Андрей Боголюбский

1

В один из жарких летних дней князь Андрей переправился через Оку.

Несколько недель подряд с дружиной своей он был в пути. Из Вышгорода выехал тайно и увёз из женского монастыря чудотворную икону.

В городе Владимире народ ждал его несколько дней. На дворах и улицах сидели и стояли ремесленники и приехавшие из окрестных деревень смерды, боярские слуги и воины. Люди тихо переговаривались между собой.

Высокая, худая крестьянка сидела на земле у городских ворот с маленькой девочкой. Расположившимся рядом с нею бабам мать рассказывала тихим голосом:

- Бежали мы из-под Киева. Муж помер в одночасье в дороге - вот нам с дочерью и пришлось мыкать горе. Невмоготу стало жить. Монастырские слуги всё отбирает. Может, икона поможет. Вот дочь голодная, - показала она на девочку, - есть просит, а чем я её покормлю?

Услышав колокольный звон, все поднялись, заторопились. Вместе со всеми двинулась к воротам и крестьянка.

- Где же икона, родимые?

За попами, которые шли по пыльной дороге, торжественно везли в санях украшенную белыми полотенцами икону. Над ней в поднявшемся облаке пыли поблёскивали на солнце стяг и целый лес копий. Баба хотела пробиться к иконе и показать её своей девочке. Но какой-то боярин взмахнул плетью:

- Куда лезешь, холопка!

Баба почувствовала, что теряет силы, но её подхватил под руки и вывел из толпы мастер Николай:

- Поберегла бы себя…

- Милые вы мои, а где же дочка? - всплеснула руками мать.

Высокий горожанин ощутил под ногами что-то мягкое и нагнулся:

- Братцы, ребёнка раздавили…

Взявшись за руки, несколько человек раздвинули толпу, а горожанин поднял ребёнка.

- Девочка?

- Девочка.

- Никак померла?

- Нет, ещё дышит. Только напужалась сильно.

- Вон её мать у канавы, отнеси к матери. Женщина схватила девочку:

- Милая моя доченька… Пойдём отсюда… Обняв ребёнка, она вышла на свободное место и чутъ не попала под ноги коню.

- Что вы, ума лишились здесь, во Владимире? Мать подняла голову и обомлела: на сером в яблоках коне сидел молодой, с русой курчавящейся бородкой воин. Тот самый, что вызволил её из леса.

2

Князь стоял на площади перед отцовой церковью, У наспех сколоченного длинного стола, уставленного Чарками и чашками, блюдами со всякой снедью. Попы и дьяконы служили молебен о благополучном совершении путешествия, просили у Богородицы милостей для земли Ростово-Суздальской.

Князь, слушая пение, стоял с обнажённой головой.

После молебствия он пригласил бояр - нарочитых мужей и дружину к столу. Степенно выступая друг за другом, строго по чину, бояре подходили к князю а кланялись. Ростовцы и суздальцы строго следили, чтобы не подошёл кто из владимирцев. Недаром они называли их людьми новыми, маленькими, в отличие от «больших» - ростовцев и суздальцев.

Князь заметил эту ревность «больших» и ухмыльнулся.

- Почему не вижу детей деда моего, владимирцев? - спросил он у боярина Ивана Кучковича.

Боярин погладил рукой бороду и ответил гордо:

- Городок их, княже, молод весьма! Пусть переждут.

- Куда им, княже! - поддержал старшего брата Яким Кучкович.

Андрей хотел возразить, но умолк, увидев, как настороженно отнеслись к разговору другие бояре. Князь решил приглядеться к нарочитым суздальцам и ростовцам.

На другой день с рассветом дружина вместе со многими боярами покинула город. По пыльной дороге шли дружинники, а впереди везли икону. Сзади ехал Андрей, за ним - его младшие братья - князья Василька и Мстислав, дети и, наконец, дружина.

Взошло солнце. Дорога шла по вершинам береговой гряды Клязьмы. Отсюда были видны широкие леса, уходившие синими далями к краю неба. Над серебряной рекой таял туман, в прибрежных кустах разноголосо заливались птицы. Не хотелось Андрею покидать город. Когда ехал сюда, думал остановиться во Владимире, здесь же в церкви и поставить икону. Вовремя понял, что восстановил бы этим против себя суздальских и ростовских бояр.

«Слаб ещё, а бояре сильны, шагу не могу сделать без них», - думал он с огорчением.

Тихо позванивал о конское стремя княжеский меч.

Неподалёку от Андрея, в конном строю, в первом ряду ехал мечник Прокопий.

- Мечника Прокопия к князю! - крикнул какой-то боярин.

Прокопий пришпорил коня. Прижимая шапку к груди, подлетел к Андрею:

- Что повелишь, господине? Андрей Юрьевич поманил его ближе:

- Скачи вперёд, мечник, выбери место для ночлега.

Прокопий поклонился.

- Княже, княже, посмотри, что сзади! - крикнул мечник.

Андрей повернулся и тоже остановил коня. Остановилась дружина. По подножию холма, где лепились избяные срубы Владимира, расстилался туман. Облитый розовыми лучами город, казалось, повис в воздухе и вот-вот готов был подняться ещё выше, к небу. Князь снял шапку, обнажив копну густых, подёрнутых сединой волос.

- Владимир - детина моя и отчина моя. Посмотрите, братья, Бог показывает нам, как люб ему Владимир!

В десяти верстах от города, на высоком холме, где синяя Нерль соединяется с Клязьмой, на месте, выбранном Прокопием, князь велел остановиться на отдых. Дружинники забили колья, натянули верёвки, разбили просторный шатёр. В стороне, у кашеваров, запылали костры, густой сизый дым потянулся к небу.

Пока все хлопотали, Прокопий спустился к реке, на ходу скинул кафтан. Повернувшись лицом к солнцу, прижав руки к груди, он постоял молча, о чём-то думая, а потом с размаху бросился в воду. Дружинники видели, как Прокопий переплыл на противоположный берег, нагой сидел на прибрежном камне, подставив спину лучам солнца. Когда возвратился к шатру, сказал с улыбкой:

- Хороша водица в Нерли!.. Искупайтесь! Несколько воинов направились к реке.

После трапезы князь объявил, что дальше сегодня не поедут, заночуют здесь.

К вечеру Андрей вышел из шатра. Дружинники заметили, что сегодня он был как-то особенно задумчив.

Над рекой плыли ночные шорохи. На западе чуть желтело и гасло небо. Воины стали тесным кольцом и слушали мечника Прокопия. Он рассказывал о походах «князя и об одной битве, где какой-то немец-воин ударил княжеского коня рогатиной.

- В самую гущу ворогов попал князь. Одного просквозил копьём, другого мечом срубил. Вижу, что он от своих оторвался, хочу к нему пробиться, а не могу. Впереди стена немцев… А тут этот немец… Как ударил он коня рогатиной - конь на дыбы! Князь припал к его шее, шепнул на ухо: выручай! Он и вынес его к нам. Вынес - и тут же пал…

Прокопий замолчал. На суровом лице его играли отблески пламени. Умные, немного косые глаза из-под насупленных бровей смотрели задумчиво и по-необычному ласково. Воины тоже молчали. Все обернулись в сторону реки, где на фоне вечернего неба, на вершине холма, виднелась фигура князя. Он то ходил взад и вперёд, то подолгу стоял, точно прислушиваясь к ночным шорохам.

Прокопий смотрел на живое трепещущее пламя и чему-то улыбался. В кустах за Нерлью прокричала болотная птица. Всё было тихо, лишь потрескивал костёр. Утонувшая в синеве река по-прежнему наполняла ночь своим неумолчным шумом. Глинистый обрыв и чуть колеблемые в водной глубине звёзды, красный отсвет костра - всё это напоминало о далёких и давних походах.

- Конь, он как человек, всё понимает… - сказал задумчиво Прокопий.

Мечник Михно добавил:

- В бою нужен конь, но ещё нужнее простой воин - конный али пеший. И князь без воина, конника али пешца, ничего не сделает.

Прокопий посмотрел на то место, где только что стоял князь. Где-то рядом на дереве заухало. Все вздрогнули. Сидевший у костра воевода Борис Жидиславич перекрестился:

- Не к добру это! Див-птица [86] кличет. Недоброе это место!

Прокопий покачал головой:

- Кто знает, боярин, - все под Богом ходим. Иногда и див кричит по-пустому…

Утром Андрей вышел из шатра и объявил, что явилась к нему во сне Богородица с хартией [87] в руке. Поведала, что дальше ехать не хочет.

Долго после этого во Владимире рассказывали ещё об одном чуде: в повозку с иконой запрягли коней, а кони ни с места. Повозникам помогали дружинники, коней били плетьми, манили хлебом, а они словно вросли в землю.

На этом месте, на впадении Нерли в Клязьму, князь велел остановиться. Сказал, что здесь будут ставить Богородице белокаменный храм и новый город.

Город сей он нарёк Боголюбовом.

3

Часто среди ночи князь поднимался, не зажигая свечи, отворял окно терема и смотрел на Владимир. Город спал. Облитые лунным светом в густой зелени вишнёвых садов, прижимались к холмам тесовые крыши домов. Здесь и там поднимались вверх рубленые башни высоких боярских теремов. Княжой город был обнесён твёрдым поясом земляных валов, увенчанных рублеными стенами. Как быстро он рос! Укреплённый дедом Андрея - мудрым Владимиром Мономахом, город был ещё не велик. По краям обрывистых оврагов и клязьминской кручи горбились его обросшие седым бурьяном валы и сизые бревенчатые стены. Крепость царила над широким простором поемной и лесной дали. У се подножия струилось серебро Клязьмы, а за ней к синим лесам уходили заливные луга со светлыми, как невиданные очи, озёрами. Князь Мономах хотел сделать Владимир маленьким Киевом. Там, на его княжеском дворе в селе Берестове, недалеко от города, стоял храм Спаса. И здесь, на живописном холме над Клязьмой, он поставил небольшой кирпичный храм Спаса. Вот он стоит за забралами [88] крепости, суровый и тёмный, расчерченный чёрными лунными тенями…

Жители города, бежавшие из Киева, спугнутые с насиженных гнёзд княжескими усобицами, называли Пригородные места и урочища Владимира киевскими именами. Крепость - Печерним городом, речки были Названы Лыбедыо и Ирпенью. Нашлась даже своя Почайна.

Андрей видел пустой двор отца, который князь Юрий приказал отстроить, боясь нового недовольства киевлян и думая о возврате на север… «Отец, отец! Всю жизнь рвался к златокованному престолу Киева.. Зачем связался с недругами, зачем окружил себя такими, как злокозненный Петрило? Они ищут нашей ссоры… Вот мерцает сине-зелёными тенями твоя белокаменная церковь Георгия… Как светла она и прекрасна по сравнению с чёрно-коричневой глыбой - дедовской кирпичной Спасской церковью! Верно сделал, что не послал в Киев за мастерами. Там и от новых храмов всё ещё пахнет греками и стариной. Не то - галичские да немецкие делатели. Белы их храмы, как новый снег, и украшены величаво и светло…»

При князе Юрии на восток от Мономаховой крепости, вдоль суздальской дороги, вырос посад. Острым клином лёг он меж Лыбедью и Клязьмой. Андрей решил оградить избяной город ремесленников могучими валами. Пусть спокойно куют оружие и множат богатства Руси… Они - соль земли. И отец и дед стремились умножить эту силу, лаской и угрозами селили в города ремесленников и купцов.

Андрей думал о своей столице с любовью и гордостью. Тревожили сердце думы о ростовских боярах и князьях других земель, которые станут на пути.

«Ну что же, мы поборемся…»

Андрей вспоминал, как увёз из Вышгорода икону тайно, под покровом ночи.

«Пришлось пойти на этот грех… Сколько ещё нужно будет свершить, чтобы укрепить и возвеличить столицу!.. Икона Божьей Матери здесь, во Владимире, а епископ по-прежнему живёт в Ростове. Нужно бы Владимиру своего епископа…»

Посвежело. Андрей поёжился от ночной сырости. Он мало знал нового ростовского епископа, владыку Леонтия. Его недавно назначил константинопольский патриарх. Андрей встречался с епископом несколько раз, но поговорить по душам не было случая. Князь вспомнил, что есть верный человек из попов, которому он может довериться. Это поп Фёдор, к которому ездил в прошлом году мечник Прокопий.

«Их и пошлю, - подумал он решительно. - Попа Фёдора и мечника. Пусть Фёдор потолкует с Леонтием».

4

В Ростове Великом на краю города - маленькие, приземистые избёнки, крытые соломой и тёсом. Одна крыша продавлена и похожа на половецкое седло, другая, перекрытая недавно, - на шлем воина. Над всем этим скопищем покосившихся, обомшелых срубов громоздится дубовая махина собора Успения Богородицы, возведённого ещё при Владимире Мономахе.

Мечник Прокопий с попом Фёдором ехали не спеша, нога в ногу, стремя в стремя. У заезжего двора толпились несколько человек. Мужик в рваном полушубке, с перевязанным глазом и всклокоченной бородой протянул руку:

- Эй, муж честной, остановись, брось хлеба!

Прокопий увидел злые, насмешливые глаза и спрятанный в рукаве нож. Здесь, в Ростове, с такими лучше не связываться. Фёдор рванул вперёд, разбрызгивая грязь. Прокопий - за ним. Он вовремя успел припасть к шее коня: мимо просвистел камень.

- Княжой лизоблюд, счастье твоё, что утёк…

В городе было неспокойно. Народ группами собирался на улице и о чём-то оживлённо разговаривал.

На другой день после заутрени Фёдор и Прокопий сидели в Палате у ростовского епископа, грека Леонтия.

- Что же передать князю, владыко? - спросил Фёдор.

- Скажи, что буду во Владимире, - поговорим. - Епископ внимательно посмотрел на гостей. - Князю Андрею епископская кафедра нужна во Владимире, чтобы тешить свою гордость. Зачем Андрей приехал сюда из Вышгорода? Вдали от отца думает жить, по своей воле…

Прокопий с Фёдором молчали.

- Или здесь, в Залесье, хочет построить новый Киев? - Епископ говорил с насмешкой. - Не об этом думать сейчас нужно! В городах Ростово-Суздальской земли голову подняла чернь. А всё потому, что язычество живёт недобитое, люди поганым идолам молятся, а про епископов волхвы и кудесники рассказывают небылицы… - Епископ махнул рукой. - Идите!..

Прокопий и Фёдор собирались обратно, когда возвратился хозяин избы, где они остановились:

- В Ростове владыка недавно, а такую власть взял что хоть кричи! Прошлой осенью вместе с боярами забрал за бесценок хлеб, а сейчас собирается его на Волгу отправить.

Мечник растерялся. Во Владимире считали, что умудрённый в книгах грек, строгий в исполнении церковных постов, пользуется большой любовью у людей ростовских. Прокопий подтянул повыше меч, чтобы не торчал из-под плаща, и поспешил к собору.

У епископского двора шумела толпа. Сотни полторы горожан окружили высокого человека с повязанным глазом, в кафтане, перетянутом лыковой верёвкой.

- Обездолили! Даням конца нет!

- Всякая вина виновата. Редко в церковь ходишь - плати, поклоны творишь не усердно - тоже плати.

- У нас в амбарах сор да мыши, а у епископа кладовые от добра ломятся.

- Зря попов кормим…

- Чего смотрим, братья?

Прокопий заметил старика с длинной седой бородой, в кругленькой берестяной шапочке, обтянутой материей. Он ухватил старика за рукав:

- Дед, скажи, чего народ собрался?

Старик испуганно посмотрел, хотел вырваться, но Прокопий держал его крепко.

- Куда ты, обожди… Старик молча тянул рукав.

- Отпусти, чего привязался!

Молодой крепкий парень протиснулся к Прокопию:

- Что старика держишь, брось!

Прокопий посмотрел на парня, хотел за дерзость сбить с него шапку, но удержался. Здесь не пошумишь: как бы свою шапку не оставить…

- Хотел спросить, братцы, почто собрались здесь, у епископских хором.

- А тебе что! - наседал парень. - Ишь, какой выискался!.. Ребята, чего глаза пялите, дайте ему…

Прокопию пришлось бы плохо, как вдруг сзади закричали:

- Едут, едут!..

Показалось несколько телег, доверху гружённых решками с житом. По бокам шли епископские слуги.

- Братья, расступитесь, дайте проехать.

Рыжий парень выскочил из толпы и схватил коней под уздцы:

- Не пустим! Мы оголодали, а епископ продаёт хлеб втридорога!

- А сам учит в церкви: «Возлюби ближнего»…

- Дармоеды…

Три молодых послушника стояли около возов.

- Мы служим, мы не виновны, - пролепетал один, постарше.

- А вас и не трогаем.

- Позовите епископа.

- Пусть выйдет владыка к людям!

Наиболее проворный пробился через толпу, скрылся в переулке.

Старик в круглой шапочке обратился к людям:

- Не нужно трогать этот хлеб. Послушаем, что епископ скажет.

В воротах появился епископ Леонтий. В руках - высокий кипарисовый посох с серебряным навершием. Глаза злые, но сам спокоен: видно, не страшна ему эта голодная толпа, видел и не такое. Знал, куда ехал из далёкой Византии.

Положив руку на висевший на груди крест, епископ остановился и поглядел вокруг: красные потные лица, всклокоченные бороды, дикие глаза - «языческая толпа».

Увидев епископа, люди замолкли. Некоторые попятились.

- Почто шумите? - спросил Леонтий тихо. - Почто вызвали своего епископа?

Высокий старик, сняв шапочку, вышел вперёд:

- Гневается народ на твою несправедливость. Вконец разорил поборами. В городе глад и мор, а слуги твои наше же добро продают втридорога. Ответь нам, Почто сам нарушаешь то, чему учишь в церкви?

Епископ посмотрел на старика спокойно:

- Как смеешь ты допрашивать меня, помазанного митрополитом и патриархом!

- Не я тебя спрашиваю, владыка, а народ.

В толпе закричали, заулюлюкали. Епископ побелел исступлёнными от гнева глазами посмотрел на окружающих. Кто-то потянулся к золотому кресту, хотел сорвать.

- Прочь, еретики! На костёр вас! - крикнул Леонтий. - Как вы разговариваете с епископом? Именем этого креста прокляну, отлучу от церкви!

Прокопий оказался позади Леонтия. Нужно было бы вывести епископа из толпы, но как? Мечник хорошо понимал, что один он против толпы бессилен.

- Эй, парень, дай греку за наши слёзы! - крикнули Прокопию сзади.

- Да он сам породы боярской… Одного поля ягода…

Прокопий нащупал меч. Он решил обнажить его, если дело дойдёт до расправы.

- Расскажи нам, епископ, почему ты грабишь народ? - выкрикнул старик.

Вместо ответа Леонтий взмахнул посохом и ударил старика по голове. Толпа заревела, всколыхнулась. Кто-то оторвал с епископа золотой крест, потянул за рясу.

- Братцы, бери хлеб! - крикнул молодой парень, который всё ещё держал коней под уздцы.

Сдёрнули мешок с воза, в грязь тяжёлой золотой струёй посыпалось зерно…