Ах, этот Вовочка!

Анархист

По истечении небольшого времени Вовочка понял, что его класс был для него не классом, а словно аквариумом с золотыми рыбками. Рыбки открывали ротики, пускали пузыри и, казалось, совершенно не замечали океана знаний, плескавшегося прямо за стеклом. Сам Вовочка, представший капитаном пиратского галеона, застрявшего в пруду, чувствовал себя не к месту.

— Писать крючочки и кружочки? — бормотал он. — В то время как мир жаждет быть покоренным!

Он смотрел на Машу Васильеву, ту самую девочку с золотистыми волосами, сидевшую на первой парте и аккуратно выводящую палочки, и видел не прилежание, а непроходимую дремучесть. На Петю Сидорова, тщательно закрашивающего яблочко, — не усидчивость, а покорность судьбе.

— Скука смертная, — шептал Вовочка, — а ведь жизнь — это фонтан возможностей!

И вот однажды Вовочка решил, что пора внести хаос в эту благостную картину. И он стал капитаном рыб-одноклассников, флибустьером среди карасиков.

— А давайте поиграем в «Найди слабое место»! — предложил он на перемене, его взгляд искрился хищным огоньком. — Правила просты: вы рассказываете про кого-то, что вам в нём не нравится. Но нельзя ругаться! Только… намёки!

Класс, до этого знавший лишь робкие игры в мячик, замер. Лица вытянулись, как у кошек, застигнутых врасплох. Новизна и запретный плод манили.

Первой вызвалась тихоня Маша.

— У Пети… — она запнулась, покраснев, словно маков цвет, — у Пети… он всегда так громко шмыгает носом, как будто он маленький паровозик!

Вовочка расхохотался, словно злой гений, дирижирующий оркестром глупости.

— Отлично! Молодец, Маша! «Паровозик» засчитан!

Игра набирала обороты. Детская невинность, словно тонкий лёд под первыми заморозками, трещала под тяжестью юных, ещё не окрепших амбиций.

— А у Кати бантик всегда кривой, как будто его ворона завязывала! — выпалил Колька Волков, стараясь перещеголять Машу.

Вовочка потирал руки, словно ростовщик, подсчитывающий барыши. Его глаза горели азартом.

— Стоп, стоп! — вдруг взвизгнула Катя, обиженно надув губы. — Это нечестно! Ты специально!

Вовочка, словно опытный адвокат, парировал:

— Мы же договаривались! Без обид! Это просто игра! — но в его голосе сквозила ухмылка.

В другой раз он предложил «Задание для храбрых». Суть заключалась в том, чтобы тайком подложить кнопку на стул учителю.

— Тот, кто это сделает, — настоящий герой! — провозгласил он с пафосом.

Разумеется, никто не признался, кто подложил кнопку. Но на перемене разгорелись жаркие споры, полные косых взглядов и многозначительных шептаний. Атмосфера в классе сгустилась, как перед грозой.

Вовочка, маленький архитектор хаоса, созерцал своё творение с дьявольским удовлетворением. Он ещё не понимал, что игры с огнём не проходят бесследно, и что даже самая маленькая искра может разжечь пожар, который он потом не сможет потушить. Класс, словно пруд со стоячей водой, был потревожен, и волны от его действий медленно, но верно вели ко дну.

И наконец Вовочка решил, что необходимо обратить на себя внимание педагогов. Что было до этого — подумаешь, безобидные шалости: подложили кнопку на стул Мариванне, подрисовали усы кому-то на плакате. Но аппетиты росли.

— Мелки — это не инструмент письма, — провозгласил Вовочка, — это оружие художника! А стены школы — это огромный холст, ждущий своего гения!

И вот уже стены класса украшали портреты Мариванны с рогами, хотя у Вовочки после этого художества защемило где-то в груди. Не из-за хулиганства, а из-за несправедливости к любимой учительнице. Но тем не менее, на доске уже красовалась надпись: «Да здравствует анархия!». «Рыбки» завороженно смотрели на своего «капитана». В их глазах плескалось нечто новое — искры дерзости.

— Вовочка, что будет? — робко спросила Маша, чьи пальчики, обычно испачканные чернилами, теперь были перемазаны мелом.

Вовочка усмехнулся.

— Что будет? — повторил он. — Будет буря! Будет шторм! Будет… весело!

И в этом «весело» слышалось дыхание эпохи великих географических открытий, дух авантюризма, готовый взорвать тихий омут первого класса. Что мог предъявить этот восьмилетний бунтарь, осознающий пролетарскую реальность? О, у него в кармане была целая вселенная претензий!

Во-первых, учебники.

— Враньё! — шептал он, заглядывая в учебник истории, — грязная ложь, прикрытая красным знаменем!

Во-вторых, дисциплина. Эта тупая, бессмысленная муштра, когда по звонку надо было замирать, как истукан, и держать руки на парте, словно узники в ожидании расстрела. Вовочка видел в этом не воспитание, а дрессировку, превращение личности в безликую массу, готовую кивать в унисон любому указанию сверху.

— Я — не винтик! — кричал его внутренний голос. — Я — искра, я — пламя, я — вулкан!

В-третьих, учителя. Не все, конечно. Были и те, кто сквозь пелену идеологии пытался донести до учеников зерно истины. Мариванна, например. Но большинство были сломлены системой, превратились в бездушные ретрансляторы партийных установок. Их унылые лица, их заученные фразы, их страх перед начальством — всё это вызывало у Вовочки не уважение, а презрение. «Вы — мёртвые души! — думал он, глядя на унылую географичку, жующую на перемене несвежую булку. — Вы давно похоронили свою мечту под грудой методичек!»

В-четвёртых, родители. Они, конечно, любили его. Но их любовь была пропитана страхом, осторожностью, стремлением «быть как все». Они боялись выделяться, боялись сказать лишнее слово, боялись за будущее Вовочки. Они кормили его лозунгами, стараясь, чтобы и он не выделялся. И это их малодушие, их конформизм ранили его острее, чем школьные наказания. «Вы — тени прошлого! — шептал он им во сне. — Вы забыли, как сражаться за свободу!»

Именно этот клубок противоречий, этот взрывной коктейль из лжи, несвободы и страха и побудил маленького Вовочку провозгласить свой анархистский лозунг. Это был не просто бунт, это был крик души, это был протест против удушающей системы, стремящейся превратить его в серого, послушного робота. Он просто хотел дышать, мыслить, быть самим собой. И ради этого он был готов пойти на все. Даже на анархию.

Анархию пресекли на корню, хоть Мариванна себя в рогатых человечках не узнала.

Буря разразилась в кабинете директора. Вовочку, как зачинщика «безобразия» поставили перед выбором: покаяние или изгнание в коррекционный класс. Директор смотрел на юного бунтаря с усталой тоской во взгляде.

— Ты ведь не варвар, Вовочка, — вздыхал он, — в тебе горит огонь Прометея, но ты пытаешься разжечь им костёр из парт! Этот жар нужно направить на созидание, а не на ниспровержение основ мироздания!

Вовочка слушал речи директора с видом человека, попавшего в сеть словесных кружев. Внутри него кипел вулкан непонимания. Как можно желать строить мир из этих унылых кирпичиков правил и предписаний? Где же полёт фантазии, где риск и приключения, без которых жизнь превращается в пресный кисель?

Но что-то в усталом взгляде директора заставило Вовочку усомниться. Быть может, за фасадом скучных проповедей скрывалась тоска по нереализованным мечтам? Быть может, даже в этом здании, пахнущем мелом и казёнщиной, можно найти тропинку к неизведанному? Вовочка решил дать миру, а заодно и директору, ещё один шанс. Пусть пока его галеон стоит на приколе, но он, капитан, не собирается выбрасывать белый флаг. В конце концов, даже самый яростный шторм рано или поздно стихает.