Алкоголичка

Депрессия 4.1

Как оказалось, Даша заблокировала меня, потому что съехалась с парнем. Об этом рассказал Толик. Но этим парнем был вовсе не Вадим и не Антон! Это был новый наивный МЧ. Информации, кто он, у Толика не имелось. Вот так оно и происходит: те, кому начинает везти в личной жизни или в другой сфере, быстро откалываются от компании. Еще Толик рассказал, что после расставания с ним Катька пошла учиться на права. Я же подумала, что это глупость. Чего ради? В пробках стоять? И потом, на что тогда парень нужен? Вот пусть и катает.

Три недели мы с Толиком как будто встречались. Как будто, потому что он ни разу не подарил мне цветы и никуда не позвал. Мы катались по городу, он угощал меня пивом, потом мы ехали ко мне и занимались сексом. Иногда он просто приезжал в обеденный перерыв попить чаю. Да уж, думала я, не так я себе это представляла. Иногда я вспоминала, как ухаживал мой первый, но даже и не думала сделать вывод. Я игнорировала недовольство, но оно постепенно набирало силу.

В один из вечеров я улеглась поддатая на диван с ноутбуком и принялась искать в соц сетях всех, кого встречала по жизни, начиная с ребят из детского сада. Я хотела сравнить свою жизнь с их жизнями. Сама не знаю зачем. Я даже бывшего нашла и обнаружила, что у него все по-прежнему, разве что девчонка и парень из его компании поженились и родили мальчишку.

После упорного серфинга я добилась нужного эффекта — ощутила себя полным ничтожеством.

Нет, не стану ничего с этим делать. Открою вторую бутылку вина, обниму кошку и так и засну с ней. А когда протрезвею, пойду в спортзал или сяду на диету, но затем, чтобы понять, как это все невыносимо скучно!

А я ненавижу скуку.

В миг захотелось все бросить и уехать. Вырваться из старой скукоженной оболочки, как делает это бабочка, покидая куколку. Почему нет? Вдруг случится волшебство, и я расправлю радужные крылья?

Родители папы остались жить в родном городе, хотя папа сто раз уговаривал их переехать, собирался купить им квартиру к нам поближе. Но старики твердят, что шумный мегаполис — не лучшее место для пенсионеров. Комфортней жить там, где все знакомо и понятно: больница, магазин, старые друзья всегда под рукой, в шаговой доступности. Городок их действительно мал — из одного конца в другой сорок минут быстрым шагом. Сюда мы с сестрой приезжали каждое лето, проводили время на даче.

Вот в этот город я и сбежала в начале апреля. Купила билет, оставила кошку Ленке, и готово. Но вырваться из кокона проблем все равно не получилось.

Правду говорят, что в детстве все кажется красочней и добрее. Теперь город предстал серым, стареющим, а ведь ему всего шестьдесят шесть. Но обветшание явно бросалось в глаза. Притом город далеко не нищий. Налогами отсюда в столицу уходила приличная сумма, но возвращались копейки. С девяносто второго здесь не построили ни одного нового дома. (Новостройки под переселение я не беру в расчет). Ни одной новой школы или детского сада. Даже торговых центров не строили. Подумать только, за тридцать с лишним лет в городе не прибавилось населения, до сих пор все влезают во вторичное жилье. Грустно и обидно. Столько предприятий, гигантское водохранилище, а людей нет.

Я шла по площади Ленина, вспоминала свое детство здесь летом в бабушкиной квартире или на даче. Я думала о долгой смерти города, а памятник вождя тянул руку вперед, призывая двигаться к великим свершениям. И тут мне подумалось, что я живу бесполезно, от меня после смерти останется только тире между двумя датами, и на венке напишут: «Заблудшей дочери, сестре и алкоголичке».

Мне до дрожи захотелось выпить…

— Мила?

Я обернулась, ища глазами, кто меня зовет. На островке безопасности на середине дороги стояла какая-то девочка. Она помахала.

— Мила! Стой там.

Светофор для пешеходов зажег зеленого человечка, и пока девочка перебегала, до меня дошло, что это девушка. Ко мне приближалась Ника.

Я приняла ее за подростка, потому что росту в ней метр пятьдесят без кепки, и она никогда не весила больше сорока пяти килограммов, еще добавим привычку одеваться как неформальный подросток, и вот уже нельзя признать в этой «Дюймовочке» взрослую девушку. Вероникины родители соседствовали с моими бабушкой и дедом, и в детстве я, Ленка и Ника играли во дворе.

— Ой, Мила! Ты наконец приехала в гости! Давно тебя не видела. Ты удалила страницу в ВК, совсем потерялась.

— Да. Просто надоело сидеть в интернете. Я писала диплом.

В каком-то смысле я сказала правду, просто не стала добавлять, что создала вторую страничку, с которой следила за всеми этими снобами из гимназии и университета. Да и от встречи с Никой не испытала особой радости.

— А я в садик за дочей. Встретимся вечером? — спросила она. — Можно в суши кафе в нашем доме.

Она либо нарочно не замечала, либо правда не видела недовольства в моих поджатых губах и бегающем взгляде. Но с другой стороны, казалось, что она действительно рада встретить меня, и разве мне не интересно узнать, как она поживает теперь?

В последний раз я видела ее беременной года четыре назад или больше. Ника шла по парку со своим парнем, перебирая тонкими ногами, обутыми в тяжелые берцы, по желтым листьям и лужам. Почему-то именно это я запомнила — берцы и длинное черное пальто не по росту. Они с Максом, кажется, так его звали, всем видом показывали, что они «не как все».

Я согласилась.

— Во сколько? В семь? Я у входа буду ждать.

Я смотрела ей вслед, пока она не скрылась во дворе, а уже потом пошла домой. В пакете я несла булку хлеба и бутылку молока, банку пива я прятала во внутреннем кармане безразмерной куртки.

Когда я пришла, дед с бабушкой сидели на кухне. Дед жарил яичницу с колбасой, а бабушка перебирала печеньки в плетеной корзинке, ища помягче. Я стала вынимать продукты из пакета.

— Хлеб, молоко. Масло только такое было.

— Ничего, пойдет. Сейчас поставлю тесто, сделаем пирог с капустой.

Телевизор на маленьком холодильнике объявил пять вечера, начались новости. Дед перебил бабушку на полуслове, и пальцем подал знак, требуя тишины. Бабушка подняла брови, посмотрела на меня и, закатив глаза, покачала головой. Дед не пропускает ни одного выпуска, хотя там из часу в час повторяют одно и то же. Я взялась наливать чай, а краем уха слушала телеведущего. Это были местные новости, и я уловила, что посадили какого-то депутата, которого осудили за взятку, и почти сразу выпустили под подписку о невыезде. Дед цыкнул языком, сжал кулак правой руки и в сердцах одним толчком выдал:

— Вот при Сталине такого не было!

— Да как не было? — тут же отпарировала бабушка. — Так же и воровали. И откупы брали, вредительствовали.

— Так я разве говорю, что не воровали? Воровали еще как. Да недолго. Раз и в ГУЛАГ. А тут. Пожурили, как дедсадовца, и отпустили! Еще и посадят его сейчас на другое теплое место, чтобы он дальше тащил. Вот такого не было!

Дед сорок лет преподавал историю, работал с документами и даже раз его допустили к секретному архиву, когда делал доклад по продразверстке. В девяностые он с бабушкой встал на защиту винзавода, когда его приватизировали. Правда, защитники проиграли, и завод «распилили» — распродали имущество за копейки. Вот какие люди раньше были, что не боялись с грабителями воевать, закаленные в реальных боях. А нынче «народ обмельчал», как говорит дед. Да уж. Мои старики все равно что двоякодышащие рыбы — переползут от лужи к луже и не заметят. А я — рыба из аквариума, — не перенесу и десяти секунд без воды, да и слить в канализацию не жалко, ведь таких уйма.

Очевидно у меня депрессия.

Карусель вновь пришла в движение: уничижительные мысли о себе — чувство вины — напряжение каждого мускула, тяжесть, давящая прямо в середине груди, там, где граница между ребрами, и желание выпить. Потому что невозможно терпеть. Нет сил нести. Через пару часов, когда алкоголь выветрится, придет ощущение пустоты и скука, и карусель запустится вновь. Вот только смотреть на нее ни черта не весело, а тошно.

Я вышла в коридор, выудила из куртки пиво и скрылась в комнате. Здесь я устроилась в кресле, выпивала, пряча банку за подлокотником, на случай, если дед или бабушка зайдет. Потом я собрала пустую тару то тут, то там — по ящикам, под кроватью, за шторами, — сложила в пакет, тихо оделась, и уже в дверях крикнула, что скоро вернусь.