заковывает в лед поверхность вод,
от Эвра заревого иль другого,
кто мягким иль неистовым слывет,
от всяких бурь, какие в мир окрест
шлет Посейдон, от Бахусовой страсти,
которую столь восхвалял Ацест,[147]
и от огня, который в злобной пасти
Тифей рождает, и от труса тож,
когда подземный пленник жаждет власти
и, корчась, повергает горы в дрожь —
ото всего нас оградит Беллона,
едва к ней под начало попадешь.
Она пойдет войной и на Плутона,
столь жаждущего человечьих душ,
как жаждал восхитительного лона
он Персефоны[148], раненный к тому ж
Амуром, заглянувшим ненароком
на дно Сицилии, где тьма и глушь.[149]
И как Беллона неусыпным оком
достойных охраняла в оны дни,
так служит им до днесь с великим проком.
И все, кто ей привержены, – они
в своем великодушье безупречны,
и щедрость их деяниям сродни;
и столь спокойны и добросердечны,
что – отвернись Фортуна – все равно
не унывают, но и не беспечны.
И как притом грустить им не дано,
так ложным благом не возвеселятся —
и то и это равно им смешно;
и красотой пустою не прельстятся,
чрезмерно не заботясь о мирском,
сильны во всем, за что решили взяться,
И, утвердив нас на пути прямом,
дарит Беллона неба постиженье,
и светлолика, и ясна умом;
и в небеса, коль мы свое сраженье
с пороками не устаем вести,
дабы наш дух избегнул пораженья,
уводит нас бессмертье обрести.