Алладин в стране гигантов

Глава восемнадцатая Последний из сыновей Эйлаха

До логова дракона друзья добрались только к полудню следующего дня. Все это время они шли пешком в обычном порядке – впереди Огерт, за ним Лукино, позади Алладин – и развлекали друг друга всевозможными байками, лишь бы не думать о том, что ждет их впереди.

– Вот мы и пришли, – мрачно сказал Огерт и остановился.

Алладин подошел к хранителю границ и огляделся. Равнина Гигантов круто обрывалась к озеру, над которым гремел водопад. Вода в озере была сине-зеленой, а на сыром песке у кромки воды даже отсюда были видны отчётливые отпечатки гигантских когтистых лап и глубокая, извилистая борозда, оставленная хвостом дракона Клыкозуба.

Лукино указал рукой на тёмное отверстие в скалах – вход в нору Дракона.

– Представляю, что ты почувствуешь, когда войдешь в это адское логово один, совсем один... – прошептал он. – Может, вернемся? Заживем на Побережье вместе, на рыбалку будем ездить...

– Что ты хоронишь его раньше времени! – прикрикнул на Карлика Огерт. – Это дракон должен трепетать, когда Алладин свалится на него, как снег на голову. Парень наш – хоть куда! Я это отметил ещё тогда, когда он танцевал на морозе.

– А может, вместе войдем в эту дыру? – предложил Алладин, задумчиво глядя на огромные следы рептилии. – Посмотрите, посоветуете чего-нибудь, при случае подсобите...

– Нельзя нам с тобой, – вздохнул хранитель границ. – Ты должен заполучить кольцо сам, без посторонней помощи. Да ты не дрейфь! Если твой кинжал хоть раз пронзит чешую Клыкозуба, считай – дело сделано. У каждого дракона есть свое слабое место. С одним можно справиться, только если пронзить его сердце золотой стрелой, другому золотая стрела нипочем – его можно только утопить. А этого может погубить малейшая царапина. Потому у него и чешуя такая прочная.

– А ты уверен, что твой кинжал его пронзит? – как бы между прочим спросил Лукино.

– Это уже не кинжал. Я примотал рукоятку к сухому древку, и получилось отличное копьё. Дамасская сталь! Железо режет, – ответил юноша. – Так, во всяком случае, мне говорил султан...

– Понятно, – покачал головой Карлик. – Это хорошо, что ты сделал копьё. Древко, кстати, мог бы и подлиннее подобрать. – Прибрежный Карлик смущённо отвернулся. – Ну, прощай. Может, не свидимся больше...

– Типун тебе на язык! – рявкнул Огерт. – Впрочем, давай-ка и я с тобой попрощаюсь. Не потому, что не верю в твою победу. Ещё как верю! Просто из логова дракона есть много выходов. Найди тот, что ведёт в Синие Степи, к Сердцу Мира. И передай привет Эйлаху. Жаль, что ему так не повезло с сыновьями. Ни когтя тебе, ни чешуи.

– К чёрту, – ответил Алладин. – И спасибо вам за всё, что вы для меня сделали.

Юноша обнял своих друзей, смахнул с щеки Лукино слезу и начал спускаться вниз, к логову Клыкозуба.

Темный вход в пещеру зиял в отвесной скале, как разинутая пасть. Из глубины медленно вытекал прозрачный ручеек. Юноша опасливо заглянул внутрь.

Там было тихо.

Сосредоточенный, напряжённый, с копьём в руке, Алладин сделал несколько шагов в темноту и крикнул:

– Клыкозуб!

Голос его от волнения сорвался, и вместо грозного окрика получился какой-то жалобный писк. Эхо подхватило жалкий клич, усилило, разнесло по невидимым подземным ходам.

В ответ послышалось слабое позвякивание металла о камень. Алладин прислушался. Звук становился всё громче, чудовище приближалось – в темноте яркими углями вспыхнули его глаза.

Огерт рассказывал, что драконы наделены или хитростью, или силой. Первые подкрадываются к своей жертве из засады и неожиданно на неё нападают. Вторые действуют прямолинейно и надеются только на свою мощь. Почувствовав добычу, они нападают на неё, не соблюдая осторожности и не обращая внимания на препятствия. Судя по всему, Клыкозуб относился ко второй категории.

Из мрака высунулась длинная, как у крокодила, голова, усаженная треугольными шипами. Красные глаза горели ненавистью из-под костяных надбровных валиков. Раскрылась пасть, обнажились три ряда зубов, раздался страшный рёв.

На мгновение юноша был оглушён. На него пахнуло жаром и смрадом. Чудовище встало перед ним на задние лапы и защёлкало зубами. Когтистые лапы со свистом разрезали воздух, могучий хвост ударялся о стены пещеры, и камень трескался.

Алладин замер. Глаз выхватывал мельчайшие, но совершенно ненужные подробности – измазанное землёй жёлтое брюхо, мелкие камешки, прилипшие к морщинистой шее.

Юноша понимал, что может нанести только один удар. Если он промахнётся, времени нанести второй просто не будет – Клыкозуб не предоставит такой возможности.

Эта мысль придала Алладину решимости. Ноги перестали дрожать, руки обрели былую твёрдость. Юноша размахнулся и метнул свое копьё в желтую грудь Дракона, а сам отпрыгнул в сторону под защиту ближайшего сталагмита.

Дамасская сталь не подвела. Лезвие пробило защитные пластины на груди ящера и глубоко вошло в плоть. Клыкозуб заревел от боли и ярости. Из раны потоком хлынула чёрная дымящаяся кровь, и в тех местах, на которые она попадала, камни темнели и крошились.

Передними лапами ящер пытался вырвать копьё из раны, но лезвие прочно засело в броне. Клыкозуб впал в ярость. Он заметался по пещере, бросался на стены, сбивал хвостом сталагмиты. Затем развернулся и бросился в глубь пещеры, пытаясь найти спасение в темноте туннелей. Алладин выскочил из-за своего укрытия, зажег факел и погнался за чудовищем. Он больше не чувствовал страха. Зверь был ранен, заклятье его неуязвимости разрушилось, и юноша чувствовал себя победителем.

Чёрная полоса запекшейся крови указывала путь. Юноша быстро шёл по туннелю, освещая себе дорогу факелом. Где-то далеко впереди ревел раненый монстр. Оставалось нанести последний удар.

Алладин догнал Клыкозуба в огромном подземном зале. Движения зверя были судорожными, но он все ещё был опасен. Даже сейчас, раненый и обессиленный, ящер мог легко перекусить юношу пополам. Случайный удар хвоста мог стереть Алладина в порошок. Поэтому юноша стоял в безопасном отдалении и наблюдал за предсмертными конвульсиями чудовища.

Перед ним во мраке подземелья бушевал ураган из когтей, клыков и шипов. Свет факела блестел на костяных пластинах панциря. Казалось, ярости зверя нет предела. Но вдруг ящер замер, когтистые лапы подкосились, и он осел на пол. Его глаза остановились на Алладине. Теперь они уже не казались пустыми и злобными. Они были полны мудрости и боли. И в них юноша увидел своё полное, во весь рост, отражение.

– Ты меня убил, – сказало чудовище.

Давным-давно, когда Время было ещё младенцем и безмятежно спало в своей колыбели, великий Дракон Эйлах прекратил свой бесконечный полёт в пустоте и сотворил Мир.

И тогда Время проснулось. Неторопливо потекли широкие реки, зашумели листвой высокие деревья, над вершинами гор поплыли облака. Это был прекрасный Мир, исполненный покоя и величия.

Эйлах лежал на синей траве в тишине и одиночестве и смотрел, как ветер раскачивает вершины деревьев. Но в этом Мире никого не было. Никто не мог разделить восхищение Эйлаха тем, как он всё замечательно устроил. Дракону стало скучно. И он сотворил Чевелоков.

Это было высокомерное племя. Они страшно гордились тем, что первыми появились на этих землях. Они быстро заселили долины, леса и горы. И Эйлах жил между ними, потому что ему нравилось говорить со своими творениями, учить и направлять их к добру и свету.

Но Чевелоков обуяла гордыня. Высокомерные, воинственные, недружелюбные, они ругались и спорили друг с другом день и ночь. И так продолжалось много лет, пока, наконец, все они не сорвали себе глотки, пытаясь доказать свою правоту. Они уже не слушали слов и поучений Творца, они начали изготавливать оружие, которое сочли лучшим аргументом в любом споре.

Эйлах понял, что дело зашло слишком далеко, и попытался их урезонить.

– Зачем вы попусту тратите время в сборах и раздорах? – спросил он. – Не лучше ли зажить в согласии и сделать жизнь свою прекрасной и достойной?

В ответ Чевелоки, утратившие чувство благодарности, засвистели, заулюлюкали и начали потрясать топорами и копьями. Эйлах проклял их глупость, чванство и неуступчивость и перебрался на другую сторону Мира.

Долго он бродил в одиночестве и слушал, как шумят ветви деревьев, но никак не мог успокоиться. Но когда понял, что не может погасить в своём сердце обиду на Чевелоков, то решил отомстить, и отомстить как Творец. Он породил драконов – своих сыновей: могучих, отважных и мудрых.

Жизнь, казалось, вошла в свою колею, и на душе у Великого Дракона вновь воцарились мир и покой. Но так продолжалось недолго.

Драконы оказались зловредными и коварными. Чёрная зависть иссушила их сердца и отравила чувства. Хуже всего на свете для дракона было узнать, что у его соседа есть что-то такое, чего нет у него. Жадные, коварные, они воевали друг с другом, крали, предавали и лгали. Богатство они ставили превыше добрых поучений своего отца – месть стала их совестью, злость – побуждениями, жадность – божеством.

Драконы покинули поверхность земли и зарылись в пещеры и норы. Так легче было охранять свои награбленные сокровища. Лишенные солнечного света, с каждым годом они становились всё уродливее. Их крылья отпали, сердца превратились в камни, душа перестала радоваться и любить. Одинокие, озлобленные драконы сидели в своих сокровищницах и любовались на груды добра. Сияние драгоценностей и золота заменило им солнечный свет.

Изредка, по ночам, они выбирались из своих убежищ, но лишь затем, чтобы напасть на соседа и ограбить его. Они уже не узнавали своего отца и при встречах с ним скалили клыки и злобно ревели, потому что утратили дар речи.

– Одумайтесь! – говорил Эйлах своим детям. – Найдите и взрастите то доброе, что в вас ещё осталось. Не скатывайтесь в трясину ненависти и невежества – это легче всего. Гораздо труднее подниматься к вершинам духа, к свободе и радости!

Но драконы не слушали его и при встречах отворачивались. И тогда, в слезах и печали, Эйлах ушёл от них. Он очень горевал о своих заблудших сыновьях и, чтобы как-то помочь им, создал Гигантов и Карликов. «Пусть, – думал он, – мои сыновья видят других существ. Пусть наблюдают за их поступками, за их печалями и радостями, за их взлётами и падениями, за их величием и ничтожеством. И пусть соизмеряют свою жизнь с жизнью других существ, населяющих этот Мир. Пусть они видят в Гигантах и Карликах своё отражение. Может, они узнают себя, устыдятся и вернутся под моё крыло».

Но Карлики и Гиганты тоже доставили Эйлаху много огорчений. Словно бес войны и разрушения вселился в их души. Они начали между собой битву за передел Мира. То Карлики отправятся на войну – низкорослое войско накатит на Гигантов волной, ударится о колени и откатит в свои деревни, то Гиганты отправятся в завоевательный поход да попадутся в хитроумно устроенную ловушку.

Смотрел на это безобразие Эйлах, смотрел, да и запретил народам покидать пределы своих Земель. А следить за соблюдением этого закона поставил Огерта – хранителя границ, которому выткал Пояс Силы. По замыслу Эйлаха, этот волшебный талисман должен был напоминать всем обитателям Мира, что на силу всегда найдется другая сила. А потом Эйлах навсегда уединился в своих Синих Степях и больше не вмешивался в дела Мира. Лишь иногда, тихими лунными ночами, со стороны Степей доносились тяжелые вздохи. Это Эйлах скорбил по своим непутевым детям.

– Ты меня убил, – хрипло повторил дракон. – Спасибо тебе!

– Ты благодаришь меня? – удивился Алладин. – Ты благодаришь меня за то зло, которое я тебе причинил?

– Для меня смерть – благо, – ответил Клыкозуб. Речь его была тиха и невнятна – за тысячи лет одиночества Дракон отвык от общения. Алладин едва разбирал отдельные слова. – Только недавно я понял, какой скудной и отвратительной была моя жизнь!.. Сколько времени пропало даром! Склоки, воровство, предательство... Нет ничего такого, о чём бы я мог вспомнить с радостью. О, как прав был отец, когда старался урезонить нас! Но мы не послушали его, и теперь все мертвы. Я – последний из сыновей Эйлаха!

– Но почему же тогда ты не вернулся к отцу со словами раскаяния и с желанием начать другую жизнь? Почему остался прозябать в этой мрачной норе один, без друзей, без отеческого благословения, без любви и понимания?

– Мне было стыдно, – прошептал Дракон. – Моя гордыня, взлелеянная столетиями грабежей и разбоя, не позволила мне признать перед отцом свою ошибку. Я не пошёл к нему, хотя знал, что он мне обрадуется и с радостью примет меня в свои объятия. Вместо этого я принялся свирепствовать с удвоенной силой – мне хотелось забыться, не думать о своем падении... И вот я умираю. Это избавляет меня от мучений и страданий, поэтому я и благодарю тебя. Скоро я буду свободен...

– Свободен?

– Конечно, и это такая радость! Вместе с роговыми пластинами, вместе с железной чешуей и когтями я стряхну с себя всё зло и воспряну для новой жизни.

– Разве за гранью смерти, в той темноте и безвременье, есть другая жизнь? – недоверчиво спросил Алладин.

– Без сомнения! – приподнял голову Дракон. – Миров бесконечное множество. Мы лишь путешествуем из одного в другой, забирая с собой самое лучшее, самое ценное, что приобрели.

– Что же ты возьмешь с собой? – Алладин присел рядом с умирающим Драконом. – Я так виноват перед тобой... Мне хочется хоть как-нибудь помочь тебе. Принести тебе твоё золото?

– Золото! – фыркнул Клыкозуб. – Оно мне не нужно и, как я понял, никогда не было нужно. Все это моя жадность и зависть. Их я не возьму с собой. Если хочешь, забирай все сокровища себе, но помни – у золота страшная власть. Оно уродует и душу, и тело. Сокровищница рядом, за поворотом... Но послушай мой совет – не ходи туда! Иначе станешь похожим на меня!

– Прошу тебя, успокойся, – сказал Алладин. – Мне нужно только кольцо Эйлаха. Без него я не смогу вернуться в свой Мир.

– Значит, ты тоже заблудился в этой жизни? – улыбнулся Клыкозуб.

Алладин заметил, что кровь перестала литься из его раны – падали лишь отдельные капли, тяжелые, черные. Вместе с ними из тела Дракона вытекала и жизнь.

– Прошу тебя, – едва слышно прошептал Клыкозуб. – Попроси за меня прощения у моего отца. Жаль, что у меня самого на это не хватило мужества. И прощай.

Дракон вздрогнул всем телом, упал на бок, свет в его глазах на мгновение вспыхнул, а потом погас совсем.

Алладин долго сидел у бездыханного тела. Затем поднялся и пошел к повороту, в сокровищницу Дракона Клыкозуба.