POV Вильмонт.
Я это сделала. Я это сделала? Да? Два дня назад объявила ректору, что ухожу, вследствие чего прослушала часовую лекцию на тему, как важно моя учеба в группе Бастардов. Я вроде противовеса, стабилизатор между двумя народами. Я — показатель того, что между нами восстанавливается мир и любовь. Да, я вас умоляю! Это бред.
Аристократы никогда не признают нас за людей. Таракан и тот значимее, его и прихлопнуть можно, а нас… и убивать не стоит, слишком ничтожны.
Меня здесь больше ничто не держит. И главное никто не держит…
Может последний раз выходила из этого главного корпуса.
Ответ сегодня окончательно дала ректору, тот, наверное, доложит отцу и моя голова будет отсечена по основанию спустя несколько дней.
Больше нет стержня внутри, его сломали, даже, если гибс наложить вроде сросся, но криво и косо. Пальцем прикоснись к нему и вновь склонит голову.
Вышла из учебного корпуса, солнце яркостью ослепило глаза на миг. Проморгалась, чтобы восстановить зрение от солнечных бликов, и заметила возле бетонного огорождения лестницы неприятную картину.
Сейчас была перемена, поэтому не удивилась обилию народа, но четче присмотревшись неловко остановилась в проходе двери.
Спиной ко мне знакомая футболка с черепом на спине — Колдун. Руки его опущены по бедрам почти расслаблены, но мышцы на теле видно напряжены. Выше макушки Колдуна разглядела светлые, знакомые волосы.
Хаски выше сантиметров на десять друга, он и стоял грудью к Колдуну. Дмитрий рукой с часами обхватывал голову Бастарда за волосы, приближая к себе. Явно что-то говорил Колдуну не очень приятное, но сквозь шум разговоров, я не слышала что. Бастард не сопротивлялся, не двигался пока ему в лицо, видимо, шептали угрозы.
Я не желаю больше принимать участие в этом, надоело. Это бесполезно. Это никогда не изменится. Между нами ненависть, она, как злокачественная опухоль, постоянно сидит в нашем организме, вроде убиваешь таблетками, но она неизменно поднимается изнутри.
Сзади меня кто-то попытался протиснуться на выход из двери, я с опозданием отошла, чем, наверное, и привлекла внимание. Хаски засек движение, за голову по-прежнему держа Колдуна убрал его из поля зрения, как ничтожное пятно, чтобы разглядеть меня. Колдун потерял для него интерес, поэтому он убрал руку из волос Бастарда.
Я резко повернулась налево, хорошо сегодня в кедах и джинсах, надоело строить из себя леди и через одну ступеньку рванула. Едва людей не сбивала, в кого-то врезалась.
— Вильмонт, куда торопишься? — расслышала этот ужасный голос, даже сквозь гомон молодежи.
Я бегу. Бегу от желания впиться зубами тебе в сонную артерию и разорвать ее клыками, боюсь только твоя кровь сожжет ядом бетонную лестницу и газон на который я ступила. Боюсь, что вспорю тебе брюхо когтями, разорву на полоски куски твоей кожи. Понял, чего я боюсь!? Поэтому не оглядываюсь на вас — Аристократов! Мимо, прочь от вас!
Волосы хлестали прихожих людей. Кто-то узнавал — поворачивались, когда я их нечаянно задевала. Врезалась в Волчицу, мы переглянулись знакомо, но она ничего не сказала, по-прежнему игнорируя. Как и Маша с Кристиной рядом посчитали за бестелесный призрак бывшую подругу. Надоело всё!
— Стоять, Вильмонт! — не на ту напал. Твой голос будто резче. Но тебя я больше не боюсь, Хаски. — Я сказал остановиться!
Не повернулась, боялась сорваться, когда увижу его пустые глаза без нежности, без понимания, без сожаления. В которых одна только цель — идти напролом, по трупам, по головам.
Ты всего добиваешься кровью. Я не понимаю тебя, не признаю твоих действий, для меня это бесчеловечно.
Вздох испуганный толпы и ветер над ухом взбудоражил чувство самосохранения. Я почуяла опасность, как зверь перед ударом ножа в спину.
Тогда я и повернулась, как он того желал.
Всполохи энергии наэлектризовались, розовое насыщенное облако витало перед моим лицом, как сработавший выброс. Хаски направил на меня силу и, судя по цвету и объему, приличных размеров. На моем теле голубая оболочка защиты покрывала каждый миллиметр плоти.
«Аня!» — расслышала в голове отчетливый зов Кирилла. — Мне появиться?
«Сиди,» — шепотом сквозь зубы процедила.
Приподняла в невысказанном вопросе одну бровь.
Хаски спрыгнул с лестницы на газон. Его высочество развлекало зевак своими физическими возможностями. Три метра спрыгнул и с легкостью поднялся. Спортивный серый костюм, плотная ткань, кроссы. Шел уверенно, четко ко мне. Висюльки на спортивной кофте, которые затягивали капюшон, забавно подпрыгивали и раскачивались вовремя ходьбы, но на этом вся забава происходящего заканчивалась.
Глаза Хаски — они не пылали ехидством, удовлетворением, хотя должны после моего фееричного унижения. Они пылали оранжевыми всполохами, даже с такого расстоянии в несколько метров среди голубых зрачков я видела наросты мутных теней. Они расползались по белым яблокам глаз, извивались, двигались непрерывно.
— Диман, хватит! — расслышала предупреждающий голос Польски с лестницы. — Оставь, — но Хаски не слышал или не слушал. Остановился примерно за два метра от меня.
— Что тебе надо? — поинтересовалась. Хаски, как пьяный, не мог сфокусировать внимание на мне. Зрачки беспрерывно находились в движении. Он странный. Кто ему испортил настроение, а мне отдуваться?
— Ты забираешь документы? — он говорил хрипло, будто не мог произнести слов. На момент показалось, взял эмоции по контроль, но оранжевые всполохи не покидали его зрачков. Как в туалете в Белесье его энергия опять выходила из-под контроля. — Я не давал тебе разрешения.
— Мне не требуется твое разрешение. Или ты забыл, я не Ананина больше, — четко проговорила, силясь самой поверить в свои же слова. Развернулась перед его носом.
— Я не закончил, — полу боком заметила, как мужская правая рука засияла этими оранжевыми всполохами, покрылось запястье, кисть, пальцы, ладонь. Пламя горело, обволакивало кожу.
— Осталось руку на меня поднять, — весело усмехнулась я.
Хаски сделал шаг и, почуяв опасность, я сделала поспешный шаг назад, не дайте всевышние силы, чтобы это чудовище ко мне прикоснулось.
Но мой страх выдал меня. Точно по середине лба Хаски — красная маленькая точка предупреждающе загорелась. А потом, осознав, что мужчина возможно не чуял предупреждения, огонек красной точки переместился на его глаз, на нос, прочертил линию в воздухе. Остановился на спортивной олимпийке в районе сердце. А затем вновь направился в середину лба. Предупреждение — стопроцентный выстрел.
Хаски осекся, не двигался, но страха я вновь не учуяла в его глазах. Опять ненависть вспыхнула в нем, глядя на меня, с презрением вместе.
А затем перед глазами красный лазер опустился мне на серую футболку в район груди — ответное предупреждение от охранника Хаски. Я не чувствовала ни страха, ни опасности.
И Дмитрий не боялся. Сделал шаг в мою сторону, не медлил, не сомневался.
— Стреляй, — шепнула сама себе или Кириллу. Но Хаски явно прочитал по моим губам. И одновременно со мной тоже что-то сказал, какую-то фразу своему охраннику. Раскат, выстрел. Хаски не шелохнулся, а голубое сияние вокруг него, как каменная стена защитила от попадания внутрь.
Фарс. Ни я, ни он не сможем принести друг другу боли. Щиты охранников не дадут причинить вред. Ужасный цирк.
Толпа зевак по бокам от нас, его друзья-Аристократы, позади Хаски боялись нарушить неловкими действиями наше поле боя. Какое это великое зрелище — КМЗ-ки и КМД-ки в действии.
— Кончай, — доносились голоса со всех сторон, но Хаски никогда не останавливается.
— Стреляй, — прошептала Кириллу. Хочу, чтобы хоть одна пуля достигла его сердца. Последовала серия коротких, мгновенных выстрелов.
Хаски запнулся, но пошел дальше. Занес руку, наверное, хотел ударить, я зажмурилась, но не почувствовала прикосновения, холодного или теплого.
Облегченно приоткрыла глаза и поняла, что Дмитрий тоже удивлен или раздосадован. Рукой провел, словно хотел прикоснуться к моему лицу, но не смог, скользнул мимо тела, мимо оболочки. Кокон охранника не пропускал его ко мне. Я не доступна.
— Уходи, Аня, — услышала шепот внутри себя. В голове. В мыслях. — Он тебя не тронет. Нарушил личное пространство.
Я засомневалась, но отвернулась.
— Вильмонт, остановись, — услышала в спину. — Надо поговорить!
Мне показалось в его голосе просьба отразилась. Хотела развернуться, узнать так ли это, но боялась. Боялась, что поверю в это мольбу, вновь в этого человека. Что он не такой, каким показывался. Что в нем есть что-то человечное. Не доброе, хотя бы человечное, но не остановилась.
— А вам что надо? Цирк бесплатный? Съебнули! — вот это его настоящий голос. Раздраженный. Не терпящий возражений.
Спиной напоследок я поймала порыв ветра, который ударил небольшим отголоском в спину, блокированный Кириллом. Но вскрики сзади доказали, что там начинался шторм.
Заметила странную для себя особенность, когда на душе плохо и хочется немного подумать, залезала в ванную и сидела до до тех пор, пока вода полностью не остывала и кожа не морщилась. Непередаваемое ощущение, будто бы я находилась в теплой кровати под большим одеялом, купалась в его мягкости, когда на улице жуткий холод.
После Белесья долго отмывалась, а может тем фактом хотела стереть воспоминания о его руках, и в тот день у Ирины после продажи, я долго купалась в ванной, будто вымывала отовсюду его прикосновения.
И сегодня почему-то опять не желала вставать. Сейчас мылила голову, аккуратно водила пальцами, прогоняя мысли и воспоминания из висков, когда застал звук дверного звонка.
Кто-то приперся, надо ли говорить, что настроения кого-нибудь видеть не было. Очень не охотно встала, поняла, что волосы забыла смыть. А ладно… потом смою. Надо узнать кому понадобилась.
Кольцо лежало на бордюре ванной, снимала всякий раз когда имела дело с водой, боялась почернеет металл. Дома могла вполне ходить без кольца — здесь ноль энергия установлена. Ни мое кольцо не имеет силы, никакая энергия не может ворваться в квартиру. Здесь из охраны только камера слежения при входе, в случае каких-то проблем ее используют. Так во всех домах устанавливают ноль энергию и камеры одновременно для прослушки, правда те, у кого достаточно денег.
Завернувшись в белое махровое одеяло, босыми ногами вышла из ванной. Потом сквозь свою комнату в сиреневом цвете, здесь все такого цвета, даже люстра, а… нет, вру, потолок белый и полы светло-коричневые.
Посмотрела в глазок двери. Все-таки голышом не желательно людей встречать. Явилась не запылилась, предательница.
Открыла дверь приглашающе, на лице Ирины сразу объявилась широкая улыбка. Сестра за ручку держала малышку Катю. Тяжелую артиллерию привела в лице ребенка. Пришлось тоже отвечать похожей широкой, натянутой улыбкой.
— Привет, девочки! Какими судьбами? Заходите, — раскрыла приглашающе объятия, чуть наклонилась с намеком, чтобы обнять малышку. Но вот осечка, полотенце на груди без поддержки рук решило раскрыться. Запоздало разогнулась, запахнув полотенце на груди.
— Проходите, — отступила за порог. — Сейчас до моюсь!
И пошла смывать себя пену с волос и тела оставшуюся. Может опять вошла во вкус и долго сидела, потому что расслышала стук в дверь.
— Ань! — позвала громко Ирина. — Давай вылазь. Не топись, у меня дочь маленькая, суицидников не хватало… Пойдем погуляем в парк, на площадку детскую? — она перестала стучать по деревянной дверке.
— Иду, иду, — улыбнулась.
Способность улыбаться возвращалась, когда рядом есть близкие люди.
— И еще, Ань… я принесла твое кольцо, ну это… со скорпионом, положила на кухонный стол.
Больше всего мечтала заорать во все горло, чтобы сестра выкинула его подарок, как можно дальше, в окно, далеко — далеко. Я очень надеялась, что потеряла его в день продажи, как оказалось оставила у Ирины.
Открыла слив в ванной, вылезла из ванной. Разогнула вроде спину, но не задача. Не устояла на месте, как будто кто-то резко ударил по голове. Она зазвенела, в глазах — тьма сплошная. Рукой попыталась ухватиться за бортики, одной успела, благодаря чему головой не ударилась о кафель, но спиной упала на скользкий пол. Из груди выбило воздух от сильного удара. На бедрах, спине и лопатках яркие вспышки боли, то тут, то там и они очень долгие и длинные.
Открыла глаза. Ирина на звук громыхнувших костей вбежала в дверь, которую не стала закрывать на щеколду, просто прикрыла, кого было стесняться.
— Аня, я пошутила? — сестра схватила меня за руку и потянула верх, пока я пыталась картинку перед глазами вернуть в нормальное положение. С трудом понимала, как стояла ванна, как напротив туалет и почему лампочки у нас не на потолке, а иногда перескакивали на стену и пол. Что со мной?
— Нормально. Голова закружилась, — ответила сестре, чтобы успокоить.
Второй рукой взялась за бортики и очень старательно поднялась во весь рост. Ирина меня поддерживала, пока колыхание перед глазами проходило. Будто рябь по воде, также бултыхалось пространство в комнате.
— Ань, сходи к врачу. Это все нервы. Нечего переживать из-за всяких уродов. Знаешь сколько у меня до Лешки идиотов было. Я бы уже давно трупом ходила. Не стоит переживать, но нервы подлечи — витаминки попей. К тому же, психолог очень модно сейчас, — Ирина болтала, пока помогала мне выйти из ванной.
А я чувствовала себя несмышленым ребенком, который не мог и шага сделать без взрослого. Докатилась. Чуть в обморок не упала. С каких пор я настолько слабая стала? С тех пор, как меняла жизнь на Ананину. Ответила сама за себя.