На обратном пути мы разговариваем мало и прибываем на вокзал Сен-Лазар к концу дня. Мы оба устали. Чувства к Жюлю занимают мои мысли, и я подозреваю, что он тоже думает обо мне. Я больше не осмеливаюсь расспрашивать его о происшествии в Северной Африке. Это его головная боль.
Я уверена в одном: никто из нас не хочет признать, что отношения между нами изменились. Сейчас стало легче отложить в сторону наши чувства и сосредоточиться на том, что нас свело вместе: на поимке Перуна. Но когда мы стоим у вокзала и ждем фиакр, между нами царит неловкое молчание.
— Нелли, — нарушает молчание Жюль. Он немного взволнован. — Я должен принести извинения. Вчера вечером я не обратился…
— Сейчас нам нужно поймать этого дьявола и не дать ему опять совершить убийство.
По-видимому, я сказала то, что нужно, потому что Жюль улыбается благодарственной улыбкой.
— Мадемуазель Браун, я говорил вам, что мне нравится в вас?
Я смеюсь.
— Да, было такое дело.
— Ну, тогда я признаю свою ошибку, и давайте забудем это. Поскольку у меня в номере есть ванна, почему бы вам не поехать со мной и не освежиться. Потом мы поедем к Пастеру с тем, что мы разузнали.
— Это очень соблазнительное предложение, но мне нужна свежая одежда.
— Вы уверены? Вашу одежду могут постирать.
— Спасибо, но мне лучше будет поехать к себе. — Я лгала, однако мне нужно было время побыть одной и все обдумать.
— Хорошо. Но я настаиваю, что после встречи с доктором Пастером мы вместе поужинаем.
— Против этого нет никаких возражений. А вам не кажется, что до ужина нам нужно встретиться с Оскаром? Мы можем выпить что-нибудь в «Дохлой крысе». Он сообщит нам о своих успехах в качестве частного детектива. Кто знает, может быть, ему что-то удалось выяснить.
— Встреча с вашим другом вызовет у меня нарушение пищеварения и лишит возможности насладиться ужином. Хорошенько подумайте о вашем предложении.
Подъезжает фиакр, и Жюль настаивает, чтобы я взяла его. Я сжимаю ему руку, после того как он помогает мне сесть в экипаж, и в ответ Жюль сжимает мою.
— До встречи у Пастера в три часа.
— Хорошо. — Я машу рукой в знак согласия, и фиакр отъезжает от тротуара.
Когда с трудом поднимаюсь в гору по Пассажу, я замечаю Оскара, сидящего на каменной скамейке перед моим домом. Я слишком устала, чтобы воспринимать заряженные энергией шутки. И мне отчаянно хочется заказать ванну и помокнуть в ней. Он замечает меня и вскакивает на ноги.
— Нелли! — Он очень серьезен. — Я жду вас уже не один час.
— Извините. Поезд опоздал. В чем дело, Оскар? У вас такой вид, словно вы потеряли лучшего друга. — Не знаю, почему так сказала, но потрясение на лине Оскара говорит, что я близка к истине.
— Вы слышали. — Его голос и выражение лица как в драматической сцене, когда женщина сообщает, что ее возлюбленный пал на поле битвы.
— Слышала что?
— Он умер.
— Кто умер?
— Люк.
— Доктор Дюбуа умер?
— Да.
— Но как?
— «Черная лихорадка».
— О Боже… — Я присаживаюсь на каменную скамейку. Оскар садится рядом.
— Его нашли в переулке сегодня ночью. Я узнал об этом от его консьержа, оставившего для меня записку в моем отеле. Люк просил его что-то передать мне, если с ним что-нибудь случится. У меня не было сил поговорить с консьержем, поэтому я пришел сюда, чтобы позвать вас.
Бедный Оскар. Он по-настоящему несчастен. Я обнимаю его.
— Мне очень жаль.
Я часто плохо думала о Люке Дюбуа, и в данный момент сожалею только о том, что он умер до того, как я смогла добиться от него признания.
— Он, должно быть, заразился в больнице. Я говорил ему, что рискованно работать с трупами умерших от лихорадки, но он во что бы то ни стало хотел найти убийцу Жака.
— Нет, его кто-то убил. Возможно, его приятель анархист.
Оскар кивает.
— Я тоже так думаю, но представлял, что его постигла героическая смерть.
— Он по уши погряз в этом деле. В лаборатории, устроенной в сельской местности, мы нашли улики, подтверждающие, что Люк послал сюда ящик; И еще доказательства убийств.
— Совершенных маньяком?
— Да. — Я тяжело вздыхаю. — Им, и только им. Вы разговаривали с Люком перед его смертью?
Оскар качает головой.
— Я пытался. Даже ездил в больницу, но он не захотел встретиться. Естественно, у меня возникли подозрения, хотя я пытался подавить их, даже после того как услышал ваши обвинения против него. Я разговаривал с нашими друзьями. Они сказали, что он все больше и больше отстранялся от них в последние месяцы. Он стал замкнутым и подавленным.
— Вы говорите, его нашли в переулке, и смерть наступила от «черной лихорадки»? И это все, что вы знаете о его смерти?
— Да, так было сказано в записке консьержа. Кроме того, он сообщал, что должен мне кое-что передать.
— И вы не знаете что?
— Ни малейшего представления. Поэтому моя обязанность — выяснить это, но у меня нет сил идти одному.
— Хорошо. Давайте вместе выполним вашу обязанность. Отведите меня к консьержу.
Консьерж — приятный обходительный пожилой мужчина с копной густых седых волос и румяными щеками. Своим сочувствием и озабоченностью в связи с кончиной Люка Дюбуа он мог бы преподнести урок мадам Малон. Удивленный нашим приходом, он сообщает поразительную новость:
— Но, господа, час назад сверток забрал дядюшка доктора.
— Его дядя?
— Когда пришел, он сказал, что вы просили его взять эти вещи.
— Он конкретно интересовался свертком для господина Уайльда? — спрашиваю я.
— Да, конечно. Он сказал, что пришел забрать семейные мемуары племянника.
Я переглядываюсь с Оскаром. Ясно, что человек, забравший пакет, предназначавшийся для Оскара, приходил не за ним. Консьерж проявил инициативу, и сейчас рассказывает не совсем так, как было.
— Вы можете сказать адрес дяди? — упорствую я.
— Он не оставил.
— Как его зовут?
— Я не знаю и никогда раньше не видел этого человека.
— Не видели его раньше. Так откуда вам известно, что он дядя Люка? — спрашивает Оскар.
— Он сам сказал это.
— Он взял что-нибудь еще из комнаты Люка? — спрашиваю я.
Консьерж пожимает плечами:
— Я не знаю, но если он и взял что-то, то совсем немного, иначе мне пришлось бы помочь ему из-за его руки.
— Что у него с рукой?
— У него одна рука.
— Маллио, — говорю я Оскару.
— Слаба Богу, вы знаете его, — с облегчением вздыхает консьерж. — А я уж подумал, не вор ли он.
— Мы можем пройти в комнату Люка? — спрашиваю я. — Оскар хочет там попрощаться с другом.
— Конечно. Второй этаж, вторая дверь от лестничной площадки.
— Она заперта?
— Заперта? Конечно, нет, мои жильцы порядочные люди.
— Интересно, что там было в свертке? — спрашиваю я Оскара, когда мы поднимаемся по лестнице. — Наверное, придется узнать у дядюшки Маллио.
— Вместо ответа он перережет нам горло. У него хватило ума прийти сюда и забрать вещи Люка.
— Кажется, это называется уничтожением улик.
Я толкаю дверь в квартиру и останавливаюсь на пороге.
— Теперь понятно, зачем Маллио наведался сюда. Он что-то искал. Вот только что?
Книги разбросаны по полу, безделушки разбиты, носильные вещи выкинуты из ящиков, постель переворошена, матрасы перевернуты и даже пакеты с продуктами раскрыты и их содержимое брошено на пол.
Оскар вздыхает.
— Похоже, обыск производился очень тщательный. — Он наступает на горку муки рядом с раковиной. — Что можно спрятать в муке?
— Очень многое. Мама обычно прятала в ней деньги на продукты. Кто знает, может быть, Люк боялся за свою жизнь и пытался передать в ваши руки улики, чтобы защитить себя.
— Или сообщить, кто его убийцы.
Я пожимаю плечами:
— Могло быть все, что угодно, или ничто. Маллио, наверное, хотел разузнать, как найти человека по имени Перун.
— Значит, Маллио причастен к смерти Люка?
Я качаю головой.
— Не знаю, может быть. Но если Люка убили минувшей ночью, а Маллио появился тут только час назад, то едва ли.
Оскар туже завертывается в свою накидку.
— Нелли, Люк умер от лихорадки. Микроскопические убийцы Пастера, может быть, подкрадываются сейчас к нам, готовые съесть.
— Успокойтесь, я думаю, что от лихорадки люди умерли не случайно. Люк был замешан в какие-то темные дела. В этом я убеждена. Но какая роль отводилась ему, не ясно, как и цель этих махинаций.
Оскар хочет что-то сказать, но его глаза заволакивают слезы, и он отворачивается от меня.
На мой взгляд, Люк Дюбуа — негодяй, но нельзя забывать, что он был другом Оскара и, по-видимому, его любовником. И еще я кое-что отметила в Оскаре: он вовсе не дурак, каким кажется, и не позер. Его экзальтированность — следствие того, что его переполняют эмоции. Он огромен, как медведь, но раним, как сентиментальная дамочка в дешевом бульварном романе. Я беру его за руку и увожу из квартиры. Я уверена, что после Маллио мы ничего здесь не найдем.
Я отправляю Оскара назад в его гостиницу отдыхать, но подозреваю, что он скоро окажется в кафе, где будет пить в обществе своих друзей. Он не тот человек, который будет страдать в одиночестве. При расставании он говорит:
— Я свяжусь с Андре и договорюсь о встрече.
— Идет. — На самом деле я хочу спросить: «Зачем?» Он уже несколько раз говорил, что организует встречу с трансвеститом, но всегда находилась причина, почему он не приходил к нам. Возможно, это неплохо для Оскара, потому что он при деле.
Я посылаю телеграмму Жюлю в отель, что мне нужно срочно поговорить с ним, и еще одну — кучеру дилижанса на станции в Нормандии с вопросами, которые мы забыли задать ему, когда он вез нас. Я прошу его немедленно отправить ответ в гостиницу, где живет Жюль. Телеграмма ждет меня, когда я являюсь туда. Я читаю ее Жюлю в фиакре по дороге в Институт Пастера: «За день до вас. Однорукий».
— Я преклоняюсь перед тобой, Нелли. Я совсем упустил это из виду.
— Я тоже.
Мы не спросили о других пассажирах, которых молчаливый кучер возил в деревню.
— Подручный Артигаса на шаг опередил нас. — Жюль раздражен и сердит на себя.
— На много шагов.
— Этот русский химик, должно быть, выращивает курицу, которая будет нести золотые яйца Артигасу. Граф общается с главами государств и может развязать войну между странами. Ничто, кроме золота, в количестве, достаточном, чтобы ослепить Крёза, не сдержит интерес Артигаса в течение нескольких лет. Хотел бы я знать, нашел ли Маллио в деревне что-нибудь, что могло бы продвинуть наше расследование.
Я качаю головой.
— Что-то здесь не так?
— Не так? А в этой ситуации есть что-нибудь, что было бы так?
— Я хочу сказать, что не сходятся концы с концами. Искать безумца-врача было нелегко. Сейчас всесильный промышленник и кто-то еще, кто все знает, вставляют нам палки в колеса.
— Я должен отдать тебе должное, Нелли. Послать телеграмму тому кучеру была блестящая мысль. Ты — великий детектив. Тебе стоит писать детективные рассказы.
У меня чешется язык — так и хочется сказать, что я уже написала рассказ «Тайна Центрального парка». Он появился на прилавках книжных магазинов перед моим отъездом в Париж.[46]