Анатоша Одуванчиков в стране краснокожих

15. АНАКОНДА

Прихрамывая, охая и то и дело хватаясь за ужаленные места, доплелись мы с Васькой до Авдеевой Ямы, которая оказалась глубокой вымоиной в глинистом берегу реки.

Юрка уже ожидал нас у весело потрескивающего костра, на котором кипел наш закопченный походный чайник.

Пока Васька рассказывал ему всю историю с осами, Юрка молчал, а когда рассказ был окончен, то он подвел общие итоги все тем же роковым словом:

— Дурак!

— Но ведь я же не знал, — робко попробовал я оправдаться.

— Не знал! — передразнил меня Юрка. — А зоологию учил?

Н-да… Зоологию! Вот если бы он меня спросил, как устроены гнезда африканских термитов, так я бы, пожалуй, ответил. А наши простые русские осы — разве могло мне прийти в голову, что это такой страшный зверь.

— Ты, Толька, о природе понятия не имеешь! (это я-то, следопыт?!) — продолжал Юрка, — ну, как же так ухитриться об осиных гнездах ничего не знать? Эх, ты!

После чая Юрка деловито раздал нам удочки.

— Ну, вот что: мы с Васькой пойдем за яму, на перекат, а ты здесь лови, около лагеря… Вон, под тем деревом у меня в прошлом году здорово окуни брали… Да смотри, в воду не кувыркнись— здесь глубоко.

Ребята отошли шагов на сто вниз от меня и, войдя по колено в воду, принялись за ловлю.

Я подошел к месту, указанному мне Юркой.

Громадный ствол сухой березы, опираясь на камни и вывороченные корни деревьев, висел над рекой, далеко выдаваясь за берег. Я решил, что лучшее место для ловли было на конце этого природного мостика.

Балансируя, я сделал несколько шагов по стволу дерева и уселся, свесив ноги.

Я имел довольно смутное представление о том, что такое удочка и как на нее ловят рыбу, но все же кое-как насадил червяка на крючок, закинул и застыл в ожидающей позе.

Впрочем, минут через десять мне уже надоело ждать, когда рыба соблаговолит попасться на крючок, и я беззаботно растянулся вдоль ствола, греясь на солнышке…

Когда я, вспомнив об удочке, взглянул на поплавок, то с изумлением увидел, что он ведет себя более чем странно. Он то ложился на воду, то вставал, то вовсе исчезал под водой, то снова появлялся — вообще плясал какую-то дикую пляску. Я дернул кверху удилище — и на конце удочки сверкнула маленькая, светлая рыбешка. Она крутилась в воздухе, вокруг меня, на туго натянутой леске, и я никак не мог ее поймать. Наконец изловчился, схватил и взвыл от боли. Твердые, острые иглы вонзились мне в ладонь… Я разжал пальцы, рыбешка бултыхнулась в воду, и поплавок снова начал свою дикую пляску.

На ладони выступила кровь…

Нет. Это было уже выше моих сил: осы кусаются, рыбы колются— да что же это такое в самом деле!..

Я решил, что с меня этого занятия довольно. Положив удилище, я встал и сделал несколько шагов по дереву… Вдруг на противоположном конце его, у самого берега, я увидел длинную, черную змею с ярко-золотой, блестящей головкой. Машинально я сделал еще один шаг. Змея подняла голову и злобно зашипела.

Я отступил…

«Громадные анаконды на реке Амазонке душат крупных млекопитающихся своими стальными кольцами и заглатывают их целиком» — так говорит Майн-Рид.

А я — я ведь тоже млекопитающееся, и даже совсем не громадное…

Анаконды!

Я почувствовал, что от страха у меня мелкой дрожью трясутся ноги… Чтобы не упасть в воду, я сел верхом на дерево, лицом к неприятелю.

Змея успокоилась и, свернувшись колечками, выставила на солнце свою золотую головку…

Что делать?

Прыгнуть вводу? Глубоко, течение быстрое, — утонешь. Ударить ее удилищем? Но ведь анаконды живучи? Если даже мне посчастливится перебить ей спинной хребет, то в предсмертных судорогах, она все же может обвить меня, и тогда…

«Кости молодого охотника трещали под смертельными кольцами чудовищного удава…»

А все же, если попробовать?

Я протянул руку к удилищу.

Золотая головка угрожающе поднялась…

Я отдернул руку и почтительно отодвинулся назад, к самому краю дерева.

Говорят, что у страха глаза велики. Это, пожалуй, правильно. Змея уже казалась мне чуть не в десять раз больше своей настоящей величины.

И тут я нашел выход.

— Юрка! Васька! — заорал я отчаянно.

Очевидно, в моем крике было столько ужаса, что ребята, не спрашивая, что случилось, опрометью бросились ко мне.

— Чего? — задыхаясь спросил Юрка, появляясь у кустов у поваленного дерева.

— Анаконда! — дрожащим голосом пролепетал я, указывая на беспокойно шевелящую головкой змею.

— Чего? — Юрка шагнул на дерево. Змея повернулась и зашипела навстречу ему.

— Укусит! — закричал я. — Укусит! Спасайся!

— Это ужак-то укусит?

Юрка нагибается, хватает анаконду за шею и подносит золотую головку к самому своему носу.

— Ну, чего шипишь? Чего злишься, дурачок? Никто тебе ничего плохого не сделает… Ну-ка, плыви! — Юрка перехватывает анаконду за хвост, крутит ею в воздухе и бросает ее в воду.

— Ну и чудак же ты, Толька! Ужа испугался… Эй, да у тебя клюет! — показывает Юрка на поплавок моей удочки.

— Я знаю, — уныло отвечаю я.

— Вот те раз! Так чего же ты не вытаскиваешь?

— Я уже… вытаскивал…

— Ну?

— Колется.

— Кт колется?

— Рыба колется… Вон, вся ладонь в крови.

— Так ведь это же — ерш, его надо снимать аккуратно… Неужто ты даже не знаешь, что ерш — рыба колючая?..

Ерш? Хм! Конечно, я об нем почти ничего не знаю… Вот акулы, электрические скаты — это дело другое. А ерш, — я даже никогда не слышал о том, чтобы в Америке или в Африке водились ерши.