Антигона

Пред вами та, что тело Полиника

Предать земле пыталась. Где Креонт?

Он из дворца выходит.

Что случилось?

Кто спрашивал меня?

Пусть люди, царь,

Себя вовек не связывают клятвой:

Вторая мысль едва придет на ум,

Как первая нам кажется ошибкой.

Я поклялся к тебе не приходить,

Испуганный угрозами твоими,

Но счастие нежданное сильней

Всех радостей других. Нарушив клятву,

Пришел опять и девушку привел,

Ту самую, что мертвого почтила

Обрядами. Но знай: на этот раз

Не избран я по жребию случайно, —

Нет, сам нашел ее: мне одному

Принадлежит вся честь. Теперь, владыка,

Виновную ты можешь, допросив,

Изобличить. Но, видишь, я оправдан

И милости твоей достоин.

Где

И как ее нашел ты?

Для могилы

Уж землю рыла.

Правда ли?

О Царь!

Я видел сам, как труп она хотела

Предать земле. Ужели и теперь

Словам моим правдивым ты не веришь?

Рассказывай: хочу я знать про все.

Случилось так: лишь только мы вернулись,

Дрожащие, боясь твоих угроз,

Как, разметав всю пыль над мертвым телом

И обнажив полуистлевший труп,

В унынии мы сели, против ветра,

Чтоб запаха избегнуть, на холме

И бодрствовать друг друга побуждали

Словами бранными. В тот самый час.

Когда стоит блестящий круг светила

Великого в зените и лучи

Палящие кидает, вдруг мы видим,

Как буря, пыль взметая до небес,

Над знойною долиной закружила

Внезапный вихрь и листья сорвала

В дуброве, мглой наполнив воздух. Долго,

Закрыв глаза, мы ждали, чтоб утих

Небесный гнев. Когда ж промчалась буря,

Над мертвецом, склоненную в тоске,

Увидели мы плачущую деву,

И жалобный был голос у нее,

Пронзительно-унылый, как у птицы,

Когда она горюет, увидав,

Что нет в гнезде ее птенцов любимых.

Так бедная над оскорбленным трупом

И плакала и проклинала тех,

Кто разметал могильный холм; и пыли,

В ладони рук сбирая, принесла;

Усопшего почтив, она из медной

И кованой амфоры льет струи

Священные тройного возлиянья.

И мы ее схватили; но она,

Бесстрашная, вины не отрицала

И нам во всем призналась так легко,

Что радостно и горько было мне:

Избегнуть смерти — радостно, и горько —

Обречь на смерть достойную любви…

Но людям жизнь всего дороже в мире.

Зачем главу склонила? Отвечай:

Виновна ты иль нет?

Я не скрываю —

Я твой закон нарушила.

Иди —

Оправдан ты от обвинений тяжких.

(Антигоне.)

А ты скажи нам прямо: волю нашу

Ты знала ли?

Не знать я не могла:

Весь город знал.

И преступить закон

Осмелилась?

Закона твоего

Не начертал ни бог, ни справедливость,

Царящая в загробном мире. Нет,

Не знала я, что, по земному праву

Царей земных, ты можешь, человек,

Веления божественных законов,

Неписаных, но вечных, преступать,

И не вчера рожденных, не сегодня,

Но правящих всегда, — никто из нас

Не ведает, когда они возникли.

Я думала, что лишь бессмертным дам

Отчет во всем; что воли человека

Я на земле бояться не должна;

Что если б ты мне смертью неизбежной

И не грозил, — я все-таки умру:

Не лучше ли мне умереть до срока?

Не может смерть не быть желанной тем,

Кто жизнь, как я, проводит в скорби вечной.

И вот зачем я на судьбу мою

Не жалуюсь; но если б тело брата,

Исполнив долг, земле не предала,

Тогда скорбеть должна бы я — не ныне.

А ты смотри, чтобы, назвав меня

Безумною, ты не был сам безумцем!

У дочери суровый дух отца:

Она главы не склонит под ударом.

Кто слишком горд, того сломить легко:

И сталь, приняв в огне закал могучий,

Ломается, и малою уздой

Нам буйного коня смирить не трудно.

Надменные мечты в душе питать

Не должно тем, кто у других во власти.

Она вдвойне виновна: мой закон

Нарушила и надо мной смеялась

И хвастала. Но если этот смех

И торжество без тяжкого возмездья

Останутся, — о, пусть тогда ее,

А не меня считают мужем. Знайте:

Хотя и дочь она сестры моей.

Но если бы еще по крови ближе

Была, чем все, кого объединил

У очага семейный Зевс-хранитель,

И то, клянусь, возмездья не могла б

Избегнуть, — нет! И с ней сестра погибнет,

В ее вине сообщница… Но где

Она? Пускай мне приведут Исмену.

Безумную, от горя вне себя,

Я во дворце застал ее недаром.

Так злую мысль таящих выдает

Смятение, но и преступник явный,

Мечтающий словами оправдать

Вину свою, мне столь же ненавистен.

Иль у меня отнять ты хочешь больше.

Чем жизнь мою?

Нет, я хочу обречь

Тебя на смерть, — мне большего не надо.

Не медли же. О чем нам говорить?

И мне в словах твоих отрады мало,

И ничего желанного, поверь,

Из уст моих услышать ты не можешь.

Исполнен долг: мой брат похоронен,

Я не могу достигнуть большей славы.

Когда б не страх, сковавший им уста, —

Оправдана была бы я народом.

Но, кроме всех неисчислимых благ,

Принадлежит земным владыкам право

Все говорить и делать, что хотят.

Ты мыслишь так одна во всем народе.

Так мыслят все, но пред тобой молчат.

Не стыдно ли, что ты одна не хочешь

Молчать?

О нет, не стыдно мертвых чтить!

Но не был ли противник Полиника

Твой брат родной?

От одного отца

И матери.

Зачем же оскорбила

Ты почестью, оказанной врагу,

Другого брата?

Тень его, я знаю,

Не обвинит меня.

Почет один

Ты воздаешь и доброму и злому?

Но разве был сраженный Полиник

Невольником — не братом Этеокла?

Один врагом отчизны пал, другой —

Защитником.

Равняет всех Аид.

В Аиде злым и добрым — воздаянье

Неравное.

Что свято на земле,

Считают ли святым в загробном мире?

И мертвый враг не может другом быть.

Я родилась не для вражды взаимной,

А для любви.

Иди же ты в Аид

И там люби. А на земле я женам

Царить не дам, — клянусь, — пока я жив!

Вот у порога Исмена

Льет о сестре своей бедной

Тихие слезы любви.

Скорбь опустилась, как туча,

И на прекрасных ланитах —

Жаркий румянец от слез.

Креонт (Исмене)

Ехидна, в дом проникшая, чтоб выпить

Всю кровь мою, меж тем как я не знал,

Что на груди вскормил двух змей, двух тайных

Врагов престола моего, — иди,

Иди сюда и отвечай: была ли

Сообщницей, иль клясться будешь нам,

Что ничего не знаешь?

Я виновна,

И если мне она позволит, с ней

Я разделить хочу вину и кару.

Ты мой удел не вправе разделить:

Я помощи твоей не принимала.

Я не стыжусь в страданиях тебе

На жизнь и смерть быть спутницей и другом.

Кто другом был на деле — знает тень

Сошедшего в Аид; а тех, кто любит

Лишь на словах, — не надо мне.

Сестра,

Не оскорбляй меня, позволь, оплакав

Родную тень, с тобою умереть?

Ты не умрешь со мной: ты недостойна.

Я умереть хочу одна.

Увы!

Зачем мне жить, когда тебя не будет?

Спроси о том Креонта, чей закон

Ты чтила свято.

Пощади! Напрасно

Не унижай меня!

Когда смеюсь

Я над тобой, я за тебя страдаю.

О, чем помочь тебе?

Лишь о себе

Заботься; верь: я твоему спасенью

Завидовать не буду.

Горе мне!

Я участи твоей, твоих страданий

Не разделю.

Тебе хотелось жить,

Мне — умереть.

Как я тебя молила!..

Ты пред людьми права, а я хочу

Быть правою перед тенями мертвых.

Но мы в одном с тобой виновны…

Нет.

Живи, сестра. Будь твердою, мужайся.

А я уже навеки отошла

К моим теням возлюбленным…

Я вижу:

Одна из них безумной родилась

И только что сошла с ума другая.

Исмена

Владыка, ум скорбевшего — не тот,

Что был до скорби: изменяет душу

Страдание.

Должно быть, разум твой

Затмила скорбь: вот почему так жаждешь

Ты разделить с преступными вину.

Ах, что мне жизнь, когда сестры не будет!

Не говори о ней: ее уж нет

Среди живых.

И ты убьешь невесту

Возлюбленного сына?

Для мужей —

Довольно жен: земли всегда довольно

Для пахарей!

Поверь, он не найдет

Такой души, ему родной и близкой.

Чтоб взял жену порочную мой сын,

Я не хочу.

О бедный, милый Гемон,

Тебя отец бесчестно предает!

Оставь меня, чтоб не слыхал я больше

Ни о тебе, ни о любви твоей!

Ты разлучишь их?

Смерть их разлучит.

Она умрет, — и знать, что нет спасенья!..

Она умрет! Не медлите, рабы:

Во внутренность дворца их уведите.

Вы там должны стеречь их, никуда

Не выпускать: спасенья ищут в бегстве

И смелые, когда грозит им казнь.

Рабы уводят под стражей Антигону и Исмену.

Благо тем, кто всю жизнь без печали провел.

Но когда потрясут небожители

Твое счастье, твой дом, — это бедствие

От тебя через все поколенья пройдет:

Так, фракийскою бурей гонимые,

Проносясь через бездны подводные,

Поднимают со дна волны черный песок,

И полны берега потрясенные

Воплем и грохотом.

Многолетняя скорбь переходит в семье

Лабдакидов от прадедов к правнукам.

Нет спасенья: беды за бедами,

Смерть за смертью: их губит безжалостный бог.

Оставалась от рода Эдипова

Только слабая ветвь, беззащитная,

Луч, блеснувший во мраке… Но вот и тебя,

О последняя жертва безумия,

Поражают кровавой секирою

Боги подземные.

Громовержец, разве может

Человеческая сила

Власть твою преодолеть?

Зевс, один не побежденный

Сном, владыкой всех живущих,

И теченьем быстрых лет,

Не стареющий, всесильный, —

Над Олимпом светозарным

В блеске вечном ты царишь.

Нами же, слабыми, жалкими,

Ныне, и в прошлом, и в будущем

Правит закон: в человеческой

Жизни скорбям не причастного

Нет ничего.

А лукавая надежда,

Утешительница смертных,

Увлекает, обманув

Легкокрылые желанья,

И незнающих ведет

Прямо к бездне, прямо к смерти.

И прославлено недаром

Изреченье мудреца:

Если тебя небожители,

Смертный, ведут к преступлению, —

Злое тогда тебе кажется

Добрым — и знай, что погибели

Не избежишь.