Амето

Помона, и светла и плодовита,

бежит от ледяных Пелигнских вод,[111]

и щит от непогоды ей защита;

и, если надо, прыть она уймет

рогов бесцеремонного Лиэя,[112]

когда он слишком яро их пригнет.

Ей то по нраву, что жена Пелея[113]

для утоленья жажды нам дарит

и что мы пьем, нимало не пьянея.

Едва Фетида свой являет вид —

и колесницу Вакхову[114] пантера

униженно с пути ее влачит;

и, – нету убедительней примера! —

влекомая упряжкой быстрых змей,[115]

свернет с ее дороги и Церера.

И даже та не прекословит ей,

что, в свет явившись из отцовой боли,

в быке нашла покой своих страстей.

И нить прядет Минерва поневоле

не для житейских низменных потреб,

а как ее благоугодно воле.

И ей и непонятен, и нелеп,

и странен образ жизни Палемона[116] —

пример ничтожных и пустых судеб.

Она – податель всякого закона

и людям удлинит, коль надо, шаг,

иль сократит, коль спешка нерезонна.

И ярости она всегдашний враг

и мудрецу в поступках полагает

и главное предвидеть и пустяк.

И верными ей не пренебрегает,

и помощь предлагает им сама,

а прочим – с меньшим жаром помогает;

сокровища, обширные весьма,

она раздаст, когда того захочет,

и, щедро отворяя закрома,

в садах своих заботливо хлопочет,

лелея их не для одной себя;

и всякого к благому делу прочит,

всевышнего Юпитера любя.