ГЛАВА V

1

С жарких полуденных стран, из-за степного половецкого моря, подули на Русскую землю тёплые ветры. В день Евдокии - куриной Богородицы, первого марта, пролился дождь, и мужики говорили:

«Курочка напилась из лужи, - стало быть, весна будетранняя, дружная, да овсы в это лето уродятся густые» В день Герасима-грачевника смотрели, не изменится ли ветер. Ветер дул по-прежнему с юга. Можно было не беречь старого сена: новая трава уродится сочной и обильной.

Когда-то дед учил Алексея следить за прилётом птиц и наблюдать, кто первый из них подаст голос:

- Ежели дергач - жди щедрого лета и обильного урожая; ежели кукушка - приготовься затянуть потуже кушак: год будет голодный.

В эти весенние дни трудно было оставаться в дымной избе. Выйдя во двор, Алексей задирал голову и смотрел на проплывающие облака. Пронизанные лучами солнца, они словно растворялись в ясной лазури. Воспоминания детства смешивались у Алексея с новыми, незнакомыми, волнующими и неясными ощущениями силы и струящегося в крови тепла.

На тесовую крышу соседнего дома забрались ребятишки и кричали хором:

- Жавороночек, прилети, лето тёплое принеси! Зимушка надоела, все корочки поела, нового хлебца дай нам!

Вздохнув, Алексей возвратился в избу. Сегодня [96]день равен ночи. Женщины пекли ребятишкам ржаные жаворонки, а на улицах мальчишки хлестали друг друга соломой и приговаривали: «Весна идёт, нам хлебушка несёт!» Сегодня день рождения Алексея.

В избе Николай возился у горна, занятый своим делом. Посмотрев на юношу, подмигнул добродушно:

- Что, Алёша, не работается?.. Весной у меня бывало то же. В это время хорошо бродить по лесам, смотреть, как оживает земля…

Николай не знал, что его ученику исполнилось семнадцать лет, и не мог понять, почему он ходит какой-то торжественный и грустный. Подперев голову рукой, Николай замолчал. По глазам видно, что думает о чём-то хорошем…

- Давай, давай, Алёша! - взялся он опять за напильник. - Работать с прохладцей нельзя. Дело лени не любит.



2

Только владимирцы встретили праздник берёзы - Троицу, неожиданно, как гром среди ясного неба, в народе заговорили о войне. Князь повелел оружейникам своим ковать оружие, зажитникам - готовить припас для войска. Тёплыми летними вечерами встревоженные горожане небольшими группами собирались на улицах. О будущем походе шли разные толки. Одни считали, что князь собирается идти на Киев, добывать себе золотой великокняжеский стол отца, другие говорили, что степняки-половцы опять совершили набеги на южные города и князья просили у Андрея ратной подмоги.

На улицах и на торгу во Владимире, бряцая оружием, часто появлялись хмельные дружинники. Народ нехотя расступался, освобождая им дорогу. Среди горожан шли неспокойные разговоры:

- Они пьют, а нас князь вконец замучил поборами. Война-то, она много всего погубит, а княжая казна пуста, худо придётся мизинным людям.

Приходя домой, Алексей передавал эти разговоры Николаю, спрашивал, что он обо всём этом думает. Мастер слушал, хмурился.

- Князь нерасчётлив. С одного вола семь шкур не дерут. Обездолил поборами и горожан и крестьян-смердов…

В сумерках тихого вечера во Владимире протяжно звонили колокола нового Успенского собора. Горожане потянулись из улиц и переулков на площадь к храму. Говорили, что ждут князя, что он сам будет держать слово перед народом. Алексей с Николаем стояли в толпе.

Появился Андрей.

- Братья дружина и владимирцы! - начал князь, стоя перед собором. - Поведаю вам, что замыслил я рать на измаильтян - булгар волжских и камских. Не можем мы жить покойно, пока Волга будет в их неверных руках! Не может цвести Русь! Грозят они наши города и сёла сжечь, нас и смердов наших увести в полон. Ругают Богородицу. Купцов, едущих к нам из-за моря Хвалынского [97], по Волге не пропускают. Чинят нам зло в торговле…

Народ слушал молча. Князь встал на путь войны. Сколько ещё походов предстояло совершить Владимирцам?..

Вдали, у чёрных лесов, синими огнями вспыхивали молнии, приглушённо гремел гром. Земля ждала дождя. Казалось, настоенный на запахе трав и цветов душный воздух уже пронизывается невидимыми стрелами Перуна.



3

В эти дни кузнецам приходилось особенно много работать. Бояре и княжеские слуги - дворяне - заказывали бронзовые боевые гири, засапожные ножи, наконечники для стрел. Кузница Николая была теперь наиболее посещаемым местом. По целым дням не закрывались ворота, точно пламя огромного горна зажжено было для того только, чтобы привлекать сюда людей. Заходили и соседи - каменщики, плотники, землекопы. Многим из них прибавилось теперь дела: забегали на короткое время, узнать очередные новости. Освещённые отблесками пламени, Николай и Алексей оглушительно гремели молотками.

- Алёшка, куда ты казну будешь прятать, когда получишь от князя за свою работу?..

Никита сидел на днище опрокинутой кадки и подтрунивал над Алексеем.

- А вот ежели тебе есть будет нечего - дам в долг.

- Хитрый ты, Алёшка! Знал, что кузнецы народ богатый, вот и пошёл в ученье к Николаю.

В кузню вошли двое слуг княжого ключника Амбала:

- Мастер Николай, сделал ли ты всё, что заказали тебе на прошлой неделе?

Николай молча вынес из чулана два десятка ножей и столько же боевых гирь. Слуги засунули их в мешок.

- За всё три ногаты! - сказал Николай, принимаясь за работу.

- Нечем сейчас расплачиваться, - ответил один. - с походу возвратимся - получите сполна.

Алёшка посмотрел на Николая. Старик насупился. На эти деньги они рассчитывали купить железо и уголь. Если не заплатят, нужно будет гасить горн.

Боярский человек направился к двери. Алёшка схватил его за рукав:

- Дай хоть ногату! Не помирать же нам… Слуга повернулся:

- Князь с голоду не уморит…

- Да и досыта не накормит…

- Как ты смеешь, холоп?

- Я не холоп, я свободный.

- Беглый холоп боярина Ивана Кучковича! Отпусти, или я ударю тебя плетью!

Кровь бросилась в лицо Алексею. Он схватил обидчика за грудь:

- Заплати, тогда уйдёшь!

- Оставь его, Алёша, - вмешался Николай. - Ведь не для него работали. Заплатит Амбал, когда возвратиться. Долго ли до беды…

Алексей не слушал.

- Они бражничают, а мы голодаем! Пусть платят! До нового урожая далеко: мы протянем ноги, если работать будем за «спасибо».

Николай замолчал. Боярский слуга изловчился и ударил Алексея по лицу. Алексей пошатнулся. В следующее мгновение сбитый ударом обидчик пролетел в угол кузницы и ударился о кадушку с водой.

- Разбой! Княжому человеку нанесли обиду… - Его товарищ выдернул из-за голенища нож.

Но Алексей и этого человека опрокинул на землю.

- Алёшка, беги! - толкнул его в спину Никита. - От них по-доброму не отвяжешься.

Алексей, выскочил за дверь и перемахнул через забор. Когда ключниковы слуги поднялись и начали бранить Николая, Никита вступился:

- Обождите малость, честные люди! Старик здесь ни при чём. Алёшка побежал за княжим мечником Прокопием. Мечник сейчас придёт. Ему скажете, почему на ключника Амбала княжой мастер должен работать безденежно.

Ключниковы слуги переглянулись. Один из них нашёл в кошельке ногату и бросил её Николаю…


За городом, на пригорке, у тонкой, по-весеннему растрёпанной берёзки, Алексей присел на камень. «Бес попутал связаться с Амбаловыми людьми. Неизвестно, чем всё это кончится…»

В небе неслышно плыли облака, словно лёгкие воинские насады, собравшиеся в дальний поход.

«Берёзка-то распустила свои косы-ветви и моет их в весеннем голубом воздухе…»

Алёшка снял шапку, вытер вспотевший лоб, загляделся на синие дали, подёрнутые лёгкой дымкой. Глядя на жёлтую прошлогоднюю траву, на колеблемые ветерком ветки берёзы, на бледно-голубое весеннее небо, он вдруг почувствовал, как по жилам пробежала неведомая сила. Мир уже не казался таким мрачным и безнадёжным.

Бог с ними, с боярскими слугами! Он побил их - и поделом. Не будут задираться. Боярский холоп ударил первым.

Алексей решительно поднялся и пошёл дальше, в лес - куда глаза глядят. «Во Владимир сейчас показываться нельзя. Надо переждать».

Хотелось идти вперёд, чувствуя под лаптями мягкий мох да траву, прислушиваясь к шуму деревьев, и ни о чём не думать.

В бегах Алексей провёл несколько дней. Где-нибудь неподалёку от деревни он ночевал в стоге свежего сена, утром тайком подходил к крайней избе и просил поесть. Особенно охотно подавали женщины. Иногда вместе с ломтём хлеба они выносили крынку молока и, подперев щёку ладонью, с сожалением смотрели на голодного парня, который с непостижимой быстротой уничтожал их угощение.

- Что же ты так поспешно, касатик?

- Тороплюсь, мать.

- Куда же?

- Далеко.

Женщина понимающе кивала головой и умолкала: много сейчас по лесам скрывалось беглых. За князем Андреем холопам жилось не сладко. Алексей поднимался, и женщина долго ещё смотрела ему вслед: «На злодея не похож, а от кого-то хоронится…» Как-то днём на лесной поляне Алексей увидел девушку. По зелёной траве скользили солнечные пятна. Девушка, наклоняясь, собирала в пригоршню сочные, спелые ягоды и не спеша шла дальше. Алексей видел, как она остановилась, повязала голову белым платком, оправила свой широкий синий сарафан. На траве Алексей увидел оставленную ленту.

- Обожди, обожди! - крикнул он ей вдогонку. - Ленту потеряла.

Девушка оглянулась. Алексей подошёл к ней ближе.

- На, возьми.

Она посмотрела ему в глаза и покраснела.

В траве неистово стрекотали кузнечики, стараясь перекричать друг друга, и Алексею казалось, что это от их песен у него гремит в ушах и чем-то тёплым обливается сердце.

- Иду я, вижу - на траве лента, - начал Алексей. - А тут тебя увидел.

Девушка хотела взять у него из рук ленту, но он не отдал. Она обиженно отвернулась:

- Ну и не надо..

Некоторое время он молча шёл с ней рядом, а потом спросил.

- Как тебя зовут-то?

- Ариной. А тебя?

- Алексеем.

Одета она была в холщовую тонкую рубаху, под которой обрисовывалась крепкая грудь. Маленькие босые ноги осторожно ступали по траве.

- Что же ты ленту не берёшь? - спросил Алексей с насмешкой.

- Ты же не даёшь, - ответила Арина.

- Ты беги. Если я тебя догоню, то лента моя. Не сказав ни слова, Арина подобрала подол и стремглав бросилась вперёд.

Алексей едва поспевал за нею. У густых зарослей орешника он её настиг.

- Ну вот ты и попалась! - проговорил он, схватив её за руку.

Девушка рванулась, он с трудом её удержал, но оба повалились на траву. Почувствовав на своей щеке его губы, Арина высвободилась из его рук.

- Владимирский медведь! - крикнула она, отбегая.

- А откуда ты знаешь, что владимирский? - спросил Алексей.

- Видно сокола по полёту…

Уничтоженный её словами, он медленно поднялся на ноги. Ему нужно было бы уйти, но он не мог и шёл с ней рядом.

Арина продолжала бушевать:

- Не нужна мне эта лента! Можешь подарить её какой-нибудь владимирке.

Алексей опустил голову.

- Ну, что ты идёшь со мной? Что тебе от меня нужно?

Она остановилась, и вдруг ей стало жалко этого растерянного и вконец смущённого парня.

- Арина, понравилась ты мне сразу… Она взглянула на него исподлобья:

- Всё равно медведь…

Арина вырвала у него из рук свою ленту и побежала. На противоположном краю поляны, зная, что он её уже не догонит, повернулась и громко крикнула:

- Эх ты, горе-парень!.. В лесу девушек не ищут. Иди в свой Владимир.

Всколыхнулся молодой орешник. Алексей бросился вдогонку, но остановился у той самой корявой берёзы, где увидел Арину впервые. Он улыбался. На сердце было легко и весело.



4

После отъезда дружины на Волгу город шумел, как потревоженный улей. Ждали вестей от князя. Гадали, скоро ли он возвратится.

Алексей толкался на базаре.

Где-то на краю Владимирской земли поймали бунтарских купцов, бросили их в телегу и привезли в город. Допрашивали здесь, на торгу. Старый, с редкой мочальной бородкой булгарин-купец, потирая подбитый глаз, говорил, оправдываясь:

- Мы ничего не знаем. Если на вашу землю нападали, так не мы, а наши князья. От них и требуйте ответа.

Владимирский купец, торговавший восточными товарами, вышел из толпы.

- А зачем вы, отцы, задерживаете у себя гостей [98], едущих на Русь с товарами с Хорезма и Ирана, рассказываете им небылицы, что на Руси живут звери, не люди, что их ограбят… а сами скупаете по дешёвке товары и нам продаёте втридорога?

Озадаченные этим вопросом, булгарские купцы ничего не ответили.

- Что, булгары, купец не в бровь, а в глаз попал! - вмешался Алёшка. - Сам плут и ваши плутни знает.

- Ой, парень, намнём мы тебе бока! - погрозился купец. - Не в свои дела нос суёшь.

Алексей отошёл.

Горожане долго не могли решить, как поступить им с пленниками. Бояре предлагали бросить булгар в подвал и ожидать приезда князя; купцы - отпустить за большой выкуп; ремесленники-горожане скребли под шапками, не зная, что сказать.

Ефрем Моизич распорядился было отвести булгар к княгине, чтобы она сама решила, как с ними поступить. Но его чуть не освистали.

- Ты что, ошалел, боярин? Княгиня-то сама булгарка.

- Накажи щуку, чтобы она карасей не хватала, - выброси в реку…

- Надо бы, братцы, саму булгарку в подвал посадить до приезда князя…

Пётр Замятнич пробился верхом в самую середину толпы:

- Кто позволил плохое говорить про княгиню? Не вам решать эти дела! Вы думаете, что князя нет в городе, так и власть кончилась!.. Купцов отведите, а как поступить с ними - решит князь.

Горожане мрачно посмеивались:

- Разошлись владимирцы, решили, что у них, как у господина Великого Новгорода: что приговорит вече, так тому и быть. Глядь, не то вышло…

Во всей жизни Владимира чувствовалась какая-то тревожная настороженность. Люди не только ждали вестей с Волги - беспокоились о судьбе мужей, женихов, братьев, - но ждали чего-то другого, большего. В отсутствие Андрея начали поднимать головы бояре. Их слуги задирали горожан-ремесленников не только на торгу, но даже в церкви. Во время службы случилась драка. На глазах Алексея боярские слуги посекли мечом молодого седельника. Молодые подмастерья, друзья убитого, тут же в церкви зарезали боярского сына. После этого сорок дней в церкви нельзя было петь. Разобрали помост и вынесли землю, залитую кровью. Люди говорили, что ночные сторожа боялись ходить по посаду в одиночку. Появились тати-разбойники.



5

Князь с дружиной был ещё где-то далеко на Волге, а гонцы его уже принесли во Владимир вести о победе. Многих булгар посекли русские, захватили их стяги, а сам князь булгарский едва утёк с малой дружиной.

Князь возвращался из похода вместе с сыном своим Изяславом, братом Ярославом и муромским князем Юрием. Владимирцы торжественно встречали победителей. Толпа празднично одетых владимирцев вышла за городские стены.

Алексей тоже пошёл вместе со всеми. Он был далеко от городских ворот, надеясь первым увидеть Прокопия. Верстах в трёх от города, под кустом орешника у края дороги, Алексей заметил девушку с кузовком за плечами. Не спеша прошёл он несколько шагов. Увидел растрёпанные, словно вымытые в золоте волосы, тяжёлые серьги на розовых мочках ушей, сбившийся на спину платок. Алексей почувствовал' как защемило сердце. На шум шагов девушка повернулась, и он увидел, что ошибся.

«И что это я как блаженный! - думал он, проходя мимо. - Околдовала меня Арина, приворожила к себе приворотным зельем…»



6

Только первое время после свадьбы Андрей приходил на женину половину в тереме. Княгиня помнит, как они сидели вдвоём около пышущей жаром печи. Князь рассказывал о детских годах, проведённых на Суздальской земле… Не ценила тогда княгиня внимания мужа. Его рассказы выслушивала холодно, иногда задавала такие вопросы, которые говорили ему, что голова её занята другим. Не нравилось княгине на Руси; тянуло в родные Булгары, и не раз она намекала на это Андрею. Как-то после такой беседы князь тяжело вздохнул, поднялся и ушёл. После этого долгое время не заходил вовсе. Княгиня сердилась на невнимание мужа, но каждый раз при встрече держала себя надменно. Увидев, что князя гордостью не проймёшь, в долгие бессонные ночи выплакивала свою обиду. С годами князь встречался и разговаривал с ней всё реже и реже. Пошли дети, и свою неразделённую любовь гордая булгарская царевна отдала сыновьям. Она сама следила, как мамки и няньки их обряжали и кормили, следила за тем, чтобы никто их не обидел.

Когда дети подросли, её ждало новое горе: князь отобрал от неё сыновей и заставил их делить с ним трудности ратной жизни. Этого княгиня не могла простить мужу. Ей казалось, что сделал он это нарочно, чтобы уязвить её сердце.

Княгиня сидела перед постелью сына Изяслава, который был ранен в булгарском походе.

- Славушка, - поправила она ему подушку, - тебе очень плохо?

Сын лежал, закрыв глаза, не отвечая на её ласки.

Княгиня села на лавку. Скрипнула дверь, и в горницу вошла сенная девушка. Принесла кувшин брусничной воды.

- Матушка княгиня, там боярин Яким с зятем Петром Замятничем стоят. Хотят навестить князя.

Княгиня вытерла глаза платком:

- Пусть войдут.

Осторожно, на цыпочках, порог переступили Яким Кучкович и Пётр Замятнич. Обошли лавку, на которой лежал больной князь. Молча поклонились.

- Так-то вот, - кашлянул Яким в кулак. - Уж на что был крепок князюшка, а и его свалила хворость!

Княгиня мяла в руке кончик платка и молча глядела на сына.

- Тяжело матери видеть в хворости своё чадо, - продолжал Яким.

Княгиня не отвечала.

«Ещё неделя, ещё месяц… - думала она. - Поправится мой сыночек. Не вечно ему хворать…»

Она не слушала, что говорили эти ближние помощники её мужа. Княгиня считала, что они помогали Андрею во всех его делах, - значит, часть вины за её сына лежала и на них. Княгиня посмотрела на Изяслава: бледное, землистого цвета лицо, заострившийся нос, и губы - белые, бескровные… Княгиня на мгновение представила себе сына совсем маленьким мальчиком, когда он впервые сел на коня. Крупные слёзы покатились по щёкам матери, смывая белила и румяна.

- Княгиня-матушка! - начал успокаивать её Яким Кучкович. - Поправится князь, не убивай ты себя…

Княгиня посмотрела на Кучковича, провела пальцами по лбу, как бы желая восстановить что-то забытое. «Ах да… боярин Яким…» Теперь она вспомнила, как перед походом на Волгу Кучкович пришёл к ней в светёлку. Он говорил, что не следует князю отправляться в этот поход: «Для чего нам Волга и новые земли? Слава Богу, своей земли девать некуда». А потом зять его, Пётр Замятнич, - он не дал толпе ворваться в терем и бросить её в яму… Княгиня улыбнулась тонкими губами, но улыбка получилась какая-то жалкая, страдальческая. Она подала Замятничу руку чтобы он помог ей подняться.

- Простите меня, бояре! Вот боярин Яким правду молвил, что тяжко матери видеть своё дитя хворым. Но ведь вы это понимаете разумом, а не сердцем. Как дорого дитя - понять может только мать.

Лицо княгини было бледно, яркими пятнами краснели на щёках румяна. Она выглядела некрасивой, с неубранными из-под платка волосами, с лицом, распухшим от слёз и бессонных ночей. Только в глазах светилось что-то такое, что заставляло не обращать внимания на её некрасивость и на следы от слёз.

Пётр Замятнич усадил княгиню на скамью в углу:

- Мы пришли к тебе, княгиня, со словами привета. Яким всё тужит о сыне твоём, князе Изяславе. Он говорит, что не нужно было брать его на Волгу. Говорил он тогда князю, но князь его не послушал.

Княгиня покачала головою:

- Не нужно было… И Изяславушка был бы здоров…

- Сколько положили животов мы на берегах Волги! - проговорил Кучкович с сожалением. - И для чего? Нешто не могли договориться с твоим отцом и братьями? Ты не сердись на меня, княгиня. Я человек открытый - что на сердце, то и на языке. Тяжко тебе с Андреем. Видит Бог, как тяжко… - Яким нахмурился. - Вот Пётр и говорит мне: «Не могу смотреть, как убивается княгиня. Пойдём утешим».

Княгиня прижалась ухом к груди сына.

- Спасибо вам, бояре! - прошептала она, поднимаясь. - Уж я не знаю, чем вам сослужить за вашу любовь да ласку…

Яким как бы случайно задел колено Замятнича.

- Мы к тебе, княгиня, без корысти, - начал Пётр. - И вперёд, ежели чем сослужить можем, ты только повели. Нужда какая в нас случится - так пошли девку-булгарку.

Княгиня ещё раз поблагодарила.

- Да уж и ты нам, ежели придёт какая нужда, не откажи.

- Конечно, мужи честные. Только сейчас я ума не приложу, чем могу отплатить. Ведь я княгиня только по званию. Князь-то всё по-своему делает, не спрашивает меня.

Возвращаясь от княгини, приятели остановились у коновязи.

- Не любит она князя, - сказал Пётр. - Не приведи Бог, Изяслав умрёт - не простит она князю его смерти.

Яким погладил коня.

- Ты прав, Пётр. Сейчас не любит, потом возненавидит. Это хорошо. Надо её на нашу сторону… Посмотри кругом: все отвернулись, даже жена. Одного-то его мы порешим быстро.

Яким подтянул седло, сказал с натугою, сквозь зубы:

- Волга ему нужна, торговать с Хорезмом да Ираном… На голодраных холопах и смердах держится. На них далеко не уедешь, князь Андрей княж Юрьев…



7

Во Владимир нескончаемым потоком везли брёвна, белый камень, известь. Над городом стоял шум. Стучали молотки, звенели топоры плотников.

Город жил, работал и неудержимо рос. Проходя по улицам, Алексей отмечал про себя каждую новую постройку. Как и все горожане, он особенно гордился своим златоглавым красавцем собором. Около старого города Мономаха, или, как его называли, Печернего города, разрастался с восточной стороны новый посад. Связанные рублеными заборами, маленькие домики тянулись по высокому берегу Клязьмы до впадения в неё неглубокой речки Лыбедь. Этот посад окружили земляными валами, протянули по ним деревянные стены, замкнули белокаменной проездной башней с воротами, которые назвали Серебряными: их дубовые створы были окованы сверкающими листами металла. Отсюда, через Серебряные ворота, уходила дорога к новому княжескому замку Боголюбову и дальше, на Суздаль.

С западной стороны Печернего города вырос новый город знати. Здесь стояли церкви Спаса и Георгия, а около них красовались своими нарядными теремами княжеские дворы. Дальше видны были огороженные тыном усадьбы бояр и дворян. Здесь тоже насыпали высокий земляной вал, копали глубокий ров. Кроме рубленных из брёвен Медяных, Орининых и Волжских ворот, начали строить новые въездные ворота из белого камня. Это будет твердыня обороны города и его пышные въездные ворота, над которыми поднимет золотую главу надвратный храм покровительницы города - Богородицы. Ещё Великий Ярослав, укрепляя Киев, поставил там Золотые ворота. Владимирцы хотели, чтобы и их город, новая столица земли Русской, ни в чём не уступал матери градов русских. Владимир - прямой наследник Киева. Здесь будут свои Золотые ворота! Своей сияющей на солнце главой они укажут русским людям новый путь. Будущее Руси здесь, в Залесье… Целыми днями на месте постройки ворот работали каменщики. Нахлёстывая лошадей, мужики подвозили с клязьминской пристани белый камень. Стены ворот словно вырастали из земли. Стройные, могучие, они ослепительно белым пятном выделялись в черте угрюмых зелёных склонов земляного вала.

На стройке ворот вместе с Николаем работал и Алексей. Громадные дубовые полотнища воротных створ сковывали снаружи листами золочёной меди. В лучах солнца ворота сверкали, как золотые.

Справа от ворот открывалась нарядная картина княжеских дворов с белокаменными храмами Спаса и Георгия, стоявшими на высоком обрыве над Клязьмой. Прямо от ворот шла главная улица города. Другим своим концом она упиралась в Торговые ворота Мономаховой крепости. За её потемневшей от времени стеной на высоком углу крепости возвышались величавые стены Успенского собора.

Часто во время работы Алексей поднимался по узкой каменной лестнице внутри воротной башни на верхнюю боевую площадку ворот. Здесь пахло влажной известью и каменной пылью. Перед ним широко расстилалась панорама города и необъятные дали пойм с синими лесами у края неба. Внизу на улице мелькали фигуры всегда чем-то занятых горожан. У ворот княжеского двора толпились нищие в выгоревших на солнце лохмотьях. Медленно расхаживали по забралам стены княжеские воины, поблёскивая серебристыми шлемами. Над городом плыл глухой гул человеческих голосов, перебиваемый стуком и звоном, доносившимся из мастерских ремесленников.

Смотрел Алексей на эту кипучую жизнь города и чувствовал какую-то гордость. Вспоминал, как несколько лет назад с мечником Прокопием приехал он во Владимир. Город его ошеломил. Страшно было подумать, что придётся остаться жить в этой сутолоке людей, среди шума и грохота ремесленных мастерских. Постепенно он начал осваиваться. Город привлекал широтой возможностей, своей деловитой и бойкой жизнью. Алексей гордился тем, что он не холоп, а горожанин и вместе со всеми участвует в украшении стольного Владимира.

Алексей видел, что строительством Золотых ворот интересовались не только горожане-владимирцы. Приезжали сюда из Ростова и Суздаля, из Переяславля-Залесского и даже Дмитрова.

- Ты, молодец, - поучал молодого каменщика купец, приехавший из города Юрьева-Польского, - руку себе не повреди. Не ровен час, бухнешь молотком по пальцам! Работать нужно не спеша.

Небольшая группа бояр, задрав бороды, долго смотрела, как обивали золочёной медью главу надвратной церкви. Алексей посмотрел вниз.

- Что ты, Алёшка? - спросил его Никита.

- Господин мой, - махнул Алексей рукою, - боярин Иван…

- Этот толстый, с посохом в руке?

- Он самый.

Никита наклонился, поднял щепочку и запустил ею вниз, нацелившись в боярина. Внизу закричали:

- Эй, дьяволы, что швыряетесь! Вот мы ужо до вас доберёмся…

Подобрав полы длинных кафтанов, бояре поспешно удалились. Наверху, на воротах, засвистели и заулюлюкали.

На леса поднялся Яким Кучкович.

- Ты швырялся? - угрюмо спросил он Алексея.

- Нет, не я, боярин.

- А кто?

- Не ведаю.

- Не делом занимаетесь! - сказал Кучкович. - Жалуются нарочитые мужи.

Мастера знали, что со своими холопами боярин лют, словно цепной лес, а здесь, на лесах, он разговаривал всегда спокойно. Все молчали. Кучкович понял что наглые княжие холопы смеются над ним. Раньше за такие дела велел бы бить их кнутами да бросить в яму. Теперь этого делать нельзя. Князь не позволит… Боярин постоял и молча повернулся.

Каменщик Никита шепнул Алексею:

- По глазам видел - рад был спустить с нас шкуру а не смеет. Страшится, как бы не уронил кто сверху ему на голову камень.

В последнее время у Якима на душе было тяжело. Князь легко справился с Леонтием, теснил бояр, захватывая всё большую власть в свои руки. С каждым годом он становился сильнее и недоступнее. А они медлили и не могли найти человека, который бы его убрал. Княгиня на их стороне: могла бы подсыпать Андрею в питьё какого-нибудь зелья, да испугается. Сердце, как у куры. Нужно действовать самому. Якима и его друзей не радовали ни соборы, которые строил и украшал князь, ни крепостные валы, которыми он обносил города своей земли, ни эти Золотые ворота.

Вечером боярин решил пойти к князю и сказать ему о дерзости холопов.

«Повелит наказать, - думал он удовлетворённо. - Нешто можно холопу бросать щепой в боярина? Не откажет он мне в челобитье, повелит холопов схватить. Али мастера и орачи ближе ему, чем мужи почёта - бояре?»

Яким был уверен, что он князю нужен. Дерзко держал он себя перед Андреем.

- Мастера работают лениво, - говорил он так, будто выговаривал Андрею. - Работы остались малые, но люди твои, княже, совсем от рук отбились. Не столько работают, сколько зубоскалят. Да и распустились, чинят обиды. Сегодня в суздальских нарочитых мужей беглый холоп моего брата Алёшка щепками швырялся. Повели схватить его и отправить к брату Ивану!

Андрей скосил глаза, посмотрел удивлённо:

- У меня о сузлальских мужах нарочитых голова не болит. Да и тебе, боярин, опекать их не следует.

Кучкович хотел возразить, но в голоса Андрея зазвучали твёрдые ноты:

- Ворота в надвратную церковь закончить, как повелел, в срок. Освящать храм будем через два дня.

- Прости, княже, неразумного!

Боярина подмывало сказать князю всё, что наболело за годы его княжения во Владимире, но он молчал, зная, что эти слова не принесут пользы.

«Самовластен! - думал он злобно. - Отца твоего отправили на тот свет - неужто для тебя не найдётся места?»

Яким хотел сказать, что за такое короткое время в воротах не успеет застыть известковый раствор, что с освящением церкви нужно повременить, но слово, готовое сорваться с уст, застряло. «Бог с ними, с воротами, - подумал он. - Пусть это тебе в отместку… видно, ты лучше знаешь, как строить… Не будешь потакать своим холопам! Золотые ворота - ишь, чего захотел!..»

Лицо боярина приняло обычное выражение покорности и безразличия.

- Всё будет сделано, княже, - произнёс он спокойно, как всегда.

Поклонившись до земли, Яким вышел.



8

Золотые ворота были закончены. Огромный белокаменный куб, прорезанный высоким сводчатым проездом, завершался небольшой, увенчанной золочёным шлемом надвратной церковью. Она стояла на верхней боевой площадке и чётко рисовалась на безоблачной синеве неба. Внутри проездной арки к белокаменной перемычке прислонили громадные створы ворот. Каменщики укрепили в гнёздах стен тяжёлые кованые петли, на которых должны были висеть створы.

Был яркий летний день. Горожане с хоругвями и иконами после богослужения вышли из собора. Над городом плавилось высокое солнце. Казалось, частицы его пламенели на золочёных куполах соборов и обивке Золотых ворот. Толпа нарядно одетых людей медленно вливалась в узкое русло улицы.

«Золотые ворота»! - с какой гордостью произносили владимирцы эти слова! «Ведь у нас - как в стольном Киеве!» Золотые ворота открывали дорогу к рубежам земли. Уж сколько лет по этой дороге в Москву собирался проехать Яким Кучкович! Проехать, как господин, а не как слуга князя…

Скрипели и похрустывали под ногами брёвна новой мостовой. Над головами густой волной перекатывалось пение соборного хора. Алексей увидел Кучковича который шёл в первом ряду. Боярин смотрел как-то мрачно, словно он был не на празднике, а на похоронах. Яким надеялся, что во главе крестного хода вместе со священниками пойдёт князь. Став в сторону, боярин пропустил горожан и вдруг начал выбираться в боковой переулок.

- Куда ты, Яким? - схватил его за руку Ефрем Моизич.

- Захворал. Видно, перегрелся на солнце.

Из переулка, гремя веригами, к толпе присоединился юродивый. Он собирал с земли обрывки соломы и мусор, сыпал себе на голову; спотыкаясь и размахивая руками, пел хриплым голосом:

- Богородица, Богородица, вороны смотрят и радуются…

Кучковичу стало страшно. С испугом озираясь по сторонам, он почти побежал по переулку.

Медленно текущая по улице толпа словно разбилась о белокаменные стены ворот. Люди остановились. Алексей оказался под створами, оставив Николая позади себя в толпе. Здесь, под каменными сводами, пахло сыростью ещё не затвердевшего известкового раствора. Было тесно. Алексей захотел выбраться из толпы, но его прижали к холодной влажной стене. Вдруг показалось, что покачнулись широкие, обитые медью полотнища створ. Сзади закричали. На мгновение Алексей увидел над воротами яркое летнее небо, хотел что-то крикнуть, но упал. Последнее, что он вспомнил, - это мрачное, искривлённое злобой лицо Кучковича.



9

Когда на людей, находившихся под сводами Золотых ворот, обрушились сорвавшиеся створы, все, стоявшие на улице, на мгновение словно оцепенели. Заголосили женщины, закрыв лица ладонями, мужчины бестолково засуетились, не зная, что делать. Кто-то из духовенства побежал в Успенский собор за чудотворной иконой Божьей Матери. Из-под досок и груды щебня услышали тяжёлые стоны…

- Чего ждать икону… Вызволять нужно людей - может, ещё живы…

Попы замахали руками:

- Богохульники! Богородица владимирская воскресит и мёртвых.

Несколько бояр стояли в стороне.

- Юродивый-то был прав. Прогневалась Богородица на Андрея и его холопов.

Княжеские дружинники и ремесленники не слушали попов и растаскивали щебень. Когда подняли створы, то увидели, что все пострадавшие живы. При падении обитые медью полотнища наткнулись на каменные тумбы и, сбив людей с ног, защитили их, как крышей, от осыпающегося щебня и камней…

Долгое время в городе только и было разговору, что о Золотых воротах.

- Прогневалась Богородица на Андрея, - шептались между собой бояре. - Хорошо, что ещё самого не задавило. Теперь поймёт, что это ему за грехи, за горькие боярские слёзы, которые проливают по его лихости.

В церквах и на площадях слуги и помощники Андрея говорили обратное. Поп Фёдор в Успенском соборе первый вещал всем о новом чуде владимирской Богоматери:

- Братия, все вы видели спасённых! Богородица обрушила створы, но не погубила людей. Это для того, чтобы показать свою благодать. На богоспасаемом граде Владимире почиет любовь Божия…

Недовольные Андреем нарочитые мужи обратились к греческим попам и монахам. Спросили их: правда ли Богородица совершила это чудо, желая прославить князя Андрея и город Владимир? Умудрённые в церковных писаниях учёные греки ничего вразумительного не сказали. Видно было, что они побаивались Андрея. Некоторые из нарочитых спросили боярина Якима, но тот только развёл руками:

- Не ведаю, братья! Может, и впрямь Богородица за Андрея. Ведь она молчит.

Так за иконой Богородицы утвердилось ещё одно чудо.



Загрузка...