Детский сад

Благодаря соседям Вовочка рано научился читать. Тётя Зина, одинокая пенсионерка, старательно взращивала из него вундеркинда. А продавщица Наташка подарила азбуку и потом не раз покупала ему эти картонные раскладушки, которые Вовочка уже в четыре года щёлкал как семечки.

У тёти Зины семьи вообще не было. Вернее, её семьёй были книги. Целую стену её каморки занимали уставленные друг на друга книжные полки, а на них не только подписные издания с одинаковыми корешками, но и огромная масса разного дефицита, который просто так, без блата и переплат, не достанешь. И Вовочка, научившись чтению, не упускал возможности ознакомиться с соседкиной библиотекой. Правда, детских книжек у тёти Зины не было. Но это не мешало запоем читать, совершенствуя свои навыки. О незнакомых словах и понятиях Вовочка допытывался у соседей, веселя их, но и получая нужную информацию. Маму не расспрашивал, смутно чувствуя, что это преградит ему дорогу к самообразованию.

Несмотря на мамину занятость, Вовочка не был предоставлен сам себе и соседкам. От яслей у него воспоминаний не осталось — его раньше положенного перевели в детсадовскую группу. А вот пребывание там оставило у него след, как и у воспитателей и нянечек остались памятные следы от Вовочки.

Он был тем самым вихрем, который переворачивал с ног на голову хрупкий мир кукол, пирамидок и утренних песенок. Детский сад «Солнышко» был для него скорее ареной, чем тихой гаванью. Его неуёмная энергия била ключом, фонтанировала, словно из вулкана. Он был маленьким дирижёром хаоса, управляющим оркестром непослушания.

Частенько Вовочка первым просыпался после тихого часа. Он оглядывал ровный строй детских кроваток, в которых посапывали его товарищи по играм, и направлялся в туалет. Если за туалетом кто-то бдил, то очередная пробужденческая шалость откладывалась назавтра. Но иногда ему удавалось обойти препятствие, когда нянечка тётя Глаша не газету читала, а дремала на стуле. Вовочка, словно тень, скользил между кроватками, стараясь не наступить на известные ему скрипучие половицы, и пробирался через всегда открытую дверь спальни к двери туалета. Та могла скрипнуть, и отворять её надо было очень осторожно. Аромат хлорки бил в нос, но Вовочка предпочитал думать, что это свежий морской бриз. А вот и рулон! Мальчик хватал край ленты в рулоне и, представляя, как она развевается на мачте его корабля, дёргал его со всей силы, и та, раскручиваясь, заполняла всё пространство, словно спущенный грязно-белый парус. Валик, державший туалетную бумагу, в этот момент грохотал и будил тётю Глашу.

— Вовка, это опять ты?

Но было поздно. Вовочка, как гордый капитан, взмахивал «парусом» и, оглашая всё вокруг пиратскими «Йо-хо-хо!» или «Полундра!», уже бежал обратно в спальню, увлекая за собой серо-белый шлейф. После этого, как правило, следовало очередное наказание. Но Вовочка уже знал, что путь к славе всегда устлан трудностями, как однажды сказала тётя Зина, когда он окрасил в полоску кота Петровых.

Однажды в группе объявили конкурс на лучший домашний рисунок «Как я помогаю маме». На принесённых рисунках, как по сговору, дети мыли посуду и подметали пол, а на Вовочкином — непонятные каракули и вполне грамотная подпись печатными буквами: «Я ОТВЛЕКАЮ ПАПУ ПОКА МАМА ИЩЕТ ЕГО НОСКИ».

— Но это же не помощь! — даже растерялась воспитательница Ирина Фёдоровна.

— А мама сказала: «Спасибо, сынок, ты мой главный помощник»!

Та же самая воспитательница однажды, устав от детского гама, в полдник предложила поиграть в «молчанку»: кто продержится десять минут, получит дополнительное печенье.

Через несколько минут Вовочка поднимает руку:

— А можно задать вопрос?

— Нельзя, мы в молчанке!

— А если шёпотом?

— Никак нельзя! Нарушишь правило.

— Тогда я громко подумаю: почему у ребят по два печенья, а у меня одно?

В результате Вовочка, нарушивший правила «молчанки», получил не одно, а целых два печенья — в качестве компенсации за «несправедливость».


Курьёзный случай произошёл во время праздничного выступления к Женскому дню 8 Марта. Дети приготовили спектакль «Репка». Вовочке досталось быть мышкой. Но перед гостями ему не хотелось исполнять молчаливую роль. Что это за слова — «Пи-пи» и всё? Он окинул взглядом картонный круг репки, бабку, дедку, собаку и кошку, почувствовал несправедливость своей роли и громко продекламировал в зрительный зал:

— Я не мышка. Я — кот! Я эту репку один съем! Конец спектакля!

Воспитатели в шоке, а родители хохотали до слёз, щедро одаривая юного актёра аплодисментами.


Детский сад запомнился ему не потревоженными «тихими часами» и мирными занятиями, а вот такими взрывами хохота и дерзкими побегами во время прогулок. Он помнил вкус запретных конфет, стащенных из шкафа воспитательницы, и ощущение полёта с зимней горки, когда ветер свистел в ушах, а сердце замирало от восторга.

Именно в детском саду Вовочка ощутил первый укол лицемерия, когда Ирина Фёдоровна громогласно отчитывала Васю за то, что тот «не поделился машинкой с Машенькой».

— Надо быть добрым, Васенька! Надо делиться! — вещала эта тётка, а сама в тот же момент жадно поглощала докторскую колбасу, припрятанную в недрах её бездонной сумки, и ни с кем не делилась. Вовочка, чей глаз был острее бритвы, хмыкнул и в тихий час, когда все, казалось бы, мирно спали, подсунул воспиталке в сумку изгрызенную морковку, игриво намекая на её лицемерный «щедрый» порыв — «поделился»…

Вовочка вынес из детского сада бесценный опыт выживания в стае маленьких, но отчаянных «волчат», умение находить выход из запутанных ситуаций и талант превращать любую игру в эпическое приключение. И самое главное — искусство быть собой. Он научился не бояться быть смешным, напористым, непослушным, но всегда быть интересным.

К семи годам он понял, что жизнь — это не тихий ручеёк, а бурная река, полная приключений и неожиданных поворотов. И в этой реке нужно уметь плавать, смело грести против течения и никогда не терять чувства юмора. Ведь, как говорил барон Мюнхгаузен в кино: «Господа, улыбайтесь, улыбайтесь!». И да, Вовочка был готов улыбаться, даже если весь мир ворчал на него за очередную выходку, которую он сам всегда считал невинной шалостью.

Загрузка...