Амето

Кефис[15], текущий в Аонийском крае,

то прямо, то излучины плетя,

извивами приятными играя

и волны обольстительно катя,

с невиданным до сей поры уменьем

Лириопею[16] совратил, шутя,

и так он воспылал к ней вожделеньем,

что отнял девственность, мольбам не вняв,

и пренебрег ее сопротивленьем,

и породил меня; среди дубрав

ручьям я поклоняюсь и потокам

и чту в них средоточье отчих прав;

к тому же, наклонясь над водотоком,

своей красой любуюсь – всякий раз

себя увидя в зеркале глубоком;

и норовлю украситься подчас

травинками, веночками, цветами,

милей от милых становясь прикрас,

И, часто пребывая над водами,

я причащаюсь их былых услад

и проникаюсь давними страстями,

которым не последовал мой брат,[17]

прекрасный видом и стрелок успешный,

без жалости отвергнувший подряд

всех, кто пылал к нему любовью нежной,

пока однажды, заглянув в поток,

не увидал себя и, безутешный,

в цветок не превратился; на цветок

печально глядя, я вздохну порою

от жалости, хоть неуступчив рок.

И голос тот не властен надо мною,

губительный для брата моего

(он сам, безумец, этому виною).

И как отрадой было для него

погоню учинять лесной дичине,

не упустив из тварей никого —

вот так и я, но по другой причине,

не оставляю лука, стрел, сетей,

работу задавая им доныне.

Изобретаю множество затей,

лесных богов тревожу поневоле

средь заповедных круч и пропастей;

и – чем он пренебрег в земной юдоли —

любовь и жажда нравиться другим

мне по сердцу и нравятся тем боле.

И будет всяк лелеем и любим,

кто красотой моей в душе пленится

и сердце мной наполнит, – и таким

то самое сторицей подарится,

что любящему слаще всех услад,

когда огнем влеченье разгорится.

И многих удостоятся наград,

кто служит мне достойно и умело,

как послужили те, кого стократ

за верный труд я наградить сумела

и радостных им уделила прав,

сподобив высочайшего удела.

Отцову страсть за образец избрав,

от матери я приняла в именье

изящный облик и приятный нрав.

Мое искусство и мое уменье

мне дали имя Лия; мир вокруг —

красы моей достойное владенье.

И тот огонь – мой сладостный недуг, —

каким пылать не устает Кифера,[18]

и шумных празднеств нескончаем круг,

мной заведенных в честь твою, Венера.