Алексей

АЛЕКСЕЙ

A

после пятничной встречи в офисе МакГована я столкнулся с агентом Эшфордом в ресторане "У Эмерила". Как будто она почувствовала меня, ее глаза забегали по сторонам, но я хорошо умел держаться в тени.

Но она почувствовала меня, как и ее брат.

И с тех пор я боролся с желанием преследовать молодого агента в течение двадцати четырех часов и потерпел неудачу. Я винил своего брата в том, что он был гребаным идиотом и подошел к ним в ресторане. Мы с Сашей были ближе по возрасту, чем мы с Василием, но я клянусь, Саша вел себя так, словно ему все еще двадцать. Даже в свои двадцать с небольшим я не вел себя по-идиотски, как этот парень.

Мои мысли вернулись к агенту Эшфорд вчера в ресторане. В тот момент, когда мой взгляд остановился на ней, мои мышцы напряглись, а кулак сжал бокал с коньяком, который я держал в руке. Я знал, что она будет хорошо смотреться в платье. Ни Пуленепробиваемые жилеты, ни джинсы, ни армейские ботинки не могли скрыть этого.

Но то, как она выглядела...

Она скользила по ресторану со своими подружками. Женщина, блядь, светилась. Каждая пара глаз скользила по ее соблазнительному телу, и мне захотелось схватить вилку, а затем пройтись по ресторану и выколоть им глазные яблоки.

А, черт возьми! Я бы убил их всех. Наверное, так было чище.

Это было ненормально, не то чтобы я когда-либо утверждал, что я нормальный. Такая реакция на нее была раздражающей.

Гнев нахлынул на меня - на нее - за то, что она вызвала у меня такую реакцию, и на себя за то, что, черт возьми, заметил ее. Мне не нужно было это дерьмо. Не сегодня. Не завтра. Никогда.

Она была чертовски неудобным отвлекающим фактором. И все же я не мог отвести от нее глаз. Я также не мог перестать думать о ней.

Мерцающее светло-розовое платье, которое было на ней, было крошечным. Чертовски коротким. Оно едва доходило ей до середины бедер, демонстрируя стройные ноги. Ее темные волосы были собраны в причудливую прическу, обнажавшую кожу на шее, плечах и декольте. Мне не нужно было прикасаться к ней, чтобы знать, что она будет мягкой.

И вот теперь я здесь, преследую ее.

Давление в моей груди было непривычным. С того момента, как эта женщина вошла в мою жизнь, моя кровь стала горячее, чем когда-либо. Меня охватила навязчивая идея, потребность узнать о ней все, что угодно, терзала меня.

Поэтому я раскопал о ней все, что мог.

Двадцать лет назад я позаботился о том, чтобы она благополучно добралась домой. Но с тех пор я держался на расстоянии. Если бы я прятался в ее тени, я бы навлек на себя неприятности, так что это было к лучшему. Хотя я бы проверил ее - убедиться, что с ней все в порядке и она в безопасности. Да, ее братья заботились о ней, но я не мог успокоиться, пока не навещал ее каждые несколько месяцев. Я чувствовал личную ответственность за все, что случилось с ней двадцать лет назад. За то, что причинил ей боль.

Теперь, когда она была в моем мире, никакая информация не была запрещена. Я знала каждый адрес, по которому когда-либо жила агент Эшфорд, номер ее социального страхования, имена ее друзей, какие она любила пасту, кофе и какие сериалы смотрела. Любезно предоставлено ее лучшими друзьями. У агента Эшфорд не было аккаунта на Pinterest, но у ее друзей был. И они держали доску специально для ее лайков. Так что подайте на меня в суд за то, что я взломал их страницу в Pinterest.

К сожалению, с каждой информацией, которую я узнавал о ней, моя одержимость каким-то образом становилась все более острой.

Пристрастился к кофе.

Нет аккаунтов в социальных сетях.

Текущих отношений нет.

Два бывших серьезных парня.

Я мог бы выследить их и убить. Я все еще раздумывал над этим. Василий не обрадовался бы, если бы узнал об этом. Хотя и не обрадовался бы. Я бы обставил это как несчастный случай.

И, конечно же, была известная широкой публике информация.

Сестра королей-миллиардеров.

Дочь сенатора Эшфорда.

Четыре брата.

Один объявлен мертвым.

Чувство вины было горькой пилюлей, которую нужно было проглотить.

Точно так же, как Василий продолжал пытаться исправить грехи своей матери, я продолжал пытаться исправить грехи Ивана. Я чувствовал прямую ответственность за них.

Я сидел на крыше здания агента Эшфорд и наблюдал, как она пробегает десятый круг по внешнему спортзалу рядом со своим братом. Я видел ее только вчера вечером, но беспокойство внутри меня росло с каждым часом, прошедшим с тех пор, как я увидел ее в ресторане. Я проверял ее время от времени в течение многих лет. Но теперь, когда я был в ее присутствии, я не думал, что смогу когда-нибудь снова отпустить ее.

Еще один круг. Она была в хорошей форме, и я ненавидел, что она делала что-то настолько простое с кем-то другим. Мне было плевать, даже если он был ее братом. Или ее подружки в квартире, или тот маленький ребенок.

Я хотел, чтобы она смеялась только со мной. Плакала со мной. Занималась спортом со мной. Ела со мной. Дышала со мной. И трахала меня. Только я.

Жар пробежал по моей коже, хотя я не был уверен, была ли тому причиной эта женщина или жара дня.

Влажный воздух Нового Орлеана был долгожданной передышкой после подростковых лет, проведенных в Сибири. Те холодные дни и обморожение въелись в мои кости и остались там навсегда. Если бы вы спросили меня, адское пламя было бы лучше, чем эта чертова промерзающая адская дыра. Я бы в любое время предпочел горение промерзанию.

Я барабанила пальцами по бедру, не отрывая рук от работы. Необходимость занимать какую-либо часть своего тела была для меня нехарактерна. Я мог часами стоять неподвижно, не дрогнув ни единым мускулом. И вот я ерзал. Чертово ерзанье!

Во всем была виновата она. Эта женщина с миниатюрным телом и кожей, блестящей от пота. Спортивные шорты и майка облегали ее тело, как вторая кожа. Мне не понравилось, какое влияние она оказала на меня. Особенно учитывая план использовать ее, чтобы добраться до Игоря, а затем и до Ивана.

Этот клуб потребовал бы, чтобы я положил руки на ее тело. Черт возьми! У меня в паху заныло от одной мысли об этом. Это был глупый план, если я не мог сохранить свой контроль.

Чертовски неподходящее время для любых эмоций. Мне пришлось подавить их.

Я всегда был невосприимчив к женским чарам. До сих пор. Агент Эшфорд разожгла мою кровь, и все, что потребовалось, - это поездка на лифте, чтобы подтолкнуть меня к краю пропасти.

Черт!

Не то, что мне было нужно прямо сейчас. Мне нужно было сохранять ясную голову. Я должен был убедиться, что мы доберемся до Ивана и убьем его, прежде чем он доберется своими грязными руками до маленького Николы. Это была бы полностью моя вина, и ничто в этом мире не могло бы исправить этот грех.

Я не был хорошим человеком, даже близко не был.

Моя жизнь состояла из череды дерьмовых поступков, которые приводили меня в оцепенение. Это делало меня худшим злодеем. Этого хотела мать Василия. Уродливая сука не удовлетворилась только уничтожением моей матери. С того момента, как она похитила меня и бросила с разными семьями, она продолжала возвращаться.

Снова и снова. Но только в тот день, в мой десятый день рождения, жизнь превратилась в живой, ходячий кошмар. День, который положил начало всему этому. Не то чтобы дни, предшествовавшие этому, были сплошь из персиков и роз.

Оглядываясь назад, я подумал, что это был тот день, когда я, возможно, отказался от своей невинности. Невидимая петля обвилась вокруг моей шеи, душа меня, когда красные образы застилали мне зрение.

Кровь покрывала мои руки. Мою одежду.

Это было повсюду.

Разбрызганные по всей гостиной. Безжизненные глаза. Ужас застыл на их лицах. Моя приемная семья была мертва. Снова.

Смерть всегда преследовала меня. Во всем была ее вина.

Тоска охватила меня, потребность бороться и кричать горела в моих венах, когда я смотрела в холодные, жесткие глаза женщины, называющей себя моей матерью. Она появлялась каждые два года, отрывая меня от моей нынешней семьи, никого не оставляя в живых и помещая меня в новую семью. Но на этот раз я был сильнее. Тот маленький мальчик был немного старше. Наконец-то я смог бороться и защищаться.

Я пытался защитить свою приемную семью. И потерпел неудачу. Моя приемная сестра. Мои приемные мать и отец. Все мертвы. За то, что любишь меня.

Сцена в комнате была гротескной, холодной и безжизненной. Их глаза были пусты, они смотрели в пустоту смерти. Ушли навсегда.

Горечь, ненависть и гнев поднялись во мне из-за женщины, которая стояла под защитой своих телохранителей. Я ненавидел их всех. Хотел убить их всех. Заставьте их заплатить за страдания, которые они причинили.

Трудно было поверить, что всего час назад эта комната наполнялась смехом, любовью и теплом. Эта семья приняла меня и относилась ко мне как к своей собственной. Любовь ко мне была их единственной ошибкой.

И из-за этой жестокой женщины они поплатились за это наихудшим из возможных способов.

Да, эмоции могут довести вас до безумия.

Из-за них мне было трудно справляться с жизнью. Поэтому большую часть времени я не испытывал никаких эмоций. Ни одной чертовой. У меня это получалось лучше всего. На самом деле, я предпочитал это. Сильные эмоции только убивали вас или ваших близких. А потеря оставляла в вашей груди зияющие дыры, которые невозможно было заполнить.

Я глубоко вздохнула, подавляя гнев и печаль, которые скрутили мои внутренности. Мое сердце бешено колотилось, скользкая ненависть сжимала его. Пот выступил у меня на лбу, ладони стали липкими.

В последнее время воспоминания продолжали возвращаться. Это было хуже, чем когда-либо. В десять раз хуже. Я знал, что вызвало воспоминания.

Изабелла и Татьяна. Даже Бьянка Моррелли и спасение ее матери из лап Бенито Кинга спровоцировали их.

У меня начало формироваться подобие семьи.

И одно я знал наверняка:… Это будет стоить всем жизни, и я не мог позволить этому случиться.

Черт возьми. Мне нужно было взять себя в руки.

Черт. То. Воспоминания.

Я слишком много работал, чтобы достичь этого этапа в своей жизни - когда у меня была семья и люди, о которых я заботился.

Изабелла. Ее дети. Татьяна. Мои братья. Даже Кассио, Нико и их банда.

Некоторые люди считали нас плохими людьми. В этом мире никогда не было абсолютно черного или белого. Я вырос, воспринимая жестокость и зло как повседневное явление. Сражаясь и убивая, чтобы выжить. И не все те, кого я убил в детстве, заслуживали смерти.

Их смерти все еще преследовали меня. Пашка. Илья. Костя. На меня нахлынуливоспоминания. Их лица, их улыбки, их смерти. Улыбок было немного, и мы росли далеко друг от друга в том мире, но мы делили их. Они были моими братьями… они были моей семьей.

Жжение распространилось по всему телу, пот стекал по порезам. Но это не шло ни в какое сравнение с жжением в груди.

Глаза Кости расширились, кровь из его шеи брызнула мне на грудь. Я смотрела, как он боролся, отчаянно зажимая руками глубокую рану. Я стоял на ринге рядом с Ильей, когда мы смотрели, как умирает наш друг. Он смотрел нам в глаза, зная, что у нас не было выбора.

Убивай или будешь убит. Это была наша жизнь.

Я наблюдала, как шевелятся его губы. “ Все в порядке. Шепот пробежал по его губам, когда из уголков его губ начала сочиться кровь.

Чувство вины окрасило меня в красный цвет, как реки Египта. Оно поглотило меня целиком. Не имело значения, что это не я перерезал ему горло. Я сделал его слабым. Он сражался со мной до того, как сразился с Ильей; я ослабил его. Хотя я отказался прикончить его.

Наблюдать, как мой друг умирает медленной смертью, было наказанием Ивана для меня. За неповиновение ему. Я отказался добивать Костю, поэтому он заставил Илью и Костю подраться.

Но Илье так и не удалось задеть правую артерию, чтобы смерть была быстрой. Менее болезненной. Вместо этого он задел сонную артерию Кости, и мы наблюдали, как он боролся. Борется за жизнь, но знает, что умрет.

Я должен положить конец его страданиям. Правильно перерезать артерию, чтобы его страдания прекратились. Мое тело сдвинулось всего на дюйм, и голос Ивана прогремел над рингом.

“ Тронь его, Алексей, и заработаешь еще сорок ударов плетью. Кожа у меня на спине зудела, все еще свежая после последней порки, которую я заработал. - Ты упустил свой шанс, ублюдок.

Мои глаза нашли нашего похитителя. По его лицу расплылась злая улыбка, он подумал, что преподал мне урок. Подумал, что я буду слепо следовать его приказам. Что я стала одной из его любимиц, как это сделал Игорь. Мой взгляд метнулся к мальчику не старше меня, сидящему на полу рядом со стулом Айвена, как послушный пес, и на его лице расплылась улыбка, такая же злая, как у его хозяина. Потому что это то, кем он был для нас… мастер, тот, кто диктовал наши жизни… наши смерти.

Мои кулаки сжались. В ушах зазвенело. Ненависть кипела, когда охранники Ивана стояли в стороне, пили водку и ели бефстроганов, в то время как никто из нас на ринге не ел со вчерашнего дня.

Костя цеплялся за жизнь, его булькающие звуки были единственным, на чем я могла сосредоточиться. Его душа боролась за жизнь. В свои двенадцать он был всего на год старше меня. Слишком молод, чтобы умереть.

Мои глаза встретились с глазами Кости. В них была мольба - мольба положить конец его страданиям. Положить конец его боли. Вся сцена… душераздирающая. Хотя я не была уверена, что у меня осталось хоть что-то от сердца.

Два шага. Один нож.

Его руки упали с шеи, словно принимая свою судьбу. Я полоснул лезвием по его сонной артерии. Смертельный удар. Его кровь пропитала мои руки и предплечье, когда я держал его голову.

Мы были детьми. Вынуждены отнимать жизни друг у друга, чтобы спасти свои собственные. Я смотрела, как жизнь покидает его глаза, пока их не покрыл смертельный холод. Я подняла руку, провела ею по его векам, закрывая их.

Он был мертв.

Он был свободен.

Сколько раз я задавался вопросом, не лучше ли было бы позволить им убить меня. Чтобы я тоже мог быть свободен. Но когда пришло время, я обнаружил, что отчаянно пытаюсь выжить.

И все же с каждой из смертей, причиной которых я был, что-то внутри меня умирало вместе с ними.

“ Дай ему сорок ударов плетью, ” приказал Иван твердым голосом. Но с таким же успехом он мог находиться на другой планете. Все мое внимание было приковано к Косте. - Двадцать спереди и двадцать сзади.

Двенадцать месяцев. 365 дней. 8 760 часов.

Сегодня мне исполнилось одиннадцать.

С гребаным днем рождения меня, отмечаю еще одной смертью ... еще одним избиением.

Мы все равно здесь умрем.

Мои воспоминания врезались в мои едва зажившие раны. Шрамы на моей коже были ничем по сравнению со шрамами внутри меня. У них был привкус меди, вины и ненависти. Из тех, которые невозможно исцелить.

Пустота была намного лучше.

Было чертовски отстойно так рано узнать, что мы ничем не лучше животных. Мы все были монстрами. Сработал наш инстинкт самосохранения, и потребность жить стала такой же сильной, как и у животных. Иван рассчитывал на это. Он использовал это против тебя, пока тебе не пришлось подавить все эмоции или рискнуть сойти с ума от последствий своих действий.

“ Что ты делаешь? Саша подкрался ко мне сзади. Я была настолько не в себе, что даже не услышала, как он подошел. Нехорошо.

-Ничего.

“Похоже, ты что-то делаешь”, - небрежно добавил он. Он что, жевал резинку? Ему действительно нравилось подшучивать надо мной, используя эти насмешливые слова. “ Преследуешь, судя по всему. Похоже, ты неравнодушен к агенту ФБР.

Моя челюсть сжалась. Я любил Сашу, но он был чертовски раздражающим. Любил просто выговориться. Может быть, я мог бы вырвать ему язык, чтобы он помолчал год или два. Потом я бы пришил его обратно. Я знал, как сохранить части тела. У меня вырвался сардонический вздох.

Да, я был жестоким ублюдком.

Гребаный Иван оставил больше следов, чем он предполагал.

“Лучше залезь к ней в штаны, пока она тебя не арестовала”, - продолжал он ухмыляться, как мудак, каким и был. “В противном случае я ее трахну. Ее подружки тоже могут присоединиться”.

Мои коренные зубы застряли. “Почему ты здесь?”

“ Ищу тебя. ” Он сунул жвачку в рот. Мне пришлось побороть желание выхватить ее у него изо рта и выбросить за пределы здания. Прямо вместе с ним. “ Белла зовет тебя на ужин. По какой-то чертовой причине она решила, что я должен передать устное приглашение.

“Доставлено”, - сказал я ему. “А теперь проваливай”.

Он хихикнул, как будто я пошутила. “Держу пари, ты бы хотел, чтобы я потерялась, чтобы ты мог выслеживать это милое маленькое создание в одиночку”. Боже, я должен поговорить с Беллой и предупредить ее, чтобы она никогда не присылала ко мне Сашу. Гребаного сообщения было бы достаточно.

Когда Саша не пошевелился, я прищурилась, глядя на него.

Он просто пожал плечами и продолжил: “Бьянка и ее одержимый, безумно ревнивый муж сейчас в Новом Орлеане со своим караваном детишек”. Он выдул еще один пузырь из своей жвачки, и мой кулак сжался. “Я вроде как хочу посмотреть, хочет ли Бьянка, чтобы я убил его. Или, может быть, она хочет сменить обстановку, чтобы я мог трахнуть ее”. Я почти желал, чтобы Саша попробовал это, и тогда Моррелли пристрелил бы его. Он, вероятно, не убил бы его, но ранил, чтобы долго мучить за то, что тот посмел прикоснуться к его жене. А потом были Лука и Кассио - эти двое убьют его, вернут к жизни, а потом убьют снова. И повторять процесс до тех пор, пока нам с Василием не придется спасать ублюдка. “В любом случае, по крайней мере, мы знаем, что еда будет вкусной. Готовит Бьянка, а эта женщина умеет готовить. Белла может спасать жизни, но из-за ее стряпни люди попадают в больницы”.

Мои губы дрогнули, как всегда, когда речь заходила о моей сестре. Обычно я не улыбался. Шрам на моей губе делал ее похожей на гримасу, и каждый раз, когда я шевелил губами, было больно. Но она того стоила. С тех пор, как она вошла в мою жизнь, я почувствовал потребность чаще улыбаться. Мысль о том, что кто-то в нашем мире прикоснется к ней, пугала меня не меньше, чем Василия. Она была слишком мягкой.

В отличие от жены Лучано или Кассио, Белла была слишком кроткой, слишком доброй. Вроде как жена Нико, за исключением того, что я воочию убедился, что Бьянка Морелли способна нажать на спусковой крючок.

Но Саша была права насчет нашей сестры. Готовка Беллы была посредственной. В лучшем случае.

“ Так ты идешь? Саша снова раскусила жвачку.

“Если я скажу "да", ты потеряешься?” Если нет, мне придется вырубить его. Сегодня я не смог справиться с его ртом. Или когда-либо, если уж на то пошло.

“ Может быть. - Он выдул еще один пузырь. Я выпрямилась во весь рост. “ Ладно, ладно. Я заблудилась, ” проворчал он. - Значит, “да” на ужин?

“Да”.

“Ладно, оставляю тебя с твоим маньяческим преследованием”, - пробормотал он. “Ты такой же псих, как этот гребаный Моррелли”.

Он был неправ. Я был хуже, но не было смысла обсуждать это дерьмо с моим братом. Саша исчез, и мой взгляд вернулся к темноволосому агенту. Ее брат что-то сказал, и она запрокинула голову и расхохоталась так громко, что звук донесся до меня.

Я должен найти другую женщину для своего плана. Поход в секс-клуб с кем-то, от кого моя кровь кипит сильнее вулкана, может навредить нам обоим, если я потеряю голову. Но мои мысли сосредоточились на Авроре Эшфорд, и я знал, что это не успокоит меня.

Она заслуживала того, чтобы покончить с жизнью Ивана так же сильно, как и я.

Я бы не стал отнимать это у нее.