О ты, душа счастливая, благая,
средь сущих и рожденных в добрый час
блаженней ты, чем всякая другая;
и здесь ты видишь каждую из нас,
стократ затмившую красой прекрасной
всех в мире проживающих сейчас;
так в небесах сверкающей и ясной
звезда любая мнится в дни весны,
с Титаном схожа[237] чистотой алмазной.
В дин первые мы были рождены
любовью той божественного лона,
чьи силы высочайших благ полны;
мы призваны затем, чтоб без урона
доставить благо это в мир слепой,
не знающий порядка и закона.
И каждая, воспламенясь тобой,
душою влюблена в твои услады
(а Цитерея – светоч для любой),
И ты нас не лишай своей награды,
и мысли добронравные нам внуши,
и разума открой благие клады,
и скольким же возлюбленным – реши —
мы дать могли б любви взаимной сладость,
сумей они коснуться струн души;
в груди своей ты ликов наших младость
запечатлей и ощути до дна
их вечную пленительность и радость;
и в них ты силу обретешь сполна
перебороть любовные напасти,
и твердость будет в том тебе дана.
И той любовью – коль постыдной страсти
не покоришься – вечно будешь пьян,
с годами множа меру пылкой сласти,
тебя минует всяческий обман
(житейской суеты обременитель),
тебе же уготовивший капкан.
Однако нам пора в свою обитель,
вот-вот сюда придет ночная тень;
но мы вернемся, если вседержитель
опять вернет на землю божий день;
и лицезреть тебе позволим снова
себя – очам желанную мишень.
Хоть мы под сень уйдем ночного крова,
однако же не разлучим сердец —
и в том союза нашего основа;
и ты дождись, когда мы наконец,
к тебе благоволя, тебя доставим
туда, где всякой радости венец,
где будешь ты пред божьим ликом славим.