— Ястребиное гнездо! — указал Васька на комок сухих сучьев, на высокой сучкастой елке.
Юрка, вместо того, чтобы смотреть на гнездо, опустил глаза и пошарил прутиком под деревом.
— Это осоед, — уверенно заявил он. — В гнезде птенцы.
— А ты почем знаешь? — спросил я.
— По помету.
Под деревом, на серой сухой хвое, густо покрывавшей землю, действительно были разбросаны какие-то белые пятна и шарики…
— Так вот, по этой дряни ты и узнал, что в гнезде птенцы?
— Так вот и узнал.
— За вранье денег не берут.
— А не веришь, так лезь на дерево и убедись.
— И полезу!
Я скинул заплечный мешок, подошел к елке и начал карабкаться вверх по сухим, но крепким сучкам.
Выше, выше… Я чувствовал себя героем.
«Бесстрашный охотник быстрее векши взбирался на ствол баобаба, на вершине которого было укреплено гнездо могучего кондора».
Досадно только, что вместо кондора какой-то пошлый, маленький ястреб, да к тому же еще осоед. Но я вспомнил недавнее приключение с осами, и почувствовал к этому ястребу невольное уважение. Надо быть достаточно храбрым для того, чтобы не только не бежать от этих ужасных насекомых, но даже не торопясь с аппетитом завтракать ими.
Над моей головой послышался писк. Еще несколько движений, и вот я просовываю голову сквозь сучья на уровне гнезда. В нем, действительно, сидят три каких-то страшных, голых урода, которые при виде меня начинают отчаянно пищать и разевать до ушей свои широкие, мягкие клювы.
Снизу тревожный голос Юрки:
— Берегись! Ястреб!
Позвольте, чего же здесь, собственно, беречься? Ведь не унесет же он меня в когтях, как кондор унес младшего сына капитана Гранта? (Жюль Верн).
Скажу ему кыш-кыш! — он и улетит.
Вдруг какая-то большая тень загораживает от меня солнце. Инстинктивно вбираю голову в плечи и прячусь под густые сучья. И во-время. Что-то громадное, страшное, свирепое обрушивается на меня сверху, бьет меня крыльями по рукам. На том самом месте, где только что была моя голова, я вижу большие загнутые когти. Я быстро ползу вниз по сучкам. В просвете между сучьями проносится другая тень — прямо на меня. Я прячусь за ствол, но все же получаю сильный удар крылом по затылку.
— Оба здесь! Скорей спускайся! — кричит мне Юрка.
Но спускаться вниз совсем не так легко, как лезть вверх: приходится нащупывать ногами сучки под собой.
Ползу. Оглядываюсь вниз — невысоко: так, приблизительно, второй этаж. Но ниже густые зеленые ветви кончаются, идут сухие, редкие сучья. В них не спрячешься.
Ползу.
— Берегись! — кричат ребята.
Вижу — с обеих сторон, наискосок, сверху вниз мчатся на меня страшные птицы.
Конечно, хорошо быть сыном капитана Гранта, но я лично предпочитаю остаться Анатошей Одуванчиковым.
В ужасе разжимаю руки и лечу вниз, с сучка на сучок…
— О-о-о-о! — вопят ребята, стараясь отпугнуть рассвирепевших птиц…
Ухватиться за что-нибудь? Пальцы судорожно цепляются за тонкие ломающиеся сучья.
Шлеп! — вот она, желанная земля! Я мягко падаю на нее с высоты 2–3 аршин, с последних сучьев елки.
Юрка и Васька встревоженно устремляются ко мне, помогают встать.
— Цел?
Я еще не могу отдать себе отчета — цел я или нет. Все мое тело в царапинах, в ссадинах. Кое-где выступила кровь.
— Дешево отделался! — утешает меня Васька. Юрка лезет в свой мешок, достает маленький пузырек с иодом и безжалостно мажет им все мои раны. Щипет до слез.
— Ну, вот ты и убедился, что птенцы в гнезде есть, — говорит Юрка.
— Убедился!..
Нет, я окончательно прихожу к выводу, что родители совершили роковую ошибку, назвав меня Анатолием. Я от природы Макар, тот самый бедный Макар, на которого валятся все шишки.