Король Альфред, несомненно, был человеком весьма амбициозным и не мог ограничиться просто обороной «Большого Уэссекса» от скандинавских нападений. Какой бы собственный имидж он ни пытался сформировать в своих литературных произведениях и переводах, в действительности, скорее всего, он оставался типичным раннесредневековым правителем, которого обуревали не только мысли о вечном блаженстве в Царствии Небесном, но и жажда вполне мирской славы. Одновременно, ничуть не меньше, чем его дед или отец, Альфред стремился к преумножению престижа «дома Кердика», для чего ему было необходимо распространение своей власти и влияния на соседние территории. В 880-х годах он получил возможность осуществить это.
Примерно за пятнадцать лет «великая армия язычников» коренным образом изменила политическую карту Англии, оставив на ней фактически лишь одно самостоятельное государство — Уэссекс — и создав своеобразный «вакуум власти» во всех остальных королевствах центральной и юго-восточной части страны. На первый взгляд, мир между Альфредом и Гутрумом и образование Области Датского права должны были способствовать стабилизации положения Уэссекса. На практике, однако, заключение договора в Уэдморе поставило перед уэссексским королем массу новых, не менее сложных, чем прежде, проблем. Удовлетворятся ли «даны» Восточной Англией и частью Мерсии? Будет ли Гутрум/Этельстан верен клятве, данной своему крестному отцу, и сможет ли он эффективно контролировать всех викингов, находящихся под его властью? Кто будет владеть западной частью Мерсии после смерти норманнского ставленника, Кеолвульфа II? И самое главное — как обеспечить лояльность своих собственных подданных и избежать повторения драматических событий зимы 878 года, когда не все из них проявили необходимую преданность своему господину? В поисках ответа именно на эти вопросы Альфред Великий не только расширил пределы «Большого Уэссекса» территориально, но и приступил к трансформации всей государственно-политической структуры англосаксонского мира.
На практике мир в Уэдморе оказался крайне не прочным, несмотря на то что и Альфред, и Гутрум, как кажется, рассчитывали с его помощью обеспечить взаимовыгодные экономические и политические контакты438. Крестный сын Альфреда оказался не в состоянии, даже если бы и захотел, полностью пресечь новые налеты скандинавов на Англию, и они спорадически продолжались, охватывая прибрежные районы Уэссекса, Суссекса, Кента и Эссекса в течение 80-х годов IX в. Их масштабы тем не менее не шли ни в какое сравнение с опустошениями, которые произвела «великая армия», и чаще всего носили сугубо локальный характер. Для составителей «Англосаксонской хроники», описывавших события этого времени, они представляли собой не более чем досадные случайности, едва ли заслуживающие регистрации. Гораздо большее их внимание привлекали рейды норманнов в северной и северо-восточной Франции, малейшие перипетии которых они фиксировали с особой тщательностью439. И все же они продолжались и требовали от Альфреда ответных действий. В частности, если бы не случайное упоминание в датировке одной из грамот, мы бы никогда не узнали о том, что в 882 году король находился в походе близ Эпсома, в Серри (in expeditione in loco qui Hebbeshamm appellatur)440. Даже более крупные военные предприятия Альфреда этого периода окутаны туманом неопределенности. Например, некоторые списки «Хроники» мимоходом упоминают удачную осаду Альфредом Лондона в 883 году441, но ничего не сообщают о том, кого он осаждал или что спровоцировало военные действия.
Кроме того, следует иметь в виду откровенную избирательность составителей «Хроники», предпочитавших не замечать одни события и обращать специальное внимание на другие, лучше им известные, или, быть может, представлявшие особый интерес для самого короля. Так, хотя экспедиция Альфреда в Серри в 882 году была ими проигнорирована, другое военное событие того же года откомментировано достаточно подробно: «Король Альфред вышел с судами в море, и сражался с четырьмя командами [кораблей] данов, и захватил два из них, убив находившихся там людей, а две других команды сдались ему после того, как понесли большие потери убитыми и ранеными»442. Вне всякого сомнения, эпизод попал в «Хронику» исключительно из-за личного присутствия короля на поле боя, поскольку для всего IX столетия в ней отмечено лишь четыре морских сражения; в трех из них зарегистрировано участие Альфреда443. Судя по этим сообщениям, стычка 882 году была вполне типичной для морских схваток этого времени. В аналогичных обстоятельствах англосаксонский флот под командованием старшего брата Альфреда, Этельстана, и кентского элдормена Эалхерг в 851 году «разгромил большую армию... и овладел девятью кораблями» (micelne here ofslogon...7 .ix. scipu gefengun) в прибрежных водах вблизи Сэндвича444. Сам Альфред летом 875 года, встретившись с норманнским отрядом из семи судов, потопил одно и отогнал от побережья остальные445. Его победа 882 года была более весома: он не только захватил четыре судна, но и почти полностью уничтожил их экипажи.
Учиненное Альфредом кровопролитие было следствием природы морской войны эпохи раннего Средневековья. Боевые корабли IX столетия практически во всем походили на торговые суда, за исключением скорости и некоторых элементов такелажа. В отличие от греческих трирем или современных боевых кораблей, они не были предназначены для выведения из строя или потопления судов противника. В результате битва на море не слишком отличалась от сухопутного сражения; в обоих случаях исход зависел от рукопашной схватки. При сближении двух флотилий экипажи судов обменивались стрелами или дротиками, а затем начиналось настоящее дело: корабли соприкасались бортами и притягивались друг к другу специальными крючьями, воины перепрыгивали на борт судна неприятеля и вступали в рукопашный бой. Битва заканчивалась, когда один из противников либо сдавался, либо нес такие потери, что не мог покинуть поле боя446. Такого рода баталии могли иметь место только при спокойном море, поэтому надо предполагать, что морские сражения, в которых Альфред принимал участие, происходили в прибрежных водах, возможно, даже в устьях рек.
Четыре корабля, которые Альфред захватил в 882 году, вряд ли могли представлять для его королевства серьезную угрозу. Иное дело — армия скандинавов, внезапно обрушившаяся на Рочестер (Hrofesceastre) тремя годами позже. Судя по всему, ее основу составили профессиональные викинги, с начала 80-х годов нападавшие на северное побережье Франции. Высадившись у Медуэя, они попытались с налету овладеть Рочестером, но были остановлены стойким сопротивлением жителей. «Даны» вынуждены были перейти к осаде, выстроив напротив городских ворот укрепленный рвом и частоколом лагерь447.
Реакция Альфреда была мгновенной и застала скандинавов врасплох: совершив быстрый марш на восток, он не только занял их укрепления, но и отобрал их лошадей, освободив к тому же захваченных ими пленников. Часть «данов» ретировалась к своим кораблям и поспешила восвояси, другая заключила с Альфредом перемирие. Но, как и обычно, клятвы и выдача заложников не помешали им еще дважды в этом году совершать нападения во всем обширном районе, прилегающем к южным берегам Темзы448. Для «данов» Восточной Англии создалась благоприятная ситуация для расширения своих владений. Нарушив мир, восточно-английские норманны вторглись в Эссекс, а затем объединились с викингами из Рочестера, создав укрепленный лагерь в Бенфлите (Beamfleote), к северу от устья Темзы. Положение стало угрожающим, поскольку Альфред должен был считаться с возможностью наступления объединенной армии как вверх по Темзе, так и в пределы коренных земель Уэссекса. К счастью, между новыми союзниками начались разногласия, закончившиеся отходом норманнов Гутрума обратно в Восточную Англию; скандинавы из Рочестера частью рассеялись, частью присоединились к своим товарищам, вернувшимся на континент449.
Поведение восточно-английских «данов» лишний раз подтвердило хрупкость договора в Уэдморе. Альфред надеялся связать вождя викингов узами личной верности и религиозного квазиродства. Теперь он вознамерился напомнить Гутруму, что его крестный отец способен не только щедро дарить, но и жестоко карать. В том же 885 году он отправил из Кента мощный флот для наказания Восточной Англии. Войдя в устье реки Стур (Stufe), он встретил отряд из шестнадцати норманнских судов. В короткой, но яростной схватке кентцы завладели кораблями, перебили их экипажи и захватили богатую добычу. Успех был полным, но кратковременным. По сообщению «Англосаксонской хроники» и Ассера, в тот же день новый флот «данов», спешно собранный «отовсюду» (mid þære)450, перехватил возвращающиеся домой кентские суда и уничтожил их451.
Перечисленные события продемонстрировали сохраняющуюся военную уязвимость Уэссекса, несмотря на то что к 885 году начатая Альфредом после битвы при Эддингтоне реформа сухопутного войска и флота, а также программа строительства бургов, безусловно, уже должны были принести определенные плоды. Во всяком случае, трудно представить себе, что Рочестер смог бы столь успешно противостоять осаде скандинавов, если бы его укрепления не были предварительно приведены в относительный порядок. Тем не менее безопасность его страны оставалась под угрозой, и именно этими соображениями, по-видимому, объясняется принятое Альфредом и исполненное в 886 году решение взять под свой полный контроль Лондон, занимавший стратегически важное положение на транспортных артериях южной Англии.
Следует заметить, что, начиная с 871/872 годов, когда «даны» покинули Уэссекс после поражения при Эшдауне и перезимовали в Лондоне, город несколько раз переходил из рук в руки. Пребывание здесь норманнов, по-видимому, не сопровождалось массовыми грабежами, поскольку они укрепились внутри старого римского города, в то время как основная масса населения концентрировалась в районе Олдвич, на Стренде452. Тем не менее по крайней мере два местных жителя вынуждены были закопать свои монеты возле современных мостов — Ватерлоо и Вестминстерского451. Неизвестно, эвакуировали ли викинги это укрепление после того, как в следующем году они покинули Лондон. Как мы уже знаем, во время раздела Мерсии в 877 году город остался под контролем их марионетки Кеолвульфа II, который создал здесь свой монетный двор. Одновременно, однако, лондонские монетчики в конце 870-х годов печатали деньги и для Альфреда Великого, что привело двух известных английских специалистов по нумизматике к выводу о том, что вплоть до 886 года Лондон представлял собой своеобразный «порто-франко»454. В 883 году Альфред успешно осаждал город, и, вполне возможно, не в первый раз455.
Не вполне понятно и то, как конкретно Альфред овладел Лондоном в 886 году. «Англосаксонская хроника» просто констатирует, что он «захватил» (gesette) город456. Ассер же, в свою очередь, сообщает о том, что это произошло «после сожжения городов и истребления населения» (post incendia urbium stragesque populorum), подразумевая, видимо, что захват Лондона явился кульминацией большой военной кампании457. Как бы то ни было, на этот раз Лондон окончательно был присоединен к уэссексской короне.
По словам шернборнского епископа, «Альфред, король англосаксов..., великолепно восстановил город Лондон и вновь сделал его обитаемым» (Aelfred, Angulsaxonun rex.., Lundoniam civitatem honorifice restauravit et habitabilem fecit)458. Как показывают археологические материалы, самым важным аспектом этого «восстановления» было перенесение ядра поселения со Стренда на восток, в границы римских стен. Одновременно на противоположном берегу реки начал возводиться бург Саутварк, что в сочетании с воссозданием укреплений в Чипсайде создавало непреодолимую преграду для возможного продвижения «данов» вверх по Темзе459.
А что же Гутрум? Королю восточно-английских «данов» оставалось жить всего четыре года. Он умрет в 890 году, и его смерть будет описана «Англосаксонской хроникой» языком, который напомнит читателю не только о том, кем был Гутрум в прошлом, но и о том, кем он стал благодаря Альфреду Великому: «И [в этом году] умер северный король Гутрум, который при крещении получил имя Этельстан. Он был крестным сыном короля Альфреда, и жил в Восточной Англии, и был первым [из «данов»], кто заселил эту землю»460. Несмотря на то что отношения Альфреда со своим крестником временами были достаточно бурными, в целом он мог быть удовлетворен произошедшей трансформацией викинга-язычника в некое подобие христианского короля.
В 886 году Альфред не ограничился только взятием Лондона. Мастерски использовав благоприятную ситуацию, он фактически продолжил менять как политические отношения с Мерсией, так и административную структуру «Большого Уэссекса». Инкопрорирование в ее состав Лондона, который долгое время находился под контролем мерсийцев, сопровождалось присягой уэссексскому королю «всех англосаксов, которые не были в подчинении у данов» (him all Angelcyn to cirde, þæt buton Deniscra monna hæftniede was)461. За три года до этого правитель свободной от норманнов части Мерсии элдормен Этельред формально признал Альфреда своим господином и покровителем462. Возможно, мерсийскии элдормен искал этого покровительства еще с 881 года, когда англосаксонская Мерсия подверглась опустошительному набегу армии уэльсского королевства Гвинедд463. В результате заключенного соглашения Альфред пришел на помощь и заставил Гвинедд признать свое господство. Епископ Ассер по этому поводу замечает, что уэльсский король «подчинился королю Альфреду на условии повиноваться ему в той же степени, как элдормен Этельред и мерсийцы» (Eadred, comitis, et Merciorum compulsi)464.
То, что присяга 886 года, как и подчинение англосаксонской Мерсии, не были простыми формальностями, подтверждается тем, что именно с этого момента в источниках появляется принципиально новая королевская титулатура, отличающаяся не только от формул, характеризующих власть англосаксонских королей VII—VIII вв., но и от титулов непосредственных предшественников Альфреда на троне Уэссекса. Наиболее отчетливо эта новизна проявляет себя в исходящих от него земельных грамотах и в биографическом очерке Ассера, в которых Альфред с конца 880-х годов называется или «королем англов и саксов» (Engla ond Saxna cyning), или «королем англосаксов» (rex Angul-Saxonum)465. С одной стороны, эта титулатура отражала сложившееся к этому времени положение вещей, когда под его контролем оказалась не только западная (англосаксонская) Мерсия, но и большая часть Уэльса, населенная не только англосаксами, но и кельтами. С другой стороны, она значительно расширяла территориально-политические горизонты «Большого Уэссекса», вбирая в себя всех христиан-англосаксов в противоположность язычникам-скандинавам. Сам Альфред, очевидно, хорошо осознавал ту вторую сторону своего положения «короля англосаксов», намеренно употребляя в своих переводах термины «Англия» (Angelkynn) и «английский» (Englisc) для обозначения подвластной ему земли и языка живущих на ней людей466. Той же точки зрения придерживались, несомненно, как Ассер, так и (быть может, в несколько меньшей степени) составители «Англосаксонской хроники». Сосредоточивая свое внимание на личности Альфреда Великого, и тот, и другие тем самым разрывали с узким, односторонне «уэссексским» взглядом на излагаемые события, превращая победы западных саксов над «данами» в победы христиан и «англичан» над «язычниками» и «врагами Господа».
Некоторые исследователи видят в использовании рассматриваемой терминологии не более чем «пропагандистский трюк» Альфреда и его ближайшего окружения, призванный скрыть тот факт, что в его правление никаких существенных изменений в политико-этническом развитии англосаксов не произошло467. В самом деле, вряд ли стоит считать, что в годы царствования Альфреда Великого родилось королевство Англия. «Экспериментируя», по выражению Ричарда Абельса, «с великолепными титулами»468, сам Альфред никогда полностью, как подтверждают материалы тех же грамот, не отказывался от традиционного, идущего со времен Инэ, титула «короля западных саксов»469. Тем не менее не приходится сомневаться в том, что изменения в титулатуре Альфреда, а затем и его ближайших преемников, были не столько «пропагандой», сколько текстуальным воспроизведением самой идеи единства англосаксов, которая уже очень скоро, в середине X столетия, с отвоеванием Области Датского права, воплотится в территориально политическую реальность.
Между тем в середине 880-х годов Альфред Великий столкнулся с самым серьезным за весь период его правления внутриполитическим кризисом, в основе которого лежали особенности существовавшего в «Большом Уэссексе» порядка престолонаследия, когда стабильность государства в решающей степени зависела от военных успехов его правителя и способности в случае необходимости удержать за собой власть силой оружия. Казалось бы, Альфред Великий в этом смысле мог быть вполне спокоен. Дело, однако, состояло в том, что все его победы над скандинавами, снискавшие ему небывалый престиж и солидные материальные преимущества, ни сколько не изменили фундаментальных для англосаксов представлений о королевской власти как о достоянии всего рода, а не отдельной личности. Любой этелинг по-прежнему имел формальное право заявить свои претензии на трон, и Альфреду просто повезло, что при кончине его брата Этельреда дети последнего оказались слишком малы для того, чтобы поколебать решимость знати провозгласить королем именно его.
В середине 880-х годов два сына Этельреда (Этельхельм и Этельвольд), имевшие, очевидно, определенную поддержку в среде знати, обвинили Альфреда в том, что он незаслуженно обидел их при разделе наследства короля Этельвульфа. Чтобы погасить возможный конфликт, ответить на упреки племянников и подтвердить свои права на спорные владения, Альфред собрал уэссексских уитанов на совет в Лонгандене (Langanden).
Все, что мы знаем об этом уитенагемоте, содержится в завещании Альфреда Великого, которое, вероятно, составлялось не только с целью зафиксировать распоряжения короля в отношении его собственности на случай смерти, но и для демонстрации уэссексскому «общественному мнению» того, что он обошелся со своими племянниками-этелингами совершенно справедливо и законно, с подобающим их званию уважением. Несмотря на то что к моменту проведения уитенагемота[64]Этельхельм и Этельвольд были, вероятно, подростками и не могли представлять настоящей угрозы правлению Альфреда, их обвинения имели вполне реальную государственно-политическую составляющую. На карту была поставлена не только честь правящего короля, но и его возможность распоряжаться движимой и недвижимой собственностью, что в обстановке продолжающихся столкновений со скандинавами было еще важнее. Судя по всему, юные этелинги дожидались неизбежной схватки за трон с сыновьями Альфреда в случае его внезапной смерти (на поле боя или от болезни). Поэтому их расчет, видимо, сводился к тому, чтобы, пристыдив короля, заставить его отдать спорные земли, которые можно было бы использовать для привлечения к себе новых сторонников, лишив одновременно такой возможности своих двоюродных братьев.
Ответом Альфреда Великого и стал уитенагемот в Лонгандене, который призван был стать демонстрацией как правоты самого короля, так и лояльности его подданных. После того как собранию было зачитано завещание короля Этельвульфа, Альфред обратился к уитанам с просьбой разрешить его спор с родственниками, дав клятву не таить зла на тех, кто скажет правду. «Никто не должен колебаться, — изрек король, — из любви ко мне или из страха передо мной, объявить, кто является в этом деле правым по обычаю (folcriht), чтобы ни один человек [впоследствии] не мог утверждать, что я был несправедлив по отношению к моим родичам, старшему или младшему». Члены уитенагемота после короткого размышления «все как один должным образом объявили и постановили, что они не могли, даже если бы захотели, найти никакой несправедливости ни в деяниях короля, ни таковых же в завещании (короля Этельвульфа — А.Г.)». После этого «все уитаны», присутствовавшие на собрании, дали в этом клятву, заверив ее своими подписями471.
Получив, таким образом, подтверждение своему титулу на спорную землю, Альфред затем обнародовал свое собственное завещание. Показателем того, что король прекрасно понимал, как с ним хотели поступить племянники, является более чем скромная наследственная масса, оставленная им Альфредом (Этельхельму и Этельвольду было каждому завещано по 100 манкузов золотом). Она не шла ни в какое сравнение с оставленными им Эдуарду Старшему огромными земельными массивами, включавшими 13 поместий в западной части Уэссекса, два в Серрее и все королевские бокленды в Кенте. Вместе с наследством второго сына Альфреда, Этельверда (17 поместий в Уилтшире, Сомерсете и Девоншире, а также почти все королевские бокленды в Корнуолле)472 они могли составить материальные средства, вполне достаточные для эвентуальной борьбы за престол.
Безусловно, обращение Альфреда к советникам с призывом свободно, невзирая на возможные последствия, высказывать свое мнение выглядит чуть искусственно, слегка напоминая официальную преамбулу последовавшего публичного спектакля. С этой точки зрения, вся процедура собрания в Лонгандене, вероятно, была продиктована не столько желанием короля действительно выслушать совет уитанов или засвидетельствовать их постановлением законность предпринятых действий, сколько получить от приближенных и соратников функциональный эквивалент современного «вотума доверия». Мы можем только гадать о том, исходя из каких соображений (страха, преданности или просто чувства справедливости) магнаты «Большого Уэссекса» поддержали своего короля. Но, как бы то ни было, кризис был преодолен.
Освободившись к началу 90-х годов от непосредственной необходимости обороны своей страны от норманнской опасности и укрепив свою власть, Альфред Великий смог обратиться к более мирным делам. По свидетельству Ассера, его двор в конце 880-х — начале 890-х годов был заполнен не только западными саксами, но и выходцами из Уэльса, Мерсии, Франкского королевства, Фризии, Ирландии, Бретани и даже Скандинавии, прельщенными слухами о щедрости «короля англосаксов»473. Действительно, приближенными Альфреда становятся выдающиеся европейские интеллектуалы того времени, которых привлекли не только щедрые дары и обещания высоких постов в церковной иерархии, но и задуманная королем обширная программа возрождения культуры и образования474; к его двору стекаются фризские моряки, франкские ремесленники и скандинавские купцы. Норвежец Отхере и фриз Вульфстан развлекают Альфреда своими рассказами о путешествиях в датский Хедебю, на эстонское побережье Балтики и в далекую Лапландию475. Некоторые попадают к «королю англосаксов» совершенно случайно, но тем не менее находят у него радушный прием.
К примеру, когда трое ирландских монахов, отправившихся в паломничество, были после семидневного плавания на утлой лодчонке без весел выброшены штормом на побережье Корнуолла, их немедленно доставили к Альфреду, который не только с большим интересом выслушал повествование об их приключениях, но и снабдил всем необходимым для продолжения путешествия476. Такого рода раздачи требовали немалых средств. Неслучайно, когда Альфред занялся реорганизацией своих финансов, он специально выделил шестую часть своего годового дохода на оплату приема прибывающих к его двору иноземцев и подарки для них477, получая взамен репутацию щедрого и великодушного христианского правителя.
Судя по приведенным примерам, внешнеполитические горизонты Альфреда Великого к началу 90-х годов расширились далеко за пределы Британских островов. Завоеванный им в нелегкой борьбе с «данами» престиж, присущее ему благочестие, да и просто прагматические соображения требовали от него поддержания дружественных отношений как с франкским королевством и папским Римом, так и с более отдаленными светскими и духовными властителями. По словам Ассера, который в данном случае, несомненно, следовал за Эйнхардом, его господин находился в постоянных сношениях с королями и прелатами многих земель, «от Средиземноморья до самых крайних пределов Ирландии» (Tyrreno mari usque ultimum Hiberniae finem)478. Так, не подлежит сомнению, что Альфред состоял в переписке и обменивался дарами с иерусалимским патриархом Илией (879―907), который, видимо, в ответ на соответствующую просьбу из Уэссекса присылал ему рецепты и снадобья для лечения болезни, поразившей короля в юношеском возрасте479.
Учитывая семейные связи Альфреда с Карлом Лысым и тот интерес, который «Англосаксонская хроника» неизменно проявляет к событиям во Франкском королевстве, представляется несколько странным почти полное отсутствие однозначных свидетельств его контактов с этим государством. Из всех посланий, которыми он, очевидно, должен был обмениваться с франкской светской и духовной знатью, сохранилось лишь одно: относящийся к 886 году ответ архиепископа Реймса (и одновременно аббата монастыря Сен-Бертин) Фулька на просьбу Альфреда помочь ему в возрождении религии и учености в его королевстве. Можно предполагать, что избранный для этой миссии Фульком ученый монах Гримбальд, в дальнейшем ставший духовником Альфреда, и в Англии продолжал поддерживать связи со своими западно-франкскими коллегами480. О том, что контакты Альфреда на континенте не ограничивались только Фульком, свидетельствуют назначение некоего Иоанна, «из рода древних саксов» (Ealdsaxonum), аббатом основанного королем в Сомерсете монастыря, а также женитьба в середине 890-х годов Балдуина II Фландрского на его младшей дочери Элфрит481.
Наиболее тесные связи, однако, установились между Альфредом Великим и Римом. Составителями «Англосаксонской хроники» зафиксированы три отправленных им в Вечный город посольства, которые передали наместнику св. Петра «пожертвование западных саксов и короля Альфреда» (Wesseaxna ælmessan 7 ælfredes су ninges)[65]. Учитывая детские впечатления Альфреда, эта демонстрация набожности и приверженности папскому престолу не слишком удивительна. Остается, однако, не вполне ясным, когда и почему он впервые осуществил это предприятие. Многое зависит от того, как мы будем интерпретировать сообщение «Хроники», датированное 883 годом, в котором говорится: «Папа Марин[66] отправил королю Альфреду несколько фрагментов Креста. И в том же году Сигехельм и Этельстан отвезли в Рим пожертвование, которое пообещал туда и в Индию (Iпdea), к св. Фоме и св. Варфоломею, [доставлять] король Альфред, когда саксы ополчились против врага под Лондоном; и там, по милости Господа, их молитвы после этого обещания были услышаны»484.
К сожалению, описание этого эпизода отсутствует как в самой ранней из сохранившихся рукописей «Англосаксонской хроники» (манускрипт А), так и у Ассера. Поэтому крайне маловероятно, что он имел место в утерянном оригинале. С другой стороны, наличие этого рассказа во всех остальных дошедших до нас списках «Хроники» может указывать на то, что он появился в тексте на одном из ранних этапов ее редактирования. По предположению некоторых исследователей, упоминание об осаде Лондона свидетельствует о том, что приведенное сообщение первоначально составляло часть записи 886 года, возможно, в качестве маргиналии, а затем было просто неверно помечено 883 годом485. Такое объяснение, однако, лишь запутывает ситуацию. Дело в том, что папа Марин I скончался 15 мая 884 года и его смерть однозначно фиксируется во всех, без исключения, сохранившихся списках «Англосаксонской хроники» под 885 годом, где ему так же, как и в записи под 883 годом, приписывается отправка Альфреду фрагмента «истинного креста» (rode dæl þе Crist) и иных подарков, а также освобождение от церковных податей т. н. «английского подворья» (Ongelcynnes scole) в Риме «по просьбе Альфреда, короля западных саксов» (be ælfredes bene Westseaxna cyninges)486. Поэтому Альфред никак не мог контактировать с ним в 886 году. Гораздо логичнее, на мой взгляд, принять тексты рукописей В, С, D, Е «Хроники» в том виде, в котором они дошли до нас, и сделать очевидный вывод о том, что их автор/авторы действительно полагали, что уже в 883 году король Уэссекса послал римскому первосвященнику «пожертвование западных саксов». А если это так, то можно предположить, что дары и иммунитетные привилегии, зафиксированные в записи под 885 годом, были ответным жестом папы, которому Альфред, возможно, пообещал сделать уплату определенной суммы престолу св. Петра ежегодной. Судя по замечанию под 889 годом хрониста, сожалеющего о том, что «король Альфред не смог в этом году отправить дары в Рим и ограничился посланцами с извинительными письмами» (on þissum geare næs nan færeld to Rome, buton tuegen hleaperas ælfred cyning sende mid gewritum)487, такое предположение совершенно правдоподобно. С этой точки зрения, его вполне можно считать основателем специфического для средневековой Англии налога в пользу папства, впоследствии получившего название «денария св. Петра». Начиная с середины X столетия он ежегодно собирался церковью в День Св. Петра (1 августа) в размере одного пенса с каждого свободного домохозяйства488 и отсылался в Рим на личные нужды папы, а также с целью поддержания «английского подворья»489.
Определенного объяснения, видимо, требует и упоминание в нашем тексте «Индии». Действительно, в период раннего Средневековья свв. Фома и Варфоломей ассоциировались с Индией, и для многих английских историков эпохи королевы Виктории этот факт по очевидным причинам служил лишним свидетельством того, что Альфред Великий на самом деле был родоначальником Британской империи490. Однако из этой ассоциации никак не следует, что под «Индией» в данном случае следует понимать именно субконтинент. Веком ранее Алкуин, например, использовал это географическое название как обозначение Азии в целом491, и нет никаких оснований полагать, что составители «Англосаксонской хроники» интерпретировали его иначе. Кроме того, следует иметь в виду, что в рукописях В и С «Хроники» вместо Индии фигурирует Иудея (Iudea). В связи с этим, можно с равным основанием считать, что путешествие Сигехельма и Этельстана в 883 году имело своей целью как церковь Св. Фомы в Эдессе, так и некий христианский анклав где-то на Индостанском полуострове.
Первая редакция «Англосаксонской хроники» завершает изложение событий 890-м годом. Судя по всему, запись хрониста о кончине бывшего противника, а затем крестного сына Альфреда, Гутрума, должна была стать кульминационным завершением рассказа о возвышении королевской династии Уэссекса и триумфе ее величайшего представителя, из правителя небольшого королевства превратившегося в господина «всех англосаксов, которые не были в подчинении у данов». Однако на этом повествование не обрывается: вслед за информацией о смерти Гутрума писец сообщает о победе бретонцев и франков (Brettum 7 Francum) над войском викингов у Сен-Ло (Sant Laudan)492. Это обращение к заморским событиям неслучайно и отражает заинтересованное внимание составителей «Хроники» к норманнской активности на континенте. Несмотря на все победы Альфреда, «короля англосаксов», новая скандинавская агрессия против Англии оставалась лишь вопросом времени. Будет ли готова его страна встретить этот вызов?