Альпинист. Книга 3

Глава 12 Шабаш

Алик поднял с лавочки засаленную до блеска и черную от грязи тряпку, обмотал ей закопчённый алюминиевый котелок, чтобы не обжечься и поднял его с печки. В котелке что-то булькало.

— Так уж и быть, — произнес Алик словно самому себе. — Немного хлебнуть можно, на сон грядущий.

— Пил? — с нажимом вновь спросил я.

— Пил, — наконец, ответил Генка, когда я ущипнул его больно за ногу. — Только не с того чайника.

Но я уже понял, что нам наливали все же нормальный чай. Навар, как они его называли, был у них в другой таре.

— На сон грядущий! — передразнил его Костя. — Давай, Китаец, разливай свою отраву.

— А что? — нахмурился тот. — Не отрава. В малых дозах полезно даже. Был такой даже император, не помню, как его звали. Так он в малых дозах яд принимал, чтобы организм привыкал. И вот когда его попытались отравить, он не умер — организм его уже привык к этому яду.

— Вот и наливай! — кивнул Костя. — Тоже будем как тот император привыкать!

— Не тяни, Китаец! — раздраженно сказала Алена. — Разливай. Жилы тянет, сил нет уже терпеть!

— А я говорил тебе, чтобы ты уменьшала дозу. — Алик вдруг стал серьёзным. — Мы сюда зачем приехали? Чтобы лечиться. Не помнишь, что ли, как ты в дверь долбилась, просила помочь, плакала?

— Китаец, ты чего тут пургу начинаешь мести? — злобно прошипела девушка.

Ее глаза хищно блеснули.

— Я не мету, — ответил Алик. — Говорю, как есть. Все слезли, только ты одна осталась, все в лес ходишь, будто я не понимаю зачем.

— Ты чего тут решил устроить? — ледяным тоном произнесла девушка. — Ты тут в строгого папочку решил поиграть?

— Я излечить тебя хочу. Это община для того и создана была, чтобы людей лечить. Я вот излечился. Природой излечился.

— Ага, травами! — хохотнул Ленька.

— Это ты своим гостям говори, как ты излечился! — усмехнулась Алена.

— Да я больше года чист! — возмутился тот. — А ты? Руки покажи свои?

— А что тебе мои руки? Вот, смотри! Что там? Ничего!

Девушка продемонстрировала ему руки.

— Ну! Смотри!

— Да не в руках дело, — отмахнулся Алик. — А в голове. Ты на себя глянь? Лицо вон все серое, болезненное.

— Китаец, ты перебрал что ли? — девушка присмотрелась к Алику внимательней. — Ты чего тут начинаешь какие-то нравоучения читать?

— Я…

— Китаец, — перебил его Костя и в голосе его прозвенела сталь. — Ты и вправду давай завязывай. От паров торкнуло что ли?

Ленька в углу хохотнул.

— Плескай всем. А не то я начну сейчас морали читать. И вряд ли они тебе понравятся.

Алик тут же скис. Поднеся котелок к столу, разлил по кружкам и стаканам.

— А гости твои будут? — спросил Костя, кивая на нас.

— Нет, спасибо, мы не хотим, — тут же ответил я.

— Ну как знаете, — безразлично ответил Костя.

И принялся громко щербая, пить варево.

Остальные последовали его примеру.

— Крепко сегодня настоялось, — произнес Лёнька, скривившись от горечи.

— Ништяк! — кивнул Костя, добивая остатки. — А ну, Китаец, плескай еще.

Разлили остатки. Вторую порцию растягивали. Собравшиеся принялись разговаривать о всяких мелочах, словно бы и позабыв про нас.

— Роза, а ты что не пьешь? — спохватился Алик.

Глаза его пьяно блестели.

— Угости хозяйку, — согласился Костя.

Он тоже был пьян.

Алик налил в кружку без ручки варева, не аккуратно, до самых краев, взял его и, разливая, принес женщине.

— Роза, хлебни. На сон грядущий. Будешь?

Плечи девушки предательски дрогнули, я сразу же понял — она сильно хочет выпить этой дряни.

— Знаю, что хочешь, — продолжил Костя. — Алик, ну-ка, дай хозяйке. Роза, со дна тебе налили, самой гущи. Давай, устала небось. Выпей обезболивающего.

Последнее слово словно стрела попало ей в самое сердце. Она вновь дрогнула. И сдалась.

Роза повернулась впервые за все время нашего пребывания к нам, показывая лицо. И я не смог сдержать эмоций, невольно открыв рот и выпучив глаза.

Лицо женщины было обезображено. Страшный ожог, случившийся видимо достаточно давно, оставил на коже глубокие шрамы. Они шли бороздами, словно вспаханная земля, от лба, зацепив участок с волосяным покровом, выжигая его, уходя к глазу, которого теперь не было, вместо него на нас уставился черный провал глазницы. Щека женщины представляла еще один провал, а уголок рта уходил дальше, обнажая зубы, невольно делая жуткий ухмыляющийся оскал.

— Ой! — выдохнул Генка.

Эта реакция не осталась незамеченной Розой, но она ничего не сказала, сделав вид, что это прошло мимо ее ушей. Я понял, что к такой реакции она уже привыкла.

— Вот такая Роза! — заметив наше удивление, произнес Лёнька. — Попорченный цветочек!

— Заткнись! — рявкнул Алик. — А не то я тебе дробью мозги вышибу!

Парень сразу же замолк, благоразумно отвернувшись в сторону.

— Держи, Роза, — протянул Алик стакан женщина.

Та взяла его, вновь посмотрела на меня, но уже с вызовом. Я невольно отвел взгляд.

Роза принялась медленно пить отвар, наклоняя голову чуть в бок, чтобы питье не вылилось с изуродованной щеки. Но все равно не вышло — тонкая струйка потекла по шее. Мне сделалось нехорошо.

— Китаец! — крикнул Костя. — Ставь еще!

— Не надо еще, — покачал головой Алик.

И обхватил руками голову.

— И так уже затуманилось все.

— А ну ставь!

Костя вдруг подскочил с места, подошел к Алику и со всей силы ударил того по лицу.

— Так ему! — рассмеялась Аленка. — А то надоел всем!

— Пусть варит! — кивнул Ленька.

И вдруг начал громко лаять и подвывать. Это еще больше развеселило Аленку. Она вскочила с места, принялась танцевать. Ленька, видя такое, начал настукивать такт.

— Синий-синий иней! Синий-синий иней! — принялся орать он срывающимся голосом.

Аленка вошла в раж и начала выстукивать ногами что-то вроде чечетки. А потом и вовсе скинул с себя кофту, обнажаясь. На это раз Роза ее не обругала, женщина сидела на стуле, погрузившись в какое-то жуткое оцепенение. Единственный оставшийся глаз, не мигая, смотрел в пол, а изо рта текла тонкой струйкой слюна.

— Вари, Китаец! — прорычал Костя, толкнув Алика к печке.

Тот послушно поставил на огонь котелок, достал с верхней полки стальную коробочку и отсыпал из нее размолотой травы. Потом небрежно налил воды и сел на лавку. Потирая разбухший от удара глаз, он смотрел на Аленку.

А та уже вовсю резвилась. Следом за кофтой в сторону полетели и джинсы, девушка осталась в чем мать родила. Ленька уже орал вовсю, сдирая горло в кровь:

— Синий-синий иней! Синий-синий иней!

— Вот ведь бестия! — усмехнулся Никифор.

И тоже принялся хлопать в ладоши, издавая тяжелые звуки, словно на ветру билась не закрытая калитка. А потом грузно встал и тоже начал танцевать. Только танцем это назвать было сложно, скорее неуклюжая медвежья ходьба из угла в угол. От каждого шага Никофора половицы в доме жалобно скрипели, а стол трясся.

— Нравится? Нравится смотреть на меня? — крикнула Аленка, не понятно к кому обращаясь.

— Нравится, — ответил Никифор.

В горле у него что-то заклокотало.

— А тебе? — обратилась она к Леньке. — Нравится? Нравится, сволочь?

— Нравится! — ответил тот.

И вновь залаял.

— Хочешь? Хочешь за грудь ухватить?

Аленка принялась пристукивать ногой и кружиться на месте.

— Хочу! — простонал Ленька.

Аленка истошно рассмеялась.

— Хочу! — повторил парень и попытался поймать девушку в объятия.

Но то ловко выскользнула и упорхнула, вновь рассмеявшись.

— Бестия! — довольно прошептал Костя, масляным взглядом наблюдая за девушкой.

— Давай! — крикнула Аленка. — Давай! Все сразу! Все сразу!

К чему именно она призывала никто толком не понял, потому что Никифор принялся танцевать еще тяжелей, Ленька вновь попытался схватить Аленку, а Костя вдруг издал протяжный стон.

— Давайте! Все сразу!

— Китаец, где навар? — по-звериному прорычал Костя, мутным взглядом оглядывая комнату.

Алик что-то промычал. Потом схватил голыми руками чайник, не обращая даже внимание на то, что тот горячий, принялся разливать по кружкам. Получилось так себе, почти половину вылил на стол.

— Китаец! — вновь повторил Костя.

— Тут! — ответил Алик. И принялся словно птичка повторять: — Тут! Тут! Тут-тут!

Костя подскочил к столу, схватил стакан и одним залпом выпил его. Крякнул в кулак, рванул в центр комнаты и принялся выплясывать возле Аленки. К ним тут же присоединился Ленька.

— Тут! — одобрительно кивнул Алик, отпивая из другого стакана.

И тоже ворвался в танцы.

Я смотрел на все это развернувшееся психоделическое представление оцепенев. Мне с трудом верилось, что я вижу это все на самом деле, хотя повидать пришлось всякого за прошлую жизнь. Но сегодня… Атмосфера, от гнетущей, превратилась вдруг в безумную, щедро сдобренную сюрреализмом. Казалось, что сейчас и вовсе начнется твориться какой-то невообразимый абсурд: Алик превратиться в птицу, Костя обернется огромным гнойным нарывом, а Никифор рассыплется на булыжники и щебенку.

Собравшиеся принялись выписывать круги вокруг Аленки. Потом и вовсе схватились за руки и начали водить безумный хоровод, крича, визжа, улюлюкая.

— Нужно уходить, — шепнул я Генке.

Тот даже не сразу понял, что я сказал. Парень вопросительно глянул на меня. По глазам было видно, что увиденное произвело на него неизгладимое впечатление.

Я схватил Генку руку, сдавил так, что тот сморщился от боли. Прошипел:

— Нужно уходить! Прямо сейчас.

Наконец, Генка понял. Закивал головой.

— Да, надо валить.

— Идти сможешь? — я кивнул на ногу парня.

— Смогу.

Мы осторожно поднялись, тут же прильнули к стенке, чтобы не попадаться на глаза беснующимся. И направились в сторону выхода.

— Рюкзаки! — шепнул Генка, остановившись на полпути.

Я согласился. Без них нельзя уходить. Пришлось подойти к столу и осторожно взять ношу.

Но мы зря переживали, на нас уже не обращали внимания. Шабаш, возникший тут, кипел и грохотал, обезумевшие от зелья хозяева прыгали до потолка, стукаясь об него головами, топали ногами, кряхтели, уже не в силах орать. Аленку принялись лапать, она не сопротивлялась. От плясок в комнате стало душно и сильно пахло потом.

Мы выскользнули на улицу и некоторое время жадно глотали свежий воздух. Ощущение было сравни с пробуждением — только что видели какой-то жуткий неправдивый сон, и проснулись.

— Безумие какое-то! — произнес Генка, с ужасом глядя на домик, в окне которого бесновались жуткие угловатые тени.

— Надо уходить, — ответил я.

Только вот куда? Мы не имели ни малейшего понятия — Алик привел нас сюда ночью, тропой, которую знал только сам.

— Кажется, туда, — произнес я, ориентируясь только на свою интуицию.

Генка спорить не стал.

Мы принялись идти почти вслепую, то и дело останавливаясь, чтобы понять — нет ли впереди ямы или обрыва? Но вскоре глаза привыкли к темноте, и мы смогли уже сносно ориентироваться. Минут через двадцать вышли на ту самую тропу, которой сюда нас привел Алик и это обрадовало. Сумасшедший дом скрылся за спиной в темноте.

Я пустил Генку вперед и вдруг заметил, что тот все же хромает.

— Ноге больно? — спросил я.

— Все нормально, — отмахнулся тот. И вдруг воскликнул:

— Ты видел это⁈ Нет, ну ты это видел⁈ Это же безумие какое-то!

Эмоции захлестнули парня и на какое-то время он даже позабыл о своей травме.

— Наркоманы, — ответил я.

— Они как коровы что ли? — искренне возмутился Генка, но я не понял его.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну если они кипятком эту дрянь заваривают, как чай, то и нужно им этой травы как заварки — ну пакет, ну два. А у них там целых пять мешков! Из-под картошки.

— Ты про какие мешки? — насторожился я.

— Да мы когда в дом заходили, я обратил внимание, что в прихожей, в дальнем углу, у них стояли эти тюки. Один был открыт, и я увидел, что там эта же трава, которой они сейчас опивались.

— Пять мешков⁈ — переспросил я и даже остановился.

— Верно. Это сколько же пить им? Всю оставшуюся жизнь⁈

— Нет, Генка, — севшим голосом ответил я. — Столько им не выпить.

— Вот и я об этом говорю. Тогда зачем?

— Генка, — прошептал я. — Вот что я тебе скажу. Попали мы с тобой в очень нехорошую ситуацию.

— А то!

— Эти мешки — для продажи.

— Для продажи⁈

— Верно. Это не просто какие-то любители расширить сознание. Это торговцы. А это значит, что просто так они вряд ли нас отпустят — мы, все же, свидетели.

Генка пристально посмотрел на меня.

— Так мы же… Мы и не видели ничего! — тут же воскликнул он.

— Думаю, они вряд ли будут уточнять что мы видели, а что нет. Так что нам нужно уходить как можно дальше.

Только через два часа нам удалось найти наш лагерь. Но останавливаться в нем мы не стали по понятным причинам. Пошли дальше, сильно завернув в сторону возвышенности — нам показалось, что там вряд ли нас смогут найти.

Наконец, уставшие, вымотанные, мы выбрали неплохое место, укрытое кустами со всех сторон, разбили палатку, кое-как залезли внутрь и тут же уснули тяжелым сном.

Утром Генка проснулся первый и разбудил меня.

— Пора выходить, — сказал он и кивнул.

Выдвигаться и в самом деле нужно было как можно скорей. Перекусили наспех. Вышли в путь. Такая желанная стена скальника, по которой мы хотели подняться вчера, теперь выглядела не так привлекательно. На камнях осела влага и роса, усложняя подъем. Но обходить преграды мы не стали — решили рискнуть, тем более что опыт подъема имелся.

Стену преодолели за два часа. По мере продвижения вверх постепенно позабылись ночные приключения, уступая место сосредоточенной работе. К концу подъема даже появилось настроение и что-то вроде азарта — кто быстрей дойдет?

Взобрались на небольшое плато, собрали снаряжение и пошли дальше. Про вчерашнее не говорили. Молчали. Погода портилась, собирались тучи, потом и вовсе закрапал мелкий дождь. Мы вышли к лесу, пошли вдоль его границы. И весь путь мерещилось мне, что кто-то идет за нами. Я приглядывался, замедлялся, даже останавливаться, чтобы обнаружить шпиона. Но в темноте густых веток никого видно не было.

Тропа, которую мы обнаружили, была скользкой и узкой. Но идти по мокрой траве не рискнули — она и вовсе была как ледовый каток. Я пару раз предложил Генке остановиться, чтобы переждать непогоды, но тот каждый раз отказывался.

— Нормально. Не жарко.

И вновь шли. Я с Генкой был согласен — и в самом деле не жарко. Но главное, было все же в другом: потеряно времени было много и теперь его нужно было наверстывать.

У небольшого ручья все же становились — я заставил. Последние триста метров Генка уже заметно хромал, и я практически насильно впихнул ему в рот обезболивающее.

— Экономить нужно, — пробурчал тот, но таблетку выпил.

Набрали свежей воды и собрались было идти дальше, как с веток дальнего дерева вдруг вспорхнули потревоженные птицы.

— Кто это там? — прошептал Генка.

— Не знаю, — честно ответил я. И признался: — Но ощущение, что за нами следят не покидает меня уже часа два.

— И меня, — вдруг признался Генка. — Я думал, что это мне кажется, ну знаешь, глаза у страха велики. А оказалось не я один такой.

— Видел хоть кого-то? — спросил я.

Генка покачал головой.

Я на всякий случай залез в рюкзак и достал пистолет. Спрятал его в карман. Пусть будет ближе, так, на всякий случай.

— Пошли, — бросил я Генке.

Мы миновали скользкую тропинку, набрели на несколько небольших скал, которые все же пришлось обходить. Пошли, доверившись интуиции. Но вскоре поняли, что прислушиваться нужно было к чему-то другому. Впереди шла высокая трава, а после нее — кусты и колючки.

— Вернемся? — предложил я.

— Нет, — кисло ответил Генка. — Давай лучше прямо пойдем. Там, за кустами, выше, скала видна. По ней и поднимемся.

Я пригляделся. Генка был прав. Если преодолеть эту полоску растительности, то дальше путь будет гораздо легче.

— Ладно, — согласился я. — Пойдем…

Договорить я не успел.

Густые кусты впереди вдруг затряслись, раздался хруст ломаемых веток. Сомнений не оставалось — за нами и в самом деле кто-то следил. А теперь этот кто-то теперь шел к нам.