Андрей Боголюбский

1

Прошла тяжёлая зима неудачного похода на Новгород. Весной к Арине возвратился Алексей. В числе немногих владимирских горожан его выкупили из полона. Князю Андрею нужен был опытный златокузнец-оружейник. От долгого пребывания в неволе Алексей ослаб и первое время походил на бондаря Вышату. Страшно было смотреть на его лицо с провалившимися глазами, с нездоровой, похожей на пергамент, кожей. Он с трудом передвигал ноги.

Алексей вспомнил своего друга Вышату, которого зарыли в родной земле на кладбище Владимира, где хоронили воинов княжой дружины. Вместе с Ариной навестил он его могилу. Рассыпали птицам корм, у могильного холмика Вышаты вкопали в землю дубки, а у деда Кузьмы - тоненькие, в рост человека, кудрявые берёзки. Летом вокруг них Алексей выкосил траву. Деревца хорошо принялись, покрылись нежными клейкими листочками, и осенью Алексей разрыхлил вокруг них землю.

Наступила ещё одна зима. Владимирские мальчишки ловили силками красногрудых снегирей и в маленьких деревянных клетках продавали их на торгу. На тесовых крышах городских стен белыми глыбами лежал снег.

В один из погожих деньков князь выехал на охоту. Жители Боголюбова, услышав звуки медных рогов, бросились к дверям. В толпе всадников они узнали князя в богатой соболиной шубе, в сапогах на куньем меху. За последний год князь заметно постарел. Под глазами запали тени, отчётливее и резче легли морщины. Но князь был ещё силён и бодр. За ним на сытых породистых конях не спеша тянулись бояре. Стоявшие в дверях мужчины и женщины, мастера, орачи и другие мизинные люди с ненавистью смотрели на богатых всадников. Простой чади [108] дорого обходились эти шитые золотом плащи и шубы, заморские кони, дорогое оружие. Тяжёлым бременем лежали на плечах княжеские поборы.

В толпе придворных, на сером в яблоках коне, ехал Яким Кучкович. На боярине была новая соболья шапка и бобровая шуба, перетянутая ремнём. Богатый заморский меч, вывезенный из Киева, вызывал зависть всей дружины.

Пётр Замятнич, придержав коня, поравнялся с Якимом.

- Что не весел? - спросил он Кучковича. Яким, насупясь, посмотрел на своего друга:

- Что-то неможется, Пётр. Хвор стал. Пётр подъехал ближе и спросил шёпотом:

- У тебя всё как надо? Яким кивнул.

- У меня тоже. Князь сразу поедет к Чёртову оврагу, там наши заприметили медведя. Только бы Яков не оплошал… Я ему сказал, чтоб подъехал к Андрею ближе и бил наверняка.

Друзья замолкли, заметив подъезжающего Прокопия. Указав плетью на украшенную инеем берёзку, Яким перевёл разговор:

- В нонешнем году овсы будут росистые - эвон инея сколько!

- Год на год не приходится, - ухмыльнувшись, ответил Пётр. - Старики сказывают, что ноне от года много добра ждать надобно. Великие перемены идут…

Яким промолчал.

Когда мечник, пришпорив коня, удалился, Пётр продолжал тихо:

- Не хотел князь ехать, насилу уговорил.

- К своей смерти идёт, - задумчиво сказал Яким.

Князь ехал погружённый в свои думы, не замечая красот зимнего леса. Вспомнился неудачный поход на Новый Город, и на сердце тенью легла обида: не лёгкое это дело - собирать Русь! Сколько ещё храбрых душ отвеют от тела! Пока Русь станет единой, многие лучшие мужи костьми лягут на поле брани. А жить каждому князю особо - нельзя. Сомнут половцы или другие соседи. Андрей никогда не сомневался в успехе всех своих дел и сейчас, думая о том, как сломить непокорных новгородских бояр и купцов, твёрдо верил, что рано или поздно он победит.

«Не беда, что щит их оказался крепче моего меча! Надо, чтобы щит этот из рук новгородской господы выпал».

«Путь к Новгороду…»

Князю показалось, что он вот-вот надумает, как поставить Новгород на колени. Он даже попридержал коня, чтобы собраться с думами, но мысль ускользнула. Ему хотелось поделиться своими думами с ближним боярином, но в это время чутким ухом охотника он услышал подозрительный треск ветвей и едва уловимый скрип по снежному насту. Приподнявшись на стременах, он застыл и чуть не вскрикнул: из убранного инеем подлеска стремительно выскочила пара оленей - крупный, с ветвистыми рогами самец и рядом нежная, вся трепещущая от страха самка. Они не успели добежать до противоположного края поляны, как вслед пропела стрела. Это выстрелил Андрей. Никому не разрешалось стрелять в эту дичь, кроме самого князя. Видно было, что стрела поразила цель. Андрей сжал конские бока шпорами, приник к атласной шее коня; ломая ветки, бросился в погоню.

Четверо охотников принесли добычу. Пётр Замятнич предложил поехать охотиться на медведя, которого обложили в Чёртовом овраге, но князь решил возвратиться. На обратном пути он смеялся, шутил с боярами и приглашал всех на свежую оленину.

2

В хорошие времена по всем путям к Новгороду тянулись торговые караваны. По синим водам Волхова и меньших рек, по глади Великого Ильменя тянулись вереницы ладей и стругов, гружённых товарами, из северных лесов везли меха и воск, с далёких берегов Ледовитого океана - Дымучего моря - дорогой рыбий зуб. С Волги по волокам и сухопутным дорогам в телегах-колах и санях везли хлеб с рязанского низа и суздальского чернозёмного ополья. Господин Великий Новгород богател и рос. Новгородцы строили торговые склады и хоромы, благоустраивали город, мостили улицы, осушали болотистую почву города, возводили неприступные крепостные стены, опоясавшие огромным кольцом валов столицу бояр и купцов. На новгородский торг сходились товары со всех концов света: китайский шёлк и фряжское сукно, пряности далёкой Индии и греческие вина, дамасская сталь и русские кольчуги и мечи. Здесь можно было купить или заказать всё. Богатели и прибирали к своим рукам власть новгородские бояре и купцы. Один из них, Садко Сытинич, в самом Детинце построил своей казной великую церковь Бориса и Глеба; о его несметном богатстве слагали былины.

Синие артерии рек, дальние торговые дороги питали новгородскую силу, и князь Андрей Боголюбский железной рукой перехватил важнейшую артерию торговли новгородской. Он закрыл пути, по которым сюда из Суздаля и рязанского низа шёл хлеб.

Город волновался. На новгородском вече чёрные люди кричали о своей нужде и кляли бояр и гостей. На Волховском мосту между Торговой и Софийской стороной шли побоища. Напрасно владыка старался утихомирить новгородский люд. Голодная чернь отвечала оглушительным свистом, и требовала отправить послов во Владимир. Сторону Владимирского князя держала и часть именитых купцов: горше смерти был им паралич торговли с Русской землёй.

Княживший в Новгороде князь Роман Мстиславич держал коней и дружину наготове. Теперь он понял, что, несмотря на победу, одержанную над войском Андрея Боголюбского, он всё же проиграл. В городе не было хлеба. За окном его хором слышались крики: «Роман нам не нужен!.. Пусть едет подобру-поздорову!..» По палатам испуганно сновали дружинники. Все ждали, что решит Роман Мстиславич, а он медлил.

- Проклятый самовластец! - шептал он, потемнев от злости. - Делает то, что делал его отец, князь Юрий Долгорукий. Тот тоже своего добивался не мечом, так хитростью. Он перехватывал торговые пути, задерживал купцов, голодом принуждал к покорности своих недругов. С Андреем, как и с Юрием, тягаться трудно…

Когда посланные от веча передали Роману волю новгородцев, князь мрачно промолвил:

- Надо седлать коней! За хвост не удержишься, коли упустил гриву.

Новгородские послы в Боголюбове добились мира у князя Андрея Юрьевича и по его воле пригласили к себе на княжение Рюрика Ростиславича. Господин Великий Новгород смирился перед владимирским князем.

3

В последнее время боярин Яким Кучкович затосковал. Стал реже бывать в Боголюбове, всё чаще сидел в своих хоромах один. То ли князь стал относиться к нему подозрительно, то ли он сам устал от беспокойной жизни, но на сердце лежал камень.

Расхаживая из угла в угол, Яким останавливался, со страхом прислушивался к скрипу немазаных дверей, ждал чего-нибудь неожиданного, дурного… Постояв минуту-другую, ложился на лавку и пробовал уснуть. Через час или два он вскакивал, словно от плохого сна. Волосатыми кулаками тёр маленькие, заплывшие жиром глаза, шептал молитвы:

- Господи, помоги, возврати покой…

Тиун Яков не смог убить Андрея на охоте и скрылся. Он бродил где-то среди людей, носил с собой страшную тайну, которая могла стоить Якиму головы.

Дрожащей потной рукой боярин расстегнул ворот рубахи, провёл ладонью по налитой кровью шее. Пока живы князь и Яков - не будет покоя. А может, пока не поздно, уйти в монастырь замаливать грехи? Под колокольный звон запереть себя на безмолвное житие, словно в гробу, в тесной, маленькой келье… Яким закрыл глаза, представляя себя в чёрном клобуке [109], с опущенной головой, безликого, затерявшегося среди многочисленной монастырской братии.

Скрипнув зубами, он поднялся с лавки и заметался по горнице. Нет, это не для него! Ходил с мечом, а теперь накрыть голову клобуком и жить среди вонючих монахов? Он, Яким Кучкович? Хоть князь и Мономахов внук, а он с ним ещё поборется! Он ещё посмотрит, кто кого! Нужно только решиться. Не разбив яйца, не съесть яичницы.

А что, если Яков сидит сейчас на княжом дворе? Яким накрыл голову полушубком и почувствовал, как по спине пробежал озноб. Тогда конец, конец жизни, конец мечтам жить господином на своей вотчине, конец всему!..

На другой день, пересилив себя, Яким собрался на княжеский двор. Утром попарился в бане, испил ковш крепкого мёда - удивился, что и крепкий мёд не усмирил его смятенной души; надев тонкого фряжского сукна кафтан, выехал за ворота.

В Боголюбовском замке, в тесных сенях дворца с низко нависшими сводами, встретил своих: ключника Амбала, Ефрема Моизича, зятя Петра. Радостно потирая короткие руки, выкатился навстречу брат Иван. На душе Якима словно полегчало. Оттирая плечом мечника Михно, он подошёл к двери, откуда ожидали князя, по-прежнему уверенный в себе, гордый.

Скоро появился князь, в голубой с жемчужными запонами рубахе, красном кафтане, в синих штанах, заправленных в жёлтые сафьяновые сапоги. Князь поздоровался со всеми боярами, остановился перед Якимом.

- Здоров ли, боярин? - спросил он, пытливо заглядывая в глаза Кучковичу. - Что-то долгонько не жаловал к своему князю…

Яким вздрогнул; опустив голову, почувствовал, что весь налился кровью.

- Не гневись, княже, занемог… - сказал он запинаясь.

Тихий, робкий голос Кучковича, по-видимому, подействовал на князя благоприятно. Он посмотрел на него добрее:

- Хворь надобно лечить травами али чем другим! Есть знающие люди. Попросил бы - я б прислал.

- Спасибо, княже, мне уже лучше, - ответил Яким. - Раньше было тяжело, а сейчас легче.

4

Как-то днём по крутому глинистому берегу Алексей спустился к Клязьме. На свинцовой шири бурой от многих дождей Клязьмы качались корабли и лодки. Здесь стояли на якорях большие насады-ладьи с наделанными высокими бортами, гребцы в которых сидели под деревянными палубами, галеи - узкие большие суда, которые могли ходить на вёслах и под парусами, небольшие грузовые суда - струги. В стороне от клязьминской пристани тёмной лентой вдоль берега реки вытянулись длинные плоты.

Владимир жил суетливой жизнью большого торгового и ремесленного города. Воевал князь владимирский или жил мирно, одерживал победы или терпел поражения - торговые гости знали, что здесь, во Владимире, можно выгодно купить и продать. Пробираясь по большим и малым рекам, купцы направляли к Клязьме свои караваны.

На пристани шумели и суетились люди. Одни из них выгружали тюки с товарами, другие готовились к отплытию, третьи тут же вели торг. На высоких палубах видны были полосатые халаты и белые тюрбаны, шляпы и папахи. Высоко в небе над пристанью кружили птицы. Казалось, что в наполненных ветром парусах корабельщики привезли с собой запахи неведомых стран и морей. Алексею хотелось подойти поближе к просмолённым бортам кораблей и завести разговор с кем-нибудь из приехавших.

Около Волжских ворот его окликнули:

- Эй, хлопец, что без дела стоишь! Подсоби…

Неподалёку от него стоял мужик в длинной холщовой рубахе, перевязанной лыковой верёвкой. Он, кряхтя, поднимал большую корзину, сплетённую из ивовых веток.

- Подсоби, мил человек, поднять на плечо! Гора-то крутая, притомился.

Алексей помог поднять корзину, доверху гружённую серебристой рыбой. Наклонившись вперёд, мужик крякнул и уставил корзину поудобней.

- Ты чей будешь-то - владимирский али приезжий?

- Владимирский, - ответил рыбак.

- Что-то я тебя не примечал…

Покачиваясь на крепких, обутых в лапти ногах, рыбак начал медленно подниматься в гору.

Мимо Алексея в ту и в другую сторону, вверх и вниз сновали люди. Обрывки русской речи мешались с непонятным языком булгар, иногда можно было слышать гортанные выкрики людей в каких-то странных, нерусских нарядах. В горячем, нагретом солнцем воздухе пахло кожами, откуда-то несло ароматом мёда, тянуло подвальной прелью подгнивших овощей. Прямо на земле, в овощном ряду, высились груды свежей, сохранённой в подвалах капусты и репы. По соседству с овощами целый ряд был занят воском и мёдом.

С трудом Алексей пробрался в другой конец торга. Здесь продавали заморские товары. На расстеленных на земле коврах сидели, поджав под себя ноги, персы. В украшенных кольцами руках струился шёлк. Дорогие бархаты-аксамиты лежали на ковре свёрнутыми в штуки. В стороне от всех торговали своим товаром котельники и кузнецы.

Алексей хотел пройти к мастеру Николаю, который продавал сковороды и топоры, но его потянула за рукав какая-то женщина.

- Здравствуй!.. - сказала она нараспев, заглядывая ему в лицо улыбающимися глазами. - Али не узнал?

Алексей смотрел на неё и не мог вспомнить.

- Милай, - продолжала она, всё улыбаясь, - на Москве я раньше жила, а теперь вот скоро год, как за рыбака замуж вышла. Это ты моему мужу корзину помог поднять.

Алексей узнал вдову-московлянку, которая обогрела его, замерзающего.

- Это ты жила там, у Москвы, на речке Синичке?

- Да, я.

- В твоём доме ночевал?

- В моём, парень. Али запамятовал?

- Ну, прости, сразу не признал. Благодарен я тебе на всю жизнь! Не пустила бы в дом - замёрз.

Алексей вспомнил: там же, у неё, он встретил ворогов князя Андрея.

- А ты бояр, что в ту же ночь у тебя останавливались, так и не встречала? Не были они у тебя?

- Как же, видела, и тоже признала.

- Где? Когда?

- Здесь, во Владимире, нынче. Только подойти побоялась к нарочитому мужу. Ещё огреет плетью…

Алексей схватил её за руку:

- Иди покажи! Может быть, мы его ещё застанем.

- Что это он вам сдался? Воин этот, друг твой, тоже о нём спрашивал. Теперь ты…

Алексей на мгновенье умолк.

- Вещь он потерял, - запинаясь, сказал он, - засапожный нож. Так вот, я хочу его возвратить.

На торгу, где продавали заморские товары, покупал у перса шёлк боярин Иван Кучкович.

- Этот, - сказала московлянка Алексею. - А другого, который был с ним, я не приметила.

Оставив женщину, Алексей подошёл к боярину ближе, посмотрел сбоку: сомнений не было - Иван Кучкович. Широкий нос, серые водянистые глаза, слегка курчавящиеся волосы. Боярин почувствовал на себе пристальный взгляд и повернулся:

- Что глаза таращишь, холоп?

Алексей посмотрел на него с насмешкой, ответил спокойно:

- Это верно, боярин. Только холоп-то не твой, а князя Андрея Юрьевича. Ты расскажи лучше, как битому Мстиславу Изяславичу служил!

Боярин побледнел, правой рукой дёрнулся к мечу.

- Слуги, вяжите обидчика! - крикнул он срывающимся голосом. - Бесчестье нанёс… нарочитого мужа обвинил в измене! Это мой беглый…

Несколько боярских слуг бросились к Алексею, но он не дался. Одного отшвырнул в сторону, другого мужика свалил ударом ноги. Вокруг собрались любопытные.

- Люди, наших владимирцев боярские холопы обижают!.. - закричал кто-то из горожан.

Владимирцы рады были случаю завязать драку с боярской челядью:

- Бей их!

Боярина связали и бросили в то самое узилище на епископском дворе, где сидел когда-то дед Кузьма.

Князь Андрей приехал из Боголюбова и сам хотел послушать воровские речи изменника. Допрашивали боярина тайно. Ни Яким, ни Амбал, ни Пётр Замятнич ничего не знали. Мутно поглядывая то на мечника, то на палачей, Кучкович молчал. Сквозь разорванный шёлк рубахи виднелось тело, всё в синяках и ссадинах.

Высокий дьяк посмотрел на сидевшего в стороне князя.

- Тут одна московлянка сказывает, - начал он допрос, - что ты был у неё в ту ночь в доме, неподалёку от Москвы. Верно, боярин? Кучкович кивнул.

- А с кем ты там был, не припомнишь? Боярин ответил, сухо кашлянув:

- Нет, не припомню.

- Может, с братом со своим, боярином Якимом?

- Нет, был со своим слугой. Да что вы… Я зла против князя не мыслил.

- Добро, боярин, говоришь, да не добро делаешь! Вот другой человек, княжой мастер, сказывает, что слышал твои воровские речи. Бранили вы князя. Собирались бежать в Киев, поведать князю Мстиславу Изяславичу о ратной силе владимирцев. Правду молвит княжой мастер?

Кучкович со злобой посмотрел на Алексея, дёрнулся.

- Врёт он!.. Князь, - обернулся Кучкович к Андрею, - почто слушаешь лживого холопа? Бесчестишь ты меня и весь род наш! Не доброе творишь! Окружил себя холопами, им веришь, а мужа нарочитого винишь во лжи…

Дьяк продолжал расспрос:

- А где ты был, боярин, в то время когда войско наше осадило Мстислава Изяславича и взяло копьём Киев?

- У себя на вотчине, лежал хворый. Прокопий обратился к князю:

- Позволь, княже, спросить боярина. Андрей разрешил.

- Скажи, боярин… - вытащил Прокопий из-за пазухи засапожный нож с рукояткой, украшенной серебром и чёрным деревом. - Вот мастер сказывает, что нож сей с княжеским знаком был сделан для брата твоего, Якима. Как он попал к тебе?

- Брат отдал его мне.

- И он у тебя оставался?

- Нет. Я его подарил своему слуге.

- Тому самому, которого срубили на дороге в Василев, в то время, когда ты с князем Мстиславом Изяславичем утёк из Киева?

Кучкович молчал, опустив голову. В покое стало тихо. День был жаркий, и все чувствовали, как в растворенное окно струился тёплый аромат сада. Иван с тоской посмотрел на видневшуюся вдали зелень.

- Боярин, мечник правду говорит? - услышали все громкий голос Андрея.

Кучкович втянул голову в плечи. Прошептал побелевшими губами:

- Правду, княже… - и, рухнув на колени, вскрикнул: - Помилуй, княже, помилуй! Покорную голову меч не сечёт!

5

Яким не знал, что схватили его брата. Он сидел за столом в своей горнице и беседовал с ключником Амбалом.

- С Андреем, Яким, тягаться трудно, - говорил Амбал, наливая себе ковш мёда. - Он видит человека насквозь.

- Ты уже трусишь, - сказал Яким презрительно сквозь зубы. - Вчера говорил одно, сегодня - другое.

- Мне трусить нечего, - возразил Амбал. - Вы хотите свалить князя, чтобы снова сесть господами на своих вотчинах. Ты, Яким, получишь Москву, твой зять Пётр - землю под Суздалем. А я?

- Ты станешь богат и возвратишься к себе на родину.

Амбал в сомнении покачал головой:

- Князь Андрей не глуп! Он не позволит убить себя легко.

Яким усмехнулся, посмотрел на Амбала холодными, жестокими глазами:

- Раньше таких речей я от тебя не слышал.

Друзья повернули головы. Кто-то не спеша поднимался по деревянной лестнице. Перегнувшись через стол к Амбалу, Яким прошептал:

- Если кто не наш, притворись хмельным! Говори, что зовёшь меня на охоту. Андрей и впрямь стал теперь осторожен. Может, кого подослал…

Амбал кивнул.

Слышно было, как отрок с кем-то переговаривался за дверью. Наконец дверь отворилась. На пороге появился Паисий.

- Мир дому сему, боярин! - произнёс он, крестясь на красный угол.

Яким и Амбал поднялись. Паисий подошёл к столу, сел на лавку.

- Угостись, - подвинул Яким к нему свой вместительный ковшик.

Паисий погладил бороду:

- Уж и не знаю, как быть, бояре… Вроде как и не пристало и не ко времени. А бес мутит - уж больно люблю я грецкое вино! Когда ездили с Фёдором в Византию, усладил я им грешную душу.

Яким и Амбал ждали, что Паисий скажет, наконец, зачем он сюда пришёл в это необычное время, но тот всё медлил. Наконец он не спеша выпил, вытер усы и бороду широким рукавом.

- Хорошо винцо! Ты мне на дорогу ещё налей, боярин, от твоих щедрот. Сейчас не надо. Я передохну, а когда буду уходить - налей.

Амбал подмигнул Якиму, и тот налил ещё ковш. Паисий выпил.

- Ну, боярин, - обратился он к Якиму, - теперь можно и о деле. Княгиня просила тебя быть очень осторожным.

- А что?

- Брату твоему по княжому повелению сегодня в ночь отсекли голову!

Амбал и Яким вскочили.

- Что ты, Паисий? - схватил его Кучкович за плечи. - В своём ли ты уме?

- В своём, боярин, в своём…

Яким взглянул на Паисия и понял, что тот не лжёт. По лицу боярина растеклась бледность. Сначала серые пятна появились в углах губ, затем на щеках. Яким повернулся к висевшей в углу иконе и медленно, трясущейся рукой широко перекрестился:

- Господи, спаси нас от кары!

Он хотел о чём-то ещё спросить Паисия, но не мог. Видно было, что ему трудно владеть собой.

- Ну, а что ещё повелела княгиня поведать? - спросил Амбал.

- Княгиня молвила, что ждёт Якима с зятем Петром у себя тайно.

Яким схватился за голову.

Когда Паисий ушёл, Амбал тоже поднялся:

- Яким, прикажи сейчас же седлать коней - поскачем в Москву, а там к рязанскому князю. Андрей всё знает. Я говорил, что он мудр, как змей, и хитёр, словно лиса. Для нас от него спасенье только за рубежом земли.

Яким присел на лавку, медленно положил на стол свой громадный, покрытый рыжими волосами кулак. Сжал его со страшной силой.

- Ну, нет, Амбал!- сказал он после раздумья так спокойно, что тот посмотрел на него с удивлением и испугом. - Отец Андрея, князь Юрий, на Москве казнил моего отца, теперь сам Андрей… Я отсюда не побегу. Здесь моя земля! Отец мой, Степан Иванович Кучка, сидел здесь, когда Андрея на свете не было. Не уйду, пока не напою эту землю Андреевой кровью! Верьте мне, бояре. Я своего добьюсь!

6

Яким Кучкович, Амбал, Ефрем Моизич и ещё десяток доверенных людей собрались в доме Петра. За стеной страшно шумели сгибаемые ветром деревья. Ждали дождя; всё небо было закрыто тёмным войлоком низко бегущих туч.

Прислушиваясь к вою ветра, Яким подошёл к столу.

- Все собрались? - обернулся он к зятю. Пётр посмотрел вокруг:

- Кажись, что все…

- Закройте двери и никого не впускайте!

Двое бояр встали у низких, окованных железными скобами дверей. Яким провёл короткими пальцами по шее, ещё раз посмотрел на сидящих - лишнего никого не было. Все свои.

- Бояре!- начал Пётр спокойно, отчётливо произнося каждое слово, словно говорил на княжеском совете о делах обычных. - Ведомо вам, что вчера ночью скатилась на плахе голова боярина Ивана? Доколе мы будем терпеть самовластца на нашей земле? Забыл он, что мы, нарочитое боярство, лучшие мужи земли Суздальской, избрали его на княжение! Почто терпим хулу от его слуг, а смерть и разорение от него? Разве не можем мы жить тихо, каждый на своей вотчине господином? Разве не мы вольны в животах холопов своих и смердов? - Пётр передохнул. - Верьте мне, мужи, сегодня одного казнит, завтра - другого, а потом и нас схватит. Покончим с этим князем!

Бояре молчали. Слышно было, как затихли деревья и на тесовую крышу пролились тяжёлые капли дождя. Пётр сел, распахнул кафтан.

- Ну, кто ещё? - спросил Яким, желая нарушить тягостную тишину. - Говорите, говорите! Может, мы не правы… Мы связаны с вами одной обидой.

Пётр опять поднялся:

- Бояре, я убью сегодня ночью самовластца! Грех сей беру на себя, а вас прошу молить за меня Богородицу!

Бояре переглянулись изумлённо:

- Безлепицу молвишь, Пётр, - какой грех! Или мы, или он… Другого нет…

Несмотря на поздний час, близкая княгине сенная девушка-булгарка не спала. Она слышала, как тяжело проскрипела лестница. Человек пробирался осторожно в комнату княгини. Девушка вскочила…

Пётр закрыл ей рот ладонью:

- Иди спать! Не твоего ума дело. Да не вздумай у меня пикнуть! - Сильным и ловким движением руки он отстранил её с дороги.

7

Мечник Прокопий сторожил Боголюбовский замок с несколькими отроками из княжой дружины. Вечером, после молитвы, князь вызвал его к себе:

- Никого во двор не впускать! Если услышишь что нехорошее, буди меня. Да приходи сам, дружинников не посылай.

Прокопий поклонился.

Приближалась гроза, вдали, синие и голубые, полыхали зарницы. На дворе ветер перегонял сор по каменным белым плитам. Двое дружинников на круглом точиле у самой башни острили мечи. Стачиваемая песчаником сталь визжала и лязгала. Прокопий передал им повеление князя, а сам прошёл к воротам. Крепкие, окованные железом створы заперты, дружинники на своих местах.

- Погода-то, мечник!- сказал один из воинов. - Не иначе, как к буре. Недаром ласточки не находили себе места, носились над двором, словно стрелы…

Ноющая боль появилась во всём теле, когда Прокопий поднялся по башенной лестнице наверх, на переходы дворца. Суставы перед дождём у него болели и раньше. Ночи, проведённые на сырой земле и на снегу, не прошли бесследно. Но сейчас боль была какая-то особенная, пронзительная. Прокопию хотелось прилечь…

Сидя за сосновым, чисто выскобленным столом, он хотел что-то вспомнить. А, да… боль… Она исчезла так же неожиданно, как и появилась. Стал стар. Поседел на княжой службе. Вон у Алексея и жена и дочь. Хорошо жить вместе! Арина - добрая жена. Это хорошо - жить, когда есть люди, о которых нужно заботиться. А разве он не провёл всю жизнь свою в заботах? Заботился о князе, о городе, о всей земле Русской… Трудился, трудился в делах ратных, а гнезда своего так и не свил, прожил, как барсук.

Прокопий испил ковшик воды, положил голову на попону:

- Уф, как душно…

Вечер не принёс прохлады; кажется, усилилась жара и воздух стал ещё удушливее. В отворённое окно доносился терпкий запах цветов и трав. Прокопий расстегнул ворот рубахи….

…Проснулся он от какого-то тяжёлого сна. Что видел - вспомнить не мог. Свесив ноги, протёр глаза, не сразу сообразил, где он. Вспомнив строгий наказ князя, вышел во двор. За воротами протяжно шумели высокие деревья с чёрными шапками грачиных гнёзд. Напитанные водой тучи зловещим пологом закрывали полнеба. Ветер гнал их в сторону Владимира. Редко-редко мелькнёт в просвет одинокая звёздочка, и её затянет.

Прокопий подошёл к стоявшему посреди двора навесу над большой каменной чашей. Он хотел ополоснуть лицо студёной водой, но неожиданно от ворот донёсся шум. Не добежав и половины пути, услышал, как заскрипели кованые петли створ и по каменным плитам процокали копыта всадников. «Что же они? - мелькнуло у него в голове. - Князь ведь не велел никого впускать без его спросу…»

Тёмные тени всадников отделились от ворот.

- Эй, что за люди? - крикнул Прокопий, устремляясь навстречу.

Ответил голос боярина Якима Кучковича:

- А, это ты, Прокопий! Нам тебя и нужно! Угрозу услышал мечник в негромкой речи боярина.

Он выдернул меч, хотел крикнуть… Из мглы выросла тёмная масса, похожая на конскую грудь, на мгновение Прокопий увидел оскаленные зубы и клочья конской пены. Он поднял вперёд руки, почувствовал, что конь перед ним взвился на дыбы, а сверху, от лба к подбородку, ударили острым. Роняя меч, Прокопий опустился на колени. Перед глазами словно вспыхнула ослепительная звезда.

Раскинув руки, Прокопий остался лежать на белых плитах, а конские копыта процокали дальше.

8

Когда Яким, Пётр и Амбал подъехали к Боголюбову, воротники не хотели их пускать.

- Это я, отворите, - сказал Яким Кучкович. Воротники посовещались. Они узнали Кучковича.

Им было известно, что он живёт здесь, в замке. Яким пригрозил:

- Отворите! Ума лишились, что ли!

- Нет, боярин, князь не велел… Чувствовалось, что сторожа растеряны.

Один из отроков вышел. Пётр ударил его мечом по голове. В темноте срубили второго воротника и створы распахнули. Когда въехали во двор, Акима трясло мелкой дрожью.

Убили Прокопия; вместо того чтобы подняться по башенной лестнице к ложнице князя, все пошли к медуше. В одной из бочек выбили дно, начали черпать вино кто шлемом, кто пригоршнями. Яким пил вместе со всеми, но хмель его не брал. От каждого выпитого глотка шумело в голове.

- Бояре, что же мы делаем… - сказал Пётр, остановившись. - Разве за этим мы шли сюда? - Пётр вытащил меч. - Ну, кто со мною?

Все молчали. Пётр побледнел:

- Значит, я один?

Перехватив взгляд двух бояр, он кивнул им головой:

- Пошли!

Спотыкаясь о крутые ступеньки, Пётр поднялся по башенной лестнице. За ним пошли остальные. По переходу прошли во дворец. Дверь в ложницу князя оказалась запертой.

- Господине, господине, - сказал Пётр, толкаясь в дверь.

За дверью не отзывались. Наконец услышали шум. Все облегчённо вздохнули.

- Кто там? - раздался голос князя.

- Прокопий, - ответил Пётр, стараясь подделаться под голос мечника.

За дверью закашляли.

- Прокопий ли? - ответил князь после некоторого молчания.

В настороженной тишине все услышали, как князь пробежал в другой конец ложницы, опрокинув по пути стол. Один из боярских сыновей надавил плечом на дверь.

- За мечом побежал.

- Поздно схватился, княже! - прошептал Пётр. Он знал, что княгиня спрятала меч мужа. Затрещали двери под дюжими плечами. Начали сдавать скобы. Небольшая окованная дверь с грохотом упала на каменные плиты.

Первым ворвался Пётр, за ним боярские сыновья. Прижавшись в углу, князь стоял бледный и смотрел на своих убийц изумлёнными глазами. Споткнувшись о дверную скобу, упал кто-то из заговорщиков, на него повалился другой…

«Ах, если бы был меч!» - пронеслось в воспалённом мозгу Андрея.

Ничего не видя в тёмной комнате, заговорщики навалились на упавшего боярина/ приняв его за князя. Высокий суздалец взмахнул мечом и с хрустом вогнал его в плечо. Боярин дико вскрикнул. Оторопев, заговорщики остановились.

- Братья, да это не князь!- крикнул Яким Кучкович.

И тут они увидели князя, и он их узнал. Андрей всё ещё стоял в углу. Высокий суздалец бросился на него с мечом. Князь ударил его ногой в живот. Боярин охнул и осел на пол. Спрыгнув с ложа, Андрей схватил за горло молодого боярского сына. Они покатились по полу, не выпуская друг друга, захлёбываясь от ярости. Ефрем Моизич, изловчившись, ударил князя копьём в плечо. Пётр нанёс второй удар мечом… Всё было кончено…

Боярский сын лежал с остекленевшими выпученными глазами и посинелым дурным лицом. Рядом стонал боярин с разрубленной ключицей. Амбал вытирал окровавленный клинок углом тяжёлой парчовой скатерти. Высокий суздалец поднялся, нашёл на полу свой меч; подойдя к лежащему князю, рубанул его, безжизненного по руке, острием ткнул в грудь… Все остальные стояли, опустив руки. И вдруг все вместе заспешили к выходу.

- Боярина, боярина возьмите!- сказал Моизич, но никто его не слушал.

Амбал и Моизич положили раненого на ковёр, спустились за остальными.

В княжой медуше при свечах выбили днище ещё одной бочки с дорогим греческим вином, начали пить…

- Князь сошёл с сеней вниз!- закричал один.

Все затихли. В чуткой настороженной тишине каменного подвала услышали только потрескивание свечей.

- Тебе он и мёртвый не даёт покоя!- сказал Пётр боярину злобно.

- Нет, послушайте…

Со стороны лестницы донёсся приглушённый еле слышный стон. Все вскочили с мест, переглянулись. У Якима Кучковича не попадал зуб на зуб. Кутаясь в плащ, он почувствовал, как к спине прилипла рубаха. Пётр выдернул меч из ножен и побежал к двери.

В ложнице князя не оказалось.

- Мы погибли!- завопили бояре разноголосо и опять, словно испуганное стадо, бросились к двери. - Ищите его скорее, ищите!..

Пётр и Ефрем Моизич зажгли свечу, начали осматривать каменные плиты пола. Кровавый след тянулся к порогу, спускался по белокаменным ступеням лестницы, местами исчезал совсем, местами темнел в виде маленьких лужиц. Пётр хмурился, медленно переступал со ступеньки на ступеньку, словно боялся сорваться и упасть в тёмное пространство. Спустившись, он поднял голову и ахнул: князь сидел за лестничным столбом, полузакрыв глаза, что-то шепча почерневшими губами. Пётр отступил на шаг, взмахнул мечом - князь опрокинулся навзничь [110].

- Ну, теперь, кажись, всё!- сказал Пётр, ища глазами, чем бы вытереть окровавленный меч. - Покняжил, довольно!

Шатаясь как пьяный, он вышел во двор и рванул на груди запоны рубахи. Холодный ночной воздух освежил усталое, потное тело, немного отрезвил голову…

До утра в Боголюбовском замке не спали. В медуше всё ещё бражничали бояре, когда на востоке зазеленела узкая полоска рассвета. Охмелевшие заговорщики поймали на дворе двух княжих слуг - их тоже зарубили.

Стало совсем светло. Они опять поднялись во дворец и начали делить добычу. Из сундуков и ларей вытаскивали золотые кубки и мисы, набивали карманы драгоценными камнями, княжим добром нагружали вместительные телеги.

Услышав о погроме в княжеском замке, бояре из ближних вотчин вскачь гнали коней и как остервенелые бросались на добычу.

Важно подбоченившись, Яким Кучкович сидел в княжеском доспехе на белом коне и довольно улыбался:

- Опоздали, милые! Казну-то мы уже увезли… Утром во дворе замка заговорщики собрали совет.

Осторожный Ефрем Моизич высказал опасение:

- Что, братия, если на нас наедет дружина владимирская?

Решили послать гонцов во Владимир. Петру Замятничу наказали передать горожанам: «Если кто из вас что-нибудь помыслит на нас, то мы с тем покончим! Не у нас одних была дума: и ваши есть в одной думе с нами».

Владимирцы ответили сдержанно:

«Кто с вами в думе, тот с вами пусть и будет, а наше дело сторона».

Яким и Пётр поспешили покинуть Боголюбов: вслед за ранее отправленными обозами поскакали к Москве. Туда же отправили и жену князя.

9

В Успенском соборе ударили в колокол. Звонили необычно, сполошно. Алексей выскочил во двор, задрал голову. В синем летнем небе кружили перепуганные галки. Дыма не было видно. В это время зазвонили у церкви Спаса, а затем и Георгия. Схватив шапку, Алексей выбежал за ворота. Вдоль узкой бревенчатой улицы валом валили горожане. Алексей побежал со всеми. Купцы поспешно закрывали лавки, вешали тяжёлые замки. За высокими бревенчатыми заборами на разукрашенных резным узорочьем теремах боярские слуги закрывали ставни.

Уже по дороге Алексей узнал, что бояре в Боголюбове убили князя. От этих слов у него подкосились ноги: Прокопий как? Ведь с князем он…

С трудом удалось пробраться на площадь. Здесь все толкались, кричали. Одни требовали расправы над княжескими тиунами и дружинниками, другие говорили, что неплохо взять в топоры бояр. Кто-то предложил пустить в боярские терема красного петуха, но на него зашумели:

- Что ты, дурень, разве можно! Этак и город спалить недолго.

Озлобленные кабальные люди стащили с коня какого-то знатного боярина, сбили с него шапку:

- Довольно тебе пить людскую кровушку! Пришёл конец вашему лиходейству!

Размазывая по лицу грязь, боярин валялся в ногах и просил пощады:

- Пожалейте, честные люди…

- А ты нас жалел?

На самом краю площади высокий, худой горожанин бил себя кулаком в грудь и кричал собравшимся:

- Братья, обратим гнев свой на бояр!

Тут же рядом что-то кричал человек - судя по одежде, из княжеской дружины.

Молодой парень в суконном кафтане с чужого плеча столкнул его с помоста:

- Не слушайте его, владимирцы! Мало мы лили слёз и поту за Андреем? Работать заставлял без меры, со смердов три шкуры драл! Бейте его, княжеского подпевалу!

Горожане и прибежавшие из окрестных деревень смерды били бояр и их слуг, ловили княжих дружинников. Алексей пошёл в Боголюбов. По-видимому, Прокопия нужно было искать там, на княжом дворе.

Навстречу везли нагруженные добром телеги, охраняемые боярскими дружинниками. Бояре ещё не знали, что во Владимире возмущённый народ бьёт не только княжих слуг, но и нарочитых мужей.

В ворота замка входили и выходили люди. Наиболее ценные вещи из княжеских покоев разделили между собой и увезли заговорщики-бояре; простые люди опустошали княжеские амбары и клети. Алексей видел, как измождённые, прикрытые рубищем голодные смерды с радостью делили княжеское жито. Древний, похожий на волхва старик, с длинной, до пояса, седой бородой, оделял каждого поровну. Смерды подходили по очереди, подставляли свои мешки, брали жито с таким видом, будто это было не княжеское добро, а их собственное.

Разыскивая Прокопия, Алексей встретил княжого любимца, киевского попа Кузьмищу. Высокий, с сухим лицом киевлянин, схватившись за голову руками, бегал от одного к другому:

- Братья, где мой господин, где князь мой… Занятые своим делом люди не обращали на Кузьмищу внимания и не отвечали на его вопросы.

- Где же Прокопий? - спрашивал Алексей встречных. - Прокопия не видели?

Наконец попался Амбал.

- Вон там, в огороде, лежит!- ответил надменно ключник. - Да не смей его трогать! Оставим его собакам! А кто приберёт его - тот наш враг. Того убьём!

Алексей побежал к огороду. Иссечённый мечами, Прокопий лежал, уткнувшись лицом в землю.

Рухнув перед трупом на колени, Алексей схватился за голову:

- Прокопий, друг мой, какие лиходеи осмелились поднять на тебя руку? Кто дерзнул пролить кровь твою?

Он поднялся и погрозил кулаком нарядному Амбалу и двум незнакомым боярам, которые шли по огороду и несли богатый ковёр.

10

Вечером Алексей возвратился во Владимир. В городе было неспокойно. На площадях и перекрёстках по-прежнему толпились горожане. Казалось, в густом и застоявшемся воздухе опять собиралась гроза, и люди ждали её с нетерпением и опаской.

«Даже коров в поле сегодня не погнали», - подумал Алексей, проходя мимо хлева.

Жена с дочерью встретили его у калитки. Арина обрадовалась, бросилась на шею. Но, заглянув в глаза, как-то сникла.

- Что с ним, Алёша?

- Приказал долго жить, - ответил Алексей хрипло. На западе быстро свивались последние багровые ленты заката. Над городом зыбился сухой туман.

- Алёша, где он? Где ты его оставил? Алексей взял на руки дочь, погладил её по головке.

- Там, в Боголюбове, - сказал он после некоторого раздумья.

Опираясь на рябиновый посошок, подошёл Николай:

- Алёшка, явился! А я тебя искал… - Николай, кряхтя, присел на крыльцо, расправил усталую спину. - В городе страсть что делается! Мизинные люди собираются на площади, грозят боярам. А верховодит каменщик Никита. Это тот, что на Золотых воротах работал. Спрашивал тебя…

Приперев ворота оглоблей, пошли в избу. В сенях у дверей Алексей приготовил «на всякий случай» топор.

Сквозь отволочённое оконце видно было полыхавшее в зареве небо, слышны были отдалённые крики людей. Арина накрыла на стол, но кусок в горло не шёл - никто из троих не взял в руки ложки. Сидели молча. Смотрели, как Арина укладывала спать дочь.

- Ну, я пойду…

Оставив дочь, Арина бросилась к мужу:

- Куда ты, Алёша?

- Пусти, Арина. Али я хуже других?

- Пусть бояре и княжие слуги между собой дерутся, нам до их драки нет дела. Бояре убили Прокопия и тебя убьют!

Дед Николай завозился на постели:

- Пусти его, Арина! Разве в избе сейчас усидишь? Алексей вышел. Весь город тонул в розовом мареве, на холме в багровых отсветах зарева, казалось, пылали стены Успенского собора. Глухо и тревожно мычал перепуганный скот. Горело где-то около княжого двора, но освещён был и собор, и терема, и владычные сени. Видно было, что огонь не утихает.

Алексей присоединился к толпе, которая осадила ворота терема боярина Якима Кучковича. Сюда пришли с топорами и дубинами, заступами и косами. В дымном свете смоляных факелов видны были всклокоченные бороды, горящие ненавистью глаза, рваные шапки и кафтаны… Рубленный из громадных брёвен терем, казалось, затаился и выжидал. Сурово смотрели на собравшихся накрытые шатровыми верхами башни. Иногда видно было через слюдяное оконце, как мелькал огонёк. Тогда в толпе кричали:

- Забегали!.. Сейчас мы до вас доберёмся!..

- Братцы, тащи бревно!.. Бревном будем вышибать ворота.

- Эх, взяли!.. Ещё раз…

Под сильными ударами затрещали дубовые створы, застонали и заскрежетали кованые петли. В мутном сумраке наступающего утра увидели на другом конце двора боярских слуг, стоявших у теремного крыльца.

- Эй, кладите оружие! Мы вас не тронем. Нам нужны Кучковичи…

В ответ в толпу полетели стрелы. Народ заворчал, несколько попятился…

Один из горожан, вскрикнув, опрокинулся навзничь, схватил руками чёрную стрелу, торчавшую в груди.

- Братцы, владимирцев бьют!- крикнул Никита. - Дадим им, боярским прихвостням!.. Бей их!

Алексей нащупал заткнутое за пояс тёплое, согретое животом топорище. Кругом кричали:

- Круши!.. Ноне на нашей улице праздник!.. Бей!.. Кто ветром служит, тому дымом платят!

На крыльце среди боярских слуг Алексей увидел рослого бородатого мужика: Паисий, в коричневом кафтане, перетянутом кушаком, целился из лука.

- А, византиец!.. - насмешливо протянул Алексей. Поднявшись во весь рост, Алексей выхватил из-за пояса топор, повернулся к толпе горожан, которые остановились в нерешительности:

- Братцы, на бояр и их слуг!..

Он слышал, как, крича, горожане кинулись за ним. Падая и спотыкаясь по лестницам и переходам, побежали боярские слуги. Над головой Алексея пропела одна стрела, за ней со свистом, едва коснувшись уха, летела другая. Он видел, что стрелял Паисий. Алексей не смотрел на боярских слуг, которые молили о пощаде, и рвался к Паисию. Поймал он его в дальнем углу теремного перехода. Схватил за грудь, взмахнул топором… Паисий тяжело дышал и смотрел обезумевшими от страха глазами.

- Ты, Иуда… - прохрипел Алексей, захлёстнутый волной злобы.

Паисий молчал. Алексей почувствовал, как полезло под рукой лежалое сукно кафтана и в кулаке остался один клок. Паисий медленно сполз на пол.

Подбежал каменщик Никита, посмотрел на стоящего перед Паисием Алексея:

- А это кто?

- Казначей Паисий…

- Это он выдал деда Кузьму Федорцу?

- Он самый…

- Алексей… - Никита глазами указал на топор. Алексей покачал головою:

- Бери…

Толкнув Паисия к Никите, Алексей пошёл не спеша к тому месту, где несколько горожан никак не могли совладать с группой боярских слуг…

Занималось ясное утро.

Площадь перед Успенским собором, куда пришёл Алексей, была полна народу. В чистой свежести утреннего воздуха терпко пахло гарью. Ночью сгорело несколько домов, но пожар удалось остановить. Люди вспоминали события прошлой ночи.

- Боярин Яким Кучкович, сказывают, утёк.

- Поймают… Говорят люди, что во многих городах земли поднялись на боярскую неволю.

- Хватит, попили нашей крови!..

- Теперь нужно смотреть в оба… Расталкивая собравшихся, через площадь провели горожане к епископскому двору толпу бояр и боярских слуг. Стоя в толпе вооружённых топорами и мечами горожан, Алексей высматривал Паисия, но его не было видно.

В это время на помост перед собором забрался старый щитник:

- Братья! Бояре не ведали другой силы, кроме силы князя и своей…

Из толпы закричали:

- А ты кто?

- Это щитник… Дайте ему сказать…

- Не нужно нам боярского ярма! - продолжал щитник. - Убили бояре князя - и нет его. Изгоним бояр из Владимира - и их не будет. А мы, умельцы - горожане и земледельцы-крестьяне, - останемся. Нас не убьёшь и не изгонишь! Не будет нас - не будет Владимира, не будет Руси!

Люди плотным кольцом окружили помост и ловили каждое слово. Никогда ещё, с самого основания города, не слышали здесь таких смелых и дерзких речей. Слова щитника, который с виду совсем не походил на богатыря, пьянили от сознания своей силы, будили какое-то новое, ещё не изведанное чувство.

В стороне Алексей увидел Арину с Николаем. Пока взрослые тихо беседовали между собой, дочка незаметно подобралась к луже.

- Когда ты у меня станешь умнее? - выговаривала Арина, вытирая ей травой руки.

- Когда вырастет, - погладил по голове девочку старик Николай. - Время-то идёт…

- Пойдём, - сказал Алексей.

Они возвратились. Арина занялась по хозяйству, а Алексей стал к горну. Нужно было работать. Русь жила. Для воинов требовались мечи и шлемы, для мастеров - инструмент, для земледельцев - лопаты и косы.

Владимирская земля цвела и крепла. Вскоре уже не удивляло людей, когда этот край в Залесье называли сердцем Великой Руси. В тяжёлые годы монголо-татарского нашествия Владимирская Русь, опоясавшись мечом, грудью встретила врага на рубежах земли, на стенах своих городов. Она устояла. Из пепла пожарищ на окраине её поднялась Москва…