POV Вильмонт.
Я бы все отдала лишь бы больше не встретить его. Посмотрите на меня. Сижу с бокалом вина на балконе на коврике, чтобы ступням не было холодно, а сейчас моим бедрам. Здесь очень низко расположены подоконники, поэтому я вижу, сидя на полу весь ночной, звездный город Арзонт.
Прекрасный вид на яркий, сияющий Арзонт. Кто же знал, что всё жизнь так обернется?
Я не накрашенная, в рваном халате: в желтый горошек, без двух пуговиц сверху. Грудь того и гляди вывалится наружу.
Я пьяная и рыдаю, как дура. За что эти наказания? За что я повстречала его на своем пути? Я самый отвратительный человек на свете?
Еще совсем немного… сегодня пожалею себя. Самую малость погрязну в пучине отчаяния, в ее цепких коготках. Буду задыхаться, но как только почувствую, что готова отключиться — обязательно воспряну духом. Обязательно. Правда это случится завтра — в день подписания контракта.
4 марта.
Провожал меня брат, ему отец позволил выехать из университета Административного Права. Я держалась за локоть Павлика, боялась упаду в белоснежном, элегантном платье. Половину дня не переживала, была слишком занята собственным обликом. Платье очень плотно прилегало к телу, по длине достигало колен, вырез сзади почти до попы, ну и спереди, как корсет, приподнимало грудь.
Мама любила всегда дарить дорогие украшения своим девочкам. А для меня не имело ценности: золото ли, серебро или обычные железяки, но сегодня надо выглядеть «дорого». Поэтому белое золото и бриллианты. На руку — браслет в виде змеи от локтя и выше до плеча. И, конечно, колье на груди. Волосы мне собрали высоко на верх и закололи, демонстрируя аристократичные черты лица. Кудрявая прядь волос обрамляла аккуратно щеку и падала на плечо.
Красота и дороговизна — как требовалось по статусу. Увидела бы такую перед собой — непременно подножку подставила.
Но поскольку не могла сама себе сделать, пришлось вылезти из машины с братом. Поправить платье на груди, чтобы не вывалилось лишнего, а то буду на фотографиях сверкать.
Невеста — звучит страшно. Невеста Хаски — вдвойне страшно.
Пять вечера, а площадка перед домом завалена множеством машин. Еще бы куча родственников, важные шишки. Мерси промолчал по поводу зятя. Совсем не обиделся? Репортеры. Даже на площадке вспышка фотокамер озарила наши с братом лица.
— Готова? — спросил брат, окинув меня взглядом.
Скажем так, Паша когда узнал, задал всего один вопрос:
«Как?»
Я ответила в похожей манере:
«Вот так» — и пожала плечами незнающе.
— Перед смертью не надышишься, — улыбнулась брату и под щелчки фотокамер зашли в дом, где как помнила находился вход.
Тишина, а почему нас не встречали, голоса слышны, смех, где все? С Пашей прошли по коридору, завернули в зал, где обнаружили основное скопление гостей. Мы слишком рано, ведь роспись на шесть назначили.
Нашему появлению многие удивились, в том числе мама, которая разговаривала с Ириной — двоюродной сестрой. Та, завидев меня, подняла руку в знак приветствия. Мама в длинном платье, скромно попивала какой-то напиток и улыбалась.
Леха скала — муж Иринки разговаривал с неизвестным мужчиной, родственник со стороны Хаски, видимо. Здесь много было народа, я не успела всех осмотреть, было удушливо от оценивающих взглядов.
Как острые ножи они препарировали с целью узнать все внутренности, достойна ли такая, как я войти в их семью.
Грязный бастард… как ЭТО может стать невестой будущего главы Хаски? Я надменно приподняла подбородок вверх, прошла по ковру на высоких каблуках, медленно… не спеша. Не дать понять, что взгляды причиняли неудобства.
Мне параллельны вы и ваше мнение.
Мимо мамы Хаски и его самого. Они находились за спинкой огромного дивана и светловолосая женщина поправляла ему галстук. От этого жеста захотелось жениха высмеять, пройтись против шерсти. Но его мама что-то бурно ему рассказывала, Хаски даже не заметил меня.
— Доброе утро, — привлекла к себе внимание. Маменькин сынок, но промолчала. Подарила легкую улыбку своему жениху, а он, как всегда, безупречен. У него личная швея? Хотя, чему удивлялась у моей мамы — личная швея.
Это мне казалось подобное верхом древности. Хаски надо было женщиной родиться. Его ямочки на щеках, направленные в сторону матери — это как яркое солнце в промозглую погоду.
После моего зова оторвался от мамы и повернул голову ко мне. Не поздоровался, ямочки пропали. Оценивающий взгляд начал выполнять свою задачу с моих глаз, потом моего лица, губ, шеи. Я всегда чувствовала внимание Хаски.
Ну пялься, женишок! Пряча улыбку шла мимо них, высматривая место для себя.
— Вы немного рано, Аня! — мама Хаски посмотрела на его часы на левой руки, пригладила ему ворот рубахи и отступила назад.
Что могла сказать по поводу идеальных белокурых локонов и лица, едва тронутого морщинами? Мама Хаски — идеальна. Красива, как кукла. Ни одной лишней черты. Тростиночка, в обтягивающем платье по самые пятки.
Извините, конкретно к вам претензий нет, но все-таки вы воспитали Хаски таким, поэтому симпатию не могу испытать.
— Впервые в жизни не опоздала! — с легкой улыбкой ответила и отвернулась от женщины. За моим появлением по-прежнему наблюдали и фразу, конечно, слышали.
Кто-то разрядил обстановку смехом, кто-то оставался серьезен. Еще бы, Бастард пришел в святая святых.
Дмитрий Сергеевич не удосужился поздороваться, ай-ай-ай! А где этикет? А как же комплименты развешивать невесте? Взять за руку, познакомить с родней? Или продолжал пялиться мне на бедра? Чуяла… чуяла. Я всегда чуяла его взгляд, который с огромного расстояния ухитрялся гладить, ласкать. И сегодня не меньше, а кажется будто и больше. Словно и не сдерживался вовсе, снял какой-то предохранитель. Будто перевел защелку и выпустил всё изнутри.
Здесь жарко, не охотно помахала рукой возле лица.
— Эй! Аня! — услышала насмешливый, смутно знакомый голос, что позволило отвлечься от духоты в комнате. Жара в Арзонте всегда убивала.
Мелисса!? Сестра Хаски, которая меня готовила на борт корабля.
— Ты сегодня определенно выглядишь лучше, чем в тот раз! А я говорила с тобой, что-то не так! — указала на меня пальцем.
У Мелиссы похожая прическа, волосы эффектно убраны наверх, в ушах поблескивали кружки — бриллианты. И женщина смеялась заразно, показывая ямочки, которые я отметила еще в прошлый раз.
И мне стало легко внезапно. Ответила ей тем же: своей лучшей улыбкой и смехом. Как будто вся духота резко покинула тело, отпустило напряжение, руки расслабились и больше нервно не постукивали по платью, и шла я более уверенно в сторону неизвестных Аристократов.
И среди змей — есть вполне милые и не ядовитые. Они вроде скользят медленно, и даже издают страшные звуки, но почему-то я их больше не боялась. Пусть себе ползают. Рядом с Мелиссой стало проще. Женщина поцеловала меня сама в щеку, признавая, как равная — равную. Затем познакомила с некоторыми сестрами и братьями Хаски, а их было очень много. Двоюродные, троюродные, родные.
Время до заключения контракта прошло быстро. Слишком быстро…
— Анна, пройдем-те, — Сергей Хаски был возле дивана на выходе, руки в карманах серых брюк, улыбался странной улыбкой. Он хуже своего сына. Это улыбка обольстителя.
Неловко от слишком теплого приветствия. У меня улыбка сразу треснула, раскололась пополам, создав непроницаемое выражение на лице.
— Не волнуйтесь, мы не завещание идем подписывать! — попытался разрядить обстановку шуткой, на что послышался гул одобрения.
Процессией из четырех человек вышли из зала и направились по коридору, вглубь дома. Сначала Сергей Хаски, потом мой папа, а потом Дмитрий показал рукой, будто бы приглашал мне первой пройти. Какой серьезный жених. Он как будто забетонирован, лицо без эмоций, ничего не скажешь, словно готовился выпить стакан воды. То есть ноль реакции со стороны Хаски, как будто контракт — это столь равнодушное, слишком обыкновенной занятие, которое он чуть ли не каждый день совершает.
А вообще не поздно джентльмена из себя строить? Я с демонстративным вздохом и приподнятой в невысказанном вопросе бровью пошла третья по стопам мужчин, а Дима последний.
Я знаю Дмитрий Сергеевич пялился на мои бедра в обтягивающем платье, чувствовала, как изучал.
А… нет… поняла… робот Дмитрий Сергеевич. Мишень всегда первый и последний человек, в середине безопаснее. Ты точно, робот, Дмитрий Сергеевич. Всё просчитываешь от начала до конца?
Когда дошли до бежевой, деревянной двери, остановились и по одному заходили. Я первая, следом Дима. И я резко перестала дышать, когда Хаски левую руку закинул на меня… через мое плечо опустил ее по диагонали вниз. Кистью передавил левую грудь, тем самым чуть ее обозначив выше корсета, ладонь положил — правее живота. Властно, как поводок накинул и отметил, что это принадлежит отныне ему. Холодный металл часов чувствовала на коже живота даже сквозь материал. Голову Хаски наклонил с правого бока от моего лица. И прошептал на уровень уха, от чего прядка волос слегка покачнулась от теплого дыхания.
— Я весь… в нетерпении… — услышала шепот.
Губы, как клеймо, обожгли кожу по ниже уха.
Отцы присаживались за широкий, овальный, коричневый стол. На нас не смотрели, но думаю видели, делали вид, что их не касалось.
Я подняла правую свободную руку, (левая пережата Хаски) и пальцами прикоснулась к костяшкам его руки. Легко провела, невинно пробежалась кончиками, как бы в одобрении.
Уголок губ дернулся в попытке улыбнуться, потом тщательно скрыла.
Будь в нетерпении, будь…
Ты только что подтвердил мои догадки, Дмитрий Сергеевич.
Сделала шаг из его рук, а Хаски, потеряв бдительность, не успел сжать руку, чтобы сдержать побег, пришлось ей упасть с меня. А я медленно направилась к одному из множества стульев рядом с отцом.
Нас всего четверо, подписание договора строго между нами, никого не посвящали в условия, считалось дурным тоном. Возможно я выкапываю себе могилу, но по-другому не могу. Памятую обо всем, что было между нами, только подобным образом могла защититься или отомстить. Не знаю, что из этого стало главной целью. Одно из этих двух ощущений стало главенствующим и занимало контроль над телом и мыслями.
Пока папа и Хаски старший по очереди изучали брачный контракт, я разглядывала простой на вид кабинет: бежевые обои, пару горшков с цветами, минимум окон, чтобы солнце не мешало, когда шли совещания.
А вот взгляд сидящего напротив мужчины жёг. Везде и очень тщательно. Когда я имела не осторожность легко прикусить нижнюю губу, нервничала наверное, но тут же знакомый взгляд опалил место укуса. Не знаю умеет ли Дмитрий формировать энергию глазами, но очень похоже на то. А если положить локти на стол, правой рукой обхватить затылок, сделав вид, что поправила прическу. Огонь стремительно двинулся по верху моей груди… по дорогому украшению вальяжно расположившемуся на открытой плоти… огонь пронесся выше по ключице… по жиле на шеи… вновь по губам. Я ощущала эти непрестанные, не видные дорожки.
Дмитрий Сергеевич снял явно предохранитель и готовился к удару.
Когда ему передали контракт, Дима не глядя, лист положил на стол между нами и двумя пальцами подвинул вперед.
— Я его составлял. Наизусть знаю. Подписывай. — Хаски протянул ручку, словно джентльмен первый уступал право подписи.
Ручка обычная, черная, покрутила ее перед лицом, словно какую-то великую реликвию. Другого шанса не будет защититься.
Отложила ручку на стол к всеобщему удивлению. Мужчины за озирались по сторонам, как бы проверяя есть ли тут кто-то еще, конечно, никого не было.
— Аня, подписывай, — отец заглушил голос настолько, чтобы слышали только мы и ни в коем случае — ни за дверьми люди, ни охрана через камеры.
Хаски старший прокашлялся и легонько стукнул по пустой поверхности стола. Привычные, как в прошлый раз, звуковые волны проплыли по помещению.
— У меня будет условие, — не проиграть в битве взглядов.
Научилась у Хаски противостоять.
Им нужен этот договор. Мне — нет. Значит будешь плясать от меня. Народ они собрали выхода у них нет, поэтому отсюда мы с Хаски должны выйти женихом и невестой.
— Всего одно условие — и я подпишу! — наконец, собралась с мыслями, постаралась, чтобы голос не дрожал.
Поглядела в глаза Дмитрию. Будущий жених локти поставил на стол, скрестил пальцы между собой в замок, на одной руке часы сверкали, привлекая внимания. А внимательные глаза, пытались понять, что я приготовила, какой сюрприз.
Заулыбался Дмитрий, но это не та радостная улыбка, которая была подарена матери. Это улыбка мне — надменная, лживая.
— Что за условие? — поинтересовался.
А я собралась с мыслями и громко озвучила, как приговор в зале суда, даже если это глупость, для меня — нет:
— Ни одна из сторон не вправе требовать исполнения назовем так «супружеского долга» до свадьбы. При нарушении этого условия соглашение автоматически расторгается!
Ни один мускул не дернулся у Хаски, пока изучал меня — новое вещество. Хотя уже старое и он должен был понять, что во мне не только наивность сочетается. К цели господин идет напролом и его неплохо успела понять и изучить. Даже если основная причина концерта — желание вытравить третьего, мешающего нашим семья, то от побочного возможного «удовольствия» не станет отказываться.
И что ему помешает вести себя также нагло, как и прежде. Что помешает мужчине взять свою невесту? Мое нежелание? Разве Хаски это когда-то останавливало?
— А с чего решила, что мне это интересно? — теперь смеялась я над его попыткой.
— Раз тебе не важно, то никаких проблем, правда? Папа, позови юриста? — обратилась к своему предателю-отцу.
Хаски молчал, держа руки перед лицом, а я мысленно праздновала победу. Желай меня, дорогой, желай! У нас на каждом шагу натыканы камеры. Весь город под наблюдением. Редко, где отсутствуют. У меня в доме и у него в пианино камеры. Сорвешься — автоматически расторгается договор и будешь виноват ты, а не я. Я условия все выполнила, совесть чиста.
За всю мою боль и унижения ответишь, Хаски! Отец с подозрением уставился на меня, потом на Сергея, потом на Дмитрия. Этот круг он не прерывал, искал ответа на наших лицах. Хаски обдумывал некоторое время, потирая подбородок длинными пальцами, едва заметно кивнул отцу. Папа подтянул руку с часами к лицу и, набрав комбинацию цифр или букв, наконец, воззрился на меня.
Я довольно развалилась на стуле, постукивая пальцами по столу.
Моя победа, Хаски! Больше не дам вытирать об себя ноги.
Пока ждали, отец внезапно привлек внимание неуверенным тоном:
— Аня, как бы тебе сказать. Конечно, никто до свадьбы не требует исполнения супружеского долга, но … это не совсем правильно, — как бы корректнее начал отец. — Вы на время зависите друг от друга.
Ты за кого отец? Я перестала улыбаться и удивленно обратилась взглядом к родителю. Я правильно услышала. Он за то, чтобы я с Хаски «жила» в прямом смысле? В смысле спала?
Но расслышала голос напротив себя. Больше не было хрипотцы в голосе, как возле щдвери, теперь был холод и безразличие:
— Раз у тебя свои условия, будет честно, если и мои условия обговорим. Я также, как и ты, в невыгодной ситуации. Согласись? — самоуверенность лишь на минуту покинула его, теперь он опять взирал с превосходством на пару. — У меня отобрали невесту, выдали другую. К тому же, предыдущая полностью устраивала, — я закатила глаза на этот фарс.
Уставилась на стол невидимым взглядом. Именно поэтому он Ананину заставлял жить и спать с ним, потому что Кристина во всем устраивала. Так и было.
— Предлагаю переехать ко мне жить. Представляете сколько шумихи наделаем?
— А? Посмотрела на будущего жениха.
— В смысле? — его хитрые глазки чуть торжествующе загорелись. Узнала лукавый огонек, с виду вроде и серьезный, но это с виду. И в интонации голоса распознала удовлетворение.
— А чего бояться рядом со мной, если я не вправе требовать исполнения супружеского долга? — процитировал мои слова. — Наделаем больше шумихи переездом.
Сжала ручку в ладони, будь моя воля воткнула бы Хаски в сердце стержень. И поковырялась бы пару десятков раз в его зачерствевшем, но бьющемся органе. Что-нибудь способно причинить ему боль?
Минут через десять принесли новый договор. Я изучила очень тщательно под недовольные и усталые вздохи мужчин. Я может себе смертный договор подписываю, а они торопят.
Информация на одном листе и особенно не придерешься. Наши данные… в течение четырех месяцев женимся… в случае расторжения никто не претендует на штрафные организации и даже мое смешное условие появилось.
Собственно, выхода нет. Подняла осторожно ручку, будто она намазана отравой. Обернулась к отцу, разглядывая хорошо знакомые, любимые черты человека, который дал жить, который не отдал в интернат, не дал загубить мою жизнь в самом начале.
Я всегда считала себя обязанной отцу и из-за этого, не мешкая доверяла, жизнь ему в руки. Он знал всегда, как лучше. Знал, что надо въезжать в столб. Знал, когда надо не дышать. Когда убегать или когда не двигаться.
Прежде чем подписала сказала всего несколько слов отцу напоследок:
— Я в последний раз исполняю твой приказ.
Не смотрела на отца. Когда чернила стали проявляться на бумаге, чувствовала как эта чернота заполняла сердце, медленно наполняло его до краев.
Он выбрал, что важнее ему. Благополучие собственного бизнеса, а не мое личное благо. Я подписала эту бумажку для того, чтобы помочь отцу найти третьего мешающего игрока. Я не всевышняя сила, чтобы пытаться помочь и каждому, хочу чтобы моим родным и друзьям было хорошо, на остальных плевать.
И мы подписали. Очень понадеялась, что не подписала себе смертный приговор.
Оба Сергея первые покинули кабинет, а Хаски не спешил покидать стул.
Оппонент изучал второго. Дмитрий скрестил руки на груди недовольно, а я повторила его позу и не скрывала легкой улыбки.
Как я раньше прятала улыбки, теперь не буду. Любуйся, наследничек.
— Мы… так… не договаривались, — тихо заявил мистер недовольный.
Ощущение, что у него из-под носа умыкнули конфетку. Похоже, я угадала его намерения, сдерживаться бы не стал.
— Надо было подробнее разобрать пункты договора, как в прошлый раз! — встала я со стула, намеренно провела ладонями по бокам, по бедрам, обозначивая контуры тела, которые он отныне не получит. — В прошлый раз было явно оговорено, что ты получаешь за сохранность Бастардов. А в этот раз сплоховал, — ладонями оперлась о стол, демонстрируя другую часть тела, что он тоже отныне не коснется. — Теперь ты получил невесту! — а потом жестко сквозь зубы процедила. — А трахать найдешь себе такую, как Ананина.
Встала в полный рост, демонстрируя себя — его невесту. Хотел невесту — получай. Только этого ли ты хотел? Вряд ли. Тебе нужен секс, похотливая скотина. Я для этого всегда и нужна была.
Хаски молча поднялся со стула, обошел стол и приблизился ко мне, как в атаку шел.
Расхотелось улыбаться, как у него получается ловко заткнуть? Машинально подняла глаза на уровень его белоснежной сорочки, на кадык, на губы.
— У меня всегда козырные карты в рукаве, моя прелестная невеста! — комплимент из его уст ошарашил. Это я не зря мучилась пол дня? Не о том подумала, дура! Какие козырные карты?
— Захочу и расторгну в любой момент, — пальцем указала на пиджак.
— Конечно, — Хаски опять улыбался. — Захочешь и пойдешь к юристу… составите договор — отказ и подпишешь… все дела. Так и есть.
Его глаза были опять довольные, как и до условия озвученного мной. Встал рядом, плечо к плечу. Ну или правильнее сказать мое плечо — его локоть.
Поднял левую руку ладонью вверх с предложением взять. Я с подозрением посмотрела на мужчину перед собой, а он озвучил:
— Играй по увереннее. Чем мы сильнее уверим людей в своей любви, тем быстрее можем оказаться на свободе…
Опа!? — Будь я страусом, непременно спрятала бы испуганную морду в песке.
— Правильно расслышала. Сделай так, чтобы я поверил в твою искреннюю любовь. И тогда можешь оказаться на свободе гораздо раньше. Сто двадцать дней. Отсчет пошел.
Я подняла правую руку и опустила в ладонь Хаски. Наши сцепленные руки. Знакомо, как раньше. Руки у Дмитрия большие и теплые и куда-то ведут, направляют. Как мотылек, освещают небольшую темноту и неуверенность перед лицом.
Руку-то отдала ему.
— Но сердце не дам, — сказала ему.
Судя по улыбке и ответу, который озвучил, когда открыл дверь, Хаски научился понимать мой юмор:
— Посмотрим…
Приговор за приговором.