Алкоголичка

15.2

Слово сорвалось с губ как оголодавший пес с цепи.

— Всегда, сколько я себя помню, у него была любовница. Не просто секретарша или какая-то блядь. А самая настоящая вторая жена. Знаете, что я вам скажу? — Я ткнула пальцем в терапевта, будто во всем он виноват. — У него помимо нашей семьи есть еще две. В одной маленькая девочка-пятилетка. А во второй взрослый парень, младше меня всего на два года. — Я всплеснула руками. — И он даже не подозревает о моем существовании. Представьте? У меня есть брат, который не знает ни обо мне, ни о Лене. Я видела его. Этого парня. Он работает барменом в кафешке, он мне даже кофе сварил!

Мое лицо сжалось, словно лопнувший воздушный шарик, я уткнулась в ладони и разрыдалась. Хотя еще очень давно, в тринадцать, твердо решила, что не пролью ни единой слезы.

В правую ладонь легло что-то мягкое и тонкое — Кирилл Михайлович вложил салфетку.

— Воды? — Он протянул стакан.

Я выпрямилась. Меня трясло от конвульсивного всхлипывания. Он мягко заговорил:

— Неправильно, когда один из родителей вступает в противоборство со вторым и берет в союзники ребенка. Здесь и обсуждать-то нечего. Все однозначно. Как ты и сказала, тебе пришлось стать папе женой.

— Так и есть. Иногда мне кажется, что он смотрит на меня так же как на нее. Как на собачонку, которая гавкает, но не смеет уйти от хозяина. В ссоре он даже говорит нам одни и те же фразы. Это какой-то дебилизм.

Я смачно высморкалась, затем попыталась сделать глоток, и чуть не захлебнулась из-за спазма в горле.

— Да плевать. Я пью, потому что мне нравится. Так я чувствую себя лучше. Да. Я становлюсь свободной. А главное — я больше не тревожусь без повода. С детства я жила в Аду. Я всегда была загружена, серьезна, грустна, послушна. Из меня сочилась тревога. Я тревожилась при мысли, что папа не задержался на работе, а уехал к любовнице. Значит, мама будет плакать. Тревожилась, что суп недостаточно вкусный. Что пол не помыт. Что опоздаю в школу. Что уже опоздала в художку. Что завтра контрольная.

— Правильное исполнение ритуалов должно гарантировать, что папа останется с вами, — констатировал факт Кирилл.

— Да. И я всегда всем уступала. Сказать «нет» — для меня сродни смерти. Я должна быть удобной, или никто меня не полюбит. Все хвалили меня, какая ответственная, послушная, какая взрослая! Взрослая девочка! Абсурд! А потом меня как иглой пронзило! Да я же терпила! Безмолвная овца! Да из меня выйдет отличная женушка-наседка. Да я не против. Должна же я хоть на что-то сгодиться. Хотя бы улучшить демографию в стране. Но ведь я же превращаюсь в свою мать. Мой муж точно так же станет мне изменять. А я терпеть. Я правильно рассуждаю?

— Хочешь сказать, ты решила отринуть образ матери? Потому что для ребенка он не по плечу. И окунуться в полную свободу. Выпустить детскую спонтанность.

С минуту я обдумывала сказанное им.

— Звучит красиво. Да. Я бы сказала, так и обстоит дело.

— А я бы сказал, что это безразличие. Запустили эту программу твои родители. Им безразлична ты сама, как личность. Я вижу, что ты перенимаешь их отношение. Сама к себе ты относишься безразлично.

— Плевать, — сказала я и осознала сказанное.

— Безразличие вкупе с инфантильностью большая преграда к балансу. В детстве ты надела на шею камень, как Аленушка, а теперь нацепила воздушные шарики. Тебя вот-вот унесет ветром.

Я рассмеялась нервическим смехом.

— Выпей воды, — попросил Кирилл.

Я наконец смогла нормально попить и спросила, почему он еще и инфантильность приплел.

— Ребенок, который примеряет на себя родительскую роль, не может по-настоящему стать взрослым. Но вот ты выросла, появился шанс исправить это. Но ты не стремишься стать родителем самой себе. Встать на собственные ноги. Еще и родители обеспокоены твоей неустроенностью и. подсовывают костыли. Но на деле это палки в колеса. Таким образом они становятся ответственными за твое нынешнее положение. Это дает тебе повод обижаться и обвинять их. Но это обман. Ответственность лежит только на тебе. Но, Милана, они это не со зла делают. В какой-то мере они и сами не повзрослели. Даже если человек адаптирован в социуме, ходит на работу, у него есть семья, это не значит, что он полностью готов рулить собой. Стать взрослым значит стать единственным пилотом в кабине самолета.

Кирилл Михайлович задумчиво потеребил бороду.

— Тебе легче? — спросил он.

Я поставила стакан на столик и кивнула. И он следом.

— Эффект не продлится долго. Ты должна быть готова.

Не знаю отчего, но его слова испугали. Кирилл уставился в блокнот. А меня вдруг накрыла усталость, захотелось спать.

— Это все? — спросила я.

Он внимательно посмотрел и кивком разрешил уйти. Уходя, я увидела тревогу в его глазах. И уже в номере я рухнула на кровать и проспала следующие четырнадцать часов, но, проснувшись, не ощутила усталости или истощения. Наоборот, стало легче.

Я спустилась в столовую. Раздача стояла пустая, время завтрака кончилось. Желудок настойчиво требовал еды. Так что пришлось рвануть в магазин через дорогу. Там работала пекарня, запах выпечки я ощутила только вышла из дверей клиники.

Я купила огромный синнабон. Устроившись в тени за столиком с кофе и лакомством, некоторое время я разглядывала прохожих, но потом мысли утекли к вчерашнему разговору с Кириллом Михайловичем. Моя беда не уникальна, подумала я. Наверняка где-то есть еще миллион девочек, у которых нет ничего кроме обязанностей, и родители даже и не думают сказать ей спасибо или похвалить. Возможно, они сами были такими детьми. Чувствовала ли я себя любимой дочкой? Наверное, нет. Иначе не искала бы судорожно любовь у равнодушных ко мне людей и не вляпалась бы в историю с моим первым парнем.

Его звали Ваня. И он был инвалид.

Я познакомилась с ним через приложение. На страничке он не рассказал о состоянии своего здоровья и в переписке не обмолвился. Все фотографии он обрезал до пояса. Когда он приковылял на свидание с тростью, я испытала… А что же я почувствовала? Кирилл Михалыч говорит, у меня вообще со сферой распознавания чувств и эмоций беда творится — у меня нет к ним доступа. Помню, когда увидела Ваню, то состроила мину «благопристойности», как я делаю всегда, будучи пьяной: как будто все идет, как надо.

Ваня был щедрым и вел себя уверенно на первом свидании. Сводил меня в кафе, цветы подарил… Остальное как в тумане. Если честно, я совсем о парнях не думала, просто поддалась на общий ажиотаж в окружении и в институте, побоялась остаться белой вороной. Да. Мозги у меня были птичьи.

Но, что же все-таки я чувствовала? Ощущала себя нужной и любимой? Что он нуждается во мне? Возможно. Этого мне и не хватало в семье, в которой я жила на правах кошки, которая умеет варить суп.

Как хорошо, что я не забеременела.

Я сделала правильно, что убежала.

Как он сказал тогда? «Пойдешь искать здорового парня?» А вот возьму и пойду! У тебя пластиковый позвонок, ты едва ходишь. Прости, Ваня, тогда я не то, что на собственных ногах не стояла, их у меня в зачатке не было.

И разве нет у меня права на честное отношение? Я имею право выбирать то, что мне кажется наилучшим для себя или нет?

Те полгода с ним я представляю, как несущийся в темноте на полной скорости гоночный автомобиль, притом без всякой цели и направления. Наверное, после расставания я утолкла вообще всё из чувственной сферы в ящик Пандоры. Я думала, что если буду поступать правильно, как по книжке, то заслужу настоящую любовь. Вот и служила придверным ковриком для Толика.

Оказалось, что рациональность вообще не поможет там, где остаются вопреки. Вопреки изменам, вопреки насмешкам, вопреки очевидному преимуществу соперницы.

Я вдохнула поглубже. Я понимала, что всё равно не могу собрать мысли в стройный ряд. Может, Крис поможет мне? Все же у нее жизненного опыта на четырнадцать лет больше.

Я купила пончики с посыпкой и направилась к Кристине.