Александр. Том 2

Глава 18

Княгиня Багратион оглядела гостиную, постепенно заполняющуюся гостями. Она не любила Москву, да и оставаться в России после коронации была не намерена. Хорошо хоть сейчас в старой столице собрался весь свет. Да и иностранных гостей много, есть кого пригласить в качестве почётного гостя и «основного блюда».

— Арман, я так рада вас видеть, — в свете множества свечей платье из индийского муслина казалось полупрозрачным. И хотя его покрой вовсе не был вульгарным, но все присутствующие в зале мужчины тем не менее вполне могли полюбоваться прекрасными формами княгини, признанной красавицы.

— Вы прекрасны, впрочем, как всегда, — герцог Ришелье поднёс ручку княгини к губам и не обозначил поцелуй, как было принято, а припал губами к надушенной коже. — Вы как белоснежный обнажённый ангел, спустившийся на землю, чтобы смущать мужчин своей красотой и очарованием.

— А вы дамский угодник, — княгиня рассмеялась и легко ударила Ришелье по руке сложенным веером.

— Ну что вы, я говорю исключительно правду. Бедняга Ланжерон потерял аппетит, вон он стоит у стены и судорожно вспоминает свои дурные стихи. Ведь сегодня литературный вечер, и стихи будут декламироваться? — спросил герцог восторженным тоном, вот только глаза у него оставались серьёзными, а взгляд холодным и цепким.

— Разумеется, — княгиня Багратион, казалось, не замечала этого изучающего взгляда. — Но вы наконец-то приняли моё приглашение вовсе не из-за стихов, не так ли?

— Вы чудовищно проницательны, Екатерина Павловна, — он слегка запнулся перед тем, как произнести её имя. Но Ришелье уже начало казаться, что он почти сросся со страной, приютившей его в самые первые, самые страшные годы террора, поэтому особых проблем в произношении русских имён уже не испытывал. — Я услышал, что у вас часто бывают новые адъютанты императора Александра. Уже пару месяцев я никак не могу получить аудиенцию, и уже готов умолять этих молодых людей посодействовать моей встрече с его величеством, — вздохнул он. — Видите, в каком я отчаянии, даже не скрываю, что принял ваше приглашение не только ради вашего общества, и тем более не ради тошнотворных виршей Ланжерона. Возможно, ваш супруг сможет войти в моё положение и поговорить с его величеством? Говорят, что князь был удостоен приглашения вдовствующей императрицы и длительного разговора с его величеством.

Екатерина проследила за его взглядом и с трудом сдержалась, чтобы не скривиться. Потому что смотрел Ришелье как раз на князя Багратиона, вошедшего в этот момент в гостиную. Пётр был, как обычно, мрачен и задумчив и смотрел на собравшихся гостей с явным неодобрением.

— Прошу прощения, Арман, я вас оставлю. Мне нужно уделить внимание другим гостям, — прощебетала княгиня и отошла от герцога, направляясь прямиком к мужу.

— Если я попрошу вас одеваться скромнее, вы меня, разумеется, не послушаете, — сказал князь тихо, окидывая супругу пристальным взглядом.

— Разумеется, — также тихо ответила княгиня. — Зачем вы здесь, Пётр? Обычно вы не проявляете интереса к моим вечерам.

— Обычно меня не просит его величество обязательно присутствовать на них, — процедил Багратион. — И поверьте, дорогая моя, когда его величество кого-то «просит», здравомыслящие люди весьма правильно понимают такую «просьбу», как приказ.

— Зачем вы мне это говорите? — Екатерина натянуто улыбнулась прошедшему неподалёку Краснову. Александр в этот момент наклонил голову, приветствуя и её саму, и князя. При этом он очень внимательно посмотрел на князя, словно удостоверился, что это действительно он, и можно будет донести его величеству, что князь Багратион выполнил его «просьбу».

— Чтобы вы поняли, что это вовсе был не мой выбор оказаться здесь. Или вас сейчас оскорбили мои слова? Тогда прошу прощения, мадам, что забылся и назвал вас здравомыслящей. Обещаю, впредь это не повторится, — и он издевательски поклонился, а Екатерина вспыхнула от ярости и так сильно сжала в руке веер, что послышался хруст. — Я бы на вашем месте был аккуратнее, мадам. Все прекрасно знают, что вы были неравнодушны к Петру Палену. Но именно сейчас лучше будет, если все забудут это увлечение, а его величество не увидит в вашем поведении вызова в ответ на смерть этого предателя. Не усложняйте мне жизнь ещё больше, потому что я могу однажды перестать быть настолько снисходительным, — добавил Багратион и отошёл от жены.

Тресь! Одна из планок веера всё-таки сломалась, и Екатерина недоумённо посмотрела на свои руки, всё ещё сжимающие злосчастный веер. Багратион ещё ни разу не позволял себе говорить с ней в таком тоне. Пётр не любил конфликтов в семейной жизни, но в последние дни служанки докладывали ей, что князь не в духе. Сама она его не видела и не горела желанием встречаться с мужем, поэтому не потрудилась узнать, что же с ним происходит. И вот теперь начинала пожинать плоды своей недальновидности.

— Что с вашим мужем, дорогая моя Екатерина Павловна? — княгиня вздрогнула и повернулась к подошедшему к ней пожилому человеку, смотрящему на неё с отеческой улыбкой.

— Он, кажется, сошёл с ума, — Екатерина смотрела в спину удаляющемуся князю с неприязнью. Но уже через несколько секунд княгиня взяла себя в руки и повернулась к собеседнику с самой обаятельной улыбкой. — Если честно, Иван Васильевич, отправляя вам приглашение, я не думала, что вы придёте. Или вы любите дразнить этого мерзкого Макарова?

— К нашему всеобщему счастью, Александр Семёнович всеми силами показывает прежде всего молодому государю, насколько сильно он занят делами, — ядовито ответил Иван Васильевич. — А юным адъютантам его величества явно не до этих игрищ. Они на такие вечера не выслуживаться приходят, а чтобы за прелестницами поволочиться.

— А вы тоже хотите поволочиться за прелестницами? — Екатерина вежливо посмеялась. — Странно это слышать от великого наместника-надзирателя Великой английской провинциальной ложи здесь, в России. Или вы думаете, что ваша личная преданность покойному Павлу Петровичу отведёт от вас пристальный взгляд Макарова? Хоть он, по-вашему, всего лишь пускает пыль в глаза его величеству, делая вид, что работает в поте лица?

— Нет, разумеется. Я хотел воспользоваться вашим чудным гостеприимством, чтобы переброситься несколькими словами со старыми знакомыми и послушать стихи. Вы же знаете, Екатерина Павловна, как я люблю поэзию, — и Иван Васильевич Несвицкий, являющийся кроме всего прочего досточтимым мастером Петербургской масонской ложи «Беллона», отошёл от княгини Багратион и направился прямиком к Карамзину, решившему немного отдохнуть и посетить этот вечер.

— Половина присутствующих решила воспользоваться моим домом, чтобы наконец встретиться друг с другом, — задумчиво проговорила Екатерина, оглядывая гостиную. — И кто после этого скажет, что я не играю важную политическую роль в Российской империи?

И тут её взгляд снова упал на мужа, к которому в это время подошёл Ришелье. Герцог что-то говорил князю, жестикулируя при этом и хмуря лоб. Багратион же смотрел на него недоумённо, словно не мог понять, что французу от него нужно. Княгиня почувствовала глухое раздражение. Тупой солдафон! И так одним своим видом портит ей приём, так ещё и её гостей огорчает! Она резко развернулась, чтобы не видеть князя, но тут в гостиную ворвался дворецкий. При этом глаза у него были выпучены, а сам он явно находился в смятении.

— Его императорское величество, император Российской империи Александр Павлович, — дворецкий собрался и громко объявил о прибытии гостя, хотя по правилам вечера это не требовалось. — Её императорское величество, императрица Российской империи Елизавета Алексеевна.

В комнате воцарилась тишина. Все замерли в той позе, в которой их застало сообщение. Разве что адъютанты переглянулись и расплылись в улыбках. Они тут же попытались принять серьёзный вид, но у них плохо получалось. Эти мальчишки знали, что императорская чета собиралась посетить вечер княгини. Знали и даже не попытались её предупредить! И муж, скорее всего, знал и пришёл, чтобы увидеть её унижение. Ну уж нет, она не доставит всем им такого удовольствия! И Екатерина бросилась к двери. Она успела подбежать как раз в тот момент, когда в гостиную вошёл молодой император с женой, положившей пальчики на его согнутый локоть.

— Ваше величество, это такое большое счастье видеть вас в нашем доме! — проговорила Екатерина с придыханием, склонившись в глубоком реверансе. При этом она слегка раскраснелась, а муслин колыхался в такт учащённому дыханию, выгодно подчёркивая её грудь.

— Я просто уверен, что мы прекрасно проведём время. — Княгиня подняла голову и столкнулась с насмешливым взглядом голубых глаз. — Я не вижу вашего мужа. Полагаю, он составит нам компанию на этот вечер? Екатерина закусила губу и сдержанно кивнула, показывая, что поняла «просьбу» его величества. — Ну вот и отлично. Дорогая, тебе будут вряд ли интересны наши скучные разговоры, — Александр повернулся к Елизавете и поднёс её руку к губам.

— Я найду, чем развлечься, — улыбнулась её величество. — Тем более что вон там пытается спрятаться от меня Карамзин Николай Михайлович. А я весь день хотела с ним поговорить.

— Развлекайся, — и Александр снова поцеловал её руку, прежде чем отпустить. После чего повернулся к хозяйке вечера и, ловко согнув руку в локте, предложил её княгине. — Ведите меня к своему мужу, мадам. Ведь женщины обладают завидной интуицией всегда угадывать, где именно пытается от них скрыться супруг, не так ли?

Перед тем как вернуться в Коломино, я решил ещё раз посетить Кремль, чтобы в Успенском соборе встретиться с митрополитом Платоном. Платон стоял перед огромным иконостасом и разглядывал его.

— Доброго дня, владыко, — я склонил голову в коротком поклоне.

— И вам не хворать, государь, — он перекрестил меня, не отреагировав на мою запоздалую ответную реакцию. Но Платона это не смущало. Он вообще очень лояльно относился даже к масонам, глядя на них, как на детей с тяжёлым умственным расстройством, мол, юродивых жалеть надо, а не анафеме предавать. — Вот смотрю, в третьем ряду оклады поменять надобно. А то эти обтрепались совсем. Ну так лет-то сколько им, прости Господи, — и он перекрестился.

— Какого века эти иконы? — спросил я, разглядывая суровые лики православных святых.

— Пятнадцатого, государь, — Платон подошёл к стене вплотную и провёл рукой по окладу нижнего ряда. — Те, что из третьего ряда, из рук Андрея Рублёва вышли. Я всё время думаю, какой же святости был этот человек, что свет веры через века сумел пронести и увековечить? — он покачал головой. — Сейчас уже нет таких людей, и я сомневаюсь, что уже будут.

— Ну вы-то делаете всё, чтобы хотя бы приблизиться и молодёжь приблизить, — я грустно улыбнулся. В чём-то он был прав, как бы ни печально это звучало. — Сколько уже семинарий открыли?

— Я всего лишь грамоте хочу как можно больше отроков обучить. То, что они семинарии закончат, вовсе не значит, что в служение Господу нашему окунутся с головой. Вон Сперанский ваш чем не пример? Платон снова покачал головой, проведя рукой по окладу: — И этому скоро время подойдёт, да что ж такое-то⁈

— Время не щадит ничего, — тихо ответил я ему, обдумывая промелькнувшую внезапно мысль.

— Я полагаю, что чинопоследование при коронации должно быть тем же, что и при коронации вашего батюшки, упокой Господь душу грешную Павла Петровича, — Платон, наконец-то посмотрел на меня. — Елизавета Алексеевна будет опускаться перед мужем своим и императором на колени, чтобы принять корону из его рук?

— Не стоит, — я покачал головой. — Нужно всем показать, что она тоже может принимать определённые решения, и что я ей в этом препятствия чинить не буду.

— Может быть, это и правильно, — Платон снова посмотрел на иконостас. — Примете мою отставку из этого сборища крикливых петухов, что Священным Синодом называется, государь?

Я покосился на него. Ещё полгода не прошло с тех пор, как я очнулся в теле стукнувшегося башкой Сашки, а митрополит Московский уже третий раз эту шарманку заводит.

— Что вы думаете о возрождении церковного патриархата? — внезапно спросил я его, проигнорировав вопрос о его отставке.

— Что? — он уставился на меня, не мигая. — Почему эти мысли вообще пришли вам в голову?

— Даже и не знаю, как ответить, — я задумался, пытаясь сформулировать свою мысль. — По-моему, время пришло. Причин много, и с той точки зрения можно посмотреть, что сейчас много земель новых открывается, на коих язычники живут. А Синод что-то не спешит на эти земли с проповедями, дабы души заблудшие в православную веру обратить. Но это всего лишь одна из причин. Но даже в этом случае власть патриарха будет ограничена. Российская империя — это светское государство, — напомнил я ему.

— И кого вы видите патриархом, ваше величество? — тихо спросил Платон.

— Так ведь вас, кого же ещё? — я развёл руками. — Давайте поговорим начистоту, — я указал на иконостас. — У нас весьма хорошие свидетели образовались, не находите? Он только кивнул, подтверждая мои слова. — Насколько я знаю, именно вы предложили проект примирения со староверцами и даже открыли здесь, в Москве, единую церковь. А сколько семинарий открыли? И мне неважно, что именно заставило вас это сделать, а важно, на какие деньги вы это сделали. Потому что я не помню, чтобы от вас шли запросы на выделение средств на эти богоугодные дела. Вы помогаете монастырям и даже не обматерили Дидро в личной беседе. Мне рассказали, как этот французский вольнодумец рвался к вам, чтобы высказаться.

— Он всего лишь овца заблудшая, — вздохнул Платон.

— Да-да, баран он добрый, но речь не об этом, — я снова посмотрел на иконостас. — Вы оклад на какие шиши менять собрались? — спросил я грубо.

— Свой кошт растрясу, — Платон пожал плечами. — Не впервой.

— М-да, не впервой, точно, — я покачал головой. — Смету приготовьте, я из личных средств оплачу. Не из казны, а из личных средств Романовых.

— Но…

— Не нужно спорить, — я поднял руку. — Романовы тоже должны благотворительностью заниматься. Бобров я спасать точно не буду, а вот оклады на иконостасе поменять — совсем другое дело.

— Если так, то да, дело это благое и нужное, — после минутного молчания ответил Платон.

— Да, мне тут птичка на хвосте принесла, что вы планируете большое путешествие по стране совершить. Посмотреть не только на состояние тех же семинарий, монастырей и приходов, но и как люди живут разузнать, — а сказал мне об этом Сперанский. У него всё ещё сохранились кое-какие связи со своими семинарскими приятелями.

— Богоугодное это дело, — Платон провёл рукой по бороде.

— Да я и не спорю. Я хочу, чтобы вы свой визит с Кочубеем согласовали. Он тоже после коронации большую ревизию отправляет по стране. Вот пускай кто-то из его ревизоров с вами и поедет. А когда вернётесь, мы снова поговорим о Патриархате, — и я снова склонил голову, которую Платон перекрестил на автомате, пребывая при этом в глубочайшей задумчивости.

А когда я уже подходил к двери, то услышал голос Платона, полный недоумения.

— Зачем кому-то спасать бобров? — великолепная акустика собора разнесла по собору вопрос, заданный густым, прекрасно поставленным голосом.

Я закрыл рот рукой, чтобы не хохотнуть, потому что в храме это точно было неуместно, выскочил на улицу и только потом позволил себе засмеяться. Похоже, я митрополита слишком сильно выбил из колеи, и ему необходимо прийти в себя и всё тщательно обдумать. В любом случае это дело даже не ближайших пяти лет. За раз по щелчку пальцев такие реформы не проводятся. Но мы к этой теме обязательно вернёмся, как только все ревизоры обратно приедут, и Кочубей предоставит мне доклад.

К началу вечера у княгини Багратион мы опаздывали совершенно намеренно. Нужно же дать гостям собраться и расслабиться как следует. Видя, как оживилась Лиза, я понял, что нам нужно всё-таки чаще куда-то выбираться. Сам-то я не намеревался бесконечные балы устраивать. Какие тут балы, когда двор больше чем на две трети планируется сокращать! Но другим-то я не запрещаю веселья организовывать, а преимущество императора заключается в том, что мне не нужно приглашение.

А вообще мне, считай, повезло с Макаровым и Жеребцовой. Александр Семёнович сработал так оперативно, и весь десяток предателей так быстро казнили, что сейчас и речи не шло о том, чтобы кто-то в открытую вякнул, выказывая своё недовольство снижением уровня веселья. Да что уж там, никто даже не заикнулся о том, чтобы я послабления дворянам начал делать. Ответ-то я приготовил универсальный: дорасслаблялись уже почти до поноса. Деньги вон от англичан взять не побрезговали. И кто? Цвет общества, так сказать. Правда, мне ещё ни разу не удалось толкнуть эту проникновенную речь, потому что все всё и так прекрасно понимали.

Когда мы вошли в дом Багратиона, его дворецкий чуть в обморок не упал, но взял себя в руки и побежал докладывать о гостях хозяевам. Так что хозяйка успела добежать до двери и присела в глубоком реверансе. По-моему, она таким образом дыхание переводила. Ну и продемонстрировала мне свою весьма соблазнительную грудь. Я даже благосклонно улыбнулся, и тут же убрал улыбку, перехватив недовольный взгляд Елизаветы, направленный на княгиню Багратион.

Мы разошлись с Лизой в разные стороны, и я целенаправленно направился к Багратиону, находившемуся, как оказалось, неподалёку. Рядом с князем стоял невысокий мужчина, в котором я узнал Ришелье. Нет, вживую я его пока ни разу не видел, но видел памятник дюку. И что могу сказать? Похож.

— О, ваше величество, сам Господь прислал меня сегодня сюда, — Ришелье ринулся ко мне, сложив руки в молитвенном жесте, да так, что я с трудом удержался, чтобы не попятиться. Почему-то на такие мероприятия заходить с охраной считалось дурным тоном, а выдвинувшийся в нашу сторону Краснов не успевал перехватить слишком эмоционального француза.

— Господин Ришелье, — к счастью, рядом стоял князь Багратион, и он-то весьма ловко вклинился между нами. — Вы так страстно просили меня похлопотать за вас перед его величеством, что я проникся всей душой. Так что позвольте, я представлю вас его величеству на правах хозяина дома.

— Да-да, конечно, — Ришелье, похоже, сильно волновался, поэтому едва не совершил оплошность.

— Пётр Иванович, — обратился я к Багратиону. — Я всё услышал и не думаю, что нужно делать вид, будто я внезапно оглох. Подождите меня вместе с вашей очаровательной супругой, пока я уделю некоторое время герцогу.

Багратион тут же подставил руку Екатерине, и она с явной неохотой положила пальчики ему на локоть. Я же сделал приглашающий жест Ришелье и отошёл к стене. Добравшиеся до меня Краснов с Розиным остановились чуть в стороне, не пропуская к нам посторонних.

— Зачем вы так сильно хотели со мной встретиться, месье, что пошли на такие ухищрения? — Ришелье не знал русского языка, и хотя для самого герцога это незнание неудобств не вызывало, мне говорить с ним на его родном языке было некомфортно.

— Я хочу вернуться в Одессу, ваше величество, — твёрдо сказал он, глядя мне в глаза.

— Я никому не запрещаю посещать Одессу, — я невольно нахмурился, глядя на него недоумённо.

— Вы не поняли меня, ваше величество. Одесса — это, можно сказать, моё детище, и я хочу вернуться в неё в качестве градоначальника, чтобы продолжить усовершенствование этой жемчужины, — пояснил Ришелье.

— Вот оно что! — я внимательно на него смотрел. — Почему вы оттуда уехали?

— У императора Павла были некоторые разногласия с де Рибасом. А его величество не любил тех, кто близок с людьми, с которыми у него были разногласия, — весьма дипломатично ответил Ришелье, не сказав, что Павел его попросту послал, причём, похоже, весьма жёстко. Я некоторое время смотрел на бледного Ришелье. А ведь он действительно, как говорится, прикипел к Одессе. Ну ещё бы! Этот город был в какой-то степени именно его детищем, как он сам выразился.

— Мы вернёмся к этому разговору после коронации, — наконец ответил я, чувствуя, что молчание начало затягиваться. — Но не раньше, чем вы сможете повторить своё прошение на русском языке. Прошение на бумаге, так уж и быть, разрешаю составить с помощью переводчиков.

— Ваше величество, — пробормотал Ришелье, а потом вскинул голову. — Я буду готов к нашей следующей встрече.

— И я в вас верю, — ответив, я позволил себе легонько похлопать его по плечу и отошёл к ожидающим меня князю и княгине Багратион. — Наконец-то я могу уделить вам внимание, — сказал я, радостно улыбаясь.

— Само ваше присутствие в нашем доме — это уже большая честь, — Багратион вымученно улыбнулся. Похоже, всё это время прекрасная Екатерина не молчала и сумела-таки ему нервы поднять.

— Ну что вы, мы с Елизаветой Алексеевной просто гости, — и я посмотрел в ту сторону, где Лиза стояла в окружении дам и кавалеров и благосклонно улыбалась. — Но прежде, чем мы пойдём слушать наших сочинителей… Сегодня же литературный вечер? — всё же решил уточнить я.

— Да, и среди гостей много поэтов, ваше величество, — тут же ответила княгиня.

— Так вот, прежде, чем мы послушаем наших замечательных сочинителей, — повторил я и повернулся к Багратиону, — мне хотелось бы сказать вам, Пётр Иванович, что я хорошо обдумал то, о чём мы с вами говорили. Приказ о вашем назначении главным интендантом нашей доблестной армии готов и завтра вам его доставят. Понимаю, возможно, это не та должность, на которую вы рассчитывали, но я не смог придумать другую, которая подошла бы лучше для проведения тщательной инспекции в войсках. Как вы и просили, сейчас готовится план вашей годичной поездки. Вам нужно будет согласовать его с Кутузовым Михаилом Илларионовичем непосредственно перед отправлением. Всё равно все изменения в армии вы будете проводить вместе с ним, учитывая результаты проверки.

— Благодарю вас, ваше величество, — на этот раз Багратион улыбался совершенно искренне. А вокруг нас потихоньку начала собираться толпа. На этот раз ни Краснов, ни Розин не сдерживали любопытных, потому что получили приказ не делать этого ещё до того, как мы сюда приехали.

— Да, полагаю, Екатерина Павловна будет рада узнать, что я приготовил и для неё небольшое поручение, чтобы оправдать присутствие жены рядом с мужем, — я перевёл взгляд на побледневшую княгиню. — Расставание с супругом так надолго… Это ужасно, я понимаю. Поэтому высочайшим указом разрешаю вам сопровождать Петра Ивановича. Заодно поручаю вам оценить возможность создания женских школ и гимназий в губернских городах нашей большой страны. Ведь на столице Российская империя не заканчивается, и девочкам из благородных семей, и не только им, необходимо получать образование.

— Ваше величество, — пролепетала бледная княгиня. — Я не…

— Ну что вы, дорогая Екатерина Павловна, не благодарите меня, это такая малость на самом деле, не стоит даже упоминания, — я похлопал её по тылу кисти и отпустил холодную ручку. — А теперь давайте уже наконец послушаем стихи, мы же все здесь за этим собрались, не так ли?