18. СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПРЫЖОК

— Ястребиное гнездо! — указал Васька на комок сухих сучьев, на высокой сучкастой елке.

Юрка, вместо того, чтобы смотреть на гнездо, опустил глаза и пошарил прутиком под деревом.

— Это осоед, — уверенно заявил он. — В гнезде птенцы.

— А ты почем знаешь? — спросил я.

— По помету.

Под деревом, на серой сухой хвое, густо покрывавшей землю, действительно были разбросаны какие-то белые пятна и шарики…

— Так вот, по этой дряни ты и узнал, что в гнезде птенцы?

— Так вот и узнал.

— За вранье денег не берут.

— А не веришь, так лезь на дерево и убедись.

— И полезу!

Я скинул заплечный мешок, подошел к елке и начал карабкаться вверх по сухим, но крепким сучкам.

Выше, выше… Я чувствовал себя героем.

«Бесстрашный охотник быстрее векши взбирался на ствол баобаба, на вершине которого было укреплено гнездо могучего кондора».

Досадно только, что вместо кондора какой-то пошлый, маленький ястреб, да к тому же еще осоед. Но я вспомнил недавнее приключение с осами, и почувствовал к этому ястребу невольное уважение. Надо быть достаточно храбрым для того, чтобы не только не бежать от этих ужасных насекомых, но даже не торопясь с аппетитом завтракать ими.



Над моей головой послышался писк. Еще несколько движений, и вот я просовываю голову сквозь сучья на уровне гнезда. В нем, действительно, сидят три каких-то страшных, голых урода, которые при виде меня начинают отчаянно пищать и разевать до ушей свои широкие, мягкие клювы.

Снизу тревожный голос Юрки:

— Берегись! Ястреб!

Позвольте, чего же здесь, собственно, беречься? Ведь не унесет же он меня в когтях, как кондор унес младшего сына капитана Гранта? (Жюль Верн).

Скажу ему кыш-кыш! — он и улетит.



Вдруг какая-то большая тень загораживает от меня солнце. Инстинктивно вбираю голову в плечи и прячусь под густые сучья. И во-время. Что-то громадное, страшное, свирепое обрушивается на меня сверху, бьет меня крыльями по рукам. На том самом месте, где только что была моя голова, я вижу большие загнутые когти. Я быстро ползу вниз по сучкам. В просвете между сучьями проносится другая тень — прямо на меня. Я прячусь за ствол, но все же получаю сильный удар крылом по затылку.



— Оба здесь! Скорей спускайся! — кричит мне Юрка.

Но спускаться вниз совсем не так легко, как лезть вверх: приходится нащупывать ногами сучки под собой.

Ползу. Оглядываюсь вниз — невысоко: так, приблизительно, второй этаж. Но ниже густые зеленые ветви кончаются, идут сухие, редкие сучья. В них не спрячешься.

Ползу.

— Берегись! — кричат ребята.

Вижу — с обеих сторон, наискосок, сверху вниз мчатся на меня страшные птицы.

Конечно, хорошо быть сыном капитана Гранта, но я лично предпочитаю остаться Анатошей Одуванчиковым.



В ужасе разжимаю руки и лечу вниз, с сучка на сучок…

— О-о-о-о! — вопят ребята, стараясь отпугнуть рассвирепевших птиц…

Ухватиться за что-нибудь? Пальцы судорожно цепляются за тонкие ломающиеся сучья.

Шлеп! — вот она, желанная земля! Я мягко падаю на нее с высоты 2–3 аршин, с последних сучьев елки.



Юрка и Васька встревоженно устремляются ко мне, помогают встать.

— Цел?

Я еще не могу отдать себе отчета — цел я или нет. Все мое тело в царапинах, в ссадинах. Кое-где выступила кровь.

— Дешево отделался! — утешает меня Васька. Юрка лезет в свой мешок, достает маленький пузырек с иодом и безжалостно мажет им все мои раны. Щипет до слез.



— Ну, вот ты и убедился, что птенцы в гнезде есть, — говорит Юрка.

— Убедился!..

Нет, я окончательно прихожу к выводу, что родители совершили роковую ошибку, назвав меня Анатолием. Я от природы Макар, тот самый бедный Макар, на которого валятся все шишки.

Загрузка...