У Катюхи мы застали Толика с его приятелем и двух Катькиных еще школьных подружек. Катька, как мне показалось, недовольно удивилась моему приезду. Она взяла мой подарок и даже не посмотрела, а я ведь на него у Дашки денег заняла. Я закрыла на всё глаза, потому что сильно хотелось выпить. Так что, несмотря на то, что хозяйка была мне не рада, и даже не звала — я уже просто не помню, может, и звала, — я осталась.
Что помешало мне сказать «нет», когда Дашка предложила поехать? Или же, что заставило сказать «да»? Желание очутиться в компании и избавиться от чувства одиночества? Катя считает, что мне просто нужен парень. Вот есть у нее Толик, значит, и мне надо. Как будто парни спасают от пьянства.
Пожалуй, отношения — это самое трудное, чем только можно озаботиться по жизни, ну, кроме еще детей разве. Если на работе есть вариант просто «отбыть», то живой человек требует внимания. Завести отношения — это как посадить цветок: без полива и питания он засохнет. А я же лентяйка. Если попадется пьющий, мы сопьемся. Это пугает. А с непьющим мне не по пути. Или ему со мной, как угодно. Это обидно. И стыдно как-то.
Катюха жила в трешке с родителями. Вторую квартиру отдали ее младшей сестре и ее парню, когда у них родился ребенок, и Катю это дико раздражало: ведь как же так — она же старшая, у нее тоже есть парень, и он даже работает и не пьет.
Да, Катя везде хочет быть первой, но в разных направлениях ее дела шли с переменным успехом, особенно худо дело обстояло с Толяном: не получалось дожать его до свадьбы.
Толик сидел в кресле, как бы отдельно ото всех, жевал зубочистку и чему-то улыбался. Мне, по правде говоря, он не нравился внешне. Правило «не обязательно быть красивым, если вы высокий», в его случае очков ему не добавляло. Его круглое лицо походило на детское, и голубые круглые глаза усиливали впечатление. А еще меня раздражала его манера общения: нельзя было понять наверняка шутит он или говорит всерьез.
— Как поживают твои новые знакомые? — спросил Толик.
Я нечленораздельно промычала в ответ. Толя почесал под носом.
— Странный этот Фил, — раздумчиво продолжал он.
— В каком смысле?
— Мутный.
«Тебе то что? Вот Антоха считает его деловым человеком».
— А ты разве с ним познакомился?
— Ну да. Заскочил на минутку, когда Катерину Батьковну забирал. — Он посмотрел на Катю, крутящуюся у стола со столовыми приборами в руках, и, понизив голос, добавил: — Пьяную в говно.
На стол Катя подала соки, виски, водку. Под конец, когда планка снизится, в ход пойдет винище из картонок — я видела коробки в коридоре. Что бы сказали мои друзья, если бы узнали, что я пятый день трезвенница? Наверняка нарвусь на сарказм от Толика.
Полчаса я, Толя с приятелем и Антон молча сидели на диване, а девчонки готовили закуску на кухне. Когда они принесли горячие котлеты с пюре, парни повеселели и завели разговор. А минут через десять пришли Катькины коллеги: мужик с серым никотиновым лицом и две женщины. Остальным стало неловко и некомфортно, потому что эти трое сильно опережали нас по цифрам в паспорте. Всем им, как мне показалось, давно перевалило за тридцать. Положа руку на сердце, скажу, что я бы не стала их звать — ни я, ни Дашка, ни парни так и не нашли потом тем для разговора с ними.
Но праздник начался, и моя душа понеслась в рай.
Однажды читала, что друг — это единомышленник. А раз мы думали об одном — о выпивке — выходит, мы больше, чем собутыльники? Антон подхватил мои рассуждения и пустился в философию. Толик, который никогда не пил, трезвым взглядом следил за нами и подшучивал. Забавно, что тогда я не сделала вывода, что Толик нам вовсе и не друг, и что он злостно стебет над нами. Такое вот слепое пятно…
После нескольких тостов за именинницу, мы отодвинули столы к стене, чтобы потанцевать. Плясали же только Катькины коллеги и одна школьная подружка. В какой-то момент я поняла, что осталась одна. Толик с его приятелем и Дашка зачем-то ушли в спальню, и так как Антон прилип к Катькиной второй школьной подружке, я ушла к ним. А потом в ход пошло винище из коробок, затем кто-то предложил поехать в клуб, мы вроде собирались в «Берлогу», но очутились за три квартала от нее, а как — мне теперь не вспомнить. Еще тяжелее понять, как я очутилась в отделении полиции.
Я пришла в себя, когда мужик в форме полез обшаривать мои карманы.
— Э! — возмутилась я. — Ты че делаешь? — Мой язык едва шевелился.
— Документы есть?
По моим осоловелым глазам он понял, что спрашивать бессмысленно.
— Без документов три дня в КПЗ будешь сидеть. Слышишь? Звони папаше, пусть залог везет.
Он и еще один подхватили меня под мышки и потащили по коридору, ведь я не держалась на ногах, затолкали в камеру и усадили на скамейку. Лязгнула дверь. Не скоро до меня дошло, что я сижу за решеткой.
Придя в себя, я огляделась, ища глазами Антона или Дашку, хоть кого-то знакомого, как вдруг поняла, что мои соседи — это проститутка и вонючий бомж; он храпел на полу.
Сокамерница окинула меня взглядом и сказала.
— Ой, такая молодая и такая пьяная.
— Могу себе позволить, — огрызнулась я.
Она только фыркнула в ответ. Бомж что-то прохрюкал, но я не разобрала что. Я еле поднялась со скамьи и подошла к двери камеры.
— Дяденька, я хочу позвонить. — Я едва могла говорить, потому что любой глубокий вдох вызывал тошноту, и в желудке начинало угрожающе булькать.
Мне принесли смартфон. Я набрала Дашку, но она не взяла трубку, Катька тоже трубку не взяла. Вот тебе и единомышленники. Никто из компании не ответил на мои звонки. В итоге я все же позвонила папе, а затем, когда телефон опять отобрали, приткнулась к стене и уснула.
Спустя вечность папа в сопровождении мента показался в коридоре. Прочла ли я на его лице разочарование? Нет, скорее безнадежность, он будто бы и не ждал, что может быть по-другому.
Мент подошел к двери и сунул ключ в замок. Я поднялась со скамьи и встала, боясь сделать шаг.
— Мила? — позвал папа и брови его поползли на лоб, он как бы не понимал, отчего его дочь тормозит.
И тут я обмочилась.