Александр. Том 2

Глава 9

— Лиза, мы можем поговорить? — я остановился в дверях гостиной и прислонился к косяку, сложив руки на груди.

Вот уже неделю мы не разговаривали. Вообще ни о чём. И меня это, если честно, слегка напрягало.

— О чём ты хочешь со мной поговорить, Саша? — спросила Елизавета, откладывая перо. Она писала письмо. Наверняка это письмо предназначалось матери. И это тоже меня напрягало, потому что в своих бесконечных письмах Лиза описывала если не всё, что происходило вокруг, то очень многое.

— О чём угодно, — я продолжал стоять в дверях, не меняя позы и вообще не шевелясь.

— Хорошо, давай поговорим о погоде, — Лиза смотрела на меня снизу вверх, и я никак не мог определить, какие чувства мелькают в её голубых глазах. — Погода сегодня совершенно прелестная. Жаль терять такие дни и сидеть здесь, вместо того, чтобы ехать в Москву. Я почти уверена, мы задержимся настолько, что будем плестись в грязи под проливными дождями, и даже дамам придётся вытаскивать тяжёлые кареты, увязнувшие в этой грязи.

— Где все твои фрейлины, горничные и… — я запнулся. Пока шёл сюда, никого в апартаментах Елизаветы не заметил.

— Я всех отпустила, — ответила она. — Нуждаюсь в тишине, а девушки всегда создают много шума.

— Лиза… — начал я, нахмурившись.

— Саша, я сейчас не в настроении разговаривать, — Елизавета опустила взгляд. — Прошу тебя, оставь меня, мне нужно побыть одной.

— Кому ты пишешь письмо? — я решил сменить тему разговора.

— Маме, — ответила Лиза. — Я часто пишу маме, ты же знаешь. У нас весьма доверительные отношения.

— Я прошу тебя не делать этого, — на этот раз я даже не пытался скрыть лёгкое раздражение. — Я не хочу, чтобы сплетни о нас бродили по Прусскому двору и прочим немецким салонам.

— Саша, — она вскинула на меня изумлённый взгляд. — Что ты такое говоришь?

— Ты умная женщина, Лиза, и всё сама прекрасно понимаешь, — резко ответил я ей. — Я не могу исключить тот факт, что за этим мерзким покушением не стоят иностранные посольства. Не после того, как англичане по уши замарались в заговоре против Павла Петровича, который, в общем-то, ничего плохого им не сделал. И я не могу исключать, что все необходимые им сведения они не получили в том числе из ваших писем.

— Я в это не верю, моя мать не могла… — Елизавета вскочила. Её руки сжались в кулаки, а глаза засверкали.

— Я и не говорю, что твоя мать сделала это нарочно, но письма обычно не держат под охраной из неподкупных людей, — холодно ответил я. — Они могут попасть в руки кому угодно. А Ганновер всё ещё расположен неподалёку от владений твоего отца.

— Это начинает переходить все границы, Саша, — она вскинула голову и сложила руки на груди.

— Возможно. Но, Лиза, мы уже понесли невосполнимую утрату, давай не будем усугублять, — я сделал шаг к ней, но она побледнела и отступила. — Да в чём дело? В чём ты меня обвиняешь⁈ — я не выдержал и заорал. Этот многодневный игнор влиял на меня не самым лучшим образом. — Я очень хочу тебе помочь, но ты не даёшь мне этого сделать! Я быстро подошёл к ней и схватил её за плечи, грубо притягивая к себе: — В чём я виноват, Лиза?

И тут её прорвало. Она пару раз дёрнулась, попытавшись вырваться, но я держал крепко, и тогда она закричала.

— Это на тебя покушались, на тебя! Зачем мы ждём Макарова и этого ужасного Архарова, если и так всё понятно⁈ Если бы тебя не стремились убить, то наш ребёнок не пострадал бы!

Я даже слегка отшатнулся. Ничего себе! Вот это Лизу коротнуло! Она так сильно хотела этого ребёнка, что теперь обвиняет меня в его гибели просто потому, что я — это я. И, скорее всего, она была права, говоря про то, что покушались именно на меня.

— Лиза… — я притянул её к себе ещё ближе. Как же хорошо, что время тех жутких платьев уже прошло, и мне вполне удалось почувствовать её тело.

— Отпусти меня, — она снова забилась, и несколько прядей выпали из довольно сложной причёски. По лицу Елизаветы текли злые слёзы, и я не знал, как ей помочь вырваться из этой непрекращающейся истерики, в которую она погрузилась.

— Нет, — я выпустил одну её руку, обхватил затылок и грубо поцеловал. К счастью, она была достаточно высокой, мне не пришлось сильно наклоняться, в противном случае я вряд ли сумел бы её удержать.

Елизавета сопротивлялась. Она так отчаянно сопротивлялась, что, изловчившись, укусила меня за нижнюю губу.

— Чёрт подери, Лиза, — я зашипел и отпустил её голову, чувствуя во рту собственную кровь.

Внезапно она перестала вырываться, и, протянув свободную руку, дотронулась до губы, которая уже слегка припухла. Я отпустил её, но Лиза не спешила отходить.

— Саша, — она посмотрела на свои пальцы и моргнула, увидев на них кровь. — Господи, что я наделала? — вот только в её голосе раскаяния я не услышал. И тут Лиза меня удивила. Она сама обхватила мою голову и поцеловала.

Нежности не было. Более того, мне показалось, что она намеренно делает мне больно, чтобы заглушить собственную боль. В какой-то момент я перестал контролировать ситуацию. Не знаю, как мы дошли до дивана, но она толкнула меня на него. От неожиданности я упал и тут же перевернулся, навалившись на неё. Задрать её юбки было просто. Стянуть с себя штаны чуть сложнее, но я справился. Вот именно сейчас ей не нужна была нежность и прелюдия. Поэтому всё было жёстко, на грани с насилием. При этом я так и не понял до конца, насилием кого над кем.

Когда тело перестало содрогаться, я поднял голову, которую уронил Лизе на плечо, и огляделся. Твою мать, что мы только что творили⁈

Дверь приоткрыта, я стою перед диваном на коленях, уже начинающих побаливать, навалившись на распростёртое тело жены. Чуть слышно выругавшись, я посмотрел на Лизу. Нет, всё правильно. Её лицо немного разгладилось, и она явно вынырнула из той раковины, в которую забилась, оставаясь наедине со своим горем.

— Их величества заняты, — от дверей раздался громкий голос Скворцова. — Николай Николаевич, сядьте вот тут в кресло и дождитесь, пока его величество не сможет уделить вам время.

— Так может быть, ты сообщишь обо мне? — раздражённый голос Раевского заставил нас с женой переглянуться. Она захихикала, а потом зажала рот рукой. Я же вскочил и принялся суетливо приводить в порядок одежду.

— Нет, я не могу сообщить ни о вас, Николай Николаевич, ни о ком-либо другом, — Скворцов, похоже, грудью встал на защиту нашей интимной жизни. — Его величество приказал не беспокоить его, если речь не идёт о жизни и смерти. И я не собираюсь нарушать, в общем-то, совсем несложный приказ его величества.

— Саша, — прошептала Лиза, вскакивая с дивана и одёргивая платье, — я поняла, что ты говорил насчёт писем. Я пока ограничу переписку и поговорю с Юлией, чтобы она тоже воздержалась от подробных посланий матери.

— Хорошо, — я почему-то ответил ей также шёпотом. — Как подростки, ей богу, — промелькнула в голове слегка истеричная мысль. — Мне нужно идти. Я шагнул к ней и притянул к себе. — Мне можно будет сегодня прийти? — я не стал уточнять, что имею в виду её спальню.

— Да, — ответила Лиза решительно. Она долго на меня смотрела, а затем дотронулась кончиками пальцев до нижней губы. — Я сделала тебе больно.

— Ничего, это пройдёт, — ответил я, всё ещё не решаясь её отпустить.

— Я хотела сделать тебе больно, — внезапно прошептала она. Я только усмехнулся. Не буду ей говорить, что прекрасно понял её намерение. — Саша, я люблю тебя.

На этот раз я ничего ей не ответил, только долго смотрел в глаза, потом легко поцеловал, заставив себя перетерпеть дискомфорт в губе, и быстро направился к двери. Потому что если бы сейчас задержался, то мы бы ещё долго отсюда не выползли. Например, этот стол такой прочный и удобный на вид… И перед ним не надо стоять на коленях.

Выбросив из головы похотливые мысли, я решительно толкнул дверь. Скворцов резво отскочил и развернулся ко мне, поклонившись. Похоже, и правда стоял в дверях. И что помешало ему захлопнуть эту проклятую дверь? Звуки-то, что из комнаты раздавались совсем недавно, он никак не мог заглушить своей широкой спиной.

— Ваше величество, — сидевший в кресле Раевский вскочил и наклонил голову в коротком поклоне.

Я же бросил быстрый взгляд на Скворцова. Илья смотрел на меня прямо, и ничего прочитать по его невозмутимой морде было невозможно.

— Кто-то ещё искал встречи со мной или с её величеством? — быстро спросил я у помощника своего секретаря.

— Да, ваше величество. Приходил врач, Мудров Матвей Яковлевич, чтобы осмотреть её величество. Он понял, что вы очень заняты, и сказал, что не будет вам мешать и придёт попозже. Я закусил губу и тут же зашипел. Больно, вашу мать! — Больше никого не было. Николай Николаевич пришёл буквально пару минут назад. Более точно не скажу, не смотрел на часы.

— Это хорошо, — пробормотал я. — Спасибо, Илья. Да, оставайся здесь на тот случай, если её величеству что-нибудь понадобится. Повернувшись к Раевскому, указал на дверь: — Пойдёмте, Николай Николаевич, здесь не самое подходящее место для разговоров. Думаю, что можно немного прогуляться по парку. Погода просто замечательная и вполне располагает к прогулкам.

— Конечно, ваше величество.

Я вышел первым, Раевский последовал за мной.

Мы прошли в парк, раскинувшийся вокруг дворца. Я заложил руки за спину и шёл не спеша по дорожке. В парке было довольно много народа. Меня приветствовали издалека, не приближаясь. Всё-таки Василий Зимин и Юрка Бобров молодцы, сумели выдрессировать особо непонятливых, вбив в бошки, что государь сильно нервничать изволит, когда к нему кто-то приближается.

Отойдя на довольно приличное расстояние от дворца, я осмотрелся по сторонам. Вроде никаких беседок поблизости нет, так что можно поговорить.

— Вам что-то удалось выяснить, Николай Николаевич? — спросил я, поворачиваясь к Раевскому.

— Что у вас с губой, ваше величество? — нахмурившись, спросил он, проигнорировав мой вопрос. Я невольно коснулся губы, почувствовав под пальцами струп. Всё-таки Лиза, похоже, прокусила её. Надо бы обработать чем-нибудь, хоть спиртом. Надеюсь, спирт уже синтезировали.

— Ничего страшного, — неужели он действительно подумал, что я расскажу ему подробности. — Заживёт.

— Когда вы направлялись к её величеству, всё было нормально, — Раевский решил испытать судьбу, потому что я по его взгляду увидел, что он не отстанет, пока не получит ответ на свой вопрос. И вот зачем тебе знать этот ответ, Коля? Ты не сплетник, я это уже выяснил. Так зачем?

— Николай Николаевич, это не ваше дело, — я предостерегающе прищурился.

— Ходят слухи, что вы с её величеством поссорились. Теперь все ждут, когда ваш взгляд упадёт на другую женщину, как это случалось не раз. Да и её величество может оказаться под ударом, — хмуро сказал Раевский. — Мне нужно знать, что происходит, потому что я и так топчусь на месте. Все кухонные слуги как один твердят, что ничего не знают и не ведают. Что растение это видят впервые и прекрасно знают, что такое хрен и петрушка, потому никогда их не перепутают. Он замолчал, а потом продолжил: — Я понял, что мне желательно узнать, а на кого всё-таки было организовано покушение.

— На меня, что тут думать, — я снова коснулся ранки на губе. Саднит, зараза.

— Я бы не был так уверен, ваше величество, — покачал головой Раевский. — Ваша венценосная бабушка как-то говорила, что вы обожаете борщ, но велите не добавлять в него петрушку. Многие знают, ваше величество, что вы не любите ни её, ни хрен. Очень сложно совершить покушение в таких условиях. Если только эти негодяи не намеревались вас к стулу привязать и кормить насильно.

— Та-а-ак, — протянул я. — Почему я об этом не подумал?

— Не могу знать, ваше величество, — ответил Раевский. — Вот только больше всех пострадал Кочубей. И это склоняет меня к мысли, что изничтожить хотели именно его. Или не его, — добавил он задумчиво. — Раз вы приказали мне выяснить, кто за этим стоит, то я должен знать… — он запнулся, а потом продолжил, — насколько сильно пострадала её величество, и откуда у вас на губе эта рана?

— Когда женщина теряет ребёнка, это всегда очень плохо отражается на её самочувствии, в том числе и душевном, — осторожно проговорил я. Рука дрогнула и потянулась к карману, где я всё ещё таскал табакерку. На этот раз мне удалось остановить её на полпути и завести за спину.

— О… — только и произнёс Раевский. — Мне так жаль, ваше величество!

Я внимательно посмотрел на него. Ему действительно было чудовищно жаль, но эта жалость не унижала меня. Более того, я был почти уверен, что на страдания Лизы ему плевать. Он сожалел о не родившемся наследнике.

— Я клянусь, что это останется только между нами.

— Надеюсь в следующий раз услышать уже более хорошие новости, — я пристально посмотрел на него. Раевский наклонил голову в знак согласия. И тут я увидел, что в нашу сторону идёт Мудров. Николай перехватил мой взгляд, и в его взгляде сразу же появился невысказанный вопрос. — Можете идти, Николай Николаевич, — ответил я на него.

Он сразу же отошёл, а я задумался над тем, правильно ли поступаю? Можно ли Раевскому так доверять. Я посмотрел ему вслед. Мне нужен друг. Я отчаянно нуждаюсь просто в друге, которому смогу довериться. Может ли им стать этот неулыбчивый, очень серьёзный молодой офицер? Не знаю, время покажет.

Мудров подошёл ко мне. Выглядел он при этом рассерженным.

— Ваше величество, — он был одним из немногих людей, кого охрана пропускала ко мне без особых проблем. Точнее, они его не задерживали.

— Что случилось, Матвей Яковлевич? — мы стояли на дорожке, и на нас уже начали оглядываться прогуливающиеся придворные.

— Её величество отказалась сегодня от осмотра… — начал он, но быстро заткнулсяи спустя полминуты спросил. — Что с вашей губой?

— Несчастный случай, — я двинулся по дорожке. — Пройдёмся, Матвей Яковлевич, нечего стоять как статуи, их здесь и без нас хватает. Он кивнул и пошёл рядом со мной. Наверное, со стороны мы смотрелись глупо: высокий стройный император и низенький врач, как говорится, в теле. — Думаю, Елизавета Алексеевна сегодня вполне может обойтись без осмотра. Тем более что ничего страшного вы за эти дни не обнаружили.

— Хорошо, ваше величество, — Мудров, подумав, согласился. — Сейчас я уже с уверенностью могу сказать, что больше никто от этой дряни не пострадал. Были сомнения насчёт госпожи Нарышкиной Марии Антоновны. Она носит дитя, и я опасался, как бы что ни случилось. Но обошлось.

— Я рад за неё, — бросил я довольно равнодушно. — Да, хотел спросить, у вас есть спирт?

— Спирт? — Мудров посмотрел на меня удивлённо. — Вы же имеете в виду винный спирт? Я довольно неуверенно кивнул в ответ. Откуда я знаю-то? Я даже не знаю, синтезировали его уже или ещё нет. — Зачем вам спирт, ваше величество? Сомневаюсь, что у вас нет прекрасного вина…

— Я не собираюсь его пить, — ответил я немного раздражённо. — Я хочу губу обработать. Болит, зараза.

— А причём здесь спирт? — осторожно заметил Мудров.

— Как это причём? — я остановился и удивлённо посмотрел на него. — Он хорошо очищает раны и прижигает их. А вы что, не используете спирт, чтобы обработать хирургические инструменты?

— Эм, — протянул Мудров, подняв голову к небу. — Нет.

— И зря, — я снова двинулся по дорожке. — Я проходил службу у отца и однажды порезался. А потом случайно пролил на рану этот винный спирт. Жгло так, что я не смог сдержать стон, зато рана очень быстро зажила. Вот я и подумал, что наверняка доктора давно уже используют его при обработке ран. Большие раны, правда, сомневаюсь, что можно так лечить, больной просто умрёт от невыносимой боли, а вот маленькие ранки вполне. Как и инструменты можно замачивать, а потом уже резать, — я ничем не рисковал, сочиняя такую историю, которая вполне могла произойти.

— Мне нужно это обдумать, — сказал Мудров. — Я не хирург, но у меня есть с кем поговорить. Тем более что Ловиц Товий Егорович не так давно предложил метод очистки многих жидкостей от примесей углём. Кто бы мог подумать, что простой уголь не даёт воде быстро портиться? И винокурни его начали вовсю использовать, чтобы очищать тот самый винный спирт, про который вы говорили, ваше величество. Вы же в курсе, что сейчас моряки воду хранят в бочках, где дно углём засыпано?

— Да, конечно, — быстро подтвердил я. Ничего подобного, конечно же, не знал, но нужно же сделать вид, что я в курсе. — Уголь вообще находка для медицины, не правда ли? Им и спирт можно очистить, и при отравлении больному дать, чтобы очистить кишки. Надеюсь, Кочубей не слишком возмущался, когда вы его уголь заставили жевать?

— Что? — Мудров затормозил и снова уставился на меня.

— А разве вы так не делаете? — я чуть по лбу себя не хлопнул. Вот же кретин! Придержи уже язык, Саша! Это меня встреча с Лизой из колеи вышибла. Никак не могу собраться. — Я подумал, что раз уголь так хорошо всё очищает, то он не ядовит. Вы же сами сказали, что моряки в воду его бросают. Вот и предположил, что он может и яд очистить.

— Это очень неплохая мысль, ваше величество, — задумчиво проговорил Мудров. — Надо её проверить. Это неопасно, точно… — он настолько глубоко задумался, что я даже невольно напрягся. Как бы он не траванул кого, проверяя эту пока что теорию.

— Матвей Яковлевич, — мой голос вырвал его из мечтаний, — я здесь.

— Да, ваше величество, — Мудров встрепенулся и вернулся на эту грешную землю. — Что касается спирта… Я его использую для спиртовой лампы, он хорошо горит, знаете ли. Товию Егоровичу удалось получить вещество, которое он назвал абсолютный спирт. Он его практически полностью дегидрировал… — поняв, что уходит в дебри, Мудров заткнулся, а потом быстро добавил. — Простите, ваше величество, вам это не интересно. Но в итоге получившееся вещество очень хорошо горит. Комитет по благоустройству Москвы даже начал рассматривать вопрос об использовании этого спирта в уличных фонарях, но потом идея заглохла.

— Да, это точно, спирт очень хорошо горит, — согласился я. — А вот в фонарях его использовать нецелесообразно, слишком дорого получится, — я покачал головой, прогоняя раздражающую мысль о том, как же сильно здесь любят разные комитеты и общества. Ещё бы толк от них был. Но лучше уж общества, чем масонские ложи всех пошибов.

— Если позволите, я хотел бы попробовать сам обработать вашу рану, ваше величество, и понаблюдать за тем, как она будет заживать. Давайте вернёмся во дворец, там нам будет удобно это сделать.

— Пошли, — и я тут же развернулся в сторону дворца. — И у меня большая просьба, вы своё горючее разведите водой, что ли. На губе кожа всё-таки очень нежная, как бы не сжечь всё к чёртовой матери. Дамы вам никогда не простят, если вы меня изуродуете, Матвей Яковлевич.

Очутившись во дворце, Мудров пригласил меня пройти в комнату, которую ему выделили под своеобразный кабинет для приёма страждущих. Как доложил мне Сперанский, Матвей Яковлевич разницы между знатными пациентами и болезными из прислуги не делал.

Кроме того он согласился проводить поверхностный осмотр слуг перед тем, как они приступали к службе. Как оказалось, ещё при Екатерине был заведён подобный обычай. Похоже, интуитивно уже начали чувствовать, что больной человек может быть опасен, и его не подпускали к здоровым. Медики так точно уже примерно представляли, что нужно делать, чтобы избежать эпидемий. Правда, пока они только с этими эпидемиями справлялись, но что мне мешает подтолкнуть того же Мудрова к проблемам профилактики? Проще же предотвратить, чем разгребать последствия.

Так, Пастер ещё не родился, но раз начали задумываться об изоляции больных, и моё предложение об обработке инструментов не нашло отторжения у Мудрова, значит, учёные от медицины начали об этом задумываться. Надо заставить Сперанского найти мне статьи, посвящённые этим теориям. А потом в категоричной форме заставить моих учёных или доказать их, или опровергнуть. Только парочку по твердолобей найти, чтобы они костьми легли, но доказали мне, в чём я не прав.

И если они докажут то, что в своё время доказал Пастер, то борьба с эпидемиями, а самое главное, с инфекциями в армии сразу побежит вперёд семимильными шагами. Ведь зная, против чего бороться, врачи быстро сообразят, как именно это делать. Начали же углём воду на кораблях сохранять, сделав такие вот примитивные угольные фильтры.

— Ш-ш-ш, — зашипел, когда корпия со спиртом коснулась моей губы. — Жжётся, зараза, — не выдержав, заявил я, а потом ругнулся более изощрённо.

— Ну что же, ваше величество, — Мудров отложил корпию. — Завтра посмотрим, насколько правильная ваша теория, — в его глазах блеснул азарт. Всё-таки учёные слегка помешанные. Вон как загорелся идеей. И то, что в качестве подопытного у него император, Мудрова совершенно не смущает.

— Да, посмотрим, — я протянул руку к губе и тут же её отдёрнул. Ты идиот, Сашка? Куда лапы грязные тянешь? Хочешь научному прогрессу помешать, смазав результаты эксперимента?

— Ваше величество, — в кабинет зашёл немного запыхавшийся Бобров.

— Что, Юра, говори, — я вопросительно посмотрел на него.

— Архаров с Макаровым прибыли, — выдохнул он.

— Слава богу, — я на мгновение закрыл глаза. — Проводи их в мой кабинет. И найди Раевского.

Отдав приказ, я поднялся и быстро вышел из комнаты, оставив Мудрова в глубочайшей задумчивости. Думаю, что очень скоро получу ответ на свои вопросы. И кто-то в итоге может очень сильно пострадать.