По всем странам Европы, а также в САСШ был объявлен трехдневный траур. Были приспущены государственные флаги и украшены черными траурными лентами. Люди плакали на улицах, никого не стесняясь. Все утренние газеты вышли с некрологами на первой полосе. Помимо черных траурных рамок, на первых страницах, чуть ли не аршинными буквами красовались требования: «Убийц и выродков к ответу!», «Барона Маннергейма судить международным трибуналом!», «Великое Герцогство Курляндское — Легион Сатаны!». Римский Папа призвал к организации Нового Крестового Похода на легион Сатаны, и призывал превратить герцогство в мертвую землю, вырезав всех поганых антихристов под корень. «Огнем и мечом!».
Барон Маннергейм сидел за столом, и бегло пролистывая принесенные ему секретарем свежие газеты, нервно и гневно отшвыривал их в сторону. Стопка газет все росла и росла. И везде одно и то же. Везде разными словами рассказывалось о том, как он, нарушил взятые на себя обязательства о вечном мире, нейтралитете и изоляции. О том, как он организовал мятеж в польских колониях, о том, как он предоставил базы мятежным германским подводным лодкам, и о том, как он утаил факт существования у Германии подводных лодок от комиссии Антанты, по выполнению условий Версальского договора. Ну и наконец о том, как германские нелюди-подводники, убили, по его вероломному приказу, премьер-министра Англии, президента Франции, президента САСШ, премьер-министра Польши, убили подло и коварно напав на беззащитный мирный линейный крейсер «Рипалс», на борту которого, все вышеперечисленные персоны находились. Крейсер следовал по маршруту Мемель — Хельсинки и перевозил высоких персон для проведения дипломатических переговоров с ним, бароном Маннергеймом. Чушь собачья! Начиная с беззащитности «Рипалса», и заканчивая мирными переговорами! Одни руины Ревеля чего стоят! А другие разрушенные города и селения! Жалко этих мерзавцев не утопили раньше! Единственное, что становилось ясно из этих статей, так это причина молчания стран Антанты, по поводу вторжения в Курляндию, и разрушение Ревеля. Как раз в этот день и вышел «Рипалс» с группой «Инкогнито» из Мемеля и направился в Хельсинки. А потом исчез, а потом, нашли моряков с потопленных эсминцев эскорта. Далее работала комиссия. Наконец решили открыть факт того, что произошло. Но любой дурак знает, что с предложениями о мире в нейтральное государство, никто не отправляется. Наверняка Антанте потребовалось новое пушечное мясо, ибо поляки не справлялись. И не мудрено — одна армия «тамбовского генерала» Антонова чего стоит — говорят уже пять или шесть «санационных» дивизий вырезала под корень. А крупповские фанатики? Уже пол-Германии освободили!
Ну что ж, если Антанта хочет истребительной войны, то она ее получит! Недовольных в правительстве и паникеров прижать нужно сразу — путем военного переворота — окружить здание парламента, а затем его распустить. Отправить послов в Германию и Россию, и заявить о их официальном признании. Далее заключить военно-политический союз. Есть уже и название — Второй Тройственный Союз. А там, там посмотрим кто кого!
Мысли Барона прервал адъютант. — Ваше Высокопревосходительство. В Свободной приемной ждут аудиенции двое, Советник Шмульссен коммерсант из Хельсингфорса с рекомендациями от Торговой Финнско-Шведской Палаты и лейтенант Йоханнес Лахти.
— Пригласите лейтенанта. Во время войны приоритет во всем должен быть у военных.
Лейтенант Йоханнес Лахти принес чертежи нового пистолета-пулемета. Навеяно было конечно германским Бергманом, но были и оригинальные наработки. Барон приказал Департаменту вооружений Военного министерства предоставить лейтенанту все средства для изготовления опытной партии нового оружия. Название придумал сам Маннергейм, простенько но патриотично — «Суоми».
Советник Шмульссен оказался маленьким кругленьким человечком с цепкими и умненькими глазками. Он начал сразу с дела…
— Сир. У меня на складе лежит партия шведских штуцеров с оптическими прицелами. Их заказали в Швеции Германцы под маузеровский патрон, но пока мой пароход был в море, их разбили и я решил придержать товар у себя на складе. Всего там 6000 винтовок, 15 миллионов патронов к ним и 10000 пар снайперских двухпальцевых варежек. Моя фирма приносит это все в дар родной финской армии.
— И что без всяких просьб и оговорок? — спросил Барон.
— Только одна просьба. Позволить нам служить Отечеству всем чем можем. А можем мы не мало, мои фабрики готовы прямо сегодня начать выпуск зимнего обмундирования.
— Спасибо Советник, я подумаю и не смею Вас больше задерживать.
— Простите Сир, но на прощание еще одна маленькая новость. Британцы прицениваются к норвежскому торговому флоту на предмет его аренды.
— А за это отдельное спасибо Советник. Начальник Главного интендантства с вами свяжется — сказал Маннергейм помечая что то в кожаном бюваре
На другой день в печати был опубликован Указ Великого Герцога о реорганизации Шюцкора и Лотта свярд в военное формирование подчиненное непосредственно Верховному Главнокомандующему Великому Герцогу Курляндскому Барону Генералу Маннергейму.
Парламентарии собравшись на внеочередное заседание подняли визг, но бравые ребята из народа с белоголубыми повязками быстро навели порядок. А три броневика и несколько гвардейских эскадронов на площади, убедили парламентариев проголосовать за и благополучно самораспуститься ввиду военного времени. Смотря на бравых шюцкоровцев наводящих порядок на депутатских трибунах, Барон почему-то вспомнил двух участников недавней Русской конференции. Эти два кавалериста ему даже чем-то понравились, а когда Великий Герцог узнал что один из них полный Георгиевский Кавалер, то даже сфотографировался с ними на память.
Через два месяца на стрельбище, держа в руках еще теплый после трех выпущенных магазинов автомат, Великий герцог сказал, глядя на белого от волнения Лейтенанта Лахти.
— Я слышал что вы гений во всем что касается оружия, а теперь я в этом убедился. Запускаем ваш Суоми в производство, а эти сто пистолетов-пулеметов отправить 11-й Егерской Бригаде Шюцкора, там сейчас жарко. Если бы вы жили во Франции сто лет назад и были композитором, вас бы звали Руже де Лиль, капитан.
— Простите Ваше Высокопревосходительство, я лейтенант .
— Вы мне не верите? — Улыбнулся Маннергейм. Просиявший Лахти отдал честь, щелкнул каблуками и произнес присущую моменту уставную фразу.