Первые уроки

Вовочка совсем не вписывался в тихий, размеренный мир первого класса. Он уже владел грамотой, как матёрый книжник — буквы плясали перед ним в танце послушания, слова складывались в предложения так же легко, как дыхание. А вокруг… вокруг копошились первоклашки, медленно и мучительно выводя корявые крючки в прописях.

На уроке письма Мариванна, ангел во плоти с добрым взглядом и указкой, направляла детей в плавание по морю знаний. «Аз, буки, веди…» — пела она, словно ручей, журчащий по камням. Вовочка же сидел, почти зевая от скуки.

— Вовочка, ты уже всё знаешь? Может, поможешь ребятам? — Мариванна смотрела на него с понимающей улыбкой. Она видела в этом юном сорванце не просто заскучавшего мальчишку, а искру, жаждущую полёта.

— Мариванна, не царское это дело — с черепахами ползать! — заявил Вовочка, надув щёки. Одноклассники загудели, почувствовав обиду, хотя они ещё не знали о медлительности пресмыкающихся и даже слова такого, но все видели черепах в зоопарке или по телевизору.

Тогда Вовочка решил развлекаться. Он начал выдавать такие перлы, от которых у Мариванны бровь ползла вверх, а одноклассники давились от смеха. На вопрос: «Какого цвета небо?» он ответил:

— Небо цвета детской наивности, разбавленной каплей грусти по несбыточному!

Когда учительница спросила, кто знает, какое слово нужно говорить, когда надо что-то попросить, Вовочка первым ответил:

— Отдай!

— Нет, Вовочка, вежливый человек, прося что-то, всегда говорит «пожалуйста».

— Так это если вежливо! А если срочно — «отдай»!

Мариванна задала ребятам вопрос, у кого есть домашние животные. Вовочка и тут не оплошал, первым потянув руку:

— У нас в коммуналке есть кот Петровых, он один на всех, а ещё, говорят, к дяде Коле приходит белочка, но сам я её никогда не видел. Прямо как фея из сказки…

Потом вдруг неожиданно спросил:

— Мариванна, вы замужем?

— Да, Вовочка, замужем. А зачем тебе это знать?

— А вы разведётесь, если я вдруг попрошу? — Мариванна, несмотря на многолетнюю тренировку общения с непредсказуемыми первоклассниками, чуть не подавилась воздухом от изумления.

— Вы мне нравитесь, и я хочу на вас жениться. Ну, после школы, конечно.

Однажды на уроке арифметики, когда первая учительница объясняла, что «два плюс два — четыре», Вовочка поднял руку.

— Мариванна, позвольте возразить! Два плюс два — будет пять!

— Почему пять?!

— Ну, два моих пальца, два ваших, а ещё один — чтобы точно сошлось.

Дети дружно засмеялись, а Мариванна, сдерживая смех, обречённо вздыхала. Она уже понимала, что у неё в классе не просто ученик, а ходячая стихия, жаждущая внимания и новых горизонтов. Она видела его искромётный ум, словно бриллиант, требующий огранки. Но лишь сказала:

— Ты изобретатель, а не математик.

Чтобы направить энергию Вовочки в нужное русло, Мариванна стала давать ему дополнительные задания — загадки, ребусы, сложные примеры.

— Вовочка, решай! Это будет твоим личным фронтом борьбы со скукой, — говорила она с хитринкой в глазах.

И Вовочка с азартом бросался в бой. Он решал задачи, как полководец покоряет города, — быстро, решительно, с напором.


Однажды на перемене Вовочка пригляделся к висящим на стене портретам классиков.

— Ну, прям как пьяные гости на свадьбе! — он уже наблюдал свадьбу, когда Маринку замуж выдавали, и знал, о чём говорил. — Эк вас перекосило-то! — Взял указку и попытался вернуть Пушкину вертикальное положение, но тот упрямился. Хорошо, что не упал.

Петя Сидоров, робкий отличник, побоялся, что портрет всё-таки упадёт, не этот, так другой, и осмелился заметить:

— Вовочка, ну ты чего? Мариванна вернётся, ругать будет!

Вовочка фыркнул.

— Ругать? За что? Она и так постоянно нас цитатами ругает! «Учиться, учиться и учиться!» Как попугай! Нет, Петька, тут думать надо! Вот, глядите…

Он спрыгнул с парты и прошёлся вдоль стены, театрально вздымая руки.

— Пушкин, вишь, как будто спрашивает: «Что день грядущий мне готовит?» Да ничего хорошего, Петя, я тебе скажу! Кроме кособокой рамы и презрения потомков! Лермонтов же думает: «И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, — такая пустая и глупая шутка!» А Толстой… Ох, Толстой! Видно, за «Войну и мир» ему этакое висение под углом досталось!

Класс затаил дыхание. Вовочка всегда говорил складно, будто зубами перебирал фразы, выплёвывая самые смачные.

— Так вот, — продолжил он, — классики, они ведь как… как совесть нации. А совесть, она, знаете ли, должна висеть прямо. Иначе — духовный крах!

И тут он выдал:

— А насчёт поправить… Кто сказал, что мы мелочь пузатая? Мы — будущее Советского Союза! И если будущее не может повесить картину прямо, то какое же оно, к лешему, будущее?

Он задрал голову и скомандовал:

— На абордаж! Подтягиваемся! Кто самый высокий?

Смех зазвенел колокольчиками. Страх перед Мариванной был развеян Вовочкиным пламенным бредом. Даже Петька набрался смелости, вскарабкался на Бульдозера и, стоя коленями на его плечах, поправлял портрет Толстого.

Портреты классиков, висящие чуть ровнее, казалось, хитро подмигивали из глубины веков, одобряя этот детский бунт против кривизны бытия.


А Вовочка скоро стал своего рода мастером для одноклассников, профессионалом, к которому те обращались за помощью. Он объяснял им сложные вещи простым языком, пересыпая речь остротами и каламбурами. Постепенно Вовочка перестал быть просто озорником и нарушителем спокойствия. Он стал лидером, душой компании, генератором идей. Он превратил скучные уроки и бестолковые перемены в увлекательные путешествия, а Мариванна, мудрая наставница, смогла направить его энергию в созидательное русло. Первый класс оказался для Вовочки не клеткой, а трамплином в мир знаний, где он мог раскрыть свой потенциал на полную катушку.

А когда его с одноклассниками принимали в октябрята и вручили красные звёздочки с позолоченным портретом маленького Ленина в середине, Вовочка почувствовал себя не просто частью класса, а винтиком в огромном механизме, устремлённом в светлое будущее. Но особым винтиком — чуть ли не самым важным.

Загрузка...