Алая кровь на белых крыльях

Глава 34 Лето 1919 года. Балтийские ночи

Увиденное ночное зрелище в Гданьске оставляло больше вопросов, чем ответов. Чем мог быть вызван взрыв такой силы Лотар ответа не нашел. Единственное, что было ясно, так это то, что после взрыва такой мощности у порту вряд ли остались какие-нибудь корабли и суда способные выйти в море. Если кто и уцелел, то без серьезного ремонта в море вряд ли выйдет, а поскольку серьезный ремонт, это прежде всего время, то искать на рейде Данцига достойные цели бесполезно, нужно перехватывать корабли и суда в открытом море. Есть еще девять торпед, полный погреб шестидюймовых снарядов, да и патрулирование только началось, так что можно порезвиться! Тем более, что Лотара все-таки страшил момент возвращения на базу. Он переживал по поводу спасенного им экипажа русского бомбардировщика, и стремился оттянуть этот момент как можно дальше. Впрочем, это у него не особенно получилось.

То ли польские капитаны считали, что Великая Польша правит морями наравне, или вместо Британии, то ли таковы особенности польского национального мореплавания, но от желающих подставиться под его торпеды и снаряды почему-то не было отбоя. Влиять на коллективное сознательное, а также коллективное бессознательное польской нации, в планы немецкого командира не входило, поэтому его экипаж работал как проклятый — торпеды закончились на вторые сутки, а снаряды примерно через четыре дня. Почему эти олухи не формируют конвой Лотар не понимал, ибо больше его волновал «личный» вопрос — он переживал по поводу статуса русских фрау. Впрочем, почему «личный»? Не «личный», а личный! Ибо то падение от взрывной волны Светланы в его объятья, происшедшее во время взрыва в Данциге, стало последней точкой, разрушившей психику Лотара. Эти роскошные волосы, которые упали тогда ему на лицо, эти духи! А сама! Хотя соприкасались они друг с другом буквально несколько секунд, Лотар успел почувствовать ее тело, ее фигуру, спрятанную под комбинезоном, и увидеть ее лицо, и глаза. «Похоже, ты спекся, господин корсар» — сам себе мысленно произнес он. Что же, придется выполнять свои обещания, иначе буду выглядеть полным дураком в глазах Светланы. Если самолет не удастся достать в Германии, нужно как-то доставать через нейтральные страны. Может попытаться захватить у Антанты? Командир «Шеера» стал вспоминать, где у союзников на Балтике находятся аэродромы с бомбардировщиками. Рискованно! Там наверняка охраны столько, что весь экипаж поляжет! Ладно, хочешь не хочешь, а все равно он возвращается на базу. Там хоть что-нибудь да проясниться. Но ни Светлану ни ее подруг, выдавать он не намерен. Берта Крупп наверняка его поймет, что до политиков, то они никогда ничего полезного в истории человечества не делали, а значит, о русском экипаже им лучше не знать вовсе. Интересно, мучает ли этого палача Пилсудского совесть, спит ли он спокойно по ночам?[5] Кто породил на свет это чудовище? Впрочем данные вопросы, которые Лотар задавал сам себе, так и остались без ответа.

У них со Светланой (Да, Лотар, ты точно влюбился!) сложилась довольно странная манера общения. Они не говорили на личные темы. О чем угодно, только не о них самих. И чем больше они говорили, тем больше Лотара засасывало в пучину, из которой было не выбраться, да и не хотел он выбираться. Конечно же это в какой-то степени идиотизм, вместо комплиментов очаровательной женщине, рассказывать об устройтве торпедного аппарата или системы погружения всплытия. Однако именно этим он и занимался, и именно это и сближало их все сильнее и сильнее. Что касается личного, то оно подразумевалось, но вслух не произносилось. Да и нелепо было бы глядя в эти бездонные глаза… Ну не поняла бы русская фрау, такого отношения — не то время, не те условия, и не та фрау! Валькириям нужно демонстрировать заточку меча и головы отрубленных врагов, а не знание всяческих мадригалов. И если ее вместо фасонов платьев и журнала мод интересуют силуэты кораблей и справочник «Джейн», то заикаться о поэзии не место и не время.

Светлана старалась не думать о командире «Шеера», хотя не всегда это у нее получалось. Мысли постоянно перескакивали, на Лотара, и она не всегда стремилась прогнать их прочь. Ей нравился Лотар, но она не хотела пока думать о том, что будет дальше. Для начала нужно вернуться живыми на базу. Если отбросить в сторону все глупости, о которых пишут в любовных романах, то она уже влюбилась в него, только пока об этом не хотело задумываться, да и ей воспитанной на тех же романах, прочитанных в мирной жизни, любовь представлялась по другому — так, как писали авторы романтических произведений, и по ее мнению на войне не было места для любви, а Лотар — просто боевой товарищ и друг.

Только вот, если бы какая-то из ее подруг, подсмотрела, как тщательно она прихорашивается в каюте, перед тем как прийти в центральный пост, то наверняка бы задала ей вопрос: «Уж не влюбилась ли ты Света?», и вогнала бы своего командира в краску, заставив лепетать что-то невразумительное про порядок, форму одежды и внешний вид. Но никто из ее подруг не подсматривал за ней, и данного вопроса, который бы сразу расставил все точки над «И» не задавал. Впрочем, если бы Долгорукая могла подсмотреть, как ее подчиненные каждый раз прихорашиваются перед тем как идти в кают-компанию, то у нее возник бы тот же самый вопрос. Война войной, а жизнь — она всегда берет свое, не зависимо от условий в которых оказались люди. И то, что складывалось сейчас на борту «Шеера», было чьей-то игрой свыше, цель которой была не совсем ясна. Случайно ли встретились русские летчицы и германские подводники, или кто-то невидимый сделал так, чтобы это специально произошло, неизвестно, но что-то в этом мире начало меняться, пока незначительно — несколько женщин, сами того не замечая, стали все тщательней стали относиться к своей внешности, не смотря на неподходящие условия в которых они оказались.

Если бы поручик Долгорукая интересовалась древней историей и оккультизмом, то она наверняка бы поняла, что происходит с ней, с ее подругами, с окружающим миром. Но Светлана не видела свечения языческих алтарей, и не знала древней истории. Она не знала, что прихорашиваясь перед зеркалом, чтобы выглядеть, как подобает, перед Лотаром (в чем она естественно никогда бы не призналась), она ломает то, что столетиями возводили другие, ломает то хитросплетение которое веками возводил «Новый Карфаген», и что каждый взмах ее расчески по длинным волосам, страшнее и сильнее пехотной дивизии или эскадры дредноутов. Русская женщина стояла у зеркала и расчесывала волосы для того, чтобы понравиться германскому офицеру. И каждый взмах ее расчески был подобен одному шагу вверх компенсирующих решеток ядерного реактора. Пока результата этих действий не было видно визуально, но процесс начался, и этот процесс сулил миру катастрофические перемены. Впрочем катастрофические только для одних, а для других — Лотару, например нравились ее волосы, ее прическа, она сама, и ему было глубоко наплевать и на «Новый Карфаген» о существовании которого он не знал, и на всяких там Сионских мудрецов, и на прочих мудрецов, ему нравилась Светлана, и он готов был порвать весь мир в клочья ради нее. А ей нравилось расчесывать волосы. И плевать что весь мир из-за этого рушится. Если два человека не могут быть вместе, то это плохой мир, и тот кто его создавал не создавал его для людей.

Что-то лопалось и трескалось на небе, в так называемых тонких слоях, и путь «Шеера», лишенного торпед и снарядов, на базу менял мир гораздо больше и сильнее, чем могла изменить столетняя война. Рушилась веками возводимая схема вбивания клина между Россией и Германией. Клин этот, вбитый усилиями множества дипломатов, банкиров, агентов влияния, политиков и прочих, был выбит обычной расческой. Обычной расческой, изготовленной на предприятиях Круппа, для военного ведомства, на поверхности которой были выгравированы три переплетенных кольца. Эта расческа не предназначалась для расчесывания длинных белокурых женских волос, и они наэлектризовывались и потрескивали, и вместе с их потрескиванием потрескивала собранная Англией, Францией и САСШ мировая схема. Наэлектризованные русские волосы липли к германской расческе, и вместе с ними Россия сближалась с Германией, и это сближение уже никто не мог остановить, как невозможно остановить начавшийся процесс цепной реакции деления урана в атомной бомбе.

До ужина на борту «Шеера» десять минут. Четыре расчески двигаются почти синхронно сверху вниз, сверху вниз, сверху вниз. Каждое движение разрушает чьи-то планы там, на другом берегу Атлантического океана, или на берегах Темзы и Сены. Движение вниз по потрескивающим волосам — и где-то в Германии, оккупационный батальон оставшись без связи не сумел прийти на помощь своему соседу. Еще одно движение по волосам и где-то в Архангельской губернии Анисим Кривов застрелил американского полковника, еще одно движение, и поезд с легионерами летит под откос. Если бы экипажу «Шеера» сказали, что четыре русских фрау за сутки перехода, разрушили с помощью расчесок весь мир и выиграли мировую войну, то германские подводники бы наверно рассмеялись, а возможно бы и нет — тевтонцы склонны верить в мифологию и мистику. Последняя русская императрица Александра Романова несколько дней перед смертью рисовала на стенах узилища знак свастики в надежде на то, что древнеязыческий символ защитит ее, то же делали и солдаты германской армии в 1918 году, рисуя свастику на касках.

Русские фрау входят в кают-компанию — германские офицеры встают и привествуют их. Подводный крейсер «Шеер» движется на базу, рассекая словно ледокол невидимый лед, воздвигнутый между Россией и Германией. А все потому, что Бог теперь, не где-то там на небесах, а на земле, в каждом, кто в него верит, каждом, кто верит в хорошее и лучшее. Но не всем в это дано верить. А «Шеер», между тем идет домой.

11 февраля 1708 г. Карл ХП достиг Сморгони; между этим местечком и Вильною он расположил свою армию, изнуренную форсированными маршами в жестокую стужу через опустошенный край.

Марина была младшей дочерью пана Пилсудского, поэтому особых перспектив в жизни ей не светило — трое братьев, четверо сестер помимо нее. Приход шведской армии в Вильно вызвал у жителей Вильно противоречивые чувства — одни пожелали пополнить ряды армии Карла ХП, другие, наоборот прятали сыновей от возможной насильственной вербовки, ну и дочерей от блуда. Пани Марина прятаться не стала, да и куда ей прятаться, если сам Карл — шведский король остановился в их особняке.

Как преобразились ее сестры — Марта, Юдифь, Ядвига и Катерина нужно было видеть! На их фоне, во время первого же ужина она выглядела совершеннейшей замарашкой в обносках. Но она была молода, юна и красива — и Карл, сразу же обратил на нее внимание. Он шутил, отпускал ей комплименты. Ужин, как говориться прошел в теплой дружеской обстановке. А после ужина… После ужина она ждала короля возле его комнаты. Он не был удивленным, и кивком отослал сопровождавшую его прислугу.

— Что угодно моему королю? — спросила она слегка зардевшись, что, впрочем, было совершенно незаметно в плохо освещенном коридоре.

— Я так и не научился разжигать этот чертов камин, пани Марина!

— Все, что угодно для моего короля! — ответила Марина, и шагнула в открытую дверь комнаты.

Карл, не стал церемониться, и видя, что она и в самом деле направляется к камину, приостановил Марину, дотронувшись до ее локтя. Она вздрогнула и обернулась — его взгляд был направлен ей прямо в глаза. Она развернулась лицом к королю и вопросительно посмотрела. Карл сделал шаг навстречу, и обняв левой рукой юную Марину за талию, прижал к себе. Почувствовав дрожь юной пани, он правой рукой приблизил ее голову к своей, и слился с ней в поцелуе. Поначалу она отвечала ему робко и нервно, очевидно борясь между желанием вырваться и желанием продолжить первый поцелуй настоящего мужчины, но вскоре король почувствовал, что юное тело стало очень податливым и послушным. Не отпуская Марину, он стал лихорадочно раздергивать шнуровку ее платья на спине, то, что она пани была младшей, и не имела корсета, значительно облегчило его задачу, вскоре, платье соскользнуло к ногам девушки, и король почувствовал, что ее тело покрывается гусиной кожей от холода в нетопленной комнате. Она помогла расстегнуть ему камзол, снять сапоги, подрагивая, и переступая ногами по стылому полу…

Девичья часть и целомудренность для младшей дочери дворянина — миф, похлеще, чем сказка о Мировом масонском заговоре. А если речь заходит о близости с сюзереном — то это даже прямая обязанность положить целомудренность на алтарь и расстаться с девственностью. Ее неумение компенсировалась его опытом. В душе Марина понимала, что эта ночь совершенно не означает того, что завтра утром она проснется королевой Швеции — слишком незначителен их дворянский род, хоть он и пытается вывести родословную чуть ли не от самого Поппеля. Лежа на кровати, она смотрела на потолок, и пыталась размышлять о том, на что ей можно рассчитывать. Конечно, хотелось бы стать королевой — в золотом платье, в горностаевом манто, сапожки или туфельки с блестками, золотая корона с бриллиантами. Сестер она сделает фрейлинами, или даже принцессами. Нет, все же лучше принцессами, всех кроме Марты — она самая вредная. Огромный дворец, только холодный очень — говорят в Стокгольме холоднее, чем здесь! А может Карл сделает столицу не в Стокгольме, а в Варшаве? Здесь все же теплее! Впрочем может статься так, что она и не станет королевой, а будет его фавориткой — род Пилсудских все же не королевский, чтобы там ее папенька и братья не говорили! Но в любом случае, это гораздо лучше, чем прозябать здесь в Вильно! Что ей светит — выйти замуж за шляхтича — очередного голоштанного потомка бесчисленных польских королей? Всю жизнь считать гроши? Жить в какой-нибудь развалившейся халупе, называемой поместьем и иметь управляющим подворовывающего еврея? Ее сегодняшний поступок должен многое изменить в ее жизни в лучшую сторону. По крайней мере хуже ей от этого не станет. А если родить Карлу наследника? Уж он то наверняка станет герцогом или графом! И не каким-то там шляхтичем, а настоящим! Решено! Что бы там не говорили окружающие, а она должна понести от него сына!

Утро началось с мелькания снега через резные ставни, а закончилось скандалом, точнее сказать бойкотом и страшными взглядами, которые кидала на нее Марта. Плевать! Из пятерых сестер он выбрал именно ее! И пусть смотрят и корчат рожи! Она станет королевой!.

Она чем-то похожа на Гедвигу — та же стройная и тонкая фигура, та же наивность, доброта и доверчивость. Но Гедвига твоя родная сестра, Карл! И ты не можешь быть с ней! Тот грех который ты тогда совершил во имя ее блага, и из Любви к ней, не позволил тебе остаться! Ты ведь пошел на эту войну, только для того, чтобы не видеть испуганно-вопросительного взгляда в ее глазах. И немого вопроса — как нам быть дальше любимый? Ты сбежал от своей первой любви Карл! И она умерла! Не в твоей душе, а этом мире! Она ведь не вынесла этой разлуки Карл! И покинув Стокгольм, ты в каждой женщине ищешь то, что нашел в ней! А она ведь тебя ждала! Думала, что ты вернешься, после победы под Нарвой! А ты не вернулся! И она поняла это, поняла и уехала. А теперь ты встретил Марину, Марину, которая очень похожа на нее. Может быть хватит бежать от судьбы? Может пора остановиться? Конечно пора! Осталось за малым — добить этого Петра, добить, с помощью нового союзника — Мазепы.

После того как посланцы от гетмана убыли, Карл собрал военный совет. Еще три недели на комплектацию войска и ожидание подкреплений и можно выступать. Нужно закончить с Петром сразу, за один раз. Чтобы не пришлось ходить на Москву. Пленить его и пускай подпишет мир. Швеция устала. Ей нужен мир. Ей нужен король. Ей нужна королева. Ей нужны наследники. К началу лета мы должны быть у Минска! А дальше бой!

Ему нравилась ее непосредственность и искренность. Вот и сейчас, несмотря на то, что планы встречи с Мазепой стали неопределенными, Марина сумела прогнать от него эти мысли. А сейчас лежит рядом с ним, доверчиво к нему прижавшись, и теребит ворот его сорочки. Прямо, как Гедвига тогда! Он поможет ее семье. Ко двору наверное приближать их не стоит — слишком много гонору и пустозвонства, но смотреть на то, что будущая королева Швеции, живет в этом старом, начинающем рассыпаться особняке он не может.

Она добилась своего! Марина теперь твердо знала, что у нее будет ребенок от Карла. В том, что это будет сын, она абсолютно не сомневалась. Только вот теперь было опасение, что ей придется остаться в Вильно. На ее стройной фигуре беременность будет заметно очень сильно, и вряд ли Карл захочет ее взять с собой на войну. Ей придется его ждать! Боже, как все неудачно! Почему он решил продолжить эту войну, ведь русский Петр предлагал ему мир! Зачем он ведет переговоры с этими казаками?

Прощальный ужин за столом прошел очень грустно. Ей казалось, что все косятся на нее, на ее ставший уже заметным живот. Возможно, только казалось. Она уже знала, что он не вернется и проклинала себя за это. Нет не за ребенка от Карла, а за визит к гадалке! Не буди лихо, пока оно тихо! Разбудила, дура! Зачем??? Ведь правду говорят, что предначертанную судьбу уже не изменишь! И до ее идиотской выходки будущее не было начертано! От гадалки она узнала, что у нее будет сын от короля, что король с ней расстанется навсегда и ее сын не станет королем. А вот далекий его потомок, станет великим человеком и возродит Великую Польшу от «можа и до можа» из праха! Плевать ей на далекого потомка! Зачем она ходила гадать? Зачем искалечила будущее Карлу, себе и их сыну! Она ведь и так знала, что у нее сын! Зачем Карл поверил этому Мазепе? Тот ведь предаст его! Боже, что она наделала?

Ну вот он и в седле и грустно смотрит на нее сверху. Боже, как хочется, уехать с ним! Но он сказал четко, что пани с ним не поедет, а останется его ждать. Он вернется с победой и положит весь мир к ее ногам!

— Я назову его Карлом! — неверным, волнующимся голосом говорит Марина, держась за стремя королевского коня.

— До встречи пани королева Марина! — Карл нагибается в седле, и, приобняв свою возлюбленную за талию, целует в губы. После чего выпрямляется, и произносит:

— Я вернусь! Обязательно вернусь! Со щитом! — дергает поводья коня и королевский конвой устремляется в путь навстречу своей судьбе — славе или поражению.

А у ограды особняка стоит одинокая паненка, и по ее лицу текут слезы. Слезы предначертанного и уже неизменного.

Почему тебе так грустно Карл? Ты ведь едешь навстречу своей славе и победе! Ведь тебе нагадали, что твои потомки будут править всем миром! Что же ты грустишь Карл? Кто как не ты, положит к их ногам весь мир? Ты ведь молод как Великий Александр, царь Македонский! Почему твое сердце щемит от взгляда Марины, которая смотрит тебе вслед?

(Из неизданного романа Олава Афчертона «Северная война». Отрывок публикуется с разрешения автора. Все авторские права на данный роман защищены.)