В покоях епископа Фёдора, несмотря на тёплую осень, топили печи. Епископ любил тепло и, расхаживая по своей комнате с низкими сводами, время от времени грел руки у раскалённых кирпичей.
Прислонившись к печи спиной, Фёдор послушал, как в маленькое слюдяное оконце стучал дождь. Сегодня на душе было особенно тоскливо.
Послушник зажигал свечи дымным шнурком.
- Ты говорил, что меня кто-то ожидает. Вели войти.
В дверях, отбивая земные поклоны, появился Паисий.
- Ну, почто пришёл? - спросил его Фёдор, заложив руки за спину.
- Дело до тебя спешное, владыко. Фёдор выждал, пока Паисий приблизится.
- Какое же такое дело?
Ткнувшись жирным носом в сухую митрополичью руку, Паисий обдал Фёдора запахом чеснока и редьки.
- Вели, владыко, схватить богомерзкого старика Кузьму, что жительство имеет у княжого мастера-златокузнеца Николая.
- За что же?
- Гневит, владыко, Господа нашего Иисуса Христа, изрытая хулу на тебя и церковь Христову.
- Что же он говорит, сей нечестивец?
- О, епископ, и не пытай! Язык не поворачивается повторить скверну. Превозносит латинян и греков и тайно молится идолам поганым.
Фёдор прошёл в угол и остановился у аналоя.
- Что-то много говоришь ты на этого человека! Может, клевещешь? - Фёдор испытующе посмотрел на доносчика. - Подумай, великий грех возьмёшь на душу свою перед Богом!
Паисий опустился на колени перед иконой и перекрестился:
- Верь, отче! Если я налгал, то провалиться мне на сем месте!
Теперь, когда Фёдор стал епископом, он решил железной рукой искоренять непослушных. Он считал, что этим он укрепит свою власть.
- Ну ладно, будь по-твоему. А что ещё?
- Отче, сотвори благое дело! - сказал Паисий после некоторого раздумья. - Вместе со стариком Кузьмой повели схватить и его внука Алёшку. Оба они язычники, оба бежали от господина своего, боярина Ивана. Вели заточить златокузнеца Николая…
Епископ замахал руками:
- Врёшь ты всё, Паисий!.. Возьмём пока одного Кузьму. Послушаем, что он скажет на допросе.
На другой день во Владимире вокруг Успенского собора был крестный ход. Алексей уговорил Николая сходить посмотреть, а сам отправился на Клязьму, в тайной надежде встретиться с Ариной. Кузьма остался сторожить дом.
В раздумье сидел старик на пороге. На дворе купались в пыли воробьи, в лучах ласкового солнца нежилась старая лохматая собака.
Кузьма хотел подняться и бросить воробьям зерна, но остановился. В ворота вошли трое стражников и монах. Монах сказал:
- К епископу Фёдору тебя, кузнец, вызывают немедля.
- Зачем, братья, по какому делу?
- Иди, иди! Там тебе скажут.
Кузьма шёл по улице, окружённый стражниками, и с тревогой думал: «Провинностей за мной нет… Может, владыке что-нибудь понадобилось для соборов по кузнечной части? - Посмотрев на угрюмые лица своих провожатых, подумал с тоской: - Нет, не для добра вызывает меня епископ…»
Дед Кузьма дошёл спокойно. Встреченные по пути мастера-соседи спрашивали стражников:
- Куда ведёте старика? Те отвечали неохотно:
- По спешному делу вызывает дворский. Кузьму втолкнули в узкую дверь башни; он чуть не упал с осклизлой от сырости лестницы. Остановился, хотел приглядеться, но ничего не увидел. Внизу зазвенела цепь.
- Чего стал? Слушайся сюда. Обратно всё едино не выпустят.
Спотыкаясь о чьи-то вытянутые ноги, Кузьма прошёл во мраке в уголок. Слышалось дыхание нескольких людей да писк мышей, которые возились в углу. Сиплым голосом кто-то спросил:
- Кто таков? Владимирский?
- И владимирский и нет…
- Почто так?
Дед Кузьма рассказал, откуда он родом и как попал во Владимир.
- Ну, это, мил человек, упрятал тебя твой боярин.
- Как же? Его нет во Владимире…
- Боярская власть и из-под земли достанет. - Человек завозился, простуженно закашлял. - Богатого мужа везде знают, он и на чужой стороне имеет друзей, а убогий и в своей со страхом ходит.
Мечник Прокопий ожидал князя в светёлке. Он только что возвратился из Новгорода, куда Андрей посылал его с тайным поручением.
Внимательно следил Андрей за событиями в Новгороде Великом. В глубине души он лелеял старинную свою мечту подчинить себе этот вольный и богатый город. На первое время князь Андрей хотел добиться только одного: чтобы в Киеве и Новгороде сидели посаженные им князья. В благодарность за его труды они считали бы его старейшим и первенство отдавали бы земле Владимирской. Новгородцы призывали и выгоняли то одного, то другого князя. Сейчас там сидел ставленник Андрея, князь Святослав.
Вошёл Андрей с Якимом Кучковичем. Прокопий поклонился до земли.
- Ну, что там у Господина Великого Новгорода?
- Княже, грамоту твою читали на вече… Андрей посмотрел на Кучковича, стоявшего у порога.
- Боярин Яким, садись.
Яким нерешительно подошёл к лавке и присел на краешек.
Прокопий смущённо откашлялся.
- В Новом городе нехорошо, - начал он тихо. - Горлопаны, подкупленные боярами, сторонниками киевского князя Мстислава, кричат на вече против князя Святослава. Боюсь, что прогонят его новгородцы в другой раз.
- Ну, а Святослав? Прокопий пожал плечами:
- Слаб весьма, клонится, словно ольха под ветром.
- Святослава надобно поддержать. Придётся тебе к нему ещё раз съездить. Скажешь, что я помогу… Так вот с какой стороны хочет меня уязвить Мстислав! Хочет, чтобы из Новгорода изгнали посаженного мною на княжение князя… Ну, а что про меня бают новгородские купцы да бояре? - спросил он неожиданно.
Прокопий опустил голову.
- Ну, говори, что замялся…
Мечник взглянул на Андрея светлыми глазами, посмотрел на боярина Якима и густо покраснел:
- Лают тебя, княже, самовластцем и говорят, будто ярмо твоё себе на шею надеть не позволят.
- Та-ак… - протянул князь.
На мгновение воцарилась тишина. Слышно было только, как за стеной колотится в ставни ветер.
- Ну, иди…
Отпустив воина, Андрей долго смотрел на дверь.
- «Самовластец»… - обратился он к Кучковичу. - А ведомо ли лучшим людям новгородским, что суздальский самовластец ничего боле не хочет, как тишины и покоя для всей земли Русской? «Самовластец»… Долго ли проживут новгородцы по своей воле, раздираемые крамолами и усобицей?.. Продадут их немцам или шведам свои же купцы и бояре. Новгород Великий - ключ ко всей остальной Руси. Не можем мы терпеть, чтобы ключ этот попал в руки иноземцев. Поднявшись со стула, князь позвал слугу:
- Паробче! Прикажи позвать воеводу Жидиславича. Да чтобы шёл сюда не мешкав!
Внимательно слушал Андрей, что читал ему по свитку воевода.
- «С боярином Якимом Кучковичем придёт в войско двадцать копий. С боярином Петром Замятничем придёт десять копий… С ростовским боярином Иваном Кучковичем, - повысил голос воевода, - придёт два копья…»
Князь молча кивал головою. Когда Борис Жидиславич окончил, он сказал угрюмо:
- Теперь будем собирать войско да ждать, какие известия привезёт от Святослава Прокопий. Сегодня послал я его на городище в Новгород Великий. Беду накличут на свою голову князь Мстислав да новгородцы! Еду не кричу, а уж доберусь - на себя пеняйте…
В покоях епископа Фёдора всегда было тихо и пустынно. На вошедшего безмолвно смотрели с икон скорбные лики святых, озарённые трепетным светом лампад и свечей. Неслышной тенью проплывали чернецы. В душном сумраке пахнет ладаном и сосновой смолой, каплями янтаря выступившей на бревенчатых стенах.
Якима Кучковича Фёдор принял сразу, не заставляя ждать, как других.
- Почто пришёл, боярин? - спросил Фёдор, опускаясь на скамью и приглашая сесть Кучковича. - Есть нужда какая?
Яким присел на краешек покрытой ковром скамьи и вздохнул:
- Пришёл к тебе, владыко! Если есть час, то не прогони.
Епископ ухмыльнулся в бороду:
- Для дела, боярин, у любого человека должно найтись время, а если дела эти до князя и Владимирской земли, то тем паче.
Яким угодливо кивнул головой:
- Именно касаемые до всей земли и особенно до князя нашего, Андрея Юрьевича. - Кучкович кашлянул в руку и продолжал: - Отче, нужно князю открыть глаза. Нужно поведать, какую опасность таят в себе горожане и смерды, которых он жалует без меры. Они ждут только часа. И не вытащи мы вовремя меч, они забьют нас дрекольем!
При этих словах у Кучковича расширились глаза, а пальцы непроизвольно сжались в кулак. Вспомнил, как на его вотчине у Москвы смерды забили слуг, поехавших собирать дань. Скрипнув зубами, Яким мотнул кудлатой головою, но вовремя спохватился:
- Что я, господи…
Епископ Фёдор на Якима не смотрел:
- Что про мизинных людей ты говоришь, боярин, то правда. Только откуда ты взял, что князь жалует их без меры? И у Андрея Юрьевича каждому своё место: холопу - холопье, боярину - боярское. - Фёдор поиграл янтарными чётками. - Хорошо, что ты зашёл, Кучкович! Есть у меня в узилище несколько нечестивцев. Изрыгали хулу на князя, бояр, меня бранили… Всё заняться ими недосуг. А нужно бы попытать, откуда в стольном городе идёт крамола. Время сейчас опасное. Слышно, князь опять собирает рать…
- Так ты поторопись, отче! Выведай их воровские дела и передай князю. Виновные не скажут, что они повинны. Их нужно, как в латинских странах, казнить огнём и железом.
Епископ молчал. Наморщив лоб, сказал задумчиво:
- «Ignes et Ferro» [102]. Этого не разрешит князь. Суров он к своим недругам, но не позволит, чтобы в стольном его городе запылали костры…
Вечером в Успенском соборе Фёдор с нетерпением ожидал окончания службы. В подвале на епископском дворе должны были допрашивать чёрных людей, обвинённых в преступлениях против церкви.
Поддерживаемый под руки монахами, шурша шёлком чёрной мантии, Фёдор медленно спустился в подвал. Пахло прелью. Маленькие свечки с трудом вырывали из темноты несколько ступенек. Посредине сводчатой комнаты стоял накрытый холстом стол, а на нём в тяжёлом бронзовом подсвечнике оплывала свеча. Казалось, тяжёлые своды давили на людей, и в сыроватой мгле подвала люди ходили вяло, словно тени.
Навстречу епископу со скамьи поднялись Яким Кучкович и Амбал.
- Привели, владыко.
Они подтолкнули высокого узкогрудого человека с непомерно большой головой и длинным белым лицом. Палач посмотрел на епископа немигающими глазами. Фёдору стало как-то не по себе. Под узким убегавшим к затылку лбом тупо и безразлично смотрели мутные глаза. Длинные руки с крючковатыми пальцами походили на клешни. Во всём облике палача чувствовался притаившийся зверь, который, казалось, только и ждёт, чтобы наброситься на свою жертву.
Палач вытер рот волосатой рукой.
- Благослови, владыко! - склонил он голову перед Фёдором.
Но вместо благословения палача епископ в страхе перекрестил себя:
- Изыди…
Яким Кучкович оттолкнул палача.
- С кого прикажешь начать, владыко? - обратился он к Фёдору вкрадчивым тоном, от которого у епископа опять закололо сердце. - Можно начать с татя, укравшего церковные сосуды, а можно с кого другого…
- С татя.
Подобрав рясу, Фёдор прошёл не к столу, а в дальний угол и сел на стул, подставленный монахом.
Первый допрос был неинтересным. Вор, укравший церковные сосуды, сам рассказал всё, как было. Правда, его раза два полоснули кнутом между лопатками. Со второго удара на спине клочьями повисло мясо. За чистосердечное признание епископ смилостивился и лютую казнь заменил отсечением руки. Хуже было со вторым. Высокий, худой старик, со связанными назад руками, смело шагнул в освещённое свечами пространство.
- Как зовут? - спросил его сидевший за столом дьяк.
- Кузьмой, - ответил старик.
- Развяжите руки.
Палач перерезал верёвку ножом. Кузьма расправил плечи, осмотрелся. В стороне, у каменного столба, стоял, ухмыляясь в бороду, Яким Кучкович.
- Ну, сказывай, какую хулу изливал на святую церковь, какими словами поносил князя и епископа.
Кузьма молчал.
- Али оглох?
Кузьма поднял голову и ответил спокойно:
- Не поносил я бранными словами ни церкви, ни князя, ни епископа.
Дьяк обратился к палачу:
- Пусть скажет.
Палач подошёл сзади, захватил руки старика петлёй, перебросил верёвку через блок, к ногам привязал бревно. Вывернутые за спиной руки оказались над головой. Фёдор увидел, как у старика раскрылся рот и упала челюсть. Бессильная голова склонилась на грудь.
- Пожалуй, не вынесет этой пытки - хлипок, - сказал дьяк.
Кузьму положили на землю, и монах облил его водою.
- Пытать нужно не так, - подошёл к палачу Яким Кучкович. - Чтобы жив был и правду не утаил.
Амбал потянулся, хрустнул пальцами:
- Яким, разреши мне. Я из этого старика правду вытяну!
Кузьма лежал на полу и смотрел на всех четверых изумлёнными, плохо понимавшими глазами:
- За что вы?..
Арине хотелось увидеть Алексея, в душе она надеялась, что он к ней придёт. Но прошло уже больше недели… Собрав кузовок, отпросилась она во Владимир. Сказала, что пойдёт на торг продать кринку мёду и купить соли.
Осенний дождь сбивал с деревьев последние листья. Заклязьминские дали затянуло сплошным пологом тумана, с холмов мутными потоками стекала вода. Остановившись, чтобы поправить выбившиеся из-под платка волосы, Арина посмотрела окрест и вздохнула. На Лаврентия [103] ходили с девушками смотреть на воду: коли тиха, то жди осени тихой, а зимы без вьюг; ежели нет - и осень с ветрами, и зима с вьюгами. Вода не была тихой… Поправив сбившийся платок, Арина пошла дальше. Не страшны ей и ветры буйные, и вьюги лютые. Вот как бы с Алёшей чего не стряслось… Не поговорила она с ним в прошлый раз. Вспылил он. Посмотришь - лицом красен, ростом велик, ума не занимать, а всё же какой-то непутёвый. Жил бы рядом в деревне - тогда душа на месте. А так - мало ли чего… И лихих людей много.
От моросящего дождя город казался каким-то белёсым, озябшим и притихшим. Вдоль бревенчатого настила по улице неслись ручьи. Словно испуганные, стояли на крышах теремов безмолвные петухи и сказочные птицы, вырезанные из дерева.
Она быстро нашла двор мастера Николая. У потемневших от времени ворот хотела взяться за скобу, но нерешительно остановилась.
В сыром воздухе слышались удары молота и чей-то голос:
- Алексей, наддай…
Когда она шла сюда, то больше всего боялась, что он захворал. Теперь, у ворот, подумала с острой, пронизывающей сердце тоской: «Если он не захворал и с ним не стряслось никакой беды, то почему он не пришёл ко мне?.. Сказал же, что и без меня не пропадёт», - вспомнила она.
Закусив губы, точно от боли, стояла перед воротами, не зная, то ли постучать и войти, то ли повернуть обратно. С мокрых волос скатилась за спину струйка и потекла, неприятно холодя всё тело. Стекали по щёкам крупные капли дождя. Теперь Арина услышала голос его самого. Не чувствовалось, чтобы он был болен.
Повернувшись, девушка медленно побрела по улице в ту сторону, где сквозь густую сетку дождя виднелась башня Золотых ворот. Синие, затуманенные слезой глаза смотрели на всё покорно и безразлично.
«И зачем я встретилась с тобой!.. Присушил ты меня… - Присев на лежавшую колоду, отжала мокрые пряди волос и посмотрела на раскрытую арку Золотых ворот. - Нет, надо вернуться, проведать. Я во всём виновата…»
Подхватив кузовок, зашагала она обратно и, не задумываясь, вошла во двор.
Двери отворил высокий седой старик.
- Здравствуй, девонька! Почто пожаловала?
Арина растерянно стояла на пороге, стараясь разглядеть человека в глубине избы у горна. - Арина, Аринушка…
Алексей подбежал, снял кузовок, усадил на лавку.
Все эти дни Алексей ходил как потерянный. Дед Кузьма исчез, словно канул в воду. Искали везде. Пробовали пройти на епископский двор, но туда не пустили. Люди боязливо рассказывали:
- Дед ваш угодил к Фёдору. Стражники увели к епископу кожевника Матвея, гончара Петрилу, древоделей братьев Никиту да Ивана и многих других. Сказывают, пытают там их.
Люди посмелей говорили со злобой:
- Бежали от лютой боярской кабалы да угодили к Фёдору! И что князь смотрит!
Алексей с Николаем всё чего-то ожидали, надеялись на лучшее, но каждый день приносил всё новые и новые тревоги, подсказывал, что большее горе ещё впереди.
Алексей не верил, что дед Кузьма не возвратится. Странно было, что его нет в избе; казалось, невозможно будет привыкнуть к мысли, что больше не услышит его голоса…
И тут пришла Арина.
- Как же ты… в непогоду… Путь хоть и не долог, да дождь! Сыплет и сыплет…
Глядя на смущённого Алексея влюблёнными глаза, Арина ответила:
- А ты дождя испугался, Алёша! Я вот, видишь, и в дождь к тебе…
Алексей замолчал и растерянно взглянул на Николая. Старик ничего не понимал, смотрел то на Алексея, то на Арину. «Вот так штука… Алёшка-то, тихоня…»
- Ждала я, ждала, Алёшенька! Вот, думаю, ты хворый лежишь али что другое стряслось. Не стерпела. Сама первая к парню пошла! Покрыла голову срамом. Да Бог с ним… Жив ты - и хорошо.
Она поднялась, взялась за кузовок, но тут её остановил Николай:
- Ты, девонька, постой! Раз пришла, уж будь гостьей… А ты что, Алёшка? Принимай… Прости, девонька! Беда у нас. Старика Кузьму схватили. Живём мы без хозяйки, но ты не обессудь: чем богаты, тем и попотчуем. Алёшка-то… Ах, господи… А я, старый, думаю, что это зачастил парень куда-то?.. Да ты чья? Откуда?
Арина начала рассказывать. Николай сидел на лавке и слушал внимательно. Алексей вышел за дровами.
- Ты говоришь, матушка твоя в ледоход чуть не утонула в Клязьме? - спросил Николай.
Арина кивнула:
- Захворала матушка после этой купели и умерла. Увидев вошедшего Алексея, Николай перевёл разговор:
- Ты сначала обсушись у огонька, обогрейся, поснедай с нами, а там мы тебя послушаем.
Арина пробыла до полудня, а когда дождь немного утих, Алексей пошёл проводить её до деревни.
Когда он возвратился, дед Николай долго крепился, спрашивал о разном: как дошли да какова погода. Под конец не выдержал:
- Алёшка, а Арина-то хороша, а?
Алексей помолчал.
- Ну, люба она тебе, Арина-то?
- Люба.
- То-то, парень! Уж до чего хороша девка! Хозяйка будет - загляденье!
Алексей опять промолчал, поворочался на лавке. Вздохнул:
- Не думал я, что решится она на такое. Подумать только, сама пришла ко мне во Владимир!
- Смелая, видно. Такая в беде не оставит.
В избе дымно горела лучина. Алексей сидел за столом.
- Может, деда Кузьмы и в живых нет? Николай тяжело вздохнул и, закрыв глаза, покачал головой:
- Боюсь подумать, Алёша…
Послышалось, что кто-то идёт через двор. Подняв голову, Алексей насторожился. На дворе всхлипывал дождь и подвывал ветер.
- Меня, Алёша, сегодня домовой сонного погладил мохнатой рукой по лицу, - сказал Николай. - Сказывают, к добру это.
Лёжа на лавках, долго не могли уснуть. Слушали, как ветер ворошил на кровле солому, стучал оторвавшейся доской. Алексей совсем уже закрыл глаза, как вдруг почувствовал, что Николай поднялся.
- Что ты? Али кого услышал?
- У наших ворот вроде как конный…
Алексей вскочил. Он услышал робкий, неуверенный стук. Поспешно натягивая кафтан, разбрызгивая лужи, босиком побежал он к воротам. Отворил створы и в темноте с трудом узнал мечника.
- Прокопий, да ты откуда?
- Из Новагорода. Насилу живот спас. - Мечник прошёл в избу, устало опустился на скамью. - А где же Кузьма?
Словно виноватые, Алексей и Николай рассказали всё, как было. Прокопий выслушал молча.
- Стало быть, он у Фёдора?
- Если жив, то у него…
Утром, чуть свет, Прокопий ушёл на княжой двор. Алексей с Николаем долго его ждали, днём несколько раз выходили за ворота, но Прокопий не возвращался. Обедать сели одни.
- Уж не стряслось ли чего? - сказал Николай. - Может, в сердцах наговорил епископу?..
Мечник пришёл поздно вечером. На вопрос Николая, что он услышал о Кузьме, махнул рукой.
- Ну, а князь?
- Князя нет. Уехал. Видно, Фёдор большую силу имеет. Меня к нему не пустили. А что с Кузьмой, никто не ведает. Сказывают, что он в подземелье, а жив али нет, кто знает…
- А что говорят бояре? Мечник горько усмехнулся:
- Что они знают…
На другой день Прокопий снова был на епископском дворе. Смотрел на рубленные из дубовых брусьев конюшни, коровники, кладовые и хранилища. Среди многочисленных построек Прокопий искал узилище, где заключены были схваченные Фёдором люди.
В покое, где Прокопий ожидал епископа, под иконами тускло мерцали лампады и свечи. Смиренные послушники и чернецы ходили в полумраке, опустив головы. Мечник не любил этой монастырской тишины, этих постных лиц монахов. Сидя на лавке, он громко чихнул, и мгновенно, словно из-под земли, вырос чернец:
- Что зло творишь, мечник? Епископ не любит шума.
- Поведай епископу, что княжой слуга, мечник, его ожидает, а не чернец или холоп.
- Епископ сейчас молится.
- Я здесь уже другой день…
Фёдор встретил Прокопия взглядом суровых глаз из-под густых чёрных бровей.
- Почто пришёл?
- Прости, владыко, ведомо стало мне, что слуги твои схватили и бросили в яму княжого мастера Кузьму.
- А ты почему о нём хлопочешь? Еретик он.
- Отец Фёдор, пощади старика!.. Ему и жить осталось мало.
Глаза у Фёдора стали наливаться бешенством, а по лицу пошли красные пятна.
- Почто о еретике хлопочешь? - крикнул он, ударив кулаком по подлокотнику стула. - Сколько ему жить, это ведает Бог… Или ты такой же еретик?
Мечник отступил на шаг:
- Не возноси хулу, владыка, на княжого слугу! Не слышал я таких речей. Мастер Кузьма - хороший оружейник. За что холопы твои схватили доброго человека? Ни князь, ни Богородица тебе этого не простят!
Не сводя глаз с Прокопия, епископ медленно поднялся.
- Ты… - произнёс он хрипло, - так говоришь со мной? Неужели, мечник, у тебя две головы?
Прокопий стоял перед епископом спокойно, склонив голову набок. Увидев, что Фёдор хочет кликнуть слуг, он сказал тихо, почти шёпотом:
- Отец Фёдор, не таким я тебя знал в Ростове… Ни тебе, ни слугам твоим головы моей не получить! Князю она принадлежит, как и весь живот мой. Не зови твоих холопов. Живым я в руки не дамся! - Прокопий по привычке схватился за бедро, где всегда висел меч. - Напрасно прольёшь кровь перед иконами святых мучеников.
Фёдор со злобой схватил в горсть угол парчовой скатерти и потянул на себя. Зазвенела серебряная чаша.
- За дерзость свою ты ещё поплатишься! Иди..
- Не стращай, владыка!
Мечник вышел из епископского терема и направился к воротам. Взглянув на его искажённое лицо, воротники-сторожа пропустили молча. Когда Прокопий отошёл, старший угрюмо пробормотал:
- Видно, узнал, что с кузнецом плохо…
За башнями теремов, за золочёными шлемами церквей разлилась заря. Обряженные в серебро инея, стоит, не шелохнутся стройные ели, до земли свесив свои нарядные ветви. На крышах - высокие сугробы искрящегося морозного снега. И палаты бояр и избы щедро украсила зима.
Отворив обитую рогожей дверь, Алексей выскочил во двор. Медленно тянулись к небу голубоватые дымки. Над обледенелым срубом поднялся одним концом кверху журавль с привязанной бадейкой. Алексей подтянул бадейку, опустил её в тёмную густую воду. Из конюшни вывел напоить коня мечника.
На улице скрипели калитки, под ногами хрустел снег. Вкусно пахло свежим хлебом, который пекли у соседей. Алексей второй раз подошёл к колодцу - нужно было принести воды в избу. В ворота кто-то ударил. Поставив ведра, Алексей побежал отворять, да так и застыл. С незнакомым монахом во двор вошёл дед Кузьма. Борода старика была всклокочена, на глазах грязная повязка.
- Дедушка… Дедушка… - бросился Алексей к нему на шею.
Дед Кузьма дрожащими руками начал ощупывать лицо внука, снял шапку, погладил волосы. Что-то страшное показалось Алексею в движении его рук.
- Жив, Алёшка… Ну, слава Богу… Спасибо, добрый человек, - обратился он к монаху, - теперь я у своих.
Дед с внуком, обнявшись, медленно побрели к дому.
- Ослепили они меня там, Алёшенька, вынули очи! Ослепили…
При этих словах у Алексея что-то оборвалось внутри, а ноги словно примёрзли к месту:
- Как - ослепили?.. Что ты говоришь? Только теперь понял Алексей, какая страшная беда стряслась с дедом.
Навстречу выбежали Николай и Прокопий. Дед Кузьма снял повязку - все увидели страшные, пустые глазницы. Николай и Прокопий молча переглянулись. Прокопий отвернулся, скрипнул зубами.
- Проклятый Федорец! Словно волк лютый.
На другой день весь Владимир узнал, что на епископском дворе ослепили Кузьму. Княжеские мастера и подмастерья, их жёны и дочери тихо входили в избу, кланялись хозяевам, шли к лавке, где лежал накрытый полушубком больной. В углу мерцала лампада под ликом Божьей матери: молодая женщина держала на руках младенца и смотрела на людей глазами, исполненными печали.
Горожане присаживались к изголовью Кузьмы, молча смотрели на повязку.
- Что же они творят? Неужто Богородица учит их ослеплять людей?
Кузьма пролежал несколько дней, а когда немного вошёл в силу, стал выходить во двор. Повернув своё невидящее лицо к солнцу, болезненно улыбался и говорил Алексею:
- Вот, ослепили они меня, а солнышко чувствую. Сейчас оно здесь, - показывал он в ту сторону, где находилось солнце.
Алексей удивлялся, что дед всегда указывал безошибочно. Иногда, взяв внука за руку, Кузьма спрашивал:
- На деревьях-то сейчас иней, а снег голубой? Алексей отвечал односложно, тихо. Немного помолчав, Кузьма поворачивался к нему и говорил:
- Красота-то какая! Алексей не знал, что сказать.
Однажды, когда Николая не было в избе, дед сидел, опершись руками на лавку, и о чём-то думал.
- Что ты мне про Арину ничего не скажешь? Алексей вздрогнул:
- Не видел я её давно. Как случилось это с тобой, не ходил я к ней.
Дед ухмыльнулся.
- Это ты зря! Сказывал мне Николай, что хороша она, красива. Раз была здесь, привёл бы ещё. Уж больно мне хочется её посмотреть!
Алексей молчал. В разговоре дед по привычке говорил о себе, как о зрячем.
В неясных толках и разговорах до кузнецов докатывалась тревожная жизнь Владимира. Приходившие к старикам соседи говорили, что в городе и на княжеском дворе не всё спокойно.
На торгу небольшими группами собирались горожане.
- От притеснений и поборов жить больше невмоготу! - кричал пожилой мужик в заплатанном кафтане. - Подводы для войска давай, жито и овёс давай, работаем задаром!
- Когда князь приехал сюда, думали - будет лучине.
- Новая метла всегда хорошо метёт.
- Долго ли терпеть будем?.. А тут владыка Фёдор…
От дверей собора, гремя веригами, прискакал юродивый, ступая красными босыми ногами по снегу. Приставил ко лбу два пальца, закричал по-козлиному:
- Я тоже епископ! Почему мне не поклоняетесь! Али не видите рогов…
Посмотрели на юродивого изумлённо, молча переглянулись. Не боится попасть к Фёдору?.. Старший щитник поднялся на колоду:
- Братцы, почто терпим? Ослепили на епископском дворе кузнеца Кузьму, двоим горожанам вырвали бороды, одному вырезали язык. Может, князь не знает? Не затем бежали сюда под его руку. Пойдём к нему! Пусть скажет.
Голоса закричали:
- Пойдём к князю!
Какой-то рыбак поднялся рядом со щитником:
- Други, пойдём к кузнецу, возьмём и его - пусть полюбуется князь на дела своего любимца!
Толпа одобрительно загудела:
- Покажем кузнеца князю! Пусть посмотрит!
Во главе со щитником и рыбаком все двинулись в посад.
Алексей, Николай и Кузьма сидели за столом, когда услышали, как сразу несколько десятков кулаков ударили в ворота.
Положив ложку на стол, Николай встревожено посмотрел на Алексея.
- Господи, неужто опять за мной? - расплескал по столу похлёбку Кузьма.
- Что ты, дед…
Алексей поднялся из-за стола и вышел во двор. Возвратился он с рыбаком и щитником.
- Пошли, мастер! - обратился щитник к Кузьме. - Пойдёшь с нами на княжой двор. Покажем тебя Андрею. Нет силы терпеть дольше лютости Фёдора! Пусть князь посмотрит.
Николай начал было возражать, но вмешался Алексей:
- Пусти его, Николай, чтобы Фёдор и другим не сделал зла. Пойдём все вместе!
На противоположном конце княжого двора, куда пришли горожане, в конном строю стояли дружинники. Холодно поблёскивали надвинутые на лоб шлемы, застоявшиеся кони переступали с ноги на ногу. Мечник Игорь, повернувшись к строю, что-то крикнул. Всадники тронулись и подъехали к крыльцу. Увидев движение дружинников, толпа на минуту замерла, а потом смело пошла дальше и заполнила двор. Щитник, державший Кузьму за руку, крикнул Игорю:
- Мечник, поведай князю, что пришли его люди! Хотим говорить. Пусть выйдет.
Но князь уже был на крыльце:
- Почто пришли, люди?
Все закричали: «Оголодали!.. Задаром работаем!..» Князь поднял руку:
- Не все. Пусть кто-нибудь один.
Из толпы вышел щитник, поддерживая Кузьму за локоть.
- Пришли, князь, искать твоей правды. Невмоготу терпеть лютости епископа Фёдора! Посмотри, что со стариком сделал…
Глядя на народ, Андрей подумал: «Крикнуть Игорю, чтобы взяли в мечи? Побегут владимирцы, дико крича, оставляя на пути изрубленных… - И тут же трезво: - Их не одолеешь. Сожгут всё дотла и разбегутся по лесам. Тогда прощай замыслы сделать Владимир столицей Руси! Разрознится земля, опустеют соборы…» Князь поглядел на старика, которого горожане вытолкнули вперёд. Жутко было видеть страшные, лишённые очей глазницы. У Андрея остро закололо сердце, как там, в Боголюбове, когда он в первый раз осматривал свой замок. Закусив губу, бледный от гнева, князь обернулся. Он не обратил внимания на притихшего Кучковича, у которого, точно от озноба, не попадал зуб на зуб, не посмотрел на ухмылявшегося Амбала. Глазами Андрей нашёл Фёдора. Епископ сгонял, опустив голову, по привычке перебирая янтарные чётки. С трудом выдохнув подкативший к горлу воздух, князь поднял руку:
- Идите с миром! За обиды ваши виновных накажу. Верьте вашему князю! Он зла вам не мыслит.
Вечером епископ стоял перед князем. Не смея поднять глаз, виновато опустив голову, Фёдор молча выслушивал упрёки Андрея:
- Я думал, найду в тебе достойную опору в борьбе с греческими попами, а ты? Озлобляешь людей, у несчастного старика, мастера моего, вынул очи…
Фёдор хотел что-то сказать, но князь его перебил:
- Молчи, ты скажешь, что он еретик, молился старым богам под овином! Да разве они мешали ему работать для меня, для моей дружины? Половина владимирцев верует бог знает во что, а строит христианские соборы. Надобно искоренять поганую веру, но делать это с разумением, не озлоблять горожан.
Фёдор начал было оправдываться, но князь только махнул рукою:
- Молчи!.. Невмоготу слушать…
Через несколько дней к князю во Владимир, как нарочно, прибыл из Царьграда епископ Леонтий. Шурша шёлком чёрной рясы, он вошёл в приемную горницу с монахом, посланцем патриарха.
Помолившись, Леонтий с послом отвесили князю поклон и попросили слова. Князь разрешил. Посол выступил вперёд. Вытащив пергаментный свиток со свисающими на лентах печатями, протянул Андрею Юрьевичу:
- Тебе, князь, ответ на прошение твоё, посланное его смирению, патриарху.
Андрей ответил сухо:
- Долго же патриарх не мог ответить на мои грамоту!
Посол усмехнулся, но промолчал. Князь передал свиток Паисию для прочтения.
- «Грамота благородия твоего нашему смирению принесена была твоим послом и прочтена была на соборе…»
Князь слушал внимательно. Некоторые места заставлял перечитывать второй раз. Патриарх отказывал в разрешении иметь во Владимире своего епископа и оправдывал Леонтия.
- «Так как мы узнали из грамот священного митрополита и епископов и от самого посла державного и святого нашего царя и от многих иных, что такие обвинения на епископа неоднократно заявлялись на вашем местном соборе и перед великим князем всей Руси оказались недостаточными для осуждения епископа…»
Князь посмотрел на Леонтия. Он стоял, скрестив руки на животе, опустив голову. Пламя свечей поблёскивало в его намазанных маслом волосах. Андрей почувствовал вдруг, что от запаха ладана и елея, который принесли с собой греки, ему стало душно.
- «Этот епископ, - продолжал чтец, - послан твоему благородию, как от самого Бога, нашим смирением и священным великим собором…»
Патриарх выражал надежду, что князь не захочет противиться суду святителей и патриаршему, не захочет просить иного епископа, в противном случае ему грозили отлучением от церкви.
Когда Паисий закончил, в комнате стало тихо. Яким Кучкович наклонился к уху Амбала.
- Фёдору-то конец! - прошептал он, еле скрывая радость. - И Андрей ничего не сделает. Страшное это слово - отлучение!
Князь сидел молча.
- Передай патриарху, посол, - сказал он поднимаясь, - воля его в делах церковных для меня закон. Но как быть с епископом Фёдором, которого он ранее поставил в Ростов Великий?
Монах-грек развёл руками:
- Думаю я, князь, что его нужно послать к киевскому митрополиту для покаяния. Многие грехи совершил он! А в Ростове останется епископ Леонтий.
Андрей опустил голову.
С заклязьминских просторов на город порывами налетал ветер и выл протяжно и тревожно.
Алексей встал. Накинув полушубок, вышел за двери. Посмотрел в ту сторону, где за городом находилась деревня Арины.
В последний раз он встретился с ней на посиделках. Тихо гудели прялки, девушки и парни шёпотом переговаривались между собой. Сидя рядом с Ариной, Алексей рассказывал ей о своих делах.
- Дед Кузьма просил тебя зайти к нам. А Николай сказал в шутку, что если мне придётся жениться, то лучшей жены, чем ты, он для меня не хочет.
Когда Алексей сказал это, ему показалось, что лицо девушки покрылось румянцем, а на глаза навернулись слезинки.
- Арина, что ты?
- Боюсь, не судьба нам с тобой, Алёша! - ответила она задумчиво. - Я уж говорила. Женишься на мне - сам холопом станешь.
- Ну, ведь тогда ты всегда со мною будешь. Она кивнула. Алексей хотел обнять её, поцеловать, но не смел. Арина чуть заметно пожала ему руку. Полутёмная комната и весь мир сразу наполнились для него счастьем.
- Ну, что же, авось и в холопстве не сгину. Зато с тобою…
С тех пор прошла вторая неделя, а он её не видел. Алексею вспомнились её глаза, выбившаяся из-под платка прядь волос. В сердце родилась тоскливая щемящая боль. Уж не стряслось ли что с нею?
По наезженной санной дороге Алексей направился к Успенскому собору. У епископского двора он остановился. Мимо, вздымая снежную пыль, проехали два конных, за ними - крытые кожаным верхом сани и сзади несколько дружинников с мечами и красными щитами. Вместе с Алексеем посторонились, став в сугроб снега, два купца. Один, плечистый, в перетянутой красным кушаком шубе, сказал другому:
- Ишь, Федорца-то с каким почётом!.. Князь, сказывают, повелел ему не являться на глаза до тех пор пока не съездит за покаянием в Киев к митрополиту. Пригрозили греки отлучить Андрея от церкви.
- Это князя-то?..
- Страшные времена настали… А Федорца жалеть нечего… Таскал волк, потащили и волка. Не простит ему митрополит, что он против владыки Леона пошёл.
- А как земли Фёдора, деревни?
- Сказывают, взял князь себе.
Вокруг снежными дымками курились избяные кровли. Алексей посмотрел на надвигавшуюся от Ростова Великого тучу и побежал. Бежал, проваливаясь в снег, спотыкаясь и падая. Хотелось скорее передать Арине, что Фёдора больше нет, а есть у них один общий господин - князь…
В избе Кузьма и Прокопий беседовали о новостях. Николай возился у печки, устанавливая на огонь горшок. Отворилась дверь. Вместе с клубами морозного воздуха ввалился запыхавшийся Алексей, а за ним - девушка в лаптях, в платке, который закрывал половину лица. Алексей держал девушку за руку. Сидевшие недоумённо смотрели то на него, то на гостью.
- Ты просил, чтобы я её привёл, - обратился Алексей к деду. - Вот она и пришла.
- Арина к нам пожаловала! - обрадовался Николай, узнав девушку. - В добрый час, милая! Снимай кожушок. Садись.
Арина обмела лапти веничком, сняла платок. Прокопий всмотрелся в её лицо и вдруг покраснел. Он её узнал. Это была дочь той самой холопки, которую он встретил в лесу. Прокопий почувствовал себя почему-то неловко и решил не показывать вида, что девушку эту он знает.
Арина присела на лавку. Она сразу узнала княжого мечника, и ей показалось странным, что он посмотрел на неё, как на незнакомую. «Я ведь холопка, а он… - подумала она огорчённо. - Не нужно было мне идти сюда…»
Алексей повесил кожух Арины на гвоздь, опрокинул по пути кадушку и наступил на кочергу. Все засмеялись.
- Вечно ты с громом да шумом, Алексей! - шутя начал выговаривать Николай. - Хоть бы при гостье был осторожнее. Когда полюбилась мне в молодости одна наша владимирская, - рассказывал Николай Арине, так хотелось быть перед ней самым смелым и ловким. Что любовь-то делает! Пройдусь, бывало, соколом: посмотри, мол, каков я, красна девица… А он? Грохало он! Правду я говорю, Арина?
Арина забыла свои огорчения и улыбнулась:
- А в городе говорят про него, что он ловок да поворотлив. Хороший мастер…
- Не верь, Арина, я его лучше знаю… Николаю было весело. На лице собрались мелкие смешливые морщинки, а глаза стали молодыми и добрыми.
- А это наш дед Кузьма, - подтолкнул он Арину. - В прошлый раз, когда ты у нас была, его не видела?
Девушка посмотрела на Кузьму внимательно и всплеснула руками:
- Дедушка, да я тебя у нашей околицы встречала! Помнишь?
Пошли расспросы и разговоры. Выяснилось, что все уже друг с другом встречались ранее. Алексей начал торопливо и горячо рассказывать о том, что слышал о Фёдоре.
Прокопий подтвердил, что земли Фёдора отошли к князю. Теперь Алексею можно было не бояться, что, женившись на Арине, он попадёт в холопство. Арина сидела рядом с ним. Он смотрел на неё, и ему казалось, будто она стала веселее. Улыбка у неё была другой, более беззаботной. Алексей встретился с ней взглядом, и у него словно оборвалось что-то внутри. Захотелось побыть с ней наедине, с глазу на глаз, поговорить по душам. Он предложил пройтись по Владимиру и посмотреть Успенский собор. Арина согласилась.
В сенях у раскрытой во двор двери они остановились. Алексей не знал, что сказать. Они оба молчали, и молчание это было для них приятнее всех слов. Наконец Алексей спросил:
- Старики-то мои хороши?
- Да, очень хорошие… Алёша! - вдруг шёпотом сказала Арина.
Она приблизилась к нему и стояла рядом, радостно глядя ему в лицо.
- Ты любишь меня?
- Да.
Он ощутил приятный запах её волос и, тихонько взяв её за локти, притянул к себе. Она не оттолкнула а, наоборот, как-то подалась вперёд, навстречу.
- Хороший мой, милый…
Сердце у него замерло, и он крепко прижал её к себе.
Отворилась дверь, и в сени вошёл Прокопий. Увидев целующихся Алёшку и Арину, княжой мечник кашлянул, а когда они посторонились, прошёл молча, глядя куда-то в сторону.