Альфред Великий и Англия его времени

ГЛАВА II ДЕТСКИЕ ГОДЫ АЛЬФРЕДА ВЕЛИКОГО: МИФЫ И РЕАЛИИ

Почти все, что нам известно о ранних годах жизни Альфреда Великого, сводится к тому, что он сам пожелал сообщить о них своим приближенным в пору зрелости. Как и во многом другом, здесь мы вынуждены опираться главным образом на свидетельства придворного и доверенного лица Альфреда, епископа Ассера. Однако и из его «Жизни Альфреда Великого» можно почерпнуть лишь отдельные фрагменты детских лет будущего короля англосаксов — несколько имен, дат и пару столь же очаровательных, сколь и маловероятных историй, имевших, по-видимому, какое-то особое значение для оглядывающегося на прожитые годы короля. Точно так же, как и вся его жизнь, детство Альфреда Великого окутано мифологической дымкой, сквозь которую неясными очертаниями проступают реальные факты.

Даже дата рождения Альфреда спорна. Ассер открывает его биографию следующими словами: «В год от Рождества Господа нашего 849-й в королевском поместье Вонтидж (Uuanating), расположенном в округе (paga), известном как Беркшир (Berrocscire), названном так по имени леса Беррок, в котором в обилии произрастает самшит (buxus), родился Альфред, король англосаксов»¹⁸⁴. Казалось бы, перед нами твердо установленный факт, причем настолько неоспоримый, что вся Великобритания в 1849 году торжественно отметила тысячелетие со дня рождения своего национального героя, выпустив по случаю «юбилейное издание» литературных произведений Альфреда и посвященную ему памятную медаль¹⁸⁵. К сожалению, Ассер, скорее всего, ошибся на год или два. Во всяком случае, синхронная его произведению генеалогия уэссексского королевского дома констатирует, что Альфред вступил на престол в возрасте 23 лет, а «Англосаксонская хроника» относит это событие ко времени «после Пасхи» — (ofer Eastron) 871 года¹⁸⁶. Несложные математические расчеты приводят к выводу, что, вероятнее всего, дата рождения Альфреда лежит во временном интервале между пасхальными праздниками 847 и 848 годов. Каким же образом тогда у Ассера получился 849 году? Принимая во внимание, что уэссексская королевская генеалогия утверждает, что Альфред «принял королевство по прошествии лет его двадцати и трех»¹⁸⁷, а Ассер пишет о его вступлении на престол «на двадцать третьем году от рождения» (nativitatis autem Aelfredi regis vigesimo tertio)¹⁸⁸, то есть в двадцати двухлетнем возрасте, можно допустить, что шернборнского епископа привела к хронологической погрешности простая операция вычитания (871—22=849).

Впрочем, Ассер, скорее всего, был бы не слишком огорчен, узнав о своей оплошности, поскольку для него обычный рассказ о поступках человека был недостаточен для постижения его духовной сущности. Гораздо большее значение в этом плане имело его происхождение: ведь судьба Альфреда еще до того, как он снискал повсеместную славу собственными деяниями, уже была предопределена тем, что он был отпрыском знатного рода, возводившего свое начало через легендарных германских предков к библейским прародителям человечества. Именно поэтому Ассер представляет нам своего героя, пересказывая его родословную: «Король Альфред был сыном короля Этельвульфа, сына Эгберта, сына Эалмунда, сына Эафы, сына Эоппы, сына Ингельда...» (Aelfred rex, filius Aethelwulfi regis; qui fuit Ecgberhti; qui fuit Ealhmundi; qui fuit Eafa; qui fuit Eoppa; qui fuit Ingild...) и так далее. На этом длинном пути мы встречаем имена брата Ингельда, «знаменитого короля западных саксов» (ille famosus Occidentalium rex Saxonum), Инэ¹⁸⁹, царствование которого в конце VII столетия как бы придавало королевское достоинство потомству его брата; Кеавлина (560—592), сына Кинрика, который, согласно Беде Достопочтенному, осуществлял контроль над всей южной Англией в конце VI в.¹⁹⁰; основателя уэссексского королевского дома, Кердика¹⁹¹; скандинавского бога Одина, усилиями раннесредневековых генеалогов превращенного в неиссякаемый источник королевских династий северных и западных германцев; и, наконец, библейских «предков» королей Уэссекса, вплоть до самого Адама¹⁹². Тем самым Ассер вплетал генеалогию Альфреда не только в уэссексскую и, шире, общегерманскую историю, но и в освященную Библией историю сакральную.

Следует, однако, иметь в виду, что жанр королевских генеалогий у англосаксов, истоки которого обнаруживаются в несохранившихся норумбрийских и мерсийских хрониках начала VIII в., никогда не имел своей целью фактической фиксации исторической памяти. Он, скорее, представлял собой основательно мифологизированное отражение этой памяти, направленное на утверждение легитимности царствующего короля и его рода, что, принимая во внимание известную неопределенность существовавших в это время принципов престолонаследия, иногда могло сыграть решающую роль в обосновании прав на трон¹⁹¹. Отсюда — частые манипуляции с родословиями, которые изменялись с изменением политической конъюнктуры. Так, в конце VII или в самом начале VIII столетия на генеалогическое древо правителей Уэссекса были привиты верхние уровни родословной конунгов северного англосаксонского королевства Берниция; одновременно с этим место бога-эпонима саксов, Сакснота, занял англский Один. Тщательное сравнение различных списков относящихся к концу IX в. генеалогий уэссексской династии демонстрирует их искусное приспособление к требованиям текущего политического момента¹⁹⁴. Значит, и в это время, как в романе Оруэлла, тот, кто контролировал настоящее, контролировал и прошлое, а тот, кто осуществлял контроль над прошлым, получал шанс контролировать будущее.

Помимо пространной родословной по отцовской линии, Ассер поместил в свою биографию короткую заметку о предках матери Альфреда Великого, Осбурх, «женщины безмерно религиозной и благородной как по своим качествам, так и по рождению» (religiosa ni mium femina, nobilis ingenio, nobilis et genere). Мы узнаем, что Осбурх была дочерью «знаменитого кравчего» (famosi pincernae) короля Этельвульфа, Ослака¹⁹⁵. Это практически все, что нам достоверно известно о материнской родне Альфреда, хотя, по предположению Джанет Нельсон, к ней могли принадлежать элдормены Дорсета и Гемпшира Осмод и Осрик, а также некий Осферт, которому Альфред в своем завещании оставил восемь поместий в Суссексе¹⁹⁶. Для современного уха титул деда Альфреда по матери может показаться лакейским, и, несомненно, он действительно был личным королевским слугой. Однако именно близость к персоне короля и наделяла такого слугу властью и престижем: члены королевского двора, в том числе и находящиеся в личном услужении, вполне могли рассчитывать на cтремительную жизненную карьеру или даже на то, чтобы породниться с королевской семьей, как это и произошло с Ослаком. Более того, Ассер прикладывает усилия, чтобы непосредственно связать Ослака с уэссексской королевской династией. Он пишет: «Ослак был готом по рождению, поскольку происходил от готов и ютов, а именно, от линии Стуфа и Уитгара, двоих братьев — в действительности, элдорменов (comitum) — которые, получив власть над островом Уайт от их дяди, короля Кердика, и от сына его, Кинрика, их двоюродного брата, убили немногочисленных бриттов..., которых они там нашли»¹⁹⁷. Тем самым он подчеркивал, что Альфред происходил из королевского рода и по отцовской, и по материнской линии.

Немаловажно, видимо, было и упоминание ютского происхождения матери Альфреда. Грамоты, выпущенные Эгбертом и Этельвульфом в конце 820-х и в 830-е годы, отчетливо демонстрируют их стремление умиротворить и консолидировать вокруг уэссексского престола церковную и светскую знать юго-востока, особенно могущественного архиепископа Кентерберийского¹⁹⁸. В условиях, когда эта часть Англии только-только вошла в состав «Большого Уэссекса», женитьба молодого вице-короля на дочери влиятельного кентского (или суссексского) магната Ослака, очевидно, должна была гарантировать поддержку уэссексской династии со стороны местной элиты. Даже в 893 году, когда Ассер записывал вышеприведенные строки, ссылки на «ютскую» кровь Альфреда могли все еще иметь некоторое значение для легитимизации прямого правления короля Уэссекса на юго-востоке.

Несмотря на то что в его жилах текла королевская кровь, кажется поразительным, что Альфред вообще оказался на троне Уэссекса. К моменту его рождения у Этельвульфа и Осбурх уже было четверо сыновей — Этельстан, Этельбальд, Этельберт и Этельред — и дочь Этельсвита. Почему родители назвали его Альфредом, а не избрали иное имя, начинающееся, как и имена других детей, с Этель-, остается загадкой. Имя «Альфред» (Ælfræd) в буквальном смысле слова означает «совет эльфов»; соблазнительно думать, что оно свидетельствует о сохранении в королевской семье веры и древних лесных духов, однако, скорее всего, в IX столетии, как и сейчас, родители обращали мало внимания на буквальное значение имени. Любопытно, что имена собственные с префиксом Альф-/Эльф- были характерны не для уэссексской династии, а для правителей Нортумбрии и Восточной Англии (Элфвин, Эльфвольд и др.).

В год рождения Альфреда его самому старшему брату, Этельстану, должно было быть уже за двадцать, поскольку по крайней мере с конца 840-х годов он от имени отца в ранге вице-короля управлял Кентом, Серри, Суссексом и Эссексом¹⁹⁹. После 854 года его имя исчезает из списков лиц, свидетельствующих грамоты Этельвульфа; это заставляет предположить, что к середине 850-х годов он скончался. Второй брат, Этельбальд, впервые появляется в источниках в 841 году, когда он свидетельствует пожалование 15 гайд земли в Хэлстоке (графство Девоншир) некоему Эадберту²⁰⁰. Если он, как и Альфред, начал заверять королевские грамоты в возрасте шести лет, то должен был родиться в середине 830-х годов, и, значит, был достаточно взрослым (старше Альфреда лет на 12—13) для того, чтобы сражаться бок о бок со своим отцом в знаменитой битве при Аклее²⁰¹. Этельберт, судя по всему, должен был быть старше приблизительно на десять лет, точно так же, как и сестра Этельсвита, вышедшая замуж в 853 году²⁰². Четвертый брат, Этельред, который уже в 863 году свидетельствовал грамоту Этельберта в качестве вице-короля²⁰³, был примерно пятью годами старше.

Ассер специально выделяет своего героя среди других детей Этельвульфа и Осбурх: «Поистине, его сильнее, чем всех его братьев, любили мать и отец — да и все окружающие — полной и глубокой любовью, и он всегда воспитывался при королевском дворе и нигде больше. И по мере того, как он взрослел, оказывалось, что он и выглядит прекраснее своих братьев и обладает более приятными манерами, речью и поступками»²⁰⁴. Несмотря на некоторые элементы литературного топоса²⁰⁵, это утверждение шернборнского епископа, возможно, действительно отражает прочную привязанность стареющих родителей к своему последнему ребенку: когда Альфред появился на свет, и Этельвульф, и Осбурх находились уже на пятом десятке. Они, конечно, не были библейскими Авраамом и Саррой[22], но, учитывая присущую раннему Средневековью среднюю продолжительность жизни, вполне могли рассматривать рождение самого младшего сына как особый дар Господа.

Утверждение Ассера о том, что Альфред «всегда воспитывался при королевском дворе и нигде больше», должно было служить очевидной антитезой детству его братьев, которые, как подразумевалось по умолчанию, были отданы на воспитание в семьи приближенных коронованной четы²⁰⁷. Это не означает, однако, что ранние годы его героя были совершенно безмятежны.

Жизнь в странствующем по просторам южной Англии королевском дворе середины IX столетия, наполненном десятками чужих мальчику людей, была способна дать ему все что угодно, кроме спокойствия и тишины. Если чуть напрячь воображение, легко представить себе, как король и его кортеж, составленный из повозок, набитых драгоценностями, монетами, домашней утварью и прочими необходимыми вещами, медленно движется[23] по скверным дорогам Уэссекса, останавливаясь на неделю-две в монастыре или в королевском поместье, чтобы либо воспользоваться гостеприимством аббата, либо попировать с региональной знатью, попутно отправляя насущные обязанности монарха: участие в местных судебных заседаниях, сбор штрафов и пошлин, раздача земельных пожалований и т. д. Как только поезд останавливался, королевский двор разбухал от людей. Местный элдормен, епископы, аббаты, могущественные тэны спешили засвидетельствовать свою лояльность, принять участие в совете или пиршестве. В деревянный дворец стекались разные люди: ищущие справедливости просители, иноземцы, в том числе торговцы, не побоявшиеся бурного моря и скандинавских пиратов, чтобы развлечь короля восточными диковинками и рассказами о заморских чудесах. Альфред, возможно, видел послов других королевств, начиная с Мерсии и кончая Франкским государством. В 852 году, например, Этельвульф принимал посланца Лупа, настоятеля монастыря Феррье, хлопотавшего об английском олове для ремонта прогнившей крыши церкви Св. Петра в своем аббатстве²⁰⁹. А годом позже весь королевский двор встречал послов молодого короля Мерсии Бургреда (852—874), просившего у правителя Уэссекса руки его дочери и помощи в борьбе с уэльсскими княжествами²¹⁰.

Несмотря на то что кочующий двор короля Этельвульфв, судя по сохранившимся грамотам, иногда забирался на восток вплоть до Кентербери²¹¹, основной маршрут его передвижения обычно лежал в пределах графст Гемпшир, Уилтшир, Сомерсет и Дорсет — исконных уэссексских земель, которые и стали «малой родиной» юного Альфреда.

Не всегда понимая происходящее, он тем не менее как сын короля очень рано приступил к отправлению публичных функций. Начиная с шести лет, не позже, он уже присутствует на заседаниях уитенагемотов Этельвульфа и своим именем свидетельствует жалованные там земельные грамоты²¹². В остальном же детские занятия Альфреда вряд ли сильно отличались от время препровождения других детей англосаксонской знати, получавших подобающее воинской элите умственное и физическое воспитание. Впоследствии он вспоминал о том, что едва ли не самой любимой его детской забавой было «катание на палочке и вообще игры, в которых надо было подражать взрослым»²¹³. Кроме того, еще в ранней юности он стал большим любителем охоты, страсть к которой сохранилась у него на всю жизнь.

Для юного этелинга[24] охота представляла собой занятие значительно более важное, нежели просто развлечение: именно на охоте он приобретал навыки езды верхом и обращения с оружием, столь необходимые военной знати. Можно предположить, что Альфред со своим отцом и старшими братьями участвовал в охотничьих экспедициях, где и постигал премудрости преследования зверя, отыскания его следов, владения конем и доспехом. На охоте, кроме того, он имел возможность хорошо узнать топографию своего родного края — знание, которое, несомненно, пригодилось ему в дальнейшем, когда он возглавил уэссексское сопротивление «данам». Неслучайно Ассер подчеркивал, что Альфред «постоянно упражнялся во всех охотничьих искусствах, и не напрасно, ибо никто не мог даже приблизиться к его умению и успехам в этом искусстве (nam incomparabilis omnibus peritia et felicitate in illa arte), как и во всех других дарованиях Господа, чему я сам часто был свидетелем»²¹⁵. Характерно и то, что, по мнению Ассера, его господин был чрезвычайно горд тем, что мог превзойти каждого из этих умельцев в мельчайших тонкостях его ремесла. Охота и в зрелые годы составляла его любимейшее развлечение, которое, давая отдохновение от государственных забот и недугов плоти, одновременно заставляла содержать при дворе целый штат сокольничих, доезжачих, загонщиков и ловчих²¹⁶.

Альфред считал, что человек благородного происхождения обязан обладать не только «воинскими навыками», но и тем, что он определял как «мудрость»²¹⁷. Когда, став королем, он открыл придворную школу, в которой наряду с его собственными детьми обучались доверенные его попечению дети уэссексской и кентской знати, он распорядился, чтобы мальчики были научены читать и писать на родном языке и латыни, «прежде, чем они усвоят воинские навыки (которыми являются охота и другие, потребные мужам, умения)»²¹⁸. В своем стремлении начинать обучение чтению и письму раньше, чем военному делу, Альфред шел в ногу с общеевропейскими педагогическими идеями IX-X вв.[25] Однако, а отличие от последних, он полагал необходимым продолжать занятия грамотой и после того, как юноша приобретет нужную будущему бойцу воинскую сноровку, поскольку полагал, что постижение «мудрости» должно сопровождать человека всю его жизнь. Жалуясь в своем знаменитом предисловии к «Обязанностям пастыря» на упадок образования в Уэссексе в момент его вступления на трон, Альфред использует «охотничью» метафору и, говоря о книгах, которые не могли быть прочитаны по причине повальной неграмотности, пишет: «И вот мы все еще можем видеть их следы, но не можем разгадать их, и поэтому мы потеряли и богатство, и мудрость, ибо не желали преклонить свои мысли к учению»²²⁰.

Сетуя, быть может, несколько преувеличенно, на ужасающее состояние грамотности в своем королевстве в дни его молодости, Альфред, вероятно, имел в виду и себя. Во всяком случае, по сообщению Ассера, исходившего, несомненно, от самого короля, «в то время, когда он был в должном возрасте и имел способности и досуг к учению, у него не было учителей» (magistros non habuerat). Чуть ранее биограф утверждает, что из-за «постыдного пренебрежения учителей... он оставался неграмотен до двенадцати лет или даже дольше»²²¹. Эти свидетельства, правда, могут быть поставлены под некоторое сомнение, если обратиться к другому эпизоду из детства Альфреда, рассказанному тем же Ассером. Однажды его мать Осбурх показала ему и его братьям украшенную прекрасными миниатюрами книгу древнеанглийской поэзии и пообещала отдать ее тому, кто быстрее всех выучит ее наизусть. Очарованный затейливым инициалом, открывавшим рукопись, и, как пишет Ассер, «воодушевляемый божественным вдохновением» (iтто divina inspiration), Альфред решил уточнить, правда ли это. Осбурх подтвердила, что говорила совершенно серьезно. «Он тут же взял книгу из ее рук, отправился к своему учителю и прочитал/выучил (legit) ее. Когда она была прочитана/выучена (Quo lecto), он вернулся с ней к матери и повторил ее наизусть»²²².

Если эта прелестная история действительно имела место, то в этот момент Альфреду было не более шести лет²²³ и он таки имел хотя бы одного учителя, достаточно грамотного и к тому же достаточно терпеливого для того, чтобы помочь шестилетнему ребенку заучить целый поэтический сборник. В одной из предшествующих глав биограф короля Уэссекса указывает также на то, что он настолько внимательно слушал героические песни, рассказываемые при дворе своего отца, что, уже будучи взрослым, мог без всякого труда воспроизводить их по памяти²²⁴.

Как бы то ни было, очевидно одно: для Ассера существенно было подчеркнуть, что уже в раннем детстве Альфред во всех отношениях превосходил своих братьев (пользовался всеобщей любовью, воспитывался только при дворе, обладал привлекательной внешностью и манерами, обладал превосходной памятью и склонностью к учению), что предвещало его будущие свершения и подвиги. И все же, в зрелые годы память иногда его подводила, поскольку он либо слегка подзабыл, либо не вполне точно пересказал Ассеру свое самое необыкновенное детское впечатление, связанное с первым путешествием в Рим и приемом, оказанным ему папой Львом IV (847—855). Фактическая сторона этого события передана «Англосаксонской хроникой» и Ассером следующим образом. В свойственной ей лаконичной манере «Хроника» под 853 годом сообщает: «И в том же году король Этельвульф послал сына своего, Альфреда, в Рим. Тогда римским папой был Лев, и он помазал его на царство и стал его крестным отцом при конфирмации»²²⁵. Ассер же добавляет, что Альфред в ходе паломничества своего отца примерно через два года побывал в Риме вторично²²⁶.

Рим и папство всегда имели для англосаксов особый смысл²²⁷. В своей знаменитой «Церковной истории» Беда Достопочтенный пространно поведал всем англосаксам о том, как они были спасены от вечного проклятия «апостолом англов», папой Григорием Великим (590—604), который отправил к берегам языческой Британии св. Августина и его спутников-миссионеров²²⁸. Любовь наместника св. Петра не осталась без ответа. Призванные римскими первосвященниками VII—VIII вв. благочестивые англосаксонские миссионеры Уиллиброрд, Виллибальд и в особенности св. Бонифаций несли слово Божие во Фризию и Германию и реформировали франкскую церковь в соответствии с пожеланиями Рима. Преданность папскому престолу находила выражение в непоколебимом следовании англосаксонской церкви римско-католической догматике и литургии, широком распространении культов свв. Петра, Андрея и Григория, а также в неиссякаемом потоке паломников, направлявшихся в «город апостолов» для поклонения многочисленным святыням. Начиная с конца VII столетия «многие англичане, благородные и простолюдины, миряне и клирики, мужчины и женщины» отправлялись в трудное путешествие к «вратам апостолов», с тем чтобы оказаться «достойными получить святое благословение на небесах»²²⁹. Среди них были и уэссексские короли. Первый, Кэдвалла (686—688), в возрасте тридцати лет внезапно отрекся от престола и отправился в Рим, где на Пасху 689 года крестился в присутствии папы Сергия I (ум. ок. 701), принявшего его из купели и ставшего его крестным отцом. Через неделю он скончался и был похоронен в соборе Св. Петра; впоследствии его гробница стала непременным объектом поклонения англосаксонских паломников²³⁰.

Преемник Кэдваллы, король Уэссекса Инэ, который считался основателем «саксонского подворья» (Schola Saxonum) в Риме²³¹, также отрекся от престола и вместе с женой Этельбургой кончил свои дни в одном из римских монастырей²³². Так что, отправляясь в центр западного христианства, Альфред лишь продолжил уже имевшуюся традицию.

Вместе с тем, мотивы Этельвульфа, пославшего сына и столь дальнюю и опасную дорогу[26] в столь нежном возрасте, остаются не до конца проясненными. Для составителей «Хроники» и Ассера главной целью этого путешествия была коронация (помазание на царство) мальчика. Очень маловероятно, однако, чтобы Этельвульф так откровенно отличил бы самого младшего сына, рискуя тем самым вызвать по меньшей мере неудовольствие его старших братьев. Сохранившийся отрывок из письма папы Льва IV Этельвульфу позволяет пролить свет на то, что произошло с Альфредом в 853 году. Уведомляя короля Уэссекса о том, что «мы благосклонно приняли твоего сына Альфреда», римский первосвященник далее сообщает, что он как «духовный сын» был «удостоен, согласно рангу римского консула, военного пояса (cingulum) и консульского облачения, ибо предал себя в наши руки»²³⁴. Судя по всему, Лев IV действительно принял Альфреда с большим почетом, что должно было не только произвести грандиозное впечатление на юного принца и его окружение, но и обеспечить признательность и расположение его отца. Помимо всего прочего, папа стал его восприемником при конфирмации; церемония же облачения в консульские одежды вполне могла ассоциироваться у не слишком сведущих в тонкостях ритуала англосаксов с «помазанием на царство». Возможно, что даже в 890-х годах зрелый Альфред продолжал верить в то, что маленьким мальчиком был коронован римским первосвященником, получив тем самым высшую санкцию на предначертанное ему величие.

Сказанное тем не менее никак не свидетельствует о том, что главной целью Этельвульфа было обеспечение славного будущего своего младшего сына. Включение Альфреда в состав уэссексского посольства в Рим, вероятно, могло быть своеобразным «жестом доброй воли» по отношению к папскому престолу, благосклонности которого Этельвульф надеялся добиться накануне собственного паломничества к «вратам апостолов». Это, разумеется, не более чем предположение, которое, однако, хорошо вписывается как в общий контекст англо саксонской истории середины IX столетия, так и в канву личных обстоятельств тогдашнего главы уэссексской королевской фамилии.

В 853 году Этельвульф находился на вершине могущества и славы. Двумя годами ранее войска Уэссекса под его началом нанесли сокрушительное поражение скандинавам в битве при Аклее[27]. Это была первая крупная неудача норманнов в открытом полевом сражении, причем настолько основательная, что хронист имел все основания гордо охарактеризовать ее как «самый большой разгром языческой армии, о котором когда либо слышали до сего дня» (þær þæt mæste wæl geslogon on hæþnum herige þe we secgan hierdon oþ þisne ondwear dan dæg)²³⁶. Слухи о нем получили европейское распространение. Один из составителей «Сен-Бертинских анналов», епископ Труа Пруденций, заключил одну из печальных погодных записей, повествовавших о разрушениях, причиненных маврами и норманнами в земле франков, хвалами небесам за англосаксонскую победу над скандинавами «с помощью Господа нашего Иисуса Христа»²³⁷. Уже упоминавшийся аббат Феррье Луп также приветствовал победу при Аклее, около 852 года направив Этельвульфу послание, в котором превозносил справедливость и мощь его оружия, «упроченного Господом против Христовых недругов»²³⁸.

Последние строки его письма знаменательны. Излагая свою просьбу по поводу олова для ремонта церкви Св. Петра и обещая вместе с братией молиться о за здравие уэссексского правителя, Луп пишет: «Мы, как уже нами указывалось, будем готовы предоставить тебе все, что ты пожелаешь нам приказать»²³⁹. Можно предполагать, что речь идет о предоставлении гостеприимства потенциальному паломнику, а это означает, что Этельвульф начал подготовку к своему путешествию в Рим практически сразу же после битвы при Аклее. Такое предположение косвенно подтверждается и тем, что свое письмо уэссексскому правителю Луп предпочел послать не как аббат прославленного Феррье, а как настоятель значительно менее известного монастыря Св. Юдока, расположенного на берегу Па-де-Кале (ныне Сен-Жозе-сюр-мер, близ г. Этапль). Это аббатство, находящееся неподалеку от главного порта северо-восточной Галлии, г. Квентовик, было основано за полвека до этого знаменитым Алкуином²⁴⁰. Называя себя именно настоятелем Св. Юдока[28], Луп, видимо, хотел напомнить королю Уэссекса об услугах, уже оказанных им и его предшественниками англосаксонским паломникам, направляющимся в Рим, и заверить о продолжении подобных услуг в будущем. Путешествие младшего сына Этельвульфа в свете вышеизложенного вполне могло быть предварительным сигналом папскому престолу о готовящемся паломничестве самого короля. Более того, исходя из того, что Альфред был не только провозглашен «римским консулом», но и стал «духовным сыном» наместника Св. Петра, который был его восприемником при конфирмации, соблазнительно думать, что Этельвульф стремился создать особые духовные узы между папством и своей семьей. Посылая сына в долгое и опасное путешествие, он сделал в сторону святого престола впечатляющий жест любви и доверия: ведь он фактически вручал Альфреда попечению папы. Провозгласив того своим «сыном», пусть и духовным, Лев IV совершенно в духе традиции реципрокных обменов эпохи раннего Средневековья принес Этельвульфу ответный дар, создав тем самым духовную связь двух «отцов». В этом, на мой взгляд, и могла состоять главная цель детского паломничества Альфреда в Рим.

Альфред возвратился в Уэссекс весной 854 года и вместе с семьей праздновал Пасху в королевском «дворце» в Уилтоне (графство Уилтшир)²⁴². 22 апреля здесь состоялся большой уитенагемот под председательством короля Этельвульфа, там присутствовали епископы Шернборна Эалстан и Винчестера Свитхуи, четверо принцев, три элдормена, два аббата, священник и около дюжины королевских тэнов. Основной целью собрания было утверждение целого ряда земельных грамот и привилегий церковным корпорациям, включая удивительное постановление короля, решившего перед отъездом с «великой пышностью» в Рим «передать на правах бокленда десятую часть его земель по всему его королевству во славу Господа и для его собственного вечного спасения» (þу ilcan geare gebocude... teoþan dæl his londes ofer al his rice Gode to lofe 7 him selfum to ecere hælo)²⁴³. В интерпретации Accepa, «король освободил десятую часть всего своего королевства от всех королевских служб и податей... ради спасения своей души и [душ] своих предшественников»²⁴⁴. Если пожалование Этельвульфа ничем не отличалось от обычной практики предоставления боклендов, это означало следующее: из коронных земель навсегда изымалась десятая часть, и они освобождались от всех государственных служб, за исключением «тройной повинности» (участие в фирде, строительство мостов и укреплений).

«Децимация» Этельвульфа представляла собой чрезвычайно богатое, даже расточительное, дарение. Хотя «Англосаксонская хроника» и Ассер подчеркивали религиозную его мотивацию, получателями пожалований, как показывает анализ грамот, выступали отнюдь не только представители духовенства, но и светская знать. Особый интерес в этой связи вызывает относящаяся к 855 году грамота Этельвульфа, в которой он пожаловал своему тэну по имени Дунн деревню и десять «югеров» (ingera) земли близ Рочестера, «принимая во внимание то, что десятую часть земель... я приказал отдать другим моим тэнам (pro decimatione agrorum quam... ceteris ministris meis facere decreui)»²⁴⁵. Последняя фраза ясно указывает на размер королевской щедрости.

Такое необыкновенное пожалование, разумеется, требует объяснения. Раздача земель в бокленд, как мы видели, в середине IX столетия предполагала систему взаимных отношений и обязательств глафорда и бенефициария: от первого ожидались новые пожалования, от второго — верность и служба. В случае с духовенством имелась в виду служба духовная, а именно — молитвы за здравие живущего и за упокой души умершего. Ряд грамот, фиксирующих податные привилегии, данные Этельвульфом церкви, показывают, каким образом духовенство собиралось осуществлять свою службу. Moнахи и священники королевства клялись в том, что каждое воскресенье они будут распевать пятьдесят псалмом за короля Этельвульфа и отслуживать две мессы: Deus qui iustifias impium во здравие короля (за упокой души была избрана другая месса) и Pretende domine во здравие его епископов и элдорменов²⁴⁶. Однако короля гораздо больше интересовала признательность тэнов. Возможно, он надеялся на то, что пожалованная им земля будет впоследствии подарена церкви и в конечном счете обернется новыми молитвами и мессами. Но, помимо этого, грандиозная «децимация» Этельвульфа имела и более земное основание: обеспечить, по формулировке одной из кентских грамот 855 года, «смиренное повиновение и верность [королю] во всем»²⁴⁷. Чтобы глубже понять. мотивы действий уэссексского короля в 854—855 годах, следует также иметь в виду, что, в отличие от своих предшественников Кэдваллы и Инэ, он собирался в паломничество не с целью принять монашеский чип в одном из римских монастырей, а вернуться назад и вновь управлять своим королевством. Очевидно, что, раздав десятую часть коронных земель своим духовным и светским вассалам, Этельвульф надеялся обеспечить, как благосклонность Господа в предстоящем путешествии, так и преданность знати в период своего отсутствия — благоразумная, хотя, как показали дальнейшие события, и тщетная предосторожность.

Но, прежде чем тронуться в путь, необходимо было еще решить несколько практических вопросов, главным из которых была проблема управления «Большим Уэссексом» во время его пребывания в Риме. Смерть старшего сына Этельвульфа, Этельстана, между 851 и 854 годами, несомненно, должна была усилить напряжение при дворе. Примерно в это же время среди свидетелей хмельных пожалований с латинским титулом dux[29](буквальный эквивалент древнеанглийского «элдормен»), что ясно свидетельствует о выполнении каких-то, административных функций, появляется ставший эвентуальным наследником престола Этельбальд. Учитывая неопределенность сложившегося в Уэссексе порядка престолонаследия, он, однако, никак не мог рассчитывать на однозначность намерений своего отца, тем более что в 854 году титул элдормена получил и его младший брат, Этельберт²⁴⁹. Этельбальд, видимо, рассчитывал наследовать старшему брату в качестве вице-короля Кента: именно таким статусом обладал молодой Этельвульф в период правления Эгберта. Но Этельвульф счел за лучшее разделить власть между двумя сыновьями на период своего отсутствия: Этельбальд становился правителем собственно Уэссекса, а Этельред — юго-востока (Кент, Суссекс, Серри, Эссекс), оба с титулом rех[30].

Примерно в это же время Альфред потерял мать[31]. Её смерть прошла незамеченной «Англосаксонской хроникой», что неудивительно, учитывая относительно низкий статус жены короля в Уэссексе IX столетия²⁵². Молчание Ассера на сей счет менее объяснимо. Но, так или иначе, реакции Альфреда на это печальное событие мы не знаем: какие бы воспоминания о матери ни сохранились у него в зрелости, он оставил их при себе.

Поздней весной 855 года, сопровождаемый многочисленной свитой и нагруженный великолепными дарами для папы и Св. Петра, король Этельвульф отправился в Рим²⁵³. В числе его сопровождающих был и семилетний Альфред. В отличие от его первой поездки в «вечный город», присутствие юного принца в свите Этельвульфа на сей раз более объяснимо. Владыка «Большого Уэссекса», несомненно, был хорошо осведомлен о приеме, оказанном его сыну двумя годами ранее, и хотел вступить в Рим бок о бок с «духовным сыном» Льва IV. Альфред был как бы живой связью между уэссексским королем и папством, и Этельвульф, конечно, был крайне заинтересован в упрочении этой связи. Кроме того, дополнительным мотивом, вероятно заставившим его подвергнуть младшего сына опасностям второго тяжкого путешествия через всю Европу, могла стать смерть Осбурх, которая случилась как раз накануне паломничества Этельвульфа. Определенную роль, видимо, сыграли и отцовские чувства Этельвульфа[32]. Вновь оказавшись в Риме, Альфред, в свою очередь, получал возможность не только вознести молитвы за мать на гробнице апостола, но и упрочить свой уникальный среди детей Этельвульфа статус «римского консула» и «сына» Св. Петра.

После высадки в Квентовике и остановки в аббатстве Св. Юдока Этельвульф со свитой оказались при дворе Карла Лысого (к нему, видимо, загодя были отправлены гонцы, предупредившие его о планах Этельвульфа). Согласно сообщению «Сен-Бертинских анналов», королю Уэссекса был оказан «почетный прием». После пиров и обязательного обмена подарками Карл наделил Этельвульфа «всеми необходимыми припасами и приказал проводить его к границам своего государства со всеми полагающимися королю почестями»²⁵⁵. Далее паломники вступили на территорию, принадлежавшую старшему брату Карла Лысого, Лотарю, чья тяжелая болезнь и скорая смерть осенью того же года были возвещены появлением двух «хвостатых звезд»²⁵⁶. Вызванная этой ситуацией некоторая политическая нестабильность в южной Бургундии, Провансе и Ломбардии означала, что англосаксонские пилигримы не могли полностью рассчитывать на покровительство императора во время остатка пути до Рима. Однако им повезло: в монастыре Сан-Сальваторе к ним присоединился опытный проводник — бывший аббат Прюма Марквард, с которым они благополучно добрались до Павии, а за тем и до Рима²⁵⁷.

Здесь их ждало большое разочарование — «духовный отец» Альфреда, папа Лев IV, скончался 17 июля 855 года, когда Этельвульф и его свита еще пользовались гостеприимством Карла Лысого. Тем не менее прибывшие из Уэссекса паломники провели в Риме целый год, очевидно, посвящая основное свое время посещению бесчисленных соборов, церквей и монастырей²⁵⁸. Для пришельцев из Северной Европы Рим середины IX в. должен был казаться городом колоссальным, тем более что в своих родных краях ничто не могло подготовить, их к правильному восприятию величины Вечного города[33]. Самый большой англосаксонский эмпориум этого времени — будущий Лондон (Lundenwic), расположенный вдоль современного Стренда, представлял собой поселение площадью не более 60 га, в котором проживало около тысячи человек²⁶⁰. А крупнейший торговый центр Уэссекса, Хэмвич (Натwic), в период своего расцвета занимал всего 45 га²⁶¹ и легко мог бы уместиться в термах Каракаллы. Но еще больше, чем сама величина города, на них, очевидно, должны были произвести впечатление встречающиеся на каждом шагу античные базилики, памятники и общественные здания. Нечто подобное Этельвульф и Альфред могли видеть и в Британии, но размеры... Даже в период упадка Рим представлялся англосаксам скорее творением гигантов прошлого, нежели поселением их современников²⁶².

Правда, паломников из Уэссекса интересовали, скорее всего, отнюдь не римские антики: они пришли не в город цезарей, а в город апостолов. Один собор Св. Петра содержал неисчислимое количество святых реликвий и обычных драгоценностей из золота и серебра. Буквально каждый сантиметр его полов и стен был украшен мозаиками и фресками, которые должны были свидетельствовать о богатстве и влиянии папства. Но и британские гости оказались в Риме не с пустыми руками. Жизнеописание римских понтификов второй половины IX столетия любовно перечисляет дары, которыми Этельвульф осчастливил римскую курию: корона из чистого золота весом в четыре фунта, искусно инкрустированный золотом меч с ножнами, подбитая пурпуром туника с вытесненными на ней золотыми ключами, золотой кубок и множество шерстяных плащей. Уэссексский король, помимо этого, совершал публичные раздачи серебра и золота, демонстрируя как духовенству, так и мирянам впечатляющие примеры благочестия и щедрости²⁶³.

Получив аудиенцию у нового папы Бенедикта III (855—858), Этельвульф со свитой покинули Рим в начале июня 856 года. Но возвращение Альфреда домой затянулось на несколько месяцев, и, когда он наконец достиг берегов Британии, у него уже была двенадцатилетняя мачеха, а Уэссекс стоял на пороге междоусобицы. Юный принц оказался беспомощным свидетелем борьбы за власть между отцом и самым страшим братом, Этельбальдом.

На обратном пути паломники задержались при дворе Карла Лысого на несколько месяцев, в течение которых шли переговоры о брачном альянсе, который должен был скрепить политический союз Уэссекса и западно-франкского королевства. В июле Этельвульф обручился с дочерью Карла Лысого, Юдифью, а еще через три месяца, 1 октября 856 года, состоялась свадьба²⁶⁴. Для нас может показаться странной женитьба пятидесяти летнего вдовца на двенадцатилетней девочке. Однако в IX в. это было совершенно в порядке вещей (Юдифь уже достигла или почти достигла брачного возраста)[34], тем более, если речь шла о матримониальном союзе, имевшем династийные или государственные мотивы. Действительные цели уэссексско-франкского сближения тем не менее остаются не вполне ясными, поскольку для него, на первый взгляд, не существовало ни недавних прецедентов, ни очевидных причин. Некоторыми исследователями в качестве главного побудительного мотива заключения брака между Этельвульфом и Юдифью называлось нарастание скандинавской агрессии против обоих государств²⁶⁶. Однако в нашем случае норманнская опасность могла скорее разъединять, нежели сближать Этельвульфа и Карла. Дело в том, что ко времени заключения брака между уэссексским королем и Юдифью викинги представляли для Карла больше потенциальную, чем реальную угрозу. Несмотря на то что в начале 850-х годов активность датских викингов в бассейнах Луары, Сены и Шельды несколько возросла, их нападения в целом носили все еще локальный, ограниченный по времени и спорадический характер. Гораздо больше беспокойства доставляли Карлу распри с братом Людовиком по поводу Аквитании и с сыновьями покойного Лотаря вокруг его наследства, а также очередной раунд попыток подчинить Бретань²⁶⁷. И хотя «Сен-Бертинские анналы» с горечью констатировали разорение окрестностей Бордо в 855 году и Орлеана в 856 году, Карл счел угрозу достойной ответа только тогда, когда большой датский флот в августе 856 года поднялся вверх по Сене на расстояние удара по Парижу и королевским поместьям в бассейне Уазы. Этельвульф и Альфред как гости короля вполне могли наблюдать за приготовлениями Карла к войне или даже принять участие в походе, в котором франки «разбили норманнов наголову», хотя и не смогли выбить их с захваченного ими плацдарма в Жефоссе²⁶⁸.

Даже если бы Карл Лысый собирался оказать викингам, нападающим на отдельные области его королевства, более жесткое сопротивление, союз с Уэссексом вряд ли смог бы ему помочь. Более того, в том, что касалось норманнов, интересы западных франков и западных саксов в определенном смысле были прямо противоположны. Викинги в это время жаждали не большой войны, а большой наживы. Как текущая вода, они искали места наименьшего сопротивления и немедленно устремлялись туда, где можно было без особых хлопот эту наживу найти. Даже их активизация в середине 850-х годов в королевстве Карла Лысого была своеобразным отражением их поражений в Британии несколькими годами ранее[35]. Учитывая все это, а кроме того, собственные весьма скромные успехи в борьбе с норманнами, Карл мог идти на объединение усилий с Этельвульфом почти исключительно из желания поднять свой престиж браком дочери с получившим европейскую известность героем битвы при Аклее.

Что касается уэссексского короля, у него также не было никакой необходимости в оборонительном союзе с Карлом Лысым. Не нужны ему были и новые наследники. Более правдоподобным в свете складывающейся в Уэссексе ситуации представляется предположение о том, что Этельвульф женился на Юдифи из-за того, что нуждался в материальной и, возможно, военной поддержке западнофранкского короля для разрешения внутриполитического кризиса, который поставил под вопрос само продолжение его правления. Как сообщает Ассер, «в то время, как король Этельвульф в течение столь короткого времени (tantillo tempore) пребывал за морем, к западу от леса Селвуд происходит позорное, противное нравам всех христиан событие. Ибо сообщают, что король Этельбальд и Эалстан, епископ Шернборна, вместе с Эанвульфом, элдорменом Сомерсета, составили заговор, чтобы никогда не принимать короля Этельвульфа в его королевство по возвращении из Рима»²⁷⁰. Речь, видимо, шла о том, чтобы полностью отстранить Этельвульфа от власти, провозгласив его преемником Этельбальда. К сожалению, биограф Альфреда ничего не говорит о том, был ли заговор инспирирован епископом и элдорменом, или неблагодарный сын задумал предательство единолично. Сам Ассер, судя по всему, склонялся к последнему мнению, поскольку не мог представить в роли изменника своего уважаемого предшественника по шернборнской кафедре²⁷¹. Действительно, если задаться традиционным вопросом: Cui bопо?, ответ будет очевиден. Вспомним, что при своем отъезде в Рим Этельвульф сделал Этельбальда королем собственно Уэссекса, а Этельберта — королем юго-востока. Хуже того, оставив Этельбальда управлять лишь западными графствами, Этельвульф откровенно дал понять своему старшему сыну, что короны «Большого Уэссекса» ему не наследовать. Даже исконные уэссексские земли могли уйти от него, если принять во внимание особые отношения, явно складывавшиеся у Этельвульфа с младшим сыном, Альфредом. Все эти соображения, замешанные на обиде и амбициях, вполне могли подвигнуть Этельбальда на открытое выступление против отца. В начинающемся мятеже ему почти нечего было терять, зато приобрести он мог все, особенно при поддержке таких могущественных людей, как епископ Эалстан и элдормен Эанвульф.

Менее ясно, что надеялись получить в результате свержения старого короля эти магнаты. Если судить по их положению в списках свидетелей королевских грамот, в 40-е — начале 50-х годов оба они пользовались полным доверием и несомненной благосклонностью Этельвульфа и были, вероятно, его двумя ближайшими советниками[36]. К моменту «позорного события» Эалстан возглавлял крупнейший диоцез англосаксонской церкви уже в течение тридцати восьми лет. Его служба Этельвульфу восходила по крайней мере к 82 году, когда епископ помог молодому этелингу получить титул вице-короля Кента²⁷³. Эанвульф также долго и верно служил королям Уэссекса, став элдорменом Сомерсета не позднее, чем в 838 году²⁷⁴. Почему же эти люди предали своего господина? Здесь мы можем только строить предположения. Надо думать, что отчасти ими двигала забота о благе королевства. Этельвульф старел, а Уэссекс начинал испытывать растущее давление викингов. В этой ситуации признанный воин Этельбальд[37] был естественным преемником своего отца. Но, возможно, они и не были столь бескорыстны, приняв сторону старшего принца в надежде на новые пожалования и почести.

Гражданской войны и анархии тем не менее удалось избежать. По свидетельству Ассера, заслуга компромисса принадлежала уэссексской знати и «несказанной снисходительности» (nimia dementia) короля Этельвульфа. Не особенно надеясь, видимо, на поддержку своего тестя, он, по совету всех уитанов, согласился на то, чтобы Этельбальд остался королем «старого Уэссекса», а сам стал править юго-востоком вместо Этельберта²⁷⁶. Ηа самом деле, это было поражение Этельвульфа, который оказался лишенным трона своих предков. Даже Ассер, сетуя на «беззаконного и алчного сына», вынужден был признать, что «западная часть саксонской земли всегда была более важна, чем восточная» (nam occidentalis pars Saxoniae semper orientali principalior est)²⁷⁷.

А что же Альфред? Вряд ли восьмилетний ребенок мог досконально разобраться в реальном смысле происходивших вокруг него событий. Однако предательство его старшего брата, по-видимому, произвело на него сильное впечатление, сохранившееся на всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, в своей интерполяции в древнеанглийский перевод «Утешения философией» Боэция он эмоционально заявлял: «Для человека весьма приятно иметь жену и детей, и все же многие дети появляются на свет, чтобы умертвить своих родителей, ибо нередко женщина умирает родами, не успев воспитать свое дитя; и более того, как мы знаем, давным-давно произошло самое редкое и противоестественное злодеяние, а именно, что сыновья составили заговор против своего отца. Нет, даже худшее: мы слышали древнюю историю о том, как некий сын убил своего отца... Это был бесчеловечный поступок»²⁷⁸. Пример отца вполне может объяснить и то, что, обзаведясь собственными детьми, Альфред всегда держал их на коротком поводке. Описывая его двор, Ассер специально подчеркивает, что сыновья и дочери Альфреда всегда были послушны своему родителю²⁷⁹.

О последних двух годах «царствования» Этельвульфа с определенностью мы знаем очень немного, и совсем ничего неизвестно о том, что происходило во взаимоотношениях Альфреда с отцом, мачехой и братьями. Первым дошедшим до нас актом Этельвульфа по возобновлении его правления было распоряжение, чтобы «Юдифь, дочь Карла, принятая им от ее отца, до конца его жизни занимала королевский трон подле него». Замечание Ассера о том, что Юдифь взошла на престол «без всякого несогласия или неудовольствия со стороны его вельмож»²⁸⁰, может в действительности свидетельствовать о прямо противоположном отношении англосаксонской знати к появлению в Уэссексе королевы, тем более иностранки. Как уже указывалось, статус жены короля в уэссексском обществе IX столетия, в противоположность VII—VIII вв.[38], был относительно невысок. Поэтому объявление Юдифи королевой, вопреки сложившейся в Уэссексе традиции²⁸², должно было быть болезненно встречено семьей и приближенными Этельвульфа. Видимо, этот шаг был сделан по настоянию Карла Лысого, стремившегося обеспечить защиту дочери от потенциальных опасностей на чужбине. Отчасти он оказался прав, поскольку королевский титул Юдифи еще сыграет определенную роль в ее дальнейшей судьбе.

Последним же деянием Этельвульфа, которое нам известно, было составление духовной. Ее фрагменты сохранились у Ассера и в завещании Альфреда Великого. Что касается епископа Шернборна, то он дает лишь краткое резюме распоряжений уэссексского короля, подчеркивая его политическую мудрость и благочестие. Судя по сообщению Ассера, Этельвульф, как и составители королевских генеалогий, до самого конца продолжал считать себя правителем всего Уэссекса, потому что прежде всего позаботился о том, чтобы разделить свое королевство, включая западные графства, а также собственность таким образом, который исключил бы ненужные ссоры между его сыновьями после смерти их отца (ne sui filii post patris obitum indebite inter se disceptarent)²⁸³. Этельбальд должен был остаться королем «старого Уэссекса» — простая констатация сложившегося положения вещей, — а Этельберт получал в управление юго-восток вместе с коронными землями в Кенте. Личные земельные владения Этельвульфа в самом Уэссексе в качестве единой наследственной массы завещались совместно Этельбальду, Этельреду и Альфреду на условиях тонтины²⁸⁴. Возможно, старый король вообще хотел разделить королевство с тем, чтобы Этельберт и его преемники навсегда стали бы только государями Кента, а остальные три сына правили бы Уэссексом по очереди, пока оставшийся в живых не получил бы все. Если это так, то его желанию не суждено было сбыться.

Завещательные распоряжения Этельвульфа для спасения собственной души включали в себя отчуждение десятой части его собственности для того, чтобы кормить и одевать бедных. Кроме того, он приказал ежегодно переправлять в Рим 300 золотых манкузов[39], с тем чтобы треть из них тратилась на покупку масла для лампад в соборе Св. Петра, треть — на то же самое в соборе Св. Павла, треть — в пользу «всеобщего апостолического папы» (universali рарае apostolico)²⁸⁶. Как видно, несмотря на то что оно неимоверно дорого обошлось ему и как венценосцу, и как человеку, Этельвульф нисколько не жалел о своем паломничестве в Рим.

Такую же неколебимую приверженность к римскому престолу пронес через свою жизнь и Альфред. Но паломничество Этельвульфа и его последствия должны были преподать юному принцу суровый политический урок, который, вероятно, стал той опорой, которая помогала ему противостоять искушению вновь побывать в «городе апостолов». Он так никогда и не последует примеру Кэдваллы, Инэ и своего отца.