Алая кровь на белых крыльях

Глава 22 Лето 1919 года. Не замай дай подойти

Мойшу терзали смутные сомнения. Он ясно помнил своей аптекарской памятью, что он уже был в этой деревне, но тогда мужчин в ней практически не было. Конечно же был! Вон стоит толстая баба, которая Яшке лицо расцарапала, когда тот поволок ее дочку в сарай. Ну позабавился пацан! С молодухи не убудет! Ну не сберегла она свою честь, и что с того? Где ж ей жениха то в такое время найти? Повымерли женихи-то, или на работах в Великой Польши. И чего та дуреха визжала? Яшка пацан видный — в каждой деревне молодок дерет! А толстухе этой тогда плетей всыпали. Точно. Был я здесь. Только вот дочурки этой не видать что-то! Спрятала что ли? Наивная! Кто же от Якова Шифмана что-нибудь спрячет? Яшка пацан ушлый — прячь не прячь все равно найдет! Вот недавно… Однако не было этих мужиков в деревне! Тех, что были помню — вон сбоку стоят. А эти какие-то странные, даже не непуганые. Взгляд какой-то. Наглые! Точно! Смотрят на меня так, как будто с живого кожу снимать собрались. Однако, что это я? Пора все это быдло ставить на место! Забыли кто здесь хозяин?

«Кто такие? Почему не в списках?» — взвизгнул Шмуль. Тишина, которая воцарилась после его визга, даже не была мертвой, какой-то зловещей она была. Перед ним спокойно стоял крепкий крестьянин с чистой выстиранной косоворотке и спокойно смотрел в глаза.

«Я спрашиваю кто такие?» — снова взвизгнул Мойша, и почувствовал, что на последней, особенно высокой, ноте посадил голос.

«А ты чьих собственно будешь, мил человек?» — подал голос незнакомец. Что-то в голосе стоявшего перед ним, а также в каком-то невидимому глазу движении стоявших рядом крестьян, показалось командиру продотряда опасным, и он потянулся к кобуре «маузера».

Крепкие руки внезапно появившихся за его спиной мужиков, остановили его движение, а из-за поросшего бурьянам плетня и окон соседних изб появились винтовочные стволы, и даже кажется кожух «максима». Еще Мойша успел разглядеть, что у непонравившихся ему мужиков, в руках обрезы сделанные из трехлинеек. Все эти стволы были недвусмысленно направлены на бойцов его отряда. Те поняли, что сегодня правда не на их стороне и медленно подняли руки вверх. Мужичье действовало не спеша, и даже с какой-то степенностью. Несколько минут и весь продотряд во главе с доблестным командиром оказался спутан сыромятными ремешками, а затем уложен на землю. Мойше не повезло — он попал лицом аккурат в свежую коровью лепешку. Попытка передвинуться закончилась для него тычком приклада меду лопаток. Так он и остался лежать лицом в лепешке. Но в голову потомственного аптекаря, привыкшего к точности, сейчас лезли дурацкие мысли. «Сволочи!» — мысленно матерился он. В прошлый раз здесь не было коров! Наверное гады в лесу утаили.

Однако глупо как! Откуда это мужичье взялось? Банда что ли объявилась? Или защитнички покуролесив по России домой стали возвращаться? Голову Мойши рывком приподняли вверх. «Этот, что ли, Никитична, твою Дашу снасильничал?» — раздался голос того же мужика — наверное за главного у них. Может договориться? Деньжат то много имеется, еще чуть-чуть и на паспорт и билет до Парижа хватит. Хотя как же, с этими рожами договоришься! «Этот,»- послышался голос толстухи, — «И еще вон тот, он первый был». Кажется и до Яшки кобеля блудного добрались! Говорил я ему поцу, аккуратней с девками, нет не послушал меня кобель несчастный! Черт, куда это Якова поволокли?

Связанного Шифмана, бросили под ноги толпе деревенских баб, раздался то ли вой, то ли рев — они окружили бедного Яшку, и набросились на него с каким-то звериным остервенением, раздавались глухие удары и какие-то хрипы. Через считанные минуты толпа отхлынула и на утоптанной земле остался лежать какой-то изуродованный кусок окровавленного мяса. Мойша дернулся, но держали его крепко, он заголосил пытаясь что-то сказать, но крепкие крестьянские руки швырнули его на землю рядом с телом заместителя и толпа женщин с перекошенными от злобы лицами, заслонила ему солнце. Последней мыслью командира продотряда Мойши Шмуля была мысль о том, что коров, которых они тогда не нашли очевидно прятали в лесочке за кладбищем, и еще он успел заметить, что «Максимов» было три, а не один, как ему показалось вначале.

Оставшихся продотядников закололи вилами — патроны нужно беречь, еще в хозяйстве пригодятся. Александр Степанович Антонов осмотрел своих соратников и произнес: «Пятеро с пулеметом останутся здесь. Я с остальными в Васильевку. Тамара говорила, что там тоже жидовье шарит. Пошлите кого-нибудь в Никольское. Пора народ собирать. Хватит ляхов и их холуев терпеть!». Садились на коней и подводы молча, у них по прежнему три пулемета, только народу поменьше стало на пятерых. Нельзя село без защиты оставить. Ничего, в Никольском, мужики серьезные, чуть что за топор и обрез хватаются. А там глядишь и до Тамбова доберемся! Подпустим панам красного петуха.

На околицу влетел на лошади без седла подпасок Гришатка. «Дядя Сашко! Там конные, в форме, человек сто не меньше» Александр Степанович думал не долго. Гонцы в Никольское ушли лесом, а у брода в перелеске он поставил все пулеметы. Когда Колонна Польских улан потяеулась через брод, молоденький пулеметчик Пашка занервничал, но командир Партизанского отряда, позхлопал парня по плечу и сказал — «Не замай дай подойти»