Алхимия убийства

47

Нетвердой походкой я выхожу из переулка на улицу. Уши заложены будто ватой, в глазах резь, слезы застилают глаза. Вокруг меня суматоха, шум, гам, все как в тумане. Только одно ясно как божий день: мне нужно уносить ноги, пока меня не сцапала полиция. Какая-то женщина трогает меня за руку и что-то говорит. Наверное, она спрашивает, не ранена ли я. Я бормочу «нет» и не останавливаясь иду дальше от этой кутерьмы, от несчастного Чернова, туда, откуда пришла.

Слезы все текут в три ручья — не от рези в глазах, а из-за Чернова. Надеюсь, он обрел покой и сейчас со своей женой и детьми. Пять пожарных команд на повозках, звеня колоколами, проносятся мимо; тяжелые подковы лошадей громко цокают по булыжной мостовой. Медленно ко мне возвращается слух. Еще какой-то мужчина спрашивает, не нужна ли мне помощь. Я качаю головой и продолжаю идти.

— Нелли!

Рядом со мной останавливается фиакр. Жюль открывает дверцу и выскакивает на мостовую.

— Что с вами?

— Нет-нет, ничего, просто я… — Я больше ничего не могу сказать, меня душат рыдания.

Он подхватывает меня за талию и сажает в фиакр.

Двумя часами позже мы сидим в кафе и разговариваем. Жюль отвозил меня домой, чтобы я переоделась и привела себя в порядок. Мое лицо и одежда почернели от дыма. Когда мы входили в подъезд, мадам Малон вышла из своей квартиры и уставилась на меня, но ей пришлось быстро ретироваться и захлопнуть за собой дверь, после того как Жюль строго посмотрел на нее и угрожающе постучал тростью по полу. Он проводил меня до двери моего чердака и спустился вниз, дав мне возможность заняться своим туалетом.

Я рассказала Жюлю, что получила записку от Луизы Мишель, которая направила меня к царскому агенту.

— Я вернулся к дому господина Чернова, когда вы приводили себя в порядок. Весь фасад был разрушен взрывом. Вы не пострадали только потому, что находились еще за одной стеной.

Меня бросает в дрожь при мысли, что меня чуть не разорвало на куски.

— Я разговаривал с полицейскими, прибывшими на место происшествия. Соседка, возвращавшаяся домой, видела мужчину у дома перед тем, как прогремел взрыв, но она не могла описать его внешность.

— Это был Жиль де Рэ, известный как Перун.

Жюль взглянул на меня точно так же, как он смотрел, когда я сказала ему, что была пациенткой в сумасшедшем доме.

— Откуда вам это известно?

— Луиза Мишель сказала, что убийцу зовут Жиль де Рэ. Он русский и, как видно, свободно говорит по-французски. Господин Чернов сообщил, что в русском анархистском подполье он известен по кличке Перун.

— Перун. Это славянский бог.

— Бог грома и чего-то там еще.

— Не кажется ли вам, что Красная Дева намеренно направила вас в дом русского агента, чтобы вас убили?

— Конечно, нет. Ее люди могли бы убить меня в переулке недалеко от моего дома или еще где-нибудь. Не говоря уже о соборе Парижской Богоматери. Но я не сомневаюсь, что ее друзья-анархисты сообщили убийце, куда я направляюсь. Этому Жилю не хочется, чтобы я шла за ним по пятам до самой России.

Жюль в задумчивости трет подбородок.

— Согласен. Луиза Мишель не привыкла убивать людей бомбой. Если бы ей нужно было ликвидировать вас, она бы скорее дала вам кинжал и сражалась с вами один на один со своим кинжалом в руках.

— Я не понимаю, Жюль. Мне кажется, вы недовольны моей информацией. Нам известно имя убийцы. В Париже не так много людей с этим именем. Теперь мы можем выследить его.

— Нелли, Жиль де Рэ мертв вот уже четыреста с лишним лет. Он был бароном и маршалом Франции в 1400-х годах. Он сделал блестящую военную карьеру, был сподвижником Жанны д’Арк, участвовал с ней в нескольких сражениях. Известен как один из самых богатых и влиятельных людей в стране, содержал двор, по роскоши превосходивший королевский. Но, к сожалению, это был безумец. Он увлекся черной магией, уверенный, что может вызвать силы дьявола и сделать себя властелином мира. С этой целью он убил много людей, похитил и замучил до смерти более сотни одних только детей.

— О Боже!

— Он встретил свой бесславный конец еще сравнительно молодым человеком, ему было чуть больше тридцати, — его арестовали, судили и повесили.

— Луиза обманула меня, но зачем?

— Нет, не думаю, что у нее было такое намерение. Мне кажется, ее искренне возмутило, что, как вы утверждаете, анархист убивает проституток. Она назвала его Жилем де Рэ, чтобы образно охарактеризовать его, как в Лондоне анонимного убийцу могли бы назвать Джеком-потрошителем.

Я почувствовала себя совершенно обескураженной.

— А я думала, что докопалась до истины.

— Вполне возможно, вполне возможно, — пробормотал он.

— Как? Я думала, что Жиль де Рэ — это Перун, но он мертв, давно уже мертв. Я полагала, что он следовал за мной до дома бедняги Чернова и устроил взрыв, убив его, чтобы он не раскрыл личность этого человека. Похоже, я просто оказалась не в том месте и не в то время, когда анархист решил разделаться с агентом полиции. А может быть, с… Жюлем?

Он смотрит на меня отсутствующим взглядом, словно его взор обращен за пределы настоящего времени в книгу тайн, но я решаю продолжать, хотя знаю, что он не слушает.

— Может быть, этот Перун, или кем бы он там ни был, пытался взорвать нас, потому что он и есть убийца. Он знал, что Чернов сообщит мне, кто он, и не мог допустить этого. Мне просто здорово повезло. Но то, что Чернов рассказал мне о Перуне, не вяжется с образом убийцы.

Жюль выходит из мрачного раздумья и поджимает губы.

— Луиза направила вас к Чернову, поскольку знала, что в деле замешан русский. Так почему этот анархист Перун не может быть вашим убийцей?

— Чернов сказал мне, что Перун — анархист-идеалист, убивающий государственных деятелей. А этот маньяк убивает женщин ради удовольствия. Это разные вещи. Чернов также сказал, что здесь, в Париже, замышляется что-то серьезное, и за этим стоит Перун, как и за взрывом на Хеймаркет в Чикаго. Я не представляю, что маньяк-убийца имеет отношение к детально разработанным планам свержения правительства. Это никак не вяжется с его действиями. Он объявился здесь, чтобы убивать женщин, как он это делал в Нью-Йорке и Лондоне.

— Вы не правы.

— Почему же?

— Нет причин, по которым маньяк-убийца не может быть анархистом-террористом. Он может убивать женщин ради извращенного удовольствия и совершать террористические акты по политическим убеждениям.

Я смотрю на него долго и пристально.

— Хорошо. Я вынуждена признать: после того, что мне рассказал Чернов о Перуне, интуиция подсказывала мне, что он и есть убийца. Но когда я смотрю на всю картину, то должна сказать: это слишком странно и слишком неправдоподобно.

— Может быть, и нет. Я замечал, что когда полностью отсутствует здравый смысл, обычно за этим кроется хитрый ум. Думаю, нам пора поговорить с доктором Пастером о картине Тулуза. Я провожу вас домой, а сам поеду в институт. Вы не в том состоянии, чтобы встречаться с Пастером.

Ох уж эти мужчины! Почему они считают, что когда женщина попадает в опасную передрягу, ей нужно отдохнуть? Уверена, даже мужчине нужен был бы отдых после того, что пережила я. В конце концов, я заварила кашу, и мне ее расхлебывать. Я через силу встаю и говорю:

— Давайте возьмем фиакр и отправимся к доктору Пастеру. Я еду с вами. И не будем об этом больше.