Александр. Том 2

Глава 16

Фрол Кузнецов покосился на вход в дом, напротив которого стоял его экипаж, и потянулся.

— Эй, до Мещанской слободы довезёшь? — к нему подбежал молодой ещё совсем мужчина, одетый как мелкий чиновник.

— Отчего же не довезти, довезу, — добродушно ответил Фрол и поднял вожжи.

— Давай тогда немного подождём. Приятель мой должен подойти. Вот как подойдёт, так и поедем, — и он забрался в экипаж, пока возница не передумал. Мало ли, вдруг за то время, пока этого приятеля ждать придётся, выгодного клиента возница упустит.

— Недолго ждать-то? — Фрол повернулся и посмотрел на мужчину.

— Нет, скоро должен появиться, — ответил клиент и внимательно посмотрел прямо в глаза извозчику. — Через десять минут должен уже подойти.

Фрол чуть вздрогнул и повёл плечами, словно ему стало холодно. Отвернувшись от клиента, он принялся перебирать вожжи, бормоча себе под нос: — Это хорошо, что ждать недолго осталось. Это очень хорошо.

В то же самое время в окне дома, стоящего неподалёку, дрогнула тяжёлая штора, занавешивающая окно. Но даже очень внимательный взгляд не сумел бы разглядеть подзорную трубу, высунувшуюся в небольшую щель между шторой и стеклом.

— Ну что скажешь, Николай Петрович? — сидящий за массивным столом Макаров принялся раскладывать пасьянс. Он сильно нервничал, как и все, задействованные в операции люди, и ему нужно было чем-то занять руки и голову.

— Тут они, голубчики, — Архаров внимательно осматривал пустую улицу. Здесь никогда не было многолюдно, сейчас же только один извозчик стоял на бирже, ждал кого-то, скорее всего, загулявшего клиента. — Все три группы марвихеров и сам Лёнька-граф здесь отдыхать изволят. У-у-у, ворьё проклятущее! — у Архарова даже шея побагровела, когда он говорил про элитных карманников. — Я только не пойму, что у тебя, Александр Семёнович, за печаль здесь самолично присутствовать, да ещё и лучших своих людей именно для марвихеров отрядить?

— Есть у меня пара идей, — уклончиво ответил Макаров. — Но тут смотреть надобно. Слишком уж идея в голову интересная пришла. Я вот что тебе скажу, Николай Петрович, треть этих татей я у тебя заберу. Они мне как бы не нужнее твоего будут.

— Хочешь попытаться на службу привлечь? — Архаров, несмотря на некоторую неповоротливость, глупым никогда не был. И теперь он смотрел на начальника Службы безопасности, даже не скрывая удивления. — Только я скажу так, ничего у тебя не получится, Александр Семёнович. Это же такой паскудный люд, что таких только виселица сможет исправить. Но попробуй, чего уж там. Из-за десятка воров я с тобой бодаться точно не буду.

— И не надо, — Макаров улыбнулся и положил на стол очередную карту. — Пустое это из-за пустяков таких ругаться. Нам бы сейчас Москву немного безопасней сделать надобно, чтобы о коронации у всех гостей только самые светлые воспоминания остались. А твоя задача, Николай Петрович, сделать так, чтобы эта безопасность сохранилась.

— Вот этим мы с Вороновым и занимаемся, — проворчал Архаров и снова приник к трубе. — Молодой Пашка ещё, горячий. Но службу эту любит почти как я. Ты, Александр Семёнович, близок к его величеству, скажи мне только правду, как на духу, он собирается до ума полицейскую реформу доводить?

— Она у него на втором месте вместе с моей службой стоит. А на третьем — армия, — Макаров полюбовался сошедшимся пасьянсом. Даже разбирать жалко стало, так хорошо всё сошлось.

— Вот оно что, — Архаров на него покосился. — А что на первом, если не секрет?

— Да какой же в этом секрет, — Макаров вздохнул и собрал карты в колоду. — Об этом уже двор, почитай, недели две жужжит, не прекращая. Потому что на первом месте у Александра Павловича стоит пересмотр дворцовых должностей и сокращение их как бы не на две трети.

— Да ну? — Архаров покачал головой. — Дела… Но мы-то с тобой ко двору никакого отношения не имеем, у нас своей головной боли хватает.

— Ну что же, пора сигнал нашим людям, да… Макаров поднялся из-за стола, но тут Архаров его перебил, вскрикнув: — Какого лысого чёрта ты здесь делаешь⁈

— Что случилось, Николай Петрович? — Александр Семёнович нахмурился и подбежал к окну. Уже не заботясь о скрытности, он отодвинул штору и едва сдержался, чтобы не начать выражаться куда забористее, чем это сейчас делал Архаров.

К дому, где разместились марвихеры или по-другому карманники высшего пошиба, подкатил экипаж, и оттуда выскочил взъерошенный Сперанский. Вслед за ним вышел чиновник, отвечающий за эту проклятую нумерацию, которая стала для Михаила Михайловича делом принципа. Чиновник тащил с собой огромную книгу. Открыв её, он принялся что-то говорить Сперанскому. Секретарь императора его внимательно выслушал, кивнул и принялся кулаком стучать в дверь.

Сидевший на козлах извозчик смотрел на Михаила широко открытыми глазами. Эти глаза Макаров отсюда без подзорной трубы видел. Его пассажир высунулся из экипажа и, не скрываясь, посмотрел прямо на Александра Семёновича. Тот резким движением дал отмашку. Нужно было что-то решать, но решать быстро, и Макаров понадеялся на одного из лучших своих людей, которого прочил в начальники Московского отделения Службы безопасности.

Клим Щедров лихорадочно соображал, что же ему предпринять. Появление Сперанского запланировано не было, и Клим почти физически чувствовал, как тщательно подготовленная операция летит в тартарары. К нему обернулся сидящий на козлах Фрол, один из гвардейцев, прикреплённый указом императора Александра к новой Службе безопасности. Во взгляде Кузнецова был только один вопрос: — Что делать-то будем?

Из того дома, где на третьем этаже расположились Макаров и Архаров, выглянул гвардеец, а Клим смотрел на Сперанского, не решаясь принять какое-либо решение. Вообще-то это он должен был начать стучать в дверь и делать вид, что уже заждался приятеля и что ошибся адресом. Никаких облав в последнее время не было, и обитателя дома не должны были насторожиться.

А дверь Сперанскому тем временем открыли. Михаил Михайлович стоял таким образом, что загораживал весь обзор от двери, а мнущийся рядом чиновник с огромной книгой завершал картину. И Клим принял решение. Он снова высунулся из экипажа, махнул рукой гвардейцу, обозначая начало операции, и тут же прошептал, обращаясь к Фролу: — Ждём.

Сперанский тем временем смотрел на открывшего ему дверь молодого мужчину, не старше его самого, и никак не мог определить, к какому сословию тот относится.

— Что вам угодно, господа хорошие? — наконец спросил открывший мужчина, слегка растягивая слова.

— Секретарь его величества императора Александра Павловича, Сперанский, — представился Михаил. — Вы господин… — и он повернулся к чиновнику.

— Дом записан как собственность господина Красикова, — тут же ответил чиновник, что-то вычитав в книге.

— Вы господин Красиков? — Сперанский снова посмотрел на своего собеседника.

— Нет, — он покачал головой. — Я его друг, да, друг. А в чём, собственно, дело?

— Дело в том, что господин Красиков обязан был повесить на дом табличку с названием улицы и номером дома, — сквозь зубы ответил Сперанский. — И ему должно было прийти об этом уведомление.

— Я обязательно передам ему, если он запамятовал, — и мужчина принялся закрывать дверь, но Сперанский не дал ему это сделать.

— Вы должны также передать вашему другу, что срок исполнения — до завтра. А послезавтра сюда с проверкой придут уже гвардейцы. И да, номер этого дома тринадцать. Никаких самоуправств с номерами быть не должно. Это приказ императора.

— Какой номер? — мужчина перестал пытаться закрыть дверь. — Тринадцать? Нас что, в чёртовой дюжине поселили? — на его лице застыло такое зверское выражение, что Михаил невольно попятился.

В этот самый момент стоящий на бирже экипаж сорвался с места и развернулся прямо около Сперанского. Дверь в экипаже резко открылась, Михаила с чиновником и его книгой втащили внутрь, и экипаж сразу же сорвался с места. А на месте секретаря императора тут же вырос рослый гвардеец и ударом приклада отправил всё ещё стоящего в дверях мужчину внутрь дома.

— Облава! — успел заорать мужчина и тут же получил ещё один удар теперь уже в живот. Рухнув на пол, он схватился за живот и согнулся в три погибели, но стиснул зубы и даже не застонал.

— Зря орал, болезный, — весело сказал ему гвардеец, заходя внутрь, и из-за его спины тут же в коридор заскочили человек пять, а потом ещё несколько. — Дом-то окружён давно, чтобы ни одна ваша гнида сбежать не удумала, — и он, отправив лежащего на полу вора в глубокий нокаут, переступил через него и прошёл дальше.

Потерявший сознание вор, которого знали в криминальном мире как Лёньку-графа, ещё не знал, что в это же самое время в другие дома ворвались гвардейцы, полицейские-архаровцы и какие-то странные личности, одетые как мелкие чиновники. Не знал он о том, что в тех, других домах уголовников никто щадить был не намерен. Потому что приказ обязательно взять кого-то живым и без особых увечий поступил от начальника бывшей Тайной экспедиции только тем гвардейцам и полицейским, что брали обитателей только этого дома.

Сегодня с утра никаких дел запланировано не было, и чтобы чем-то занять время ожидания я просматривал сметы, подготовленные Ростопчиным. Это были фейерверки. Фейерверки и иллюминация. Всё было расписано красиво и роскошно, и портило это великолепие только одно: сумма. Я всё понимаю, коронация — это прежде всего политическое событие, но почти триста тысяч только на фейерверки⁈

Так, оставлю за собой иллюминацию, заодно проверим, как пожарные расчёты работают в режиме готовности. Горголи доложил, что благодаря делению Москвы на участки, предпринятые ещё Архаровым во время царствования Екатерины, им достаточно быстро удалось наладить первичную работу. Вот и посмотрим, как он её наладил.

А что с фейерверком-то делать? Конкурс какой-нибудь устроить, что ли? Ну вроде, кто круче всех бабахнет, тот получит портрет императрицы в алмазной оправе и коронационном одеянии. Неплохая, кстати, мысль. Такие мы портретики ещё в Петербурге наделали. Хороший подарок, довольно дорого и прилично. И не двести тысяч. Всё, решено, так и сделаем. Надо Ростопчина озадачить, чтобы донёс новость до богатых поданных, таких, как Шереметев, к примеру. Мы слабость к понтам пронесли сквозь века ещё со времён первобытных людей, так что…

Сделав пометку на бумагах, я отложил перо и посмотрел на часы. Как же долго тянется время, когда чего-то ждёшь!

— Ваше величество, — я посмотрел на Илью, как обычно неслышно прошедшего в кабинет.

— Какие-то известия от Макарова и Архарова? — спросил я.

— Нет, ваше величество, пока нет, — он покачал головой. — Также как нет вестей от Михаила Михайловича. Он сегодня решил посетить выборочно двадцать домов, разбросанных по всей столице…

— Он предупреждал меня, и я дал согласие на эту поездку, — прервал я Илью. — Ну пускай ещё раз убедится, что воз и ныне там. Но он молодец, что уж говорить, во всяком случае на бумаге всё уже привели в соответствие, за каждой улицей утвердили постоянное название, номера присвоили участкам, а не домам, что стоят на этих участках в настоящее время. И на каждую улицу завели специальную книгу, — я задумчиво смотрел на Скворцова. — Но ты всё это и так знаешь. Илья ничего не ответил, только поклонился. — Так что ты хотел сказать?

— Новиков Николай Иванович просит вас принять его, ваше величество, — ответил Илья.

— Просит принять? — я невольно нахмурился. — Он может входить ко мне без доклада, что-то с мальчиками?

— Нет, ваше величество, — ответил Илья. — Насколько я знаю, нет. И Николай Иванович простит вас принять его именно потому, что его дело не связано с их высочествами. Если я правильно его понял, то он хочет похлопотать о своём знакомом. Но о ком идёт речь, Николай Иванович умолчал.

— Интересно, — я задумался. — Вот что. Я, пожалуй, приму его, а потом хочу прогуляться. Найди Краснова и Раевского, они будут меня сопровождать, и вели седлать коня.

— Слушаюсь, ваше величество, — Илья поклонился и направился из кабинета. Я же, задумчиво глядя ему вслед, не удержался и, усмехаясь, проговорил: — Я на днях сделал потрясающее открытие.– Скворцов остановился у двери и посмотрел на меня с вежливым любопытством. — Как только ты был официально переведён в помощники моего личного секретаря, в тебе сразу увеличилась почтительность. Не поделишься, с чем это может быть связано?

— Сейчас мне есть что терять, — ответил Илья и улыбнулся.

— Понятно, — я только покачал головой. — Зови Николая Ивановича, не следует Колю и Мишу оставлять без присмотра слишком надолго.

Новиков зашёл в кабинет практически сразу, как только Илья вышел, словно под дверью ждал, когда его позовут или же пошлют подальше, прямиком к детским.

— Доброе утро, ваше величество, — Новиков поклонился и не слишком уверенно подошёл ко мне.

Я же в это время поднялся из-за стола и указал на два кресла, стоящие возле стены.

— Присаживайтесь, Николай Иванович, о ком вы хотите похлопотать? — спросил я, усаживаясь в кресло напротив Новикова.

— Я бы не назвал это хлопотами, ваше величество, — Новиков прямо посмотрел на меня. — У меня был свободный день вчера. Мы с графиней Ливен договорились присматривать за детьми раз в месяц и давать друг другу небольшой отдых.

— Я рад, что вы так ответственно подошли к вашим обязанностям, — я знаю об этой их договорённости и не возражаю. В конце концов, всем необходимо отдыхать.

— Вчера я провёл хороший вечер в компании старых друзей, в основном литераторов. С нами только Николая Карамзина не было. Он в последнее время чем-то чрезвычайно занят. Вроде бы хочет газету начать выпускать или альманах, я его не понял, а сам Николай Михайлович не вдавался в подробности, когда мимо меня пробегал. — Новиков на мгновение задумался, а потом вздохнул и продолжил: — Собрались мы в доме Дмитриева Ивана Ивановича, поговорили прежде всего о литературе, конечно. Многие весьма уважаемые поэты уже подготовили оды в честь вашей коронации.

— Да? — я задумчиво провёл пальцами по губам. — Думаю, что будет лучше, если вы соберёте все эти оды и передадите Николаю Михайловичу Карамзину. Полагаю, для них найдутся места в его альманахе.

— Это замечательная мысль, ваше величество, — Новиков улыбнулся. — Простите меня, но я немного волнуюсь, поэтому не перехожу непосредственно к делу, хотя мы уже поняли, что вы любите решать все проблемы сразу, не тратя время на светскую болтовню.

— Это не совсем так, — я смотрел на этого побитого жизнью человека, который нашёл в себе силы справиться с такими ударами. — Из светской беседы всегда можно почерпнуть нечто интересное и весьма полезное. Например, я узнал про оды разных писателей на коронацию. Ну а теперь, когда часть, отведённая под светскую беседу, пройдена, давайте вернёмся к делам. Что вы мне хотели рассказать, прося о встрече, Николай Иванович?

— Видите ли, ваше величество, Иван Иванович Дмитриев, тот самый, у которого мы все вчера собрались, посетовал на то, что наши чиновники, коих направляют на службу в Малороссию, Польский край, Лифляндию, Эстляндию и Курляндию, плохо подготовлены для этой службы. В том плане, что они не на должном уровне владеют немецким и латинским языками, — сообщил Новиков. — Иван Иванович прекрасно понимает, что связано это с острой нехваткой людей, способных выполнять чиновничьи обязанности в этих непростых губерниях. Но он ещё Павлу Петровичу неоднократно писал, что можно же в таком случае сделать хорошие переводы Литовского Статута и сборника законов магдебургского права, коими чиновники обязаны пользоваться в своей работе. Те переводы, что имеются, крайне неудовлетворительные и…

— Так, стоп, — я поднял руку и помотал головой. — Остановитесь, Николай Иванович. А я попытаюсь разобраться в том, что вы мне уже сказали. Иван Иванович кем служил, когда Павлу Петровичу столько хорошего писал? Я что-то запамятовал.

— Обер-прокурором третьего департамента Сената, — ответил Новиков, посматривая на меня с настороженностью. — Он как раз был направлен в Малороссию, чтобы проверить, как там обстоят дела. В том числе как судебные дела ведутся.

— Отлично. Значит, Иван Иванович знает, о чём говорит, и самое главное, разбирается в вопросе, — я мысленно прокрутил то, что сказал мне Новиков изначально.

— Иван Иванович Дмитриев чрезвычайно образованный человек. Он получил великолепное образование и изучал юриспруденцию в Европе, — ещё более осторожно ответил Новиков.

— Ну-да, ну-да, — я прищурился. — Я многое могу понять, Николай Иванович. Я вообще считаю самого себя довольно понятливым малым. Но вот сейчас я никак не могу сообразить, а зачем чиновникам в провинциях Российской империи знать или хоть как-то разбираться в положениях права, никоим образом Российскую империю не затрагивающих? Также я не понимаю, для чего этим чиновникам иметь перевод этого самого Латвийского Статута. Или вы вслед за Иваном Ивановичем хотите сказать, что в провинциях Российской империи существует какой-то ещё закон, кроме законов нашей с вами Отчизны? Я правильно понял то, что вы попытались до меня донести?

— Я как-то не задумывался над этим, — внезапно произнёс Новиков, а я вскочил с кресла и прошёлся по кабинету.

— А должны были задуматься, Николай Иванович. В конце концов, вы являетесь воспитателем Великих князей, и именно вы в конечном счёте повлияете на их знания этого мира, — я резко развернулся и посмотрел на Новикова в упор. — Как это получилось, и почему никто не позаботился о том, чтобы на всей территории Российской империи все чиновники опирались на единый закон? Нет, я мог бы понять претензию Ивана Ивановича к тому, что нашим чиновникам, кои сейчас несут службу в Малороссии, никто не потрудился перевести законы Российской империи на французский язык, и из-за этого многие дела тормозятся. Это я действительно мог бы понять. Но бога ради, зачем им нужно знать Литовский Статут или магдебургское право, если они не дипломаты, или знание этих законов не нужно лично им для общего развития?

— Я не могу ответить на этот вопрос, ваше величество, — Новиков выглядел несчастным. Похоже, он рассчитывал на немного другую реакцию, но что поделать… А вот то, что он открыл мне на очень многое глаза, это не поддаётся сомнению. — Данные регионы всегда пользовались особым расположением.

— И зря, — грубо оборвал я его. — Из-за этого особого положения очень легко почувствовать себя особенным. Я глубоко задумался. Если дела действительно так обстоят, и в той же части Польши, что сейчас принадлежит Российской империи, плевать хотели на законы и продолжают использовать свои, то вполне понятно, почему от той же Польши всегда шли какие-то проблемы. Этакая вседозволенность, а, скорее всего, просто наплевательское отношение со стороны центра, никогда и никого до добра не доводило.

— Но так всегда было, ваше величество, я про особый статус говорю, — напомнил мне ещё раз Новиков.

— Скажите, Николай Иванович, а что внезапно случится, если этот особый статус исчезнет? — спросил я, опустив руку и коснувшись кармана, в котором лежала табакерка.

— Я не могу знать, ваше величество. Бунт?

— Им не нужен повод, чтобы бунтовать, — ответил я, подходя к окну. — Именно поэтому мы так много войск там держим. И тогда возникает другой вопрос, а зачем мы в таком случае столько войск там держим, если никакие «особые статусы» не помогают, и в этих провинциях вечно кто-то чем-то недоволен? Особенно среди знати. Вот что, Николай Иванович, — я повернулся к нему, — передайте по-дружески Ивану Ивановичу, чтобы он составил мне точный перечень тех губерний и областей Российской империи, где действует «особый статус». С перечислением «особенностей» и тех законов, которые там действуют. Как только Михаил Михайлович Сперанский разберётся с нумерацией домов здесь, в Москве, он сразу же напишет приказ об этом, а пока пускай Иван Иванович доброе дело сделает. А то, как оказалось, я в этом вопросе мало что понимаю. И, скорее всего, именно потому, что «всегда так было», и зачем в связи с этим что-то менять, — сказал я мрачно и посмотрел на улицу. Этот бесконечный клубок каких-то мелких проблем, казалось, никогда не закончится.

— Я могу идти, ваше величество? — тихо спросил Новиков, и я вздрогнул, настолько глубоко погрузился в свои мысли.

— Да, Николай Иванович, идите, — я его отпустил и снова повернулся к окну. Надо бы намекнуть Макарову, чтобы усилил работу именно в этих губерниях. Пора заканчивать с этой вольницей. Но прежде хорошо бы самых горластых и непримиримых выявить и, если понадобится, изолировать. Мне ещё к войне готовиться. Я не должен беспокоиться и в каждом бароне или шляхтиче Мазепу пытаться разглядеть. Зачем мне это нужно? У меня для этого Макаров есть.

— Ваше величество, — в кабинет заглянул Илья. — Конь осёдлан.

Я ему не ответил, ещё раз посмотрел в окно и вышел из кабинета. Во дворе меня уже ждал отряд сопровождения и адъютанты. Привычку Сашки болтаться где-то в одиночестве или с минимальным количеством сопровождающих я не только не перенял, но даже думать запретил себе о таком. Ничего с людьми не случится, если они не смогут за моё стремя подержаться. А вот кучу совершенно ненужных неприятностей можно будет избежать.

Вскочив в седло, я принял поводья из рук конюха, державшего Марса. Развернув коня в направлении ворот, кивнул Краснову и Раевскому, подъехавшим в этот момент ко мне.

— Куда поедем, ваше величество? — спросил Раевский, в то время как Краснов мялся и не решался мне что-то сказать.

— Поехали до Кремля, — подумав, ответил я. — Успенский собор одновременно посмотрим, да я попытаюсь представить себе, как будет выглядеть иллюминация. Саша! — Краснов вздрогнул и посмотрел на меня. — Говори.

— Вы просили напомнить, ваше величество, завтра у княгини Багратион будет вечер. Она назвала его литературным, говорит, что будет присутствовать много поэтов, — ответил Краснов и замолчал. Я продолжал на него смотреть, и он добавил: — Я не знаю, что мне делать, ваше величество. И Филипп не знает. К нам уж дважды подходили некие придворные и намекали на какие-то услуги, а то и вознаграждение, если мы шепнём вашему величеству, что они идеально подходят для занимаемых должностей.

— Да что ты⁈ — я внезапно почувствовал, как у меня поднимается настроение. — А тебе, Николай, неприличных предложений не делали?

— Господь миловал, — и Раевский перекрестился, глядя на Краснова шальным взглядом.

— Ничего, скоро сделают, — хохотнул я. — Поехали до Кремля, а по дороге обсудим, как вы будете реагировать. Потому что на дуэль этих господ вызывать не рекомендуется, я этого не одобрю, — и я направил коня к воротам, чувствуя, как понемногу отступает напряжение. Если бы что-то пошло не так, Архаров или Макаров уже доложили бы, так что можно пока немного расслабиться.