Ангел-мститель (СИ)

Вместо того чтобы признать свою ошибку, как сделал бы любой из уважающих себя людей (которых их великое ангельское святейшество постоянно критикует!), и дать мне исправить положение (я уже рот открыла, чтобы прийти ему, как всегда, на выручку!), он опять сбежал. Еще и не постеснялся, координатор несчастный, велеть своим собратьям и даже темному сопернику нас с Мариной стеречь! Только я решила поинтересоваться (зря я, что ли, рот открывала?), от чего именно нас нужно — в его отсутствие — оберегать, как он перешел к угрозам.

Без меня он, видите ли, может разговор закончить! Вот сейчас! Хотела бы я посмотреть, как Тоша меня куда-нибудь отсюда увезет. Гале, по-моему, еще ни разу не приходилось его лечить — очень полезно будет обоим, чтобы забота друг о друге у них равномерно распределилась. Я поерзала на стуле, усаживаясь попрочнее и с удовольствием предвкушая свое непосредственное участие в улучшении их отношений.

После исчезновения моего ангела несколько минут все молчали. Ангелы настороженно переглядывались, лихорадочно размышляя, по всей видимости, над тем, что для них опаснее — предстать перед начальством по обвинению в разжигании… того, чем он их припугнул, или связаться с нами с Мариной.

— Мне кто-нибудь объяснит, — проговорила, наконец, она напряженным голосом, — куда его понесло?

— Зная его, — хмыкнул Стас, — я бы не решился делать никакие предположения.

— Да подписи он кинулся собирать, — пренебрежительно бросил Денис, обращаясь к Марине, — под обращением к тебе в защиту обездоленных хранителей. Или вообще их сейчас сюда притащит — митинг протеста устраивать. Ему же в любом деле команду собрать нужно и, естественно, возглавить ее.

Я задохнулась от возмущения — только поэтому Тоше и удалось опередить меня.

— А тебя зависть мучает? — саркастически поинтересовался он. — Возле тебя-то команда собирается только для того, чтобы тебе перья повыщипывать.

— Что-то я не заметил, чтобы меня для этой цели в нынешнюю команду пригласили, — не менее язвительно ответил ему Денис.

— Будешь договоренности нарушать, — с готовностью вступил в их перепалку Стас, — так и повыщипываем — это я тебе обещаю.

— Ты дотянись сначала, — не глядя на него, лениво заметил Денис. — Я эти договоренности не с тобой, а со своим руководством заключал — вот перед ним и отвечу.

— Если успеешь, — снова подал голос Тоша. — Сначала ты мне за все ответишь, а там посмотрим — будет ли тебе, чем докладную писать.

Я нервно глянула на Марину — она напряженно о чем-то размышляла, с виду всего лишь в пол-уха прислушиваясь к ангельскому обмену любезностями. Вот чует мое сердце, что это не Тоше меня, а мне его сейчас придется удерживать. Опять. Остальные меня мало интересуют — они, по-моему, друг друга стоят. И потом — им Марину доверили, вот пусть она их и разнимает. Тем более что они по другую сторону стола сидят — все равно не дотянусь.

К счастью (для ангелов, разумеется), их страсти не успели еще миновать точку возврата, как вернулся мой ангел. Не один. Рядом с ним стоял… высокий, сутулый, сухопарый, с волосами тускло-мышиного цвета — словно брюнета неудачно в светлого шатена перекрасили, с руками, плотно сжатыми на животе — словно он не знал, куда их девать, с глазами за круглыми очками в тонюсенькой оправе, не отрывающимися от земли — словно он боялся увидеть, что его окружает…

Ну, ни дать ни взять — знаменитый персонаж из знаменитого романа! Тот самый, который — как ни постарались авторы — в конечном итоге представляется читателю не гротескно-сатирической, а, скорее, трагической фигурой. Все-то у него осталось в прошлой, разлетевшейся однажды вдребезги, жизни, а в новой все ему чуждо, как рожденному в зоопарке животному — дикая природа. Не понимает он ее, приспособиться никак не может к новым правилам и манерам поведения — и носит его от одной перипетии к другой, как лодку, отвязавшуюся от причала, по бурному морю. Особенно, если есть, кому эту лодку то туда, то сюда пинать…

И когда мой ангел безапелляционно велел ему садиться, а потом еще и без всяких церемоний подтолкнул к стулу, сходство стало абсолютным.

Марина, правда, прототип другого героя в нем увидела — но мне показалось, что она исходила из того, каким она его себе раньше представляла, а не каким он ей сейчас увиделся. Кстати, когда он заговорил, у меня сложилось впечатление, что эту привычку подгонять увиденное под воображаемое она у него переняла. Не услышала я в его рассказе никакой железобетонной правильности — просто он счел, что в ее жизни все гладко и замечательно, как на шероховатой деревянной поверхности, лаком залитой, и принялся каждую возникающую трещинку замазывать и заглаживать, чтобы общая глянцевая картина не нарушалась.

А ведь и моя жизнь до появления в ней моего ангела могла со стороны отполированной до совершенства показаться — и так и осталась бы я куклой-матрешкой, если бы он не начал из упрямого любопытства их одну за другой откручивать, до самой последней, цельной, в самой глубине спрятанной добираясь…

Так, стоп. Он, вроде, не один уже раз мне клялся, что мысли мои читать не умеет, но с моей удачей… Ведь именно до этой, как бы глубоко я ее ни прятала, возьмет и докопается! И тогда — все: начнет всем моим соображениям голову скручивать, громогласно утверждая, что я сама признала полезность подобной вивисекции. Нет уж, хвалить я его буду (даже мысленно) исключительно в его отсутствие, а пока лучше послушать, что привело Марину к столь непоколебимой уверенности в своих силах. Глядишь — самой удастся… последовать.

Не удалось! Я имею в виду — дослушать. Да что же это такое? Вот нечего было так некстати свою удачу вспоминать! Да где Тоша новые неприятности узрел? Ну, подходят к кафе трое парней — так вон, сколько здесь столиков! Сейчас сядут себе где-нибудь в сторонке — им, наверно, тоже неинтересно рядом с чужой компанией беседовать…

Вдруг я заметила в облике троих приближающихся к нам молодых людей нечто знакомое. Мало того, что они были похожи, как «Трое из ларца — одинаковы с лица», так еще и схожесть эта кольнула меня чем-то неприятно-настораживающим. Попадись они мне на оживленной улице, я бы точно на них внимания не обратила — обычные ребята под тридцать, спортивного вида, с аккуратными короткими стрижками и в неброских теннисках и джинсах. В этом же безлюдном кафе на окраине в глаза сразу же бросалась их собранность и взаимодополняемость, как в хорошо отлаженном механизме из трех частей.

Они шли прямо к нам — не торопясь, но целенаправленно; в походке их ощущалась не так стремительность, как неизбежность — так уборщица со шваброй из одного конце магазина в другой движется, и покупатели отскакивают с ее пути. Руками они не размахивали, не поворачивали головы друг к другу, оживленно болтая, но и нас в упор не смотрели — глаза их спокойно, даже с ленцой, перемещались с объекта на объект. Но и на туристов, с любопытством осматривающих окрестности, они никоим образом не походили — была в их взгляде какая-то цепкость, словно двигаясь по четко намеченному пути, они находились в полной готовности в любой момент — небрежно, щелчком — отбросить вмешательство с флангов.

Батюшки, да я же с такой собранностью, словно перед броском, уже сталкивалась! Вот в тех двоих, который за Тошей явились, когда он Гале скандал устроил! Господи, что же он еще натворил? Вот знала же я, что ни в коем случае нельзя его без надзора оставлять!

Покосившись на него, я заметила, что он весь подобрался, переводя напряженный взгляд с приближающихся к нам парней на моего ангела и Марининого Кису. Неужели они за ним? Он, наверно, без разрешения на землю улизнул — то-то они с моим ангелом так быстро появились! Ну и что? Он ведь не прогуляться сбежал, а на короткую встречу со своим бывшим человеком, чтобы выяснить, как у того дела идут после оказанной им помощи. Такой визит нельзя ему в вину поставить — любой ведь ответственный работник за судьбу своего дела переживает, даже когда оно уже в другие руки перешло.

Нужно только объяснить им все это — как следует, доходчиво — и недоразумение исчерпается само собой. Я выпрямилась, набирая в рот побольше воздуха и уже строя в уме вдохновенную речь, и перевела взгляд на незваных, как всегда, служителей ангельского порядка. Невольно заметив при этом выражение на лицах сидящих напротив Марины, Стаса и Дениса. И если Марина стреляла глазами по сторонам в явном недоумении, то Стас с острым любопытством уставился на моего ангела, в то время как Денис вообще откинулся на спинку своего стула, сложив руки на груди и явно предвкушая некое развлечение.

Я чуть не вскипела. От представителя темных я ничего другого и не ожидала, ему любые разногласия в рядах противника, как коту — сметана, но Стас-то мог бы и вспомнить, что неурядицы улаживать старшему по должности полагается вместо того, чтобы сидеть и дожидаться, чтобы подчиненные инициативу проявили. Вот я и говорю: никакой субординации у этих ангелов — и никакой ответственности руководителей за работников младшего звена.

Пока я пыхтела, парни уже подошли к нашему столику. Окинув всех внимательным взглядом, они вежливо поздоровались, и один из них чуть склонился к моему ангелу.

— Вам придется ненадолго отлучиться. С нами, — негромко проговорил он.

Я похолодела. Господи, его-то за что? Не мог он ничего натворить за те десять минут, что в своих высях провел! Или мог? Да нет, вряд ли — в прошлые разы причина небесных визитов всегда заключалась в земном поведении, а он в последнее время… По-моему… Ну, если он и геройства какие-нибудь от меня скрыл!

— Это еще с какой стати? — смерил мой ангел говорящего вызывающим взглядом с головы до ног.

— Это Вам на месте объяснят, — невозмутимо ответил тот.

— Нет уж — это Вы мне здесь объясните, — решительно заявил ему мой ангел, — прежде чем отрывать меня от важных переговоров.

— А вот эти переговоры, — сухо заметил другой из пришельцев — тот, который остановился за спиной у Марины, — можете считать законченными.

— Уж не вы ли собрались им конец положить? — повернулась к нему Марина.

— А вот людей я бы попросил не вмешиваться, — внушительно ответил ей второй из ларца. — Я бы не стал на Вашем месте усугублять его вину.

— Какую вину? — вскинулась я. — Вы не имеете ни малейшего права забирать его от семьи, даже не объяснив, за что!

Мой малыш тоже, по-моему, почувствовал что-то неладное — заворочался вдруг, словно отцу на помощь рвался. Я кое-как, наспех успокоила его — подожди, милый, пусть пока взрослые дяди между собой поговорят, мы с тобой у папы — последняя линия обороны. Потом я от всей души пнула ногой под столом Тошу — что же ты сидишь-то, паршивец, молча? Вспомни, кто тебя в прошлый раз защищал! Вспомни, кто тебя в эти чертовы небесные выси одного на расправу не отпустил!

— Если Вы настаиваете — пожалуйста, — послышался у меня над головой голос третьего близнеца, замершего позади Тоши. — Вашему супругу инкриминируют несанкционированное участие в переговорах, вовлечение в вышеупомянутые переговоры представителей темных сил и людей, а также незаконный и насильственный привод на землю сотрудника другого отдела.

Пока я хлопала глазами, пытаясь перевести услышанное на нормальный человеческий язык, все ангелы заговорили одновременно.

— Меня никто…

— Да какое участие…!

— Кем это несанкционированное…?

— Что значит — вовлечение…?

Трое из ларца с готовностью подобрались.

— Тихо! — рявкнула вдруг Марина. — Базар прекратите! Высказывайтесь по одному, а то они сейчас под шумок Анатолия скрутят.

Ангелы ошарашено замолчали, настороженно переглядываясь. Первым опомнился Маринин Киса, незнакомый, к счастью, со всеми подводными течениями в нашей компании. Он заговорил, еще сильнее сжавшись на своем стуле и все также не поднимая глаз, но громко и отчетливо:

— Меня никто сюда насильственно не приводил. Ангел, за которым вас послали, объяснил мне, что у моей бывшей подопечной, — Марина сверкнула глазами, — возникла потребность разобраться в событиях ее прошлой жизни, и я сам, добровольно последовал за ним.

Я еще раз пнула Тошу. Мой малыш опять заворочался, словно и свое слово сказать хотел, и мне пришлось сосредоточиться на том, чтобы успокоить его. Тоша болезненно поморщился, покосился на меня с опаской — и, должно быть, выражение моего лица убедило его в том, что самое время и ему свидетелем защиты выступить.

— Здесь вообще никаких переговоров не планировалось, — сразу повел он наступление на основной пункт обвинения. — Мы с его женой прогуливались, случайно заметили вот их троих, — кивнул он головой в сторону Марины, — и решили подойти и поздороваться. А он вообще позже подъехал. За женой.

— И весь дальнейший разговор велся в моем присутствии, — подхватил Стас, — и с моего одобрения. Надеюсь, мне не нужно представляться? — Стоящий возле моего ангела пришелец едва заметно покачал головой. — Вот и отлично. Так что говорить о несанкционированных переговорах у вас нет никаких оснований.

— А вот насчет вовлечения… — не отстал от него и Денис, но притаившийся за нами с Тошей пришелец резко оборвал его: — А Ваше мнение нас не интересует.

— Да что Вы говорите…! — бросила ему язвительно Марина.

— К Вашему сведению, этот представитель официально включен в состав группы по проведению совместной операции… — перебил ее Стас.

— … и для этой группы его мнение представляет весьма существенный интерес, — закончила Марина.

— Но не для нас, — отрезал пришелец, стоящий за ней. — Так же, как и Ваше — я, по-моему, уже просил Вас не вмешиваться.

— Неужели? — Марина резко, вместе со стулом повернулась к нему. — До сих пор мое мнение ни у кого не вызывало возражений. Разумеется, я имею в виду тех, кто здесь на земле серьезными делами занимается, а не тех, кто является сюда палки в колеса вставлять…

Явно не ожидавший такого отпора от человека блюститель ангельского порядка чуть отступил от нее, но тут же набычился и заиграл желваками.

— Одним словом, — быстро вмешался мой ангел со странным блеском в глазах, — как вы сами видите, ни одно из предъявленных мне объяснений не имеет под собой никаких оснований. Если потребуется дать объяснения по поводу отлучки приглашенного мной ангела — я готов, но только сначала жену домой отвезу и помогу ему вернуться. Кстати, — добавил он, глянув на часы, — я как раз собирался это сделать, а вы только затягиваете его отсутствие на рабочем месте.

— Значит, Вы отказываетесь следовать за нами? — надменно спросил слегка потрепанный Мариной пришелец.

— Сейчас — абсолютно, — уверенно заявил мой ангел. — Вам придется подождать, пока я здесь свои дела закончу.

Ангельский наряд обменялся многозначительными взглядами и начал незаметно сплачивать свои ряды. В сторону моего ангела.

— Только попробуйте! — завопила я, и принялась сталкивать Тошу со стула, чтобы ухватить моего ангела за первое, что под руку попадется. — Да уйди ты с дороги! — рявкнула я Тоше.

— Татьяна, успокойся! — прошипели они оба, после чего мой ангел добавил: — Тоша, придется тебе с ней сегодня у нас дома побыть…

— Не выйдет, — коротко качнул головой Тоша, и демонстративно повернулся всем телом к уже стоящим плечом к плечу пришельцам. — Он хотел сказать, что он отказывается следовать за вами один.

— В таком случае, комиссия с удовольствием послушает вас обоих, — плотоядно улыбнулись они, как один.

— Я считаю, — вдруг снова подал голос Маринин Киса, — что мне также необходимо присутствовать при этом слушании.

— Вас послушают в другом месте, — пренебрежительно бросил стоящий ближе всех к нему.

— Слушай, — негромко бросил ему мой ангел с досадой, — ты уже и так по шапке получишь за то, что задержался здесь. Давай, тебя Стас сейчас отправит, пока я жену домой отвезу…

— Нет-нет, — лихорадочно забормотал тот, — это было бы несправедливо. Если они станут забирать Вас, то им и меня придется…

— Ребята, давайте не будем нервничать, — перебил его Стас, обращаясь к троице за спиной у моего ангела. — Как я уже говорил, здесь проходило обсуждение операции, проводимой под моим руководством. — Вспомнил, наконец, о своем статусе! — Так что это — чистейшее недоразумение, и я представлю свои разъяснения комиссии, как только освобожусь.

— Мы не имеем ничего против того, — ответил ему стоящий посередине, — чтобы Вы составили компанию Вашим коллегам.

— А что, — весело произнес вдруг Денис, — может, вам действительно всем вместе и отправиться? Вчетвером-то легче будет недоразумение уладить. А мы пока с Мариной Татьяну отвезем, а потом и еще пару вопросов обсудим…

Стас резко глянул на него, затем, прищурившись, перевел взгляд на Марину и вновь обратился к пришельцам, добавив металла в голос:

— Я переговорю с комиссией при первой же возможности. Так что можете возвращаться и доложить руководству, что оставили его здесь под мою ответственность.

— И ты хочешь сказать, — тихо спросил его мой ангел, — что твоя причина задержаться важнее моей?

Стас поиграл желваками, но ответить не успел.

— А нам насчет чьей-либо ответственности никаких распоряжений не давали, — уверенно заявил средний из ларца, опустив руки на спинку стула, на котором сидел мой ангел. — Нам приказано привести вот его, а также, — обвел он внимательным взглядом всех остальных, — любого, кто попытается нам воспрепятствовать.

— И меня тоже? — с внезапно вспыхнувшей надеждой спросила я.

Мой ангел одарил меня особо проникновенным взглядом, резко крутанулся на стуле, оседлав его и оказавшись почти лицом к лицу со склонившимся над ним безымянным ангелом.

— А теперь давайте прикинем, — оживленно заговорил он, подняв сжатую в кулак руку и поочередно отгибая на ней пальцы. — Добровольно я сейчас с вами никуда не пойду — раз. Примените силу — мой коллега с удовольствием составит мне компанию в сопротивлении — два…

Тоша радостно закивал, сдвигаясь на самый краешек своего стула.

— Наш бывший коллега, — продолжил мой ангел, подмигнув Тоше, — настроен нас сопровождать — три. Так что, навалившись на нас, вам придется и его захватить, а мне почему-то кажется, что он свои старые навыки еще не совсем растерял…

Маринин Киса умудрился одновременно окончательно вжать голову в плечи и расправить последние.

— Даже если руководитель отдела по внешней защите, — насмешливо подчеркнул мой ангел должность Стаса, — не решится вступить во внутренний конфликт — а он, скорее всего, решится, если захочет и впредь доступ к базам данных получать — вас окажется трое против нас троих. Вы уверены, что вы с нами одной левой справитесь?

У нависшего над ним ангельского оперативника глаза сощурились в узкие щелки, а губы сжались в тонкую линию и побелели. Он резко выпрямился, не отрывая пронзительного взгляда от моего ангела, которого, казалось, ничуть не смутила необходимость взирать на него снизу вверх.

— Нет, я допускаю, — добродушно хмыкнул он, — что со временем вы нас все-таки скрутите. Но шуму будет много — это я вам обещаю. А вот оттуда, — не поворачиваясь, он ткнул большим пальцем себе за спину, — уже официантка выглядывала — почему столько народа собралось, и никто ничего не заказывает. И когда стулья со столами начнут ломаться, она тут же милицию вызовет, а до ее прихода мы уж как-нибудь продержимся. Дальше первым делом проверят документы. У меня, к примеру, паспорт есть, а как с остальными быть?

— А вот на это я хотел бы посмотреть, — мечтательно протянул Денис.

— Я тебе посмотрю! — покосилась на него Марина. — Это кто здесь только что рассказывал о том, что происходит с теми, кто руку на его партнеров поднимает?

— С какой стати я должен их партнерами в одностороннем порядке признавать? — буркнул Денис.

Мой ангел поморщился и снова заговорил, чтобы не дать Марине ответить:

— Так что, будем ставить под угрозу инкогнито коллег? А потом еще и целую бригаду сюда присылать — в рейд по изъятию из отделения протокола задержания и очистке памяти милиционеров?

Стоящий напротив него ангел чуть отступил назад, вернувшись в ряды троицы, и обменялся короткими, но исполненными только им понятного смысла взглядами.

— Ну, зачем же? — сдержанно поинтересовался он. — Я просто сейчас доложу о создавшемся экстренном положении и вернусь с подкреплением. А мои ребята пока вас здесь покараулят.

— Да? — уже откровенно рассмеялся мой ангел. — И как же они нам разойтись помешают? Вот мы с женой, к примеру, прямо сейчас домой едем. И Тошу с Иппо… с нашим бывшим коллегой с собой забираем — домой их по дороге доставим. Кого первым, я еще не решил, — предупредительно добавил он, когда они опять переглянулись.

— А кто Вам сказал, что у Вас машина в исправности? — процедил сквозь зубы старший из ларца.

Возможно, он это так, от злости и разочарования бросил — кому приятно, когда его в собственное бессилие носом тычут? — но фраза эта явно пришлась некстати. Всех наших ангелов (даже темного!) словно током ударило — они подались вперед, подобравшись и тяжело дыша.

— Марина, как ты думаешь, — лениво протянул Денис, сверля взглядом небесных оперативников из-под полуопущенных век, — эти твои белокрылые замолвят за меня словечко, когда мне навсегда запретят на земле появляться?

— Замолвят, — уверенно ответила Марина, — они на земле уже научились своих по делам, а не по словам определять.

— Мы союзников по цвету крыльев не разделяем, — небрежно бросил Стас, ни к кому конкретно не обращаясь.

Я в отчаянии огляделась по сторонам. Судя по выражениям на ангельских лицах, столкновения не избежать. А потом что? Опять на разбирательство — и, похоже, куда более длительное? В прошлый раз Тоша просто скандал устроил, и их с моим ангелом почти неделю не было. Опять мне одной оставаться? Мало того, что рожать со дня на день, так еще и с Галей объясняться, что никуда не сбежал этот царевич-лягушка от ее внезапно вспыхнувших к нему чувств, а просто по делу отлучился ненадолго? Еще и не вдаваясь в подробности, куда, по какому делу и как ненадолго?

Глянув на Марину, я поняла, что единственный среди присутствующих человек — мне не союзник. У нее уже ноздри раздувались, и глаза горели предвкушением очередного гневного отпора насилию. Она уже, похоже, не только вдохновлять и подбадривать готова, а прямо вести их за собой в неравный бой — слава Богу, хоть в нашу пользу неравный.

Господи, да кто же меня дернул о таком подумать?! Мой малыш опять заворочался, решив, видимо, что наступил черед той самой последней линии обороны. Вот же ангелочек наполовину! Я же ему говорила про оборону, а не про то, чтобы вместе со всеми в драку лезть! Похоже, у меня одной хоть какие-то остатки рассудительности остались…

— Извините, пожалуйста, — пискнула я, обращаясь к уже напрягшимся в готовности посланникам небес, и, прокашлявшись, добавила уверенности в голос, — а вы не могли бы передать этой своей комиссии наше приглашение присоединиться к нам вот прямо здесь и сейчас? В конце концов, мы уже все за этим столом собрались, а пока вы всех туда перетащите, только время зря уйдет. А так бы посидели, чаю там или кофе выпили, все срочные вопросы обсудили… И погода вон какая хорошая. Я, между прочим, знаю, что такое у вас практикуется, — гордо добавила я, оглядывая по очереди все восемь обращенных ко мне — и слегка ошарашенных — ангельских лиц, — у меня есть знакомый ангел, у которого все совещания с руководством прямо у нее дома, на земле проходят…

Когда Тоша объявил о появлении внештатников, мне хватило одного взгляда на них, чтобы понять, почему они сюда явились и за кем. Ну, господа энергетики, дайте мне только на минуточку вас еще раз навестить! Как за вечно безотказного Ки…, нет, Иппо… да ладно, сотрудника полчасика поработать, так у них рук не хватает — а как жаловаться бегать, так нашлось, кому. Правда, как мне до вас добраться, если меня сейчас под белые ручки (и за шиворот, для верности) уволокут отсюда — и совсем в другое место…

Значит, придется договариваться, чтобы мы по дороге к пункту назначения короткую остановку у этих доносчиков сделали. Заодно и Ки…, Иппо… да ладно, похищенного ангела… нет, так его лучше даже в мыслях не называть…. одним словом, заодно и Марининого бывшего хранителя на место вернем — вот как раз, по-моему, полчаса истекло…

Заметив краем глаза какое-то движение слева, я покосился в ту сторону и увидел, что Татьяна приосанилась и с нетерпением поглядывает на подходящих внештатников. Так, похоже, договариваться придется как можно быстрее — и по-крупному. Сначала все вместе доставим Татьяну домой, потом — к энергетикам на пару слов, а потом уже — на ковер. Прости, Тоша, но придется тебе подежурить возле Татьяны, пока я вернусь! Я недолго — это же не тебя на поруки брать, сам-то я быстро отобьюсь. Вот и документ, возложивший на меня ответственность за Марину, в прошлый раз подписал, и аварию ее вполне можно под форс-мажор подвести…

Приободрившись от внезапно всплывшего в памяти — и вполне законного — оправдания не одобренного свыше знакомства Марины с ее бывшим ангелом, я, не моргнув взглядом, встретил заявление внештатников, что они именно за мной пожаловали. Вот только пусть сначала объяснят, в чем меня обвиняют! Главное — сбить их с обычного сценария, чтобы они, растерявшись, согласились на мои условия. И, кроме того, время выиграю, чтобы обдумать другие пункты обвинения, если таковые имеются.

И вот тут-то и произошло нечто совершенно непредвиденное. По крайней мере, мной. Год, проведенный на земле в видимости, твердо убедил меня в том, что помощи от своих ждать мне не приходится — получил одноразовую поддержку при переходе на обычный человеческий стиль жизни, и тому радуйся. Хранителей изначально на работу в одиночку нацеливают, и самое большее, на что я мог рассчитывать — это то, что Тоша (не в службу, а в дружбу) присмотрит за Татьяной день-другой.

Я, скорее, боялся, что Татьяна прямо и недвусмысленно заявит внештатникам, что ее муж, то есть я, все дальнейшие переговоры будет вести исключительно в присутствии своего адвоката, то есть ее. Тогда мне, пожалуй, сначала придется отвечать за подстрекание ее к попытке преждевременного проникновения в заоблачные высоты. А это займет куда больше времени, чем объяснение по всем другим пунктам вместе взятым — сколько бы их ни было. Святые отцы-архангелы, ну, зачем я нашего парня поторапливал на белый свет появиться? Отговаривать его теперь как-то нехорошо — что за впечатление у него сложится о последовательности отца?

Но заговорила не Татьяна. Заговорили все остальные — даже Максим, чтоб его собственный глава ведомства навсегда побрал! Даже Маринин Ки… ладно, Киса (исключительно для краткости) вспомнил о своих корнях и с гордостью заявил, что его никто не похищал. А Стас вообще прямо намекнул внештатникам, что в присутствии старшего по званию им не положено о незаконности нашего собрания говорить. Тоша, правда, отодвинул меня почти на задворки последнего — нужно будет с ним впоследствии поговорить о том, что даже защитную речь нужно в рамках правдивости строить…

От неожиданности и (чего там скрывать) благодарности я просто растерялся. А потом на меня нахлынули мысли. В самом деле — сколько можно меня дергать туда-сюда, словно щенка на поводке? Отправляют на землю самостоятельно разбираться в обстановке, самостоятельно идентифицировать проблемы, самостоятельно определять степень их важности и пути решения. Я хоть раз помощи попросил? Ну, ладно, попросил — дважды. За многие десятки лет работы в абсолютно непредсказуемых земных условиях. И то — каким ужом мне пришлось извернуться, чтобы помощь эту получить! В горле пересохло, пока аргументировал.

Зато когда у них ко мне вопросы возникают, им, конечно, сверху виднее, в какой момент удобнее меня от дел оторвать. А может, стоит учесть и мою оценку событий прямо на месте? Ну, не время сейчас этот разговор прерывать! Маринина оборона уже трещинами пошла — еще одно усилие, и верну я ее в лоно истинной… перспективы! А то, если я сейчас у нее на глазах в ответ на первый же окрик козырять начну, она меня вообще больше в упор видеть не будет — вся подготовительная работа насмарку!

Одним словом, отказался я предстать пред ясные очи контрольной комиссии незамедлительно. Вежливо, но твердо. Чтобы не осталось у окружающих глубоко ошибочного впечатления, что мной можно помыкать как угодно. Вот сейчас быстренько перевоспитаю Марину, доставлю Татьяну домой, уговорю Тошу при ней побыть — а там и сам отправлюсь.

Хм, оказывается, что не сам. Вдруг выяснилось, что с контрольной комиссией желает побеседовать куча народа — в мою защиту. На каждый пункт обвинения у меня внезапно появилось по свидетелю, способному разбить его в пух и прах. А когда внештатники вознамерились исполнить данное им поручение любой ценой и немедленно, я окончательно развеселился. Да они там, у нас наверху, понятия не имеют о масштабах земной взаимовыручки! Если они здесь и сейчас потасовку начнут, мы еще посмотрим, кто в конечном итоге перед контрольной комиссией навытяжку стоять будет.

А вот ответный их ход был совсем неумным. Честное слово, я все больше убеждаюсь в том, что каждого ангела — не только хранителя — нужно хотя бы на годик на стажировку среди людей отправлять! А то смотрят сверху в глазок телескопа и считают, что разбираются во всех хитросплетениях человеческих взаимоотношений. Живут себе в неизменной сытости и довольстве (единственные противники — темные — и те где-то там, на другом конце вечности, и ими отдельное подразделение занимается) и только и знают, что знаменем своей службы размахивать в пику всем остальным. Забыли, как сплачивает пережитое несчастье и появление общего источника раздражения.

Что и сделал со всеми нами намек внештатников на поломку моей машины. По всем лицам скользнула одно и то же облако воспоминания о Марининой аварии, за которым последовала грозовая туча одной и той же мысли: «Так вот что, голуби сизокрылые, вы от людей на земле перенимаете? Низменные, бандитские методы, за которые даже люди карают друг друга без всяких разговоров, к своим применять?».

Своего лица я не видел, но ни секунды не сомневался в том, что на нем отражается не просто туча, а целый грозовой фронт. И дело вовсе не в том, что они покусились на мою машину — ту самую, которую я так долго выбирал, с которой я уже так сроднился и за которую я еще кредит, между прочим, не выплатил! В конце концов, в выздоровлении Марины я принял самое активное участие, и мне было больно думать, что тяжелые воспоминания могут вновь подорвать ее здоровье.

Да уж, недаром мне так не хотелось во внештатники подаваться, когда меня туда переманивали во время первого вызова на контрольную комиссию! Теперь понятно, почему их руководителя повышенная способность к изворотливости в кандидатах интересовала. Она в них — длительным натаскиванием — в умение добиваться своего любой ценой перековывается. Не задавили авторитетом — возьмут силой, перевес сил не в их пользу оказался — прижмут провокацией.

И ведь действительно вопрос, кто сейчас кому первым по уху врежет, может весьма существенно сместить акценты в предстоящем расследовании изначально пустякового-то дела. Они на меня навалятся — мы будем в полном праве защищаться, а там уже полшага до заявления о неадекватности меры пресечения инкриминируемому проступку. Я сейчас к этому, вовремя отошедшему, приложусь — речь пойдет об активном сопротивлении находящимся при исполнении. Причем отягощенном преступным сговором, что сразу же лишит какого бы то ни было веса показания моих свидетелей.

Я лихорадочно соображал в поисках мирного выхода из накалившейся ситуации. Нужно направить ее в какую-то другую сторону, чтобы моя группа поддержки выпустила залп эмоций по учебным целям, а внештатники смогли отступить, не потеряв лицо — и дав мне возможность последовать за ними добровольно, но чуть позже и без свидетелей. Одним словом, нужен неожиданный поворот…

Собственно говоря, следовало ожидать, что поистине неожиданное предложение последует от Татьяны. Следовало. Из всего моего опыта столкновений с ее в рамки здравого рассудка не укладывающихся идей следовало! Но ей опять удалось застать меня врасплох. И если уж меня, давно привыкшего держаться на плаву в бурном океане ее воображения, приглашение контрольной комиссии в полном составе к нам на чашку чая лишило дара речи — что уже об остальных говорить.

Ладно, спасибо, Татьяна, нужного эффекта мы с тобой добились — нервничать точно все перестали. И соображать заодно. Теперь, когда они все способны видеть происходящее вокруг в истинном свете, а не через призму собственных чувств, самое время продемонстрировать им дипломатический выход из обострившегося, казалось бы, до предела конфликта. И, кстати, весомость моего слова в определенных кругах. Это точно на будущее пригодится.

Я выжидательно улыбнулся вытаращившим на Татьяну глаза внештатникам. Разумеется, они ей ничего не ответили — им сейчас дай Бог вспомнить, как дышать, а не говорить. По себе помню — в первые недели прямого общений с ней я по несколько раз в день гордился собой, добившись одной-единственной цели — не задохнуться. От восхищения.

— Насколько я понимаю, — доброжелательно заговорил, наконец, я, — вы не располагаете достаточными полномочиями, чтобы прямо обращаться к контрольной комиссии? В таком случае, я позволю себе лично передать это приглашение моему непосредственному руководителю.

Краем глаза я заметил какое-то движение справа от себя — скосив туда глаза, я увидел, что Татьяна как-то дернулась и поморщилась у Тоши за спиной.

— Татьяна, я обращусь к нему отсюда, — бросил я ей успокаивающе, и вновь глянул на внештатников. — Вам же я настоятельно рекомендую не предпринимать сейчас никаких действий — связываться с руководителем я буду официально, через диспетчера, с просьбой зафиксировать время моего обращения и, если контакт прервется, немедленно выяснить причины грубого нарушения неотъемлемого права ангела-хранителя.

Они молча смотрели на меня, явно пытаясь сообразить, во что влипли. Вот и хорошо — второго шока им минут на десять точно хватит, а мне больше времени и не потребуется. Наверно. Хватит-хватит — если закон надобности даже на материальные объекты действует, то моя убедительность сейчас удесятериться должна.

Успев напоследок прямо затылком ощутить волну возбужденного ожидания у себя за спиной, я сосредоточился и уверенным, не терпящим возражений тоном мысленно произнес:

— Мне нужно срочно поговорить со своим руководителем. Где бы он ни находился. Дело не терпит никаких отлагательств. Мы стоим на пороге вооруженного конфликта между различными подразделениями — в присутствии людей.

— Ваш руководитель свяжется с Вами… — защебетало у меня в ушах.

Дослушивать эту уже оскомину мне набившую ненавистно-доброжелательную фразу у меня не было ни малейшего желания.

— Девушка! — рявкнул я. — Я, по-моему, русским языком сказал, что ситуация критическая. Будьте любезны немедленно передать мои слова моему руководителю.

Очаровательная диспетчер, судя по всему, не часто сталкивалась с подобной напористостью.

— Хорошо, — растерянно пробормотала она отнюдь не жизнерадостным тоном.

Через пару минут я убедился, что она действительно передала мое послание дословно — в голосе моего руководителя также не было ни малейшего намека на его обычную невозмутимую приветливость.

— Это что еще за вооруженный конфликт? — прорычал он без каких бы то ни было приветствий.

— Который может вспыхнуть с минуты на минуту, — заговорил я как можно быстрее, чтобы хоть основную мысль успеть передать. — Если мы его не предотвратим. Общими усилиями. Если позволите, я объясню. В двух словах.

— Я Вас слушаю, — проворчал он уже немного спокойнее.

— За мной прислали сотрудников отдела по внештатным ситуациям, — начал я, помянув в душе незлым тихим словом необходимость использования официальных — и чрезвычайно длинных — терминов. — У меня есть свидетели, готовые доказать мою невиновность по каждому пункту обвинения. Среди них — начальник отдела по внешней защите, у которого сейчас очередная операция на земле в самом разгаре, небезызвестный Вам Тоша, который не может просто так, без предупреждения свою подопечную оставить, и сотрудник… э… восточного отдела… э… по распределению энергии, кажется — которому вообще давно пора на рабочее место возвращаться…

— А вот о последнем Вам нужно было думать, — фыркнул мой руководитель, — когда Вы этого сотрудника с ответственного поста похищали.

— Так в том-то и дело, — завопил я, — что я никого не похищал! У нас здесь… неожиданно… сложилась неординарная ситуация, и я просто воспользовался случаем, чтобы восстановить доброе имя всех хранителей в глазах отдельных представителей человечества. И готов объяснить все свои действия, но мои свидетели не могут предстать перед контрольной комиссией прямо сейчас. А я не могу там, у нас, ждать, пока они освободятся — у меня жена со дня на день родит! А внештатники, — плюнул я на принятую терминологию, — отказываются подождать, хотя мы заверили их…

— Разумеется, отказываются! — снова вспыхнул мой руководитель. — Их послали выполнять поставленную задачу, а не Ваши ультиматумы выслушивать.

— Да какие ультиматумы! — Мне очень не понравился его подбор слов. — Просто мои… друзья хотят слово в мою защиту сказать! Но есть еще и другой аспект: даже если мы все сейчас изыщем возможность отлучиться на какое-то время, у нас здесь два человека — а в перспективе и три, если учесть Тошину подопечную — окажутся в полной власти темного, прикомандированного к команде Стаса. А последнюю, как Вы, надеюсь, помните, нам не так давно едва удалось из-под его влияния вырвать. Вы считаете, что мой проступок стоит такого риска?

— К вашим людям будут, разумеется, направлены временно исполняющие обязанности, — натянуто произнес он.

— Вы, что, мою жену не знаете? — взвился я от отчаяния. — С ней же никто, кроме меня, не совладает! А тут еще вот-вот ребенок родится — как на него такой стресс повлияет? Вы там с наблюдателями консультировались? А к Марине… — это — третья, — запнувшись, пояснил я на всякий случай.

— Я знаю, — коротко обронил он.

— … к ней сейчас кого-то насильно приставлять — это значит свести на нет всю мою долгую кропотливую работу по восстановлению ее доверия к нам.

— Успешную? — В голосе у него впервые прозвучал неподдельный интерес.

— Представьте себе! — У меня словно второе дыхание открылось. — Я уже практически подвел ее к мысли о добровольном принятии хранителя…

— Речь сейчас не об этом, — перебил он меня. — Объясните мне, в конце концов, для чего Вы со мной связались. Надо полагать, что у Вас — как всегда — есть встречное предложение?

— Да. — Я набрал в легкие побольше воздуха (хотя зачем, собственно, если я мысленно выражаюсь?) и словно головой в омут бросился. — У нас родилась мысль…. а нельзя ли провести… выездное заседание контрольной комиссии? У нас на земле — раз уж мы все так удачно здесь собрались?

— Что провести? — медленно и отчетливо проговорил он.

— И это совсем не будет беспрецедентным случаем, — быстро продолжил я, от всей души надеясь, что у Татьяны были очень веские основания произнести ее последнюю фразу. — У нас есть сведения, что и с другими ангелами руководство у них на земле встречается. Многие аспекты нашей работы здесь, на месте, совершенно иначе видятся.

Какое-то время он молчал.

— Оставайтесь на связи, — буркнул он наконец.

Я затаил дыхание, боясь даже думать о том, что мне удалось заинтриговать его. Наступившая в голове тишина вернула меня к земной реальности. То ли они все по позе моей поняли, что в переговорах объявлен перерыв, то ли им ждать в полной неподвижности надоело — но я расслышал поскрипывание ножек стульев по плиткам пола, нетерпеливые вздохи и покашливание.

— Ну, что? — выдохнул справа от меня Тоша.

Я досадливо поморщился и махнул на него рукой, чтобы не мешал — и вовремя.

— Заседание контрольной комиссии отложено, — вновь послышался у меня в голове голос моего руководителя. — И поскольку ее члены заняты уж никак не меньше вас, ни о каких… выездных сессиях даже речи быть не может. Принято решение провести промежуточную встречу — с тем, чтобы выслушать вашу точку зрения. Которую я затем, по мере надобности, изложу на заседании комиссии.

— Значит, можно Вас ждать? — осторожно спросил я, бросив все силы на подавление ликующего вопля. Уж его-то одного я точно на свою сторону склоню! Особенно если моя группа поддержки опять галдеть начнет (лишь бы Марина их на этот раз не остановила!) — не привык он с кучей народа одновременно разговаривать.

— Не только, — коротко ответил он с какой-то непонятной досадой в голосе.

Я повернулся к своей земной компании и шумно выдохнул.

— Ну, все — сейчас будут, — доложил я им со скромной горделивостью в голосе.

— Кто? — настороженно спросил Максим.

— Мой руководитель… и еще кто-то — он не сказал, — поморщившись, признался я, и увидел, что Татьяна в ответ тоже скривилась и как-то напряглась.

Через несколько минут из-за угла здания кафе вынырнул мой руководитель с двумя сопровождающими. Все, как один, повернулись в их сторону. Они двинулись к нам спокойным, уверенным шагом, и вдруг Максим резко обернулся назад, к нашему столу и уставился на меня тяжелым взглядом. Одновременно краем глаза я заметил, что Маринин… Киса (я уже упоминал, что для длинных терминов просто времени нет) окончательно съежился на стуле — разве что руками голову не прикрыл.

Так, похоже, понятно, кто еще к нам в гости пожаловал. Главный темный — это понятно: явился, небось, лично проследить, чтобы его агента свора светлых не загрызла. А главный энергетик зачем? Вслух зачитать жалобу своих подчиненных? Или свидетелем обвинения — потребовать примерно наказать похитителя ценного кадра?

Подойдя к нашему столу, они вежливо поздоровались, ни к кому конкретно не обращаясь и ни на ком не задерживаясь взглядом, и мой руководитель тут же обратился к внештатникам.

— Подождите пока, пожалуйста…. но недалеко, — негромко произнес он. — Я уполномочен на месте принять решение о ваших дальнейших действиях.

Они пожали плечами и, отойдя к соседнему столику, уселись вокруг него — лицом к нам и все с той же готовностью в любой момент сорваться с места.

— Ну, давайте устраиваться поудобнее, — подала вдруг голос Татьяна, и, повернувшись к нам с Тошей, принялась повелительно размахивать указательным пальцем: — Два стола вместе составьте и стулья к ним придвиньте.

Честно признаюсь, прозвучавшая в Татьянином голосе абсолютная уверенность в том, что ее указания будут немедленно выполнены, привела меня в восторг. Впервые в жизни. Даже несмотря на то, что она раскомандовалась перед лицом посторонних. Вернее — именно благодаря этому. Вот, уважаемый руководитель, посмотрите и задумайтесь, стоит ли оставлять без моего сдерживающего влияния эту женщину, которая без всякого стеснения гоняет в хвост и в гриву двух ангелов — да еще и в присутствии их начальства?

Как только мы расселись по местам (небесное начальство оказалось — как ему и положено — во главе сдвинутых столиков), из здания кафе выпорхнула официантка и, в мгновенье ока оказавшись возле нас, вынула из кармана передника блокнотик.

— Что заказывать будем? — поинтересовалась она с вежливым безразличием, постукивая по нему карандашом.

Руководители переглянулись в явном замешательстве. Тоша внимательно рассматривал разводы на пластиковой поверхности стола. Максим стрельнул глазами из-под полуопущенных век на своего начальника. Стас облокотился на стол, прикрыв ладонью рот. А Киса даже и дышать, по-моему, перестал.

— У вас есть какие-то пожелания? — обратилась Татьяна к приглашенному руководству с сияющей улыбкой.

Они молча уставились на нее. Наконец, мой руководитель едва заметно качнул головой.

— Ну, тогда, — повернула Татьяна голову к официантке, — принесите-ка нам чайку. С какими-нибудь пирожными. Только не очень жирными. И тем, — ткнула она пальчиком в сторону внештатников, — тоже.

Я чуть не подпрыгнул. Этих еще кормить? Которые чуть меня в бараний рог не согнули? Да еще и за мой счет?

Марина вдруг расхохоталась. Обведя глазами всех присутствующих, она подмигнула Татьяне и громко заявила: — А я бы кофейку выпила.

Татьяна чуть поморщилась, словно пожалела, что не может составить ей компанию.

— Я тоже, — подхватил Стас, опустив руку от лица, но прикусив губу.

Официантка кивнула, черкнула что-то у себя в блокнотике и направилась к двери кафе.

— У нас, знаете ли, — проникновенно обратилась Татьяна к нашим руководителям, — принято сначала накормить гостей, а потом уж разговоры разговаривать…

— Можно вопрос задать? — перебил ее Тоша, оторвав, наконец, глаза, от стола и уставившись в упор на моего руководителя.

Тот кивнул.

— Почему здесь нет моего руководителя? — спросил Тоша, напряженно хмурясь.

— Потому что Ваша роль в сложившейся ситуации, — ответил ему мой руководитель, — не представляется нам ключевой.

— А вот и напрасно! — с довольным видом возразил ему Тоша. — В таком случае я позволю себе первым взять слово. Эта встреча, изначально случайная, получила свое развитие исключительно по моему настоянию. Выяснилось, что у меня тут старые знакомые есть, — плотоядно глянул он на Максима, — грех было не подойти…

Максим закатил глаза, покачав головой и пожав плечами.

— С какой целью? — подал вдруг голос сидящий справа от моего руководителя ангельский чиновник, переводя подозрительный взгляд с Тоши на Максима.

Ага, вот наконец-то и выяснилось, кто есть кто из вновь прибывших! И уселись наискосок от своих подчиненных, чтобы удобнее наблюдать за ними было. Я ни секунды не сомневался, что главный энергетик явился сюда защищать интересы своего похищенного сотрудника, но, судя по вопросу темного руководителя, тот преследовал ту же цель. Ну, конечно, это только нас, светлых, чуть что — сразу к ответу за малейшую промашку призывают! Лучше бы у темных поучились, как своих поддерживать.

— Как с какой? — невинно округлил глаза Тоша. — Поздороваться, былое вспомнить, планы на будущее составить — чтобы из вида друг друга не терять… Лучше, знаете, как-то заранее определиться, кто по какой дорожке бежит — чтобы не сшибить, не дай Бог, кого-нибудь…

— Вам угрожали? — прищурившись, спросил Максима темный начальник — с надеждой в голосе.

— Мне? — надменно вскинул бровь тот. — У них нет и не будет никаких оснований для этого, а на пустое сотрясание воздуха я не привык внимание обращать.

Тоша явственно скрипнул зубами.

— Вы хотите сделать заявление, — обратил на него прохладный взор главный темный, — что мой сотрудник создавал какие бы то ни было препятствия Вашей работе? Я имею в виду, в последнее время, — подумав, добавил он, и я быстро отказался от еретической мысли — ничему нам у темных учиться не нужно, если они готовы прислушиваться к обвинениям противника в адрес своих.

— И в мыслях не было, — тряхнул головой Тоша, бросив короткий, оценивающий взгляд на Максима. — Мы вот тут как раз побеседовали и выяснили, что теперь у каждого из нас — своя дорога, а если они и пересекутся… случайно… то мы уж как-нибудь на месте разберемся. Так что, еще раз повторяю, — повернулся он к моему руководителю, — инициатором этой встречи был я.

— А сотрудника моего коллеги из восточного отдела, — повел тот рукой в сторону своего соседа слева, — тоже Вы на нее… пригласили?

— Вы совершенно правильно выразились, — забубнил Киса, словно ему сигнал к выступлению дали, — меня сюда именно пригласили. И я прошу не возлагать вину за мое отсутствие на рабочем месте ни на кого, кроме меня. Это я счел для себя необходимым воспользоваться случаем, чтобы принести извинения своему бывшему человеку…

— Мы здесь находимся не для того, — резко оборвал его мой руководитель, — чтобы вновь рассматривать Ваше старое дело.

— А может, рассмотрим? — быстро вмешался я. — Может, с него и начнем? Дело в том, что Марина — ключевая фигура во всей этой истории. — Марина окинула меня недоверчивым взглядом. — Именно из-за нее… э… вернее, благодаря ей у нас здесь создалась уникальная ситуация.

— Опять? — вновь сбился мой руководитель с беспристрастного тона на саркастический.

— Ну, и опять — так что? — пожал я плечами. — На земле все-таки находимся. Я начну с хранителей — хорошо известно, что каждый из нас, в целом, неплохо ладит со своим человеком. Хоть в одностороннем порядке, — кивнул я в сторону Тоши, — хоть в двухстороннем, — я благодарно улыбнулся Татьяне — она опять болезненно поморщилась. — Но вот сидит человек, — вновь посмотрел я на Марину, — которого мы однажды потеряли и который теперь оказался вовлеченным в наши операции…

— Минуточку! — тут же взвилась Марина.

— Хорошо-хорошо, — поднял я обе руки в успокаивающем жесте, — вовлеченным по собственному желанию. Но без настоящей защиты! Прости, Стас, — прижал я руку к сердцу, — но мне как казалось, так и кажется, что тебя больше интересует безопасность ценного кадра, чем человека. Что недавние события и доказали.

Стас поиграл желваками, но кивнул. Коротко и неохотно.

— И в этом нет ничего странного, — заметил я ему справедливости ради, — это не твоя работа — в лабиринте человеческой души разбираться. Перед тобой другие цели стоят. От хранителя она отказывается, — вновь обратился я к своему руководителю, — потому что считает, что мы навязываемся людям. Но после сегодняшнего разговора, я думаю… вернее, мне очень хочется надеяться, что мы выяснили, что навязчивости нет там, где есть диалог.

Татьяна издала какой-то сдавленный звук и схватилась за чашку с чаем. Вот спасибо, напомнила — я тоже сделал глоток.

— Но и это еще не все, — продолжил я, — и сейчас я очень рад, что вы смогли к нам присоединиться. Посмотрите на компанию, которая здесь собралась. Человек, спокойно принимающий существование ангелов и отказывающийся зависеть от них. Сотрудник службы внешней защиты, прекрасно ладящий как с людьми, так и с представителем… э… другой разновидности ангелов в процессе проведения совместной операции. Три хранителя… пусть даже один из них сейчас в другом месте работает…. которые по мере сил и возможностей пытаются обеспечить вышеупомянутому человеку хоть какую-то защиту. — Марина вновь одарила меня пронизывающим взглядом. — И еще один человек, — повернулся я к Татьяне, радуясь возможности точно также, при всех, сказать, что она значит для всех нас, — который никогда не устает заставлять всех окружающих задумываться, прислушиваться к другим и принимать правильные решения.

Татьяна уставилась на меня огромными глазищами, в которых плескалась какая-то непонятная тревога.

— Да, мы уже оценили все разнообразие вашей компании, — сухо заметил мой руководитель, — теперь хотелось бы узнать, в чем Вы видите ее преимущества.

— Да в том, — воскликнул я, — что оказалось, что мы все можем прекрасно не только сосуществовать, но даже и сотрудничать. И без всяких официальных распоряжений. Тоше никто указаний не давал данные для Стаса собирать, а Ки… ему, — я кивнул головой в сторону Кисы, но он вдруг отчаянно замотал головой, — … он тоже не был обязан идти нам навстречу. Такому у нас не научишься — у нас каждый за свой надел отвечает и больше ничего вокруг не видит. Это только на земле отчетливо понимаешь, как здорово временами на чье-то плечо опереться и свое в нужный момент подставить. Здесь не нужно помощь, как подаяние, выпрашивать, — не удержался я от личного выпада, — здесь ее на равных предоставляют и получают.

— Может, нам к вам молодых на стажировку присылать? — насмешливо бросил главный темный. Да святые же отцы-архангелы, не могли вы эти слова в уста моему руководителю вложить?

— А почему бы и нет? — запальчиво спросил я, обращаясь к последнему. — Уж хранителям — так точно не помешало бы посмотреть, насколько плодотворно можно работать в тесном контакте как с коллегами, так и с людьми. Почему, по крайней мере, не изучить наш опыт — вместо того чтобы осуждать нас за него? Люди, земля, жизнь на ней постоянно меняются — почему наша работа должна подчиняться железобетонно неизменным правилам? Если уж людям удается договариваться, несмотря на все их прошлые и нынешние различия, почему бы и нам не последовать этому примеру и начать сотрудничать не только в случаях крайней необходимости? Кстати, я думаю, что наша французская коллега, — добавил я туманно, чтобы намек на Анабель только до посвященных дошел, — у которой круг общения существенно шире нашего, с удовольствием поддержит эту идею.

— С ним я сотрудничать не буду, — буркнул вдруг Тоша, ткнув пальцем в Максима.

— Да брось ты, — добродушно отозвался Стас, — они, в целом — ребята неплохие, и сработаться с ними можно. Если, конечно, элементарные истины им, как следует, растолковать.

— Это точно, — не менее добродушно не остался в долгу Максим, — в ваших устах и элементарные истины звучат так, что их растолковывать приходится.

Главный темный хмыкнул, мой руководитель громко прочистил горло, начальник энергетиков деликатно прикрыл рот ладонью. Стас с Максимом задумчиво смотрели вдаль — каждый в противоположную от другого сторону, Тоша жевал губами — явно слова, которые просились у него наружу, Киса ерзал на стуле — нервно потирая руки и подергивая уголком рта. Татьяна с Мариной переглянулись и закатили к небу глаза.

— Хорошо, — подвел итог мой руководитель, — ваша точка зрения нам ясна. Я донесу ее до контрольной комиссии…

— Мы донесем, — негромко поправил его главный темный.

— Да-да, разумеется, — чуть поморщившись, согласился мой руководитель. — Сейчас вы можете продолжать исполнять свои обязанности, хотя я не исключаю, что комиссия изъявит желание выслушать каждого из вас в отдельности. А уж Вас, — строго глянул он на меня, — непременно.

Татьяна тихо охнула и как-то вся сжалась.

— Одну минуточку, — подала вдруг голос Марина. — Поскольку меня тут ключевой фигурой назвали, — улыбнулась она мне, чтобы лишить свои слова язвительности, — позвольте и мне пару слов сказать. Или вас мнение человека, как вон тех, — прищурившись, она кивнула в сторону заскучавших над нетронутыми чашками чая внештатников, — не интересует?

— Разве что для полноты картины, — лениво обронил главный темный.

Мой руководитель покосился на него и произнес с преувеличенной душевностью:

— Мы будем очень рады услышать отзыв о наших сотрудниках от беспристрастной стороны.

— Насчет беспристрастности придется вас разочаровать, — фыркнула Марина. — Вряд ли стоит ожидать ее от тех, кому вы своих советников подсовываете, не только не дождавшись просьбы об этом, но даже не удосужившись поставить их в известность об этом. Вряд ли стоит ожидать ее от тех, среди кого вы селекцией занимаетесь, отбирая подходящих кандидатов и окружая их нежной заботой — в принудительном порядке.

По лицу темного главы расползлась довольная ухмылка, как у представителя оппозиции, случайно попавшего на митинг протеста против действующей власти.

— Я, кстати, сейчас обо всех вас говорю, — прищурившись, обратилась Марина к нему. — Стоит человеку отказаться от насилия или, наоборот, принять его всем сердцем, сразу же вокруг него ваша возня начинается — по созданию ему тепличных условий для взращивания интересующих вас качеств. Но люди — в отличие от вас — на черных и белых в душе не разделяются, в каждом из них и хорошего, и плохого намешано, и если выбрал кто-то свой путь — то дайте ему самому его пройти, без вашей опеки, и от всего неприемлемого на нем самому избавиться. Имейте достоинство терпеливо ждать, пока к вам придут, вместе того чтобы подталкивать в нужном направлении… Но это так, к слову — я о другом хотела сказать.

Темный руководитель покосился на моего, словно желая поинтересоваться, испытывает ли тот все еще вышеупомянутое удовольствие от речи независимого оратора, и не пора ли вводить регламент, ограничивающий выступающих во времени.

— Я думаю, что любой из здесь присутствующих сможет подтвердить, — продолжала тем временем Марина, — что меня всегда и во всем справедливость интересовала, безотносительно того, о ком речь. Так вот, хочу сказать вам — как руководитель руководителю — что ваше отношение к своим сотрудникам лично у меня ни в какие рамки в голове не укладывается. Я тоже отправляю своих подчиненных в любую точку мира работать с людьми — но только после того, как побываю там сама и на месте разберусь с обстановкой. Вы же посылаете своих… простите, чуть не сказала — людей, в места, о которых понятия не имеете, напичкав их предварительно сухой выжимкой из впечатлений других, словно рекомендациями из путеводителя.

— Я полагаю, — холодно заметил мой руководитель, — что мы позволим себе самостоятельно определять принципы организации нашей работы. И уж, по крайней мере, здесь обсуждать их мы не будем.

— А я на обсуждении не настаиваю, — вкрадчиво произнесла Марина, — хотя не могу не заметить, что вы отказываетесь обсуждать с людьми принципы работы с ними же. Вам не кажется, что таким образом в самое их основание вы закладываете конфликт? Который — совершенно естественным образом — приводит к ошибкам и даже к провалам… вон, как у него, — она кивнула в сторону своего Кисы. — Но вас и среди своих только безупречные интересуют. Взыграла в человеке, вопреки тепличным условиям, разноцветная природа его — вычеркнуть из списка подающих надежды и на распыл; не привел хранитель подопечного, — она прямо выплюнула это слово, — в соответствие канонам — на обочину его, чтобы марширующих в светлое будущее с ноги не сбивал. Так, что ли?

— К Вашему сведению, — сухо ответил ей мой руководитель, — поскольку в действиях Вашего бывшего хранителя не было установлено ни халатности, ни злого умысла, ему была предоставлена возможность вернуться к своим обязанностям и делом загладить свою вину.

— Даже не выяснив, где он ошибку допустил? — спросила Марина, словно не веря своим ушам. — Пусть, значит, продолжает в том же духе — в надежде, что в следующий раз ему более покладистый человек попадется?

— Анализ своих действий, — ответил ей мой руководитель менторским тоном, — входит в обязанности ангела-хранителя. Так же, как и полная ответственность за свои ошибки. Так же, как и умение найти в себе силы для их преодоления.

— Да откуда же им взяться-то? — стукнула Марина ребром ладони по столу. — Может, не нужно для начала своих будущих кандидатов на финальном отрезке пути каких бы то ни было испытаний, способных дух укрепить, лишать? Или уже тогда своих оступившихся всем скопом поддерживать! Почему вы их одних бросаете — вместо того чтобы вернуть на землю под наблюдением более опытного ангела, который в живом деле показал бы им, как избежать этих ошибок? Не говоря уже о том, чтобы изначально им такую стажировку предоставить?

Маринин Киса вдруг вскинул на нее совершенно ошалевшие глаза и старательно захлопал ими, словно стараясь избавиться от заведомо невероятного видения.

— И если спустя столько времени, — продолжила Марина, делая паузу после каждого слова, — ему все еще не безразлична своя неудача, ему все еще зачем-то нужно разобраться в ее истоках, то вы просто права не имеет судить его за то, что он ради этого на какой-то час с работы сбежал. Как, кстати, и Анатолия, поскольку даже я не могу не признать, что для него хранитель — понятие намного более широкое, чем курица-наседка, неустанно квохчущая над отдельным человеком. А желание спорить с человеком — вместо того чтобы во всем потакать ему — меня, например, скорее склонит к признанию полезности хранителя.

Так, похоже, на мне таки сказалось все напряжение последних часов. А вы что хотите — сначала разоблачение Дениса-Максима, потом рейд к энергетикам, потом налет внештатников, потом прорыв к руководителю через заслон доброжелательного диспетчера, потом беспрецедентный визит небесного руководства… Это у кого психика выдержит? А то, что мне показалось, что Марина начала рассыпаться в похвалах в мой адрес, ясно указывало на серьезный сбой в процессе обработки услышанного.

Эксперимента ради я покосился на окружающих — ближе всех были Тоша с Татьяной. У Тоши подергивались уголки губ — ага, значит, все в порядке: Марина, как всегда, язвит в мой адрес, а мой мозг автоматически, в качестве защитной реакции, переставляет акценты. У Татьяны на лице просматривалась то ли хмурая улыбка, то ли радостная настороженность, то ли болезненная гримаса. Опять все в порядке — никак не может определиться, то ли поддержать критику в мой адрес, то ли велеть Марине не лезть не в свое дело и чихвостить своего собственного ангела.

Я успокоился.

— Нарушение трудовой дисциплины нашим сотрудником, — заявил вдруг главный энергетик, глядя с вызовом на моего руководителя, — будет рассматриваться в нашем отделе.

— Вы меня уволите? — также неожиданно выпалил Маринин Киса.

— Я не имею намерения, — уже увереннее ответил ему главный энергетик, — выносить обсуждение наших внутренних вопросов за пределы отдела, но в целом, учитывая Вашу репутацию, не вижу смысла избавляться от ценных сотрудников из-за часового отсутствия на рабочем месте.

— Тогда я считаю своим долгом поставить Вас в известность, — ясно и отчетливо прого… нет, почти продекламировал Киса, — что около месяца назад я подделал документы для того, чтобы… известный мне человек вне очереди и в обход установленной процедуры получил энергетическую подпитку.

— Вы… что? — медленно проговорил главный энергетик.

Да что же он, идиот, делает? Я в отчаянии глянул на Стаса. Похоже, придется признаваться, а то этот раб инструкции сейчас себя окончательно закопает. Стас едва заметно покачал головой, с любопытством разглядывая Кису. Краем глаза я заметил, что наш бессловесный обмен мнениями не укрылся от внимания Марины — прищурившись, она переводила взгляд с меня на Стаса, с него на Кису и опять на меня с таким видом, словно последний, верхний ряд в кубике Рубика складывала.

— Ни в коей мере не оправдываясь, — продолжил Киса все с той же непробиваемой уверенностью в своей правоте, — скажу, что в том случае действительно требовались срочные, безотлагательные меры, но факт служебного правонарушения налицо и не может оставаться безнаказанным. Я могу только надеяться, — добавил он, опустив голову, — что отсутствие стремления к личной выгоде позволит мне самому подать заявление об увольнении.

— Нет уж, извините! — вспылил главный энергетик. — Если Вы сочли своим долгом придать своему поступку такую широкую огласку, словно он для Вас предметом гордости является, то мы не можем себе позволить оставить это позорное пятно на нашем имени без какой бы то ни было реакции…

— Да бросьте Вы! — лениво протянул Стас. — Какую широкую огласку? Ну, собрался тут — на земле, между прочим! — десяток наших представителей. Ну, пусть представляют они разные отделы, так что? Как будто мы все здесь не знаем, что глубокое уважение к законам вовсе не означает слепого следования их букве. Я с той ситуацией немного знаком, и могу Вас уверить, что он пошел на нарушение под… определенным давлением извне.

Стас бросил на меня предостерегающий взгляд, главный энергетик — подозрительный, мой руководитель — отчаянный. На его лице заглавными буквами был написан категорический и безусловный запрет высказываться, в какой бы то ни было форме, по поводу вышеупомянутого давления — до отбытия небесной делегации. Чего не скажешь о лицах Татьяны и Марины — те прямо засветились нездоровым любопытством. Я счел мнение своего руководителя более весомым в данный момент и изобразил из себя воплощенную невинность.

— И если он осознал и признался, — продолжил Стас, подрагивая подбородком, — так отпустите Вы его с миром, чтобы повтора не было. Вопрос только в том, куда он пойдет? — Склонив голову к плечу, он окинул Кису оценивающим взглядом. — Может, к нам подашься, правильный ты наш? У нас всегда найдется место тем, кто умеет по ситуации реагировать.

— Особенно, если под определенным давлением извне, — лениво вставил Максим.

— Хочешь свою реакцию проверить? — поинтересовался Стас, не поворачивая к нему головы. — На давление?

— Нет-нет, я, честно говоря, о другом думал, — быстро заговорил Киса, нервно взмахнув рукой, и робко глянул на моего руководителя: — Я думал, что… если то давнее предложение еще остается в силе…. я имею в виду, продолжить…. то я бы хотел вернуться в отдел хранителей.

Мой руководитель удивленно глянул на него.

— Даже не знаю, — неуверенно произнес он. — Выводы комиссии, занимавшейся Вашим делом, по-моему, никто не отменял, но столько времени прошло… Вам многие навыки восстанавливать придется, квалификационный тест заново проходить, и потом наверняка достаточно долго ждать, пока Вам подберут минимально проблемного человека для первого раза…

— А зачем же ждать-то? — вмешалась вдруг Татьяна, страдальчески сморщившись. — Вот пусть у нас сейчас и восстанавливает…. что ему там нужно восстанавливать. Марина, — воззвала она к той с тем знакомым мне (до нервной дрожи) блеском в глазах, — что ты только что говорила насчет стажировки под руководством более опытных…?

— Хм, — по лицу Марины расплылась хитрая усмешка, от которой мне и вовсе не по себе стало, — а ведь интересно, пожалуй, может получиться…

— Вы хотите сказать, — медленно проговорил Киса, судорожно сцепив руки на коленях и впившись в нее исступленным взглядом, — что не стали бы возражать, если бы меня направили…. мне доверили…. я снова стал Вашим хранителем?

— В полной видимости — раз, — принялась Марина выбрасывать пальцы, словно клинки в него метала — впрочем, целилась она явно в моего руководителя. — С правом исключительно совещательного голоса — два. Под ответственность Анатолия — три. И общаться на «ты».

— Куда под мою ответственность? — завопил я — вот недаром у меня сердце екнуло, когда женщины в ангельский разговор вмешались! — Марина, ты что несешь? У меня Татьяна на руках, ребенок на подходе, Тоша уже давно в стажерах… И за все твои прежние выходки кто, как ты думаешь, по шапке получал? А работа? А вот этих красавцев, — я отчаянно замахал руками, стараясь одним жестом объединить ее непримиримых соратников поневоле, — если что, кому разнимать?

— Ты справишься, — широко улыбнулась она, небрежно поведя рукой. — Я уже давно заметила, что твоим способностям более широкое поле приложения нужно. И потом — ты ведь сам всем нам столько твердил о том, что останавливаться в своем духовном росте — просто преступно. Не станешь же ты свои собственные слова опровергать! Или они только людей касались? — прищурилась она с привычной насмешкой в глазах.

Мой руководитель вдруг громко расхохотался.

— Честно говоря, — откинулся он на спинку своего стула и с довольным видом сцепил пальцы на животе, — такое предложение мне тоже кажется и справедливым, и логичным. В конце концов, Анатолий, мы уже неоднократно принимали Ваши неординарные идеи — при условии, что Вы же и займетесь их реализацией. Внимательное и вдумчивое отношение к сотрудникам, — покосился он на Марину, — нам тоже не чуждо. И судя по той бурной деятельности, которую Вы развили в последнее время, Вы вполне созрели для дальнейшего расширения полномочий.

Я молча хватал ртом воздух. В горле у меня столпилась целая куча аргументов в пользу того, что объемы работы обратно пропорциональны ее качеству, что для каждого верблюда (вернее, его спины), несмотря на размеры поклажи, существует своя последняя соломинка, что новые обязанности неплохо бы и дополнительными правами уравновесить (в этом вопросе я всегда открыт к обсуждению), что Геркулес прославился своими подвигами только потому, что совершал их по очереди, а не все скопом…

Ни одному из них, беснующихся в тесноте, давке и жарком споре, который из них важнее, так и не удалось вырваться на оперативный простор. Татьяна заговорила. И как только она ко мне обратилась, все мои слова рухнули куда-то вниз, увлекая за собой и все мои внутренности — так она меня еще никогда не называла.

— Толь, — выдохнула она с болезненной гримасой на лице, — можно, мы сейчас уедем? По-моему, мне в больницу пора…

Нет, скажу я вам, с этими ангелами дело иметь — никаких человеческих сил не хватит! Сначала создадут проблему на пустом месте, потом такого вокруг нее наворотят, что забудешь, из чего она возникла — и начнут турусы на колесах разводить, выясняя, кто виноват, вместо того чтобы решать, что делать. И даже когда подтолкнешь их к этому решению, опять то же самое — не успеешь отдышаться, они уже снова в бесконечных словопрениях по уши увязли.

Нужно, правда, отдать должное моему ангелу — научился уже все же… немного… человеческой оперативности. Не зря целый год за мной наблюдал — не успела я высказать единственно разумное в сложившихся обстоятельствах предложение перенести не время, а место их встречи с начальством, как он тут же уловил его конструктивность и передал его своему руководителю. Естественно, тот согласился — ведь невооруженным глазом все преимущества видны! Если только глаз этот заслонкой непримиримости не закрыт, конечно.

А потом чего он, спрашивается, замер? В первый раз к нам, что ли, кто-то в гости пожаловал? Мне-то к тому времени уже не до обязанностей радушной хозяйки было — я уже точно поняла, что мой малыш полностью осознал свою принадлежность к ангельскому сообществу и стремится выбраться на белый свет, чтобы как можно быстрее встретиться с соплеменниками. Только мне и оставалось, что лихорадочно уговаривать его потерпеть еще немножко… ну, совсем немножко, объясняя, что если он заупрямится, то придется нам обоим покинуть преждевременно эту встречу, так и не увидев своими глазами, чем все кончилось.

На этот раз уговоры мои оказались не очень действенными — наверно, потому что при появлении трех новых ангелов, я тут же отвлеклась, жадно рассматривая их в попытке угадать, который из них — тот самый руководитель, о котором я столько слышала и с которым так давно хотела познакомиться.

И нужно отметить, что в отношении него я не ошиблась — заслуженно пользующийся уважением представитель солидной организации именно такой внешностью и должен обладать. Это у нас Сан Саныч может приходить на работу в джинсах и встречать сотрудников и партнеров у себя в кабинете, постоянно взъерошивая волосы и фанатично поблескивая глазами.

Ангел, направляющийся к нашему столу в окружении двух…. может, и коллег, но шли они на полшага позади него, был одет в строгий темно-синий костюм с идеально повязанным галстуком поверх белоснежной рубашки. Одного взгляда на его волевое лицо с чуть вскинутой левой бровью и твердыми складками в уголках рта, богатую шевелюру все еще темных волос с легкой проседью на висках, уверенный разворот плеч и прямую осанку было достаточно, чтобы сразу поверить в мощь и надежность стоящей за ним организации. А также в недопустимость нарушения физически ощущаемой дистанции.

В отношении же остальных я ошиблась — и до сих пор не могу понять, почему темным ангелам позволено создавать себе столь привлекательный образ. Рядовым, да еще и на земле — это хоть и обидно, но понятно: они сюда являются людей совращать. А начальнику их зачем этот породистый, с горбинкой нос, изящные брови вразлет, загадочные, чуть раскосые, темные глаза, высокие скулы, тонкие, но четко очерченные губы, сложенные в надменную усмешку, черные, как смоль, гладко зачесанные от лица волосы? От него так и веяло тщательно сдерживаемой, но неуклонно накапливающейся энергией — у меня прямо мороз по коже пошел, когда я представила себе, что будет, если она все-таки прорвется наружу.

А вот Кисын (как впоследствии выяснилось) начальник внешне никак не ассоциировался ни с руководящей должностью, ни с деятельностью руководимого им отдела. Среднего роста, весь какой-то сухонький, реденькие волосики тщательно прилизаны, губы в узелок сжаты, и глаза то и дело в сторону двух других, более импозантных представителей руководящего звена стреляют. Ни дать, ни взять — воробей, он и передвигался также — чуть подпрыгивая. Странно, Киса тоже тощий, как Кощей Бессмертный — можно подумать, что эти распределители не космической энергией с людьми делятся, а своими собственными жизненными силами…

На самом деле все эти наблюдения с последующими размышлениями заняли у меня всего несколько минут — ровно столько времени, сколько потребовалось ангельскому руководству, чтобы подойти к нам, а мне — чтобы сообразить, что все их подчиненные (из глубокого почтения, разумеется) опять словно воды в рот набрали. Снова мне пришлось человеческое гостеприимство демонстрировать. Из вежливости я, конечно, поинтересовалась вкусами гостей, но в глубине души (вспомнив опыт как моего ангела, так и Тоши) ни секунды не сомневалась, что начинать нужно прямо с чая с какими-нибудь вкусностями — для создания атмосферы, способствующей задушевной беседе и улучшению умственной деятельности.

Слава Богу, и Марина меня поддержала. А там и Стас подключился. Ну, конечно, он — сам себе начальник, ему и капризничать в выборе напитков можно!

К сожалению, волшебные слова «чай с пирожными» услышал и мой малыш — и принялся еще активнее толкаться, чтобы тоже к столу выбраться. Кто бы сомневался, что он и аппетит от отца унаследует! Мне пришлось опять все силы сосредоточить на том, чтобы уговорить его, что мы с ним просто морального права не имеем отрывать папу от серьезного мероприятия. Не говоря уже о том, что нам не мешало бы и самим на нем поприсутствовать на тот случай, если папа опять мыслию по древу растекаться начнет.

Стоило мне отвлечься, как все они именно этим и занялись. Ну, почему каждый из них одной фразой ограничился, когда те стражи ангельского порядка явились, а теперь соловьем разливаются? А мой ангел — так и вообще соловьем-оратором по связям с небесной общественностью? Мысли он высказывал, на удивление, разумные — особенно в отношении терпимости, сосуществования и сотрудничества (я ему их припомню, когда он опять на меня давить начнет!) — но зачем так многословно? Не досижу ведь! Вспомнив занятия с будущими родителями и прикинув, сколько времени проходит между попытками моего малыша вырваться на волю, я поняла, что встречу эту пора сворачивать.

Вот и руководителю моего ангела тоже так кажется! Нашу позицию он понял, аргументы выслушал, теперь передаст, куда нужно, а к тому времени, как они решение примут, я уже из больницы вернусь — знаю я их медлительность!

Но тут на Марину красноречие напало. И после этого кто-то будет мне говорить о женской солидарности? Ведь она-то точно не могла не понять, что со мной творится, а туда же — невтерпеж ей, понимаешь, свое равенство с ангелами в праве голоса доказать! А то, что собрат-человек либо в больнице от неутоленного любопытства умрет, либо прямо здесь, в антисанитарных условиях ребенка родит — это ей, ключевой болтунье, все равно!

Хотя, впрочем, если бы меня так время не поджимало, я бы даже порадовалось тому, как она всех этих ангелов припечатала — и за непонимание земных условий работы, и за драконовские методы руководства, и за отсутствие чуткости и внимания… особенно, к людям. А тут еще и интересные подробности подвига моего ангела по спасению Марины выяснились… А потом и возможность того, что у Марины появится-таки свой собственный хранитель, замаячила…

Так, все. Вот на этом и нужно ставить точку. Пока они все от неожиданности задумались и замолчали. Возникло блестящее, удовлетворяющее все стороны решение — нужно срочно принимать его. А то они сейчас опять дискутировать начнут…

Да какие условия, Марина?! Пусть в принципе соглашаются, пока растерялись — условия потом выставим! Ведь совершенно естественно, чтобы новый примкнувший к нашей хорошо сработавшейся компании ангел попал под наше с моим ангелом руководство — с нашим-то опытом взаимодействия с Анабель и Тошей! И нечего моего ангела слушать — он всегда возмущается, прежде чем подумать! Порадовался бы лучше, что все вокруг, включая его собственного руководителя и вечно несогласную с ним Марину, глубоко верят в него и его выдающиеся способности…

Я просто не могла допустить, чтобы он из ложной скоромности перечеркнул это глубокое доверие. У меня хватило сил дождаться, чтобы на этой встрече прозвучала безусловно оптимистичная, жизнеутверждающая нота — на которой мы его и закончим.

Меня чуть не скрутило от уже совсем нешуточной боли — вот и малыш говорит, что пора и честь знать. У него, по-моему, тоже терпение уже кончилось.

Прикусив губу, чтобы не охнуть, я сообщила об этом моему ангелу.

Ну, спасибо, хоть на этот раз они все болтать не стали! Уставились на меня вместо этого круглыми, одинаково ошарашенными глазами — и сидят! Я принялась неловко подниматься из-за стола, чтобы сдвинуть с мертвой точки эту, так не вовремя возникшую, немую сцену.

— Да что же ты раньше молчала! — завопил вдруг мой ангел, бросаясь ко мне с расставленными в стороны руками.

— Не трогай! — отмахнулась я от него, и тут же, поскольку сдерживаться больше не нужно было, от всей души охнула. — Я сама — мне сейчас ходить полезно.

— Да подожди ты ходить, — лихорадочно забормотал он, никак не попадая рукой в карман куртки, — нам сначала нужно доктору позвонить, чтобы он приехал и тебя принял — сейчас-то он наверняка уже не на работе… — Вытащив, наконец, мобильный, он принялся нервно возить дрожащими пальцами по экрану. — Черт, у меня здесь только его служебный! Давай мне его домашний номер, — уставился он на меня в ожидании.

— Так он же дома, — растерянно протянула я. — Вместе со всеми документами для больницы.

— Я же тебя просил везде их с собой носить! — простонал он, хватаясь за голову.

— А ну, не ори на нее! — рявкнул вдруг Тоша. — Где документы лежат, знаешь? — Не получив ответа от моего ангела, беззвучно разевающего в возмущении рот, он повернулся ко мне: — Татьяна?

— На столе…. возле компьютера…. прямо сверху, — в три захода ответила я, морщась от нового приступа боли.

— Вещи собрала? — отрывисто спросил Тоша.

Прикусив губу, я молча кивнула.

— Где они? — Не поворачивая головы, он яростно прошипел моему ангелу: — Два иди ты — машину заводи! И развернись, — бросил он уже ему вдогонку.

— В прихожей…, - выдохнула я, испытывая непреодолимое желание согнуться в три погибели. — Возле двери…. на диванчике… Большой желтый пакет…

— Идем, — кивнул он, беря меня под локоть.

— Что мы можем сделать? — послышался у меня из-за спины голос Марины.

Тоша остановился на полушаге, задумчиво нахмурился и бросил через плечо: — Если хочешь, поехали с нами — посидишь с ней в машине, пока мы наверх поднимемся.

— Нечего со мной сидеть! — возмутилась я, почувствовав, что боль отпустила. — Марина, не валяй дурака — ты, по-моему, сама говорила, что мне все под силу…

— Кстати, — Тоша вдруг повернулся к ангельскому начальству — моя голова сама собой метнулась вслед его движению, — я вас очень прошу — если уж вам понадобится Анатолия еще раз допросить, отложите хоть на недельку-другую. Татьяне нервничать нельзя будет — молоко может пропасть. Она и так маленькая такая, тоненькая — хоть бы у нее сейчас сил хватило…

Внезапно он оборвал себя на полуслове, сосредоточенно размышляя о чем-то.

— Да-да, конечно, — в голосе руководителя моего ангела явно послышалось желание убраться с земли как можно быстрее и как можно дальше, — никакой спешности в этом деле я больше не вижу.

Противно заскрипели ножки стульев по плиткам пола — и ангельское руководство, и небесный наряд встали из-за столов, кивками попрощавшись с нами.

— И еще одно, — словно решился на что-то Тоша. — Еще денек сможешь побыть на рабочем месте? — быстро спросил он Кису, пристально глядя ему прямо в глаза. — Потом уволишься.

Тот прищурился — мне показалось, что на лице у него мелькнула тень бесшабашной улыбки — и торжественно кивнул.

— Тогда я ставлю Вас в известность, — перевел Тоша взгляд на его руководителя, — что, возникни в этом малейшая надобность, мы с Анатолием тут же подключим ее к Вашим неисчерпаемым запасам. Немедленно. Даже если нам придется Ваших непосредственно открывающих шлюзы за горло подержать.

— Это я на себя беру, — подал голос Стас с неимоверно довольным видом. — Так что я с Мариной поеду — если что, сигнал дашь, я мигом обернусь. Тебе, похоже, придется Анатолия в руках держать.

— Если бы, — с какой-то непонятной досадой буркнул Тоша.

— А мне что делать? — спросил Денис сквозь зубы, и я даже головой тряхнула — настолько невероятной показалась мне легкая зависть, прозвучавшая в его голосе.

— А тебе сейчас не стоит мне под руку попадаться, — раздельно, почти по слогам, ответил ему Тоша. — Ни по какой причине. Хочешь что-то сделать — оставайся здесь. За чай с пирожными заплатишь и столы со стульями на место поставишь. А придет в голову мысль в мое отсутствие опять… понаблюдать…, - он многозначительно покосился в сторону уже удаляющихся небесных начальников, — так я тебя предупредил.

Меня вдруг опять чуть пополам не согнуло — и, как я не сжимала зубы, стон вырвался-таки наружу. С дороги отчаянным воплем донесся гудок нашей машины — и все сорвались с места. В смысле — все, кроме меня. Мне сначала отдышаться пришлось. А потом кое-как поковылять к машине — вот не мог он ее поближе подогнать? Словно услышав мою мысль, мой ангел выскочил из-за руля, подхватил меня под другой локоть — и машина начала стремительно приближаться.

С трудом взгромоздившись в нее, я с облегчением перевела дух. Хорошо им было там, на занятиях для будущих родителей, говорить, что во время схваток полезнее ходить! А если ноги не держат? И потом ходить — это значит вертикально, а если у меня одно желание — на четвереньки стать? И еще и завыть при этом, как раненое животное? Я вдруг заметила, что во время приступов боли действую именно как животное, живущее инстинктами — разумные человеческие советы всплывают у меня в памяти, только когда боль отступает.

Я даже не заметила, как мы до дома доехали. Мой ангел с Тошей выскочили из машины, и возле меня тут же оказалась Марина. Она что-то бормотала мне о том, что все будет хорошо, что я все смогу, что скоро это все закончится — все те десять минут, пока ангелы не вернулись. Их не было ровно столько времени — как раз до конца перерыва между схватками, когда я, откинув голову на сиденье, в упоении просто дышала.

По дороге в больницу волны животного восприятия действительности стали накрывать меня все чаще. Между ними, когда я возвращалась к реальности, с передних сидений до меня доносились обрывки разговора между моим ангелом и Тошей. «Ты помнишь о том, что я тебе говорил?» «И не подумаю!» «Ты все равно ничего не сможешь сделать!» «Не равняй меня с собой!» «Да ты только нервы и себе, и всем истреплешь!» «Отстань, я сказал!» Я отмечала эти фразы каким-то краем сознания — честно говоря, мне было все равно, кто кому что говорил, и кого с кем нужно сравнивать. Единственное, чего мне хотелось — это, чтобы все, что со мной происходит, происходило как можно быстрее. Если уж деваться некуда.

В больнице, к тому времени, как меня приняли и определили в палату, появился мой доктор. Он осмотрел меня и жизнерадостно заявил, что все идет правильно и полным ходом, что теперь все дело за матушкой-природой, а мое дело — потерпеть в радостном ожидании моего малыша. И я осталась одна.

Нет, похоже, мой ангел остался рядом со мной, но он как-то перестал вписываться в окружающую меня реальность. В те, все удлиняющиеся моменты, когда верх в моем сознании брало животное, заставляющее меня принять то одну, то другую позу в поисках хоть какого-то облегчения, он постоянно пытался то за руку меня взять, то по щеке погладить — и я едва сдерживала желание отбить в сторону его руку, чтобы та не добавляла мне никаких новых физических ощущений. Когда же я ненадолго приходила в себя, он тут же принимался расспрашивать меня, как я себя чувствую — когда мне хотелось хоть ненадолго забыть об этом и собраться с силами перед новой атакой матушки-природы.

В такие моменты у меня в памяти всплывали напутствия опытных специалистов на занятиях для будущих родителей. Не кричать, не лежать, не напрягаться, дышать то глубоко, то быстро-быстро… Вставать и ходить я пыталась — но мой ангел тут же начинал виться возле меня, то под локти подхватывая, то за талию (за то, что когда-то называлось талией) поддерживая, и мне сразу же начиналось казаться, что я прямо сейчас на полу растянусь. Не напрягаться тоже не получалось — животные инстинкты просто требовали помочь матушке-природе в избавлении от источника боли. А дышать… Уж извините — как могла, так и дышала, спасибо, хоть как-то получалось.

Кричать, я, правда, не кричала. Какое-то время, пока запасные силы на то, чтобы сдерживаться, еще оставались. Во-первых, крики могли повредить малышу (эта мысль у меня гвоздем в мозгу засела — хоть в животном, хоть в человеческом!), а во-вторых, у моего ангела даже при стонах в глазах такой ужас появлялся, словно это его, а не меня, наизнанку выворачивало.

Но наступил момент, когда я всеми внутренностями почувствовала, что одними охами и сдавленным мычанием радостное ожидание малыша уже как-то не выражается.

— Да уйди ты отсюда! — выдохнула я примерно в том направлении, где должен был находиться мой ангел, и от всей души завопила.

Хлопнула дверь палаты. Почуяв, что сдерживаться больше не перед кем, я дала себе волю, громко и отчетливо взывая к матушке-природе с требованием не откладывать момент моей встречи с моим малышом в слишком долгий ящик. Не один раз — для верности. И что это за опытные специалисты, которые убеждали меня, что от криков легче не станет? Еще и как стало — я наконец-то поняла, что иногда, чтобы о тебе не забыли, и поскандалить нужно.

Снова хлопнула дверь, и возле меня оказался мой доктор, который еще более жизнерадостно сообщил мне, что ждать осталось совсем недолго. И остался со мной. За не до конца прикрытой дверью слышались возбужденные голоса (похоже, ангелы опять ругаются!), и один раз там даже что-то глухо стукнуло, словно что-то тяжелое на пол уронили, но мне было не до них. Доктор бормотал что-то бессмысленно-умиротворяющее, и в его присутствии мне почему-то не было неловко то и дело поторапливать матушку-природу.

Наконец, доктор радостно провозгласил: «Ну, вот теперь можно и рожать!», и я чуть не задохнулась. А до сих пор что это было? Это что — все еще даже толком и не началось? Цветочки были — а самое главное все еще впереди? Я чуть было не позвала моего ангела, чтобы меня немедленно подключали…. к чему они там Марину подключали — мне казалось, что меня больше не хватит ни на одну минуту этого мучения.

Но доктор велел мне перемещаться на стоящее неподалеку сооружение — и вдруг выяснилось, что я вполне в состоянии и руками, и ногами шевелить. И очень даже бодро — при мысли о завершающем этапе второе дыхание, наверно, открылось. Краем глаза я успела заметить, что дверь в палату слегка дернулась — ну, так я и знала, что, сколько его ни проси, он хоть в невидимости за мной увяжется!

Через какую-то минуту мне было уже не до него — наконец-то я могла что-то делать, чтобы ускорить встречу со своим малышом! Какие-то невидимые руки то и дело оттирали мне пот со лба, откидывали волосы, подбадривающе сжимали мне плечи… У меня еще мелькнула мысль, как это он умудряется оказаться с обеих сторон от меня одновременно? Но просто мелькнула…

Спустя… я не знаю, сколько времени… вдруг все исчезло. Рвущие на части спазмы, напряжение, от которого вены вздувались, клокочущий в горле крик, временами переходящий в гортанное рычание… А вместе с ними и силы. У меня возникло ощущение, что я превратилась в медузу, безвольно колышущуюся в теплом, ласковом океане не боли.

Я почувствовала, что к левой щеке моей приложились чьи-то губы — и одновременно по правому плечу меня легонько потрепала чья-то рука. Вот же — ангел вездесущий, мысленно улыбнулась я, закрыв глаза и каждой клеточкой своего тела впитывая ощущение покоя и умиротворения…

Окончательно пришла я в себя уже на своей кровати. Интересно, меня туда перетащили, или я сама доползла в блаженном беспамятстве? Пошевелив ради эксперимента руками и ногами, я вдруг почувствовала, что очень даже неплохо себя чувствую. Ноет все, конечно, но для меня это дело обычное — после такого-то физического испытания! Вспомнив слова Марины в больнице о каком-то не своем теле, я с гордостью подумала, что, похоже, никуда меня не пришлось подключать — сама справилась!

А где малыш? Почему его не слышно? Куда его унесли? Я резко открыла глаза — и увидела в кресле, возле моей кровати моего ангела со странно сложенными на груди руками. Он сидел, озадаченно разглядывая нечто в этих руках, сведя плечи, и даже под одеждой было видно, как напряжены у него мышцы рук. Мне вдруг так обидно стало — это кто здесь мучился, и кто его первым увидел?

Поднявшись на локте, я протянула к нему руку.

— Дай сюда.

Он осторожно опустил свою ношу на кровать рядом со мной и присел на корточки, уставившись на меня подозрительно блестящими глазами.

И вот тогда, впервые увидев личико своего сына, сосредоточенно хмурящегося во сне (ну, понятно, уже успел с отцом пообщаться — с первых же минут всем недоволен!), я вдруг отчетливо поняла, насколько они все — особенно мой ангел с Мариной — неправы. Неправы в своих вечных и бесконечных спорах, что в жизни важнее — оберегать или защищать. Это — две стороны одной и той же медали, главное — кого защищать и оберегать. Главное, чтобы было, кого хранить.

Потому что, глядя на это крохотное существо, я не испытывала ни малейшего сомнения, что его я буду оберегать от всех обид и огорчений, а появись в его жизни опасности — в клочья разорву, зубами, к чертовой матери, чтобы ни одно облачко над головой у него не висело.

Всю жизнь.

Больше книг на сайте — Knigoed.net