Амето

Венец бесценный Ариадны, словно

великий символ, с неба светит нам,

и он обещан мне не пустословно;

ко многим добродетельным делам

он вел героев; он подвиг Персея,

который пожелал его и сам,

Палладою научен, не робея,

убить Горгону, а минойский бык

был побежден уловкою Тесея.

Персей, победоносен и велик,

с освобожденной Андромедой милой

супружества счастливого достиг.

И Юний Брут[193] с неслыханною силой

секирой сыновьям нанес удар,

дабы коварностью, ему постылой,

не предали свободу – божий дар.

Катон Утический[194] и Цензор[195] – оба

являли свету мужественный жар,

с младых ногтей труждаясь и до гроба,

дабы пресекся на земле порок

и миру зло не диктовала злоба;

их труд святой принес немалый прок —

Кипр с Утикой и с Ливией Ахайя[196]

тому и подтвержденье и залог.

Был праведен Фабриций[197], отвергая

самнитов деньги, эллинов дары;

а жадный взял бы – сделка неплохая!

И речи Цицерона столь мудры,

и честь Эмилия[198], и жизнь Торквата[199]

прославились премного в те поры,

и Сципион[200], стремившийся когда-то

венца достигнуть, – все сии мужи

влеклись к нему, хоть исподволь, но свято.

И в срок ему Дидона послужи,

когда ненужной сделалась Энею,

уплывшему в чужие рубежи,

и, может, поступила бы умнее,

и душу исцелила бы тогда,

и с исцеленной бы смирилась с нею.

И скорбная Библида никогда

от света б не отторглась, твердо зная,

что мир душа обрящет навсегда.

Так, вред себе немалый причиняя,

иные жизнь и скорбь свою клянут,

себя из жизни сами изгоняя.

Безумные! Неужто же от пут

и тягот нету лучше исцеленья?

Не лучше ль к мукам притерпеться тут,

чем смертные умножить прегрешенья

и душу блага вечного лишить —

себя сгубить и не найти решенья?

И мне, ища любовь, пришлось пролить

немало слез: не безмятежна доля

тех, кто, любя, предполагает жить;

но жду венца, и пусть страданьям воля

подвластна будет – оборовши страх,

уйду победно с боевого поля

и заслужу венец и жизнь в веках.