Арехин в Арктике

5

Утро началось с заминки. У ворот дома обнаружили труп. И ладно бы просто обнаружили: у трупа в руках был пакет с надписью «Для Арехина А. А.» Потому милиционер и пришел за Арехином, вежливо попросив спуститься и опознать. Милиционер служил не первый месяц, кто такой Арехин, знал, и потому именно попросил.

Отказываться Арехин не стал. Сказал Анне-Луизе, чтобы готовилась, обернётся он быстро, и спустился за милиционером.

— Это Павел Каннинг, калужский обыватель, — сказал он милиционеру.

— Вы хорошо знаете его?

— Мимолетно. Вчера впервые встретил. Он ходатайствовал по какому-то делу, но я ему отказал. Недостаток времени. Срочное поручение. Через час мне следует быть на вокзале.

— Ясно. Так и запишем — Павел Каннинг из Калуги.

— Отчего он умер? Я не вижу следов ранений.

— Их и нет, — успокоил милиционер. — И кошелёк с совзнаками при нем. Денег мало, да ведь откуда у него много? Выходит, просто умер. Сердце не выдержало. Это случается.

— Случается, — согласился Арехин. — Пакет-то дайте.

— Пакет?

— Да, который предназначен мне.

— Но положено ли?

— А вы в протоколе напишите, что пакет был вскрыт, содержимое передано А. А. Арехину, — и Арехин разорвал оберточную бумагу.

Так и есть. Австрийская кепка. Арехин потряс её — ничего не выпало.

— Ну, кепка, это ерунда, — сказал милиционер с облегчением.

Тут и Григорий подогнал экипаж.

— Я за чемоданами слетаю, — предложил он.

— Слетай, — согласился Арехин, присел на корточки и стал осматривать тело. Конечно, при поверхностном осмотре, не раздевая, тем более, не вскрывая, сказать ничего наверное нельзя, но Арехин склонялся к выводам милиционера: сердце.

— Старый человек умер на улице. Непорядок. Но не преступление, — сказал он.

— Все там будем, — согласился милиционер.

— Возможно.

— Возможно?

— Наука в отношении загробного мира к единому мнению не пришла. Так что будем мы там, или останемся здесь превращаться в глину, пока не решено.

— Ах, вы в этом смысле. Тогда согласен, — милиционер был рад, что всё хорошо кончилось: тело есть, а дела нет. И можно сослаться на человека из начальства.

— Вы тело на всякий случай доктору покажите. Пусть письменно заверит, что смерть ненасильственная. Вам же спокойнее, — добавил Арехин.

— Сделаем, — согласился милиционер. — Как в лучшие времена.

— Лучшие времена впереди, — напомнил Арехин.

Тут с чемоданами спустился Григорий.

— На дачу переезжаете? — спросил милиционер.

— Задание, — коротко ответил Арехин.

Пока Григорий пристраивал чемоданы, он помог Анне-Луизе забраться в кабриолет.

— А это…

— Это, дорогая, проза жизни. Сердце у старика не выдержало.

— Я не старика имею в виду. Что за кепка у тебя в руках?

— Нужная вещь. Для конспирации.

— Да, тебя в ней никто не узнает.

Пока экипаж катил к вокзалу, он осмотрел кепку. Так и есть: под подкладкой прощупывалась мелкоячеистая металлическая сеть. Нет ли совпадения: Каннинг снял кепку для передачи Арехину (зачем?) и после этого умер.

После этого не значит вследствие этого, одёрнул он себя. Над ночным разговором с Циолковским он пока не думал: слишком много событий произошло вчера, нужно было выспаться. Почти удалось.

Они легко нашли поезд: тот был единственным. Никакой суеты, быть может, благодаря редкой цепи красноармейцев и тому, что пускали в поезд только по особым пропускам.

Григорий помог занести чемоданы в купе.

— Присядем, — попросил его Арехин.

Тот сел.

— Мы уезжаем надолго. Квартира остается за управлением, но вот Фоб, Дейм, коляска и все остальное — моя собственность. Я написал полную доверенность на вас, Григорий. Делайте, что хотите. Можете стать извозчиком, сейчас это поощряется. В общем, придумаете. Только пулемёт советую-таки часто в ход не пускать.

— Это мы понимаем, Александр Александрович. За коней спасибо, но только, значит, вы не вернётесь? Я так думаю, правильно это. Жизнь дальше будет наоборотная.

— Как это — наоборотная? — спросила Анна-Мария.

— Умеешь, к примеру, слесарничать — поставят плотником. Столяра в кондукторы переведут. Хама и дурака в начальники, это непременно. А какому начальнику нравится, когда рядом с ним умный? Начнут гнобить. Вас, Александр Александрович, запросто не съешь, это я видел, но всю жизнь сражаться в кольце своих как-то того… Жизнь можно и на лучшее потратить, — и, не прощаясь, Григорий покинул купе, не позабыв доверенности.

— Какой он, однако, оригинальный, твой кучер.

— Оригинальный, — подтвердил Арехин. — Только он не мой кучер. Он был со мной, потому что ему это нравилось. А теперь, надеюсь, он пойдёт в «лихачи». Лишь бы не в налётчики. Потому что просто служить ему скучно, натуре претит.

— А в деревню? Как Трошин?

— Он уже вольной жизнью захвачен. Вряд ли. А и Фобу с Деймом какое житье в деревне?

Про вагону прошли проверяющие. Дотошно изучили документы, вздохнули и пошли дальше.

Поезд тронулся ровно в четверть двенадцатого, как и было указано в проездных документах.

— Точность! — обрадовалась Анна-Мария.

Выехали за город, но версты через четыре встали. Спустя десять минут тронулись, шли тихим-тихим ходом. Потом опять встали на полчаса. Потом поехали ходом средним. Понять эти маневры, при том, что встречных составов не попадалось вовсе, было невозможно.

Но Арехин спокойно смотрел то в окно, то на Анну-Марию, а то и в папку, что получил от Дзержинского.

— Я давно хотела тебя спросить, — начала Анна-Мария.

— И теперь выдался случай?

— Да. Как получилось, что ты так близко связан с Лениным, Троцким, Дзержинским, Крупской?

— Разве близко?

— Никого, более близкого к ним, я не знаю.

— Десятки людей ближе к ним. Даже сотни.

— Я хочу сказать, что связи ваши личные. К партии отношения не имеют.

— Да? Я сейчас выполняю задание Дзержинского.

— Не уходи от ответа. Не можешь рассказать — так и скажи. Если это тайна…

Арехин задумался. Действительно, тайна ли это?

— Скорее, секрет. Который по прошествии стольких лет и событий превратился в занимательную историю, не более.

— Если занимательную, тогда расскажи.

— Боюсь, я плохой рассказчик…

— Ты как барышня-ломака: я не в голосе, я слова забыла, а сама только и мечтает спеть заученный для подобного случая романс.

— Вряд ли заученный. Нет. Но не забытый. Хорошо, расскажу, если хочешь. Только в рассказе будет мало радости и счастья. Совсем не будет.

— Я готова, — Анна-Мария забралась с ногами на диванчик.

— Случилось это давно, до войны. Я, девятнадцатилетний студент-правовед, проводил вакации в Швейцарии, где к тому времени обосновалась моя беспокойная матушка…

И Арехин рассказал, как он познакомился с вождями Революции.