кстати, и тройки по математике исправить. И географию подтянуть не мешает…

Мобильный телефон откликнулся голосом Ньялсаги.

— Начинай, — сказала в трубку Алина. — Мы уже на месте.

Хлопнула дверь подъезда, показалась бабуля Соловьева, осанистая и монументальная, как императрица.

Алина спрятала за спину руку с телефоном.

— И не пытайся об этом кому-нибудь рассказать, понял? — быстро предупредила она Соловьева. — У тебя все равно не получится.

— Не беспокойтесь, Алина Сергеевна, — серьезно, без улыбки ответил он. — Я умею хранить тайны.

Тяжелая стальная дверь подъезда с грохотом захлопнулась за пятиклассником.

…Серый пасмурный день перешел в такой же тусклые сумерки, стемнело, вспыхнул в окнах домов свет. Алина-барракуда поднялась со скамейки, где просидела битый час, погруженная в мрачные раздумья. Она думала то о пятикласснике Соловьеве, то о Ньялсаге и завтрашнем дне. Мысли у нее были до того черные и нерадостные, что даже вспомнившийся ненароком рецепт печенья «Мадлен», не успокоил и не обрадовал. Завтрашний день может стать для нее последним днем на земле, до рецепта ли тут?!

Алина посокрушалась еще немного, потом выпрямилась и расправила плечи.

Кто-то другой в такой ситуации опустил бы руки, упал бы духом, а то и заплакал, но только не Алина-барракуда. В трудных жизненных ситуациях она не плакала, а начинала злиться, и сейчас градус ее раздражения достиг наивысшей отметки.

— Морду бы кому-нибудь начистить! — недобро прищурившись, сообщила она толстому рыжему коту, сидевшему на другом конце скамейки. Кот тут же спрыгнул с лавочки и шмыгнул в кусты.

Алина пожала плечами и направилась к троллейбусной остановке.

Ночь быстро захватывала город: потемнело небо над морем, погрузились во тьму дома и улицы, так что, когда Алина вышла из троллейбуса возле своего дома, ей показалось вдруг, что весь мир пропал, канул в темную страшную бездну.

Пустыми проходными дворами и закоулками спешила домой Алина-барракуда. Времени оставалось в обрез: переодеться да доехать до агентства.

— Проклятые гномы, — сердито бормотала Алина, привычно сворачивая в переулок.

Мирные граждане по вечерам сюда заходить избегали: тут горел один-единственный фонарь, а сам переулок выглядел так негостеприимно, что поневоле наводил на мысли о сводках преступности, ограблениях и прочих неприятностях. — Принесло вас на нашу голову…

Она нырнула в плохо освещенную подворотню, шаги зазвучали гулким эхом. Вот тут, на этом самом месте, появился когда-то Дэхарн. Где ты скитаешься сейчас, оборотень из клана Предвестников смерти, в каком из миров бродишь? Будь ты сейчас здесь, наверное, подсказал бы как быть, помог…

Алина с надеждой оглянулась.

Но вместо Дэхарна в тусклом свете фонаря возникли три подозрительные личности, которые, без сомнения, околачивались в подворотне с одной-единственной целью: поджидали, пока судьба занесет сюда потерявшего бдительность прохожего. Завидев одиноко идущую молодую женщину, личности многозначительно переглянулись и неторопливо двинулись навстречу.

Алина обрадовалась им как родным.

— Парни! — воскликнула она, чувствуя, как плохое настроение улетучивается. — Вас-то мне и не хватало!

Личности озадаченно переглянулись. В привычном им сценарии появилось что-то новое, неожиданное и это настораживало.

— Вы ж меня ограбить хотите? — подсказала Алина. — Ну? И чего стоим? Чего ждем?

Хулиганы остановились. Алина- барракуда вздохнула.

— Начинайте, — нетерпеливо скомандовала она. — Не могу же я бить вас первой?

Она выждала пару минут, потом пожала плечами.

— Хотя… кто сказал, что не могу?

В этот момент круглая желтая луна скрылась за набежавшим облаком и дальнейшая картина для постороннего наблюдателя осталась неизвестной. Когда же луна показалась вновь, то можно было разглядеть, что никаких грабителей нет и в помине, а возле тусклого фонаря стоит повеселевшая Алина-барракуда и поправляет растрепавшиеся волосы. Приведя себя в порядок, она улыбнулась:

— Даже на душе как-то легче стало!

Она разыскала отлетевшую в сторону сумку, отряхнула и повесила на плечо:

— Конечно, рукоприкладство педагога не красит, но… всегда можно сказать, это была воспитательная работа.

Алина немного подумала:

— Да, именно. Воспитательная работа!

Вдруг она замолчала и прислушалась.

В подворотне слышались шаги, как будто кто-то, пока еще невидимый, мчался со всех ног, перепрыгивая на ходу через перевернутые мусорные баки и коробки.

— А, вот еще один кандидат на перевоспитание торопится, — зловещим голосом проговорила Алина, закатывая рукава. — Иди, иди сюда, голубчик!

Не дожидаясь появления «кандидата», она шагнула к подворотне… и нос к носу столкнулась с Лютером.

— А ты здесь откуда? — изумилась Алина.

«Бриммский василиск» остановился и быстрым взглядом прочесал проулок.

— Оттуда. А ты? Зачем тебя понесло в темный переулок, где хулиганья полно? Не могла по светлой улице пройти?

— Как ты оказался возле моего дома? — подозрительно глядя на него, допытывалась Алина.

— Случайно, — буркнул Лютер, помялся и нехотя добавил: — Бахрам ваш из «Химеры» тебе звонил… говорил, ты трубку не берешь. А я мимо проезжал, вот и завернул проверить, что к чему.

— Случайно? — Алина удивленно оглянулась по сторонам. — Как это можно случайно сюда попасть?!

Лютер не ответил.

— На тебя хулиганы напали?

— Кто на кого напал — это еще вопрос, — ответилаАлина и поправила ремень сумки. — Ладно, некогда мне с тобой болтать. Нам еще гномов на рассвете отправлять, да и кроме этого дел полно. Пойду я.

И она ушла.

Дальнейший ее путь прошел спокойно, и до дома Алине-барракуде не встретилась ни одна живая душа. Лишь иногда чудились ей чьи-то осторожные шаги позади, но когда она оборачивалась, на улице никого не было.

…Гномы благополучно отправились в свой мир, пора было возвращаться в агентство, но Ньялсага все еще был на берегу.

Уехали Ява и Алина, отправился в агентство Бахрам, а заклинатель по-прежнему стоял возле «Зеленого дракона», бездумно глядя на море. Утро выдалось пасмурным, бесцветным, и не было никакой надежды, что свежий морской ветерок растащит облака и очистит небо.

Ньялсага прислонился к машине. Внутри «Зеленого Дракона» что-то тихонько потрескивало, пощелкивало, будто он и впрямь был живым драконом, старым, как мир.

Ньялсага любил в одиночестве постоять на берегу, закрыв глаза, послушать звуки, доносившиеся со всех сторон: плеск воды, крик чаек, дальние гудки паромов, обрывки чужих разговоров. Иной раз, размышляя о собственном будущем, он старался понять, какими звуками будет оно наполнено.

Вот и сейчас, крепко зажмурив глаза, он попытался прислушаться к тому, что еще не свершилось, не произошло.

Через несколько минут Ньялсага открыл глаза и посмотрел на серую гладь залива.

Будущее представлялось мертвецки тихим.

Тихим и пустым, как могила.