Аристократы

Глава 26 «Сто двадцать дней»

POV Вильмонт.

Шмонт ждал на гамаке перед домом. Самое странное на парковке я не заметила посторонних машин, только папину. А эти двое, как просочились?

Ленька раскачивался под тихий, завывающий ветерок на ухо. Здесь прохладнее, чем в Арзонте, особенно поздним вечером. Поэтому при выходе из дома, я дрожащими руками накинула легкую куртку на плечи. Мое присутствие Ленька заметил едва я в гнетущем молчании присела рядом с ним. Потом уставилась на высокий забор и на голые пока что, без единого листочка деревья.

— Закончили? Что за важная процессия? — спросил Ленька и плечом подтолкнул в руку.

Я развернулась назад — на дом, пытаясь определить большие окна в отцовском кабинете. Нашла на первом этаже сдвоенные створки, там по-прежнему горел свет, видно до сих пор обсуждали планы, которые мне побоялись раскрыть.

— Лёнь, отвези в Арзонт?

— Сейчас? — натурально удивился друг, когда я развернулась к нему подальше от «страшных» окон.

— Сию минуту, — ответила.

Без паспорта свои махинации никогда не провернут. Значит, пара дней у меня есть. Нужно просто держать: меня, паспорт и их троих подальше друг от друга.

Леня лишь в удивлении замер, но спустя несколько секунд встал, повинуясь моим желаниям, в прочем как и всегда.

Я быстро собрала вещи. В спортивную сумку покидала то, что успела за половину дня вытащить и бегом из дома. Отца не предупреждала о бегстве, я с ним не разговариваю отныне. Поверить не могу, с такой легкостью готов продать родную дочь неизвестному мужику. А как бы он запел, если бы узнал, что этот мужик меня налево и направо вертел на одном месте!?

Не мог папа не почувствовать, что между нами что-то вечно черное и злое витает. Не можем мы с Хаски сосуществовать рядом друг с другом, хотя видят всевышние силы, жили даже вместе, но ни к чему хорошему не смогли придти.

Ехали с Лёнькой в Арзонт далеко за полночь. Звезды одни свидетели нашего тайного путешествия. Сквозь густой лес было немного страшновато ехать, потому что фонари отсутствовали и единственное, что служило освещением — это спутник планеты, который сегодня особенно яркий, полный на небе. Правда в машине Шмонта безопаснее, чем помнится в автобусе с Иваном… Иван… теперь Захар. Еще один труп на моих руках… Машинально посмотрела на ладони, бледные-бледные, кровь там не обнаружила.

Шмонт посматривал на меня, пока я помалкивала и пыталась осознать случившееся. Как будто в ледяную воду выбросили, тело сковало холодными иглами, вдохнуть боялась, кривлялась от боли, а толку никакого. Борись не борись, а результата ноль.

Собственный отец готов отдать ради какой-то одной известной им цели. Какую очередную блажь придумал Хаски? И это его странная фраза в охранном пункте про сильную женщину, он имел ввиду — это? Брачное соглашение? Смысл аферы не понимаю… совсем.

Это уму непостижимо. Что треснуло по его больной голове? Я никогда не буду с ним. Не прощу, не полюблю. Буду всегда ненавидеть, потому что он не перестает с завидным постоянством подкладывать дровишки в костер моей ненависти.

Теперь Захар…

Я немного понимаю почему он так поступил, но не в состоянии принять. Все-таки он был мой друг и на моих глазах убить специально, чтобы усилить меня. Жаль пистолет не дал в руки и не сказал «на убей».

— Ань, с тобой всё хорошо? Выглядишь очень напуганной, — наверное, надоело молчать или боялся заснуть, поэтому Лёнька заговорил.

Я кивнула молчаливо.

Время около трех — дорога не близкая. Я его заставила пол ночи провести за рулем. Почему мы с Ленькой встречаемся только в те времена, когда кому-то из нас совсем туго? А в остальное время очень часто забываем друг о друге?

Друг познается в беде? Я люблю Леню или нет? Обернулась на него, разглядывая знакомые черты лица, местами грубоватые, жесткие, бородка, хоть бы ухаживал за ней.

Мне хорошо рядом с ним, спокойно, сердце, как сонное, спит умиротворенное, тихое. Бьется ровно и аккуратно.

— Заснула? — опять на секунду Леня посмотрел на меня, оторвав взгляд от дороги.

— Да… немного хочется спать, — я конечно слукавила и отвернулась к окну.

Я совсем ничего не хочу рядом с Леней, и вижу его не вижу, думаю не думаю. Не важно.

Рядом с Хаски у меня шквал эмоций и все они черные, испуганные, трепещущие то ли при приближении мужчины, то ли от страха перед ним.

Как он и сказал, я просыпаюсь с утра и думаю о нем, иду мыться, есть и думаю о нем. Смотрю телевизор и он там опять порой витает, еду в машине, сижу на лекциях и везде со страхом оборачиваюсь, боясь вновь его увидеть. Ненавижу и думаю. Думаю и ненавижу.

Поздравляю наследник, ты застолбил себе место в моих мыслях.

Не поехала в одинокую, холодную квартиру, решила переночевать у девочек в общежитие, спрятаться. Хотя при желании, это второе место, где можно найти мое бренное тельце.

В платье, с заколотыми волосами назад, во всем этом великолепии я и заснула ранним утром (примерно семь) на кровати Волчицы без сил и ног.

Не знаю, сколько было времени, когда меня потрясли за плечо и сквозь цепкий сон расслышала голос Гиены. Очень тихий, почти шепотом:

— Аня, тебя спрашивают, — не охотно открыла глаза.

Кажется пару часов спала, потому что голова была очень тяжелая, словно туда много плохих мыслей напихали и ей очень тяжко от этого. Девочки встали, но мне позволили поспать в воскресное утро. Встала я с кровати, разодрала глаза.

Кто стучится в дверь? Спать хочу. Приоткрыла дверь и обнаружила примерно на уровне глаз мужскую грудь, обтянутую джинсовой курткой. Дылда похоже. Не составило труда догадаться, кого увижу, если подниму подбородок вместе с головой вверх. Как и предполагала, вполне хорошо выглядящий (свеженький) Дмитрий Сергеевич.

А по мне, наверное, каток проехал. А почему меня должна заботить внешность? На голове точно шухер, а под глазами тушь. Не было сил макияж стереть ранним утром.

Не ожидала, что Хаски придет в общежитие к Бастардам.

— Дай привести себя в порядок. Десять минут, — показала на пальцах время, как неумному человеку, что не способен понять слов.

— Пять, — так же на пальцах показал Хаски.

Я отступила назад в комнату. И куда девчонки мои вещи сунули? Пока собрала элементарно щетку, пасту, мыло, шампунь, полотенце вышла в коридоре. Его величество подпирало подоконник задницей, обтянутой джинсами. А в джинсах у него все отлично обрисовывается спереди.

Поднять взгляд выше! Нечего мужикам пялиться на всякие части тела. У меня два месяца секса не было, а Хаски приучил к ежедневной, постоянной ласке. Я скоро начну на мужиков бросаться. Оооо! Да! Я деградирую.

Хаски на меня поднял взгляд от телефона и отчетливо произнес:

— Три минуты.

— Восемь, — отбрила и пошла по коридору в самую даль, где у нас душевые и туалеты.

Пока умылась, бегом в душ.

Вот там меня и настигла кара господина.

— Один, два, три я иду искать, — голос поднял достаточно высоко, чтобы перекричать звук душа. Я намыливала голову, в этом положении застыла с занесенными руками, массирующими волосы. — Девочки, просьба выйти! — почти вежливо это чудо кому-то сказало. Я слышала, как скрипели его кеды по скользкому кафелю.

— И как ты здесь моешься? — услышала явно пренебрежительный голос напротив голубой шторки, которая одна единственная скрывала меня похоже от Хаски. Руки боялась от головы опустить, мало ли разбужу зверя.

Одна мужская рука обхватила жердь, где закреплялась шторка, потом вторая присоединилась. Я видела его силуэт сквозь голубую клеенку, опустила взгляд себе вниз на грудь. Он-то меня не видит, надеюсь!? Стала тщательно смывать волосы.

— Только зайди сюда, пальцы откушу! — пригрозила ему громко.

— Шестьдесят секунд. Время пошло, — это самый невозможный мужчина на свете. Бес компромиссный, упертый до трясучки и всё должно быть по его, я не могу рядом с ним существовать.

— Пятьдесят пять… пятьдесят шесть… — отсчитывал Хаски рукой захватил шторку сбоку с намеком, что сейчас откроет. — пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят.

Гад отодвинул шторку, а я застегивала сбоку молнию на платье. На Хаски не смотрела, много чести.

— Обломись! — прокомментировала и довольная подняла на него глаза. Хаски повел бровью в непонятном вопросе. — Что тебе надо?

Вышла из душа в черном, блестящем, коротком платье, розовых сланцах и с сырой головой. Красотой, наверное, блистала.

— Надо поговорить, — ответил.

Прошел к двери, закрыл ее на замок. Осмотрел еще раз душевые и окна. Ага. Мы один на один, закрытые.

— Камер нет? — уточнил, возвращаясь назад ко мне и к подоконнику небольшому возле которого я остановилась.

— Нет. На первом этаже при входе у коменданта.

Не бояться уговаривала себя, но это очень сложно, когда здоровый мужик стоит сзади тебя и в его голове нет нормальных мыслей, кроме как вот таких. Вздрогнула, когда его клешня взяла за правую руку и направила мое тело назад. А потом наглые уже две руки подсадили под попой и приземлилили на подоконник. Я ноги подняла и поставила стопами на батарею. Кстати, очень удобно получилось — свое тело ко мне не присоединит, колени слишком высоко, мешаться будут.

— Говори и вали! — нахмурилась, при этом спиной прислонилась к стеклу. — Если начнешь нести вчерашний бред, то можешь сразу разворачиваться и уходить. Я не совсем дура, чтобы согласиться на этот кошмар. Как у тебя вообще идиотская мысль проскочила в голове, что я соглашусь?

Хаски помалкивал и изучал меня очень серьезно. Вроде хотел поговорить, а сейчас меня слушает.

— А что молчишь? — удивленно вырвалось.

— Жду пока словарный ливень закончится. Всё? — уточнил у меня, а потом руки сложил под грудью и встал рядом, развалившись плечом на стене. Смотрел на дверь и на душевые. Я, словно пустое место для него, сидела на подоконнике.

— Всё, — неловко ответила его плечу.

— У тебя самомнение тоже зашкаливает. Тебе кажется мир крутится вокруг тебя, — замолчал на этой фразе.

Где-то я слышала эту фразу, причем в своем исполнении. Точно! У Волчицы на работе! Я его материла по поводу того, что мир крутится не только вокруг него, то есть меня моей же монетой!? Это наглость!?

Получается вот эта дылда изредка слушает, что я говорю? Я думала он делает вид, что слушает, а на самом деле раздевает мысленно. Удивительно! Подставила локоть на колено и придержала ладонью подбородок, глядя безотрывно на неопознанный объект перед собой.

— Хочешь сказать, это не твоя умная мыслишка была? И как ты ухитрился отцов уговорить? — вот это кстати вообще немыслимо. Как он отцов подбил на эту авантюру?

Хаски вздохнул очень громко на все душевые и начал говорить очень медленно и осторожно.

— А теперь на пару минут забудь о себе… — о! Как прозвучало! Я еще эгоистка с его слов. Это он прожженный эгоист. — Забыла?

Уточнил с поистине великой серьезностью, на что я кивнула.

— Отлично. Одно я теперь знаю точно — нашим отцам нельзя вести совместные дела, — замолчал резко.

Чтобы это значило? Но поразмышлять не успела, Дмитрий продолжил:

— Кто у нас председатель объединенной Немии? — Хаски повернулся, лопатками вжался в голубую, бетонную стену позади себя, руки оставил в карманах джинсов.

— Шутишь? — переспросила на тупой вопрос. Хаски покачал головой отрицательно.

— Френ Мерси это даже дебил знает, — огрызнулась.

— Великолепно, — кивнул своим мыслям Дмитрий Сергеевич. — Как думаешь зачем нам нужен остров Х и W?

— У нас викторина? — на мой очередной вопрос повел бровью вверх снисходительно. Я знаю, это, наверное, гнусная пытка в его исполнении. Занудствовать до потери сознания, пока не соглашусь на его условия. — Смею предположить, что вам нужна земля и куча металла, чтобы грести деньги лопатой!?

— Правильный ответ. Почему раньше мы не могли выкупить остров без объединения Немии?

Вот тут я задумалась на мгновение. А действительно!? Так… напрягаем мозг, отвернулась на раковину, обдумывая. А то смотреть на Сергеевича и думать — сложно.

— Потому что у Гнетовцев и Страдовцев власть государства была поделена между двумя семерками, — опять пришлось смотреть на мужчину перед собой и слушать. — Остров под защитой государства, редкие виды растений, вымирающие виды животных. Чуть ли не единственная не тронутая точка на планете. Но денег там кроется действительно тьма. Сами себе мы продать не могли, иначе народ бы в нас разочаровался.

Поэтому сделали ход конем, заделали это объединение Немии, народ несколько дней от счастья беспробудно пьянствовал, настолько были рады воссоединению родной земли. Посадили на трон Мерси, который больше всего мечтал принести любовь и процветание родной земли. У него хреновая родословная (ужасная примесь Баллийцев и Бастардов) но как человек донельзя положительный.

Это его мечта была объединить два народа, если бы мог, он бы и Бастардов всех спас до одного. Этакий добрый дядюшка. В общем, политик из него никакой, но человек хороший. Он нам и продал остров на пополам.

Объединение Немийской земли под одну территорию, плюс некоего рода белый флаг (знамя) между нашими семьями. Остров выглядит, как символ дружбы наших семей. Таким образом, Немиийцы нам простили остров за эти две уловки.

Ничего себе, какая информация. Я, как завороженная, слушала Хаски, это он мне рассказывает?

— Как думаешь, почему остров Х и W подвергается набегам? Мост, например, почему взорвали? Тебе пытались вчера объяснить, но ты не стала слушать, — прозвучало очень обвинительно, даже захотелось глаза покорно опустить на колени.

Но уж больно сладко поет и на совесть давит.

— Значит кому-то очень сильно не нравится, что мы объединяемся? — удивленно озвучила. Хаски кивнул внимательно смотря в лицо, вечно у него пробивной взгляд. Но отводить нельзя, а то поймет, что его боятся.

— Правильно. Представляешь незначительный мост сколько внимания привлекает, а что будет, если наметится полное сближение Хаски и Вильмонт? Этот третий наделает кучу ошибок и проявит себя однозначно, попытавшись встать между нами. И об этом я пытался неделю с тобой поговорить! — это совсем прозвучало укоризненно.

— А менее кардинальных методов не было? — уточнила недовольно. — Чтобы без подписи в брачном соглашении?

— Дело глубже. Человека мы должны конкретно разозлить. Никаких двух лет для подготовки к брачному союзу — это раз, во-вторых самым раздражающим фактором, что будет для этого третьего?

А что будет? Не успела сообразить, как расслышала ответ:

— Наследник Хаски-Вильмонт, — ой-ой-ой!

Хаски отнял лопатки от бетонной стены и сделал один шаг поближе, поднял ладонь, его пальцы легко пробежались по прядям моих волос. Я чувствовала, как весь вселенский огонь жарил лицо. И стойкое ощущение будто солнце своими лучами добиралось досюда и через крышу общежития.

— Мы должны… — слушала через шум в ушах и бурлящую по венам кровь…

— Заверить всех в искреннем стремлении… — Дмитрий продолжал медленно произносить слова и пальцами перебирать пряди, невинно касаясь моей щеки и виска.

— Побыстрее заделать наследника. Ты должна… любить… — ой-ой-ой. Жар на лице усиливался или Хаски своими пальцами передавал тепло?

— Меня… обнимать… целовать… Мы должны дать всем понять, как хотим сделать малыша — прямого наследника всего состояния Хаски и части Вильмонт. Благодаря этому малышу мы не разрывно свяжем две семьи прочными узами, а это то, чего боится наш невидимый враг.

Хаски убрал руку и вновь лопатки присоединил к стене, глядя теперь в потолок, с тяжелым вздохом продолжил:

— Я не знаю откуда ждать удара, тяжело сражаться с невидимым врагом. Более того эта организация ЗБ его идея, я уверен. Он использует Бастардов, чтобы народ взбрыкнулся против нас с твоим отцом. Подрывает наш авторитет. Народ пока что любит нас, пока… но с каждым днем все меньше и меньше. Из-за подобных терактов мы оказываемся в невыгодном положении. Я в заднице после Рая. Это мое было упущение пустить Бастардов в клуб, народ поливает меня грязью, собирает демонстрации на площади Вранеля….А благодаря брачному соглашению между нами народ отвлечется от бойни и будет гадать, кто родится и как скоро?

Он улыбнулся! Улыбнулся! Он очень ярко улыбнулся! Ямочками даже сверкнул! Это очень странно. Потом вроде перестал, опять сменил на привычное, равнодушное выражение лица.

— У нас нет выхода… — продолжил рассказывать. Мимолетом в окно посмотрел, рассматривая что-то. — Моего оболтуса братца я не могу отправить на передовую, он все дело завалит. Значит, я в любом случае должен отвечать за это дело. С вашей стороны кого взять? Уж, извини, как ты предложила Пашка на эту роль я не согласен, — фыркнул насмешливо, как будто псинка мохнатая наморщил нос и фыркнул эту фразу. — Даже для мира во всем мире и собственного благополучия не готов сменить ориентацию… Саша твоя замужем, остается Алиса. Ты готова ее пустить на передовую? — вернул вновь взгляд ко мне от окна.

Я покачала отрицательно головой. Что тут сказать?

Дмитрий медленно положил свои лапища мне на голые колени, легко повел чуть вверх ладонями к подолу ткани. Можно сказать жест был нежным и, наконец, подвел итог:

— Поэтому остаешься только ты и я. К тому же, твоя мордашка мне больше остальных нравится… Смотри… четыре месяца думаю достаточно. Сто двадцать дней. За это время третий лишний определенно проявится. Послезавтра роспишемся, могли и сегодня, но кое-кто паспорт свой разорвал.

— Стоп… стоп… стоп… — руки его загребущие сняла с колен. Придержала за запястья, как в кандалах и отпустила только, когда удостоверилась, что их убрали в джинсы. Заулыбалась наигранно. А что насчет его признания в туалете рая, да и по поводу «Моя аристократка»? Он себя вел явно не, как равнодушный мужик. И про собственность Дмитрия Хаски?

— Уж очень складно для тебя. Ты оставил мысль поиметь меня? Может таким образом хочешь меня связать навечно?

— Не… не… не, — засмеялся своими шикарными, предательскими ямочками, разглядывая в это время обстановку: раковины и дверь, через которую доносились голоса. — Не путай, — перестал смеяться. — Поиметь и свадьба — это вообще разные понятия! — рукой провел между нами.

Встал неожиданно напротив меня, машинально обратил взгляд на мои колени, прикрытые тканью платья, а потом на меня опять:

— Давай так. Сто двадцать дней. У меня сто двадцать дней, в течение которых, так и быть соглашусь, буду пытаться развести тебя на секс. А если ты не падешь жертвой моего очарования, то получишь свободу от меня.

Хаски поднял правую руку, ладонь перевернул перпендикулярно полу. Предлагая пожать, как равный равному? Мужик бабе? Он мне?

— Свободу? — уточнила, глядя на широкую ладонь, периодически Хаски в глаза.

— Соглашение легко расторгается, причем в одностороннем порядке. Устанешь — расторгнешь. Я расторгнул на днях с Кристиной. Причину назвали Мерси, что желаем породниться с вашей семьей. Мерси едва не сплясал от радости, так и быть, я отдал ему парочку штрафных организаций. Кристина — хорошая девочка заслуживает.

У тебя все хорошие девочки, особенно блондинки с ногами от ушей. Хаски продолжил:

— Он стал первым Председателем объединенной Немии за две с половиной тысячи лет и, к тому же, в его правление может появиться прямой потомок Хаски-Вильмонт. Да он в историю войдет, если так случится, — усмехнулся Хаски и потом закончил серьезным тоном. — Если мне не доверяешь, пропишем строчку в соглашение, что никто из нас не претендует на штрафные организации и все дела! Вильмонт, давай, я устал руку держать… и согласись я должен быть больше напуган… ты можешь до нитки обобрать.

Я очень боязливо подняла руку, но не пожала пока. Мы стояли с протянутыми, но не соединенными руками.

— Сво-бо-ду, Вильмонт, сво-бо-ду! Четыре месяца максимум строим из себя в общественных местах влюбленных, а потом расходимся в разные стороны. Может друзьями останемся после всего?

Я взяла руку Дмитрия, на что он ее очень крепко сжал, большим пальцем легонько погладил костяшки. Уголок губ Хаски дернулся в улыбке.

— Но по поводу друзей перебор! — заметила в ожидании желанной минуты, когда отпустит из плена пальцев.

— Согласен. Друзьями нам точно не быть, — очень хотелось вырвать руку, но его величество смотрело со странным выражением на лице и почти не мигало.

И пришла одна странная мысль в голову. Я теперь, кажется, знаю, как он проворачивает темные делишки.

Я думаю вот таким образом Дмитрий Сергеевич своим партнерам заливает о выгоде совершаемой между ними сделки, например, как много получат денег в результате покупки какого-нибудь оборудования. Сидит улыбается напротив тебя, лапшу вешает на уши, а ты его слушаешь и слушаешь, как завороженная, а он в это время подсовывает на стол второй договор под первый. Потом открывает кончик листа, где нужна твоя подпись на черной полоске рядом с инициалами. В это время Дмитрий продолжает активно улыбаться ямочками своими и нести какую-то чушь, а ты подписываешь.

А потом понимаешь, что подписала не первый договор, а второй — добровольное согласие на продажу печени, почек и сердца на органы.

— Еще одно, Вильмонт, — когда отпустил руку более серьезно озвучил. — Мы с тобой под прямым огнем. Мне не страшно, а вот ты… — голубые глаза, как степлером скололи плечи, или это его руки слишком сильно сдавили. — С тебя требуется придерживаться нескольких правил: язычком своим не трепаться… меня слушать… не глупить… и никому не доверять!

Вот что он имел ввиду под «стать сильнее рядом с ним»? Чтобы меня этот третий не поранил?

А я уж было подумала — Хаски совсем больной на голову и вздумал браком нас связать.