Аристократы

Глава 34 «Наказание»

POV Вильмонт.

Хаски отвозил первый день на учебу, а я звонила Саше у нее сегодня День Рождения, очень уж тяжелое было молчание между нами с Хаски и хотелось отвлечься.

Сестра взяла трубку и недовольно ответила:

— Да! — таким образом обычно желают поскорее сдохнуть. Понятно, не остыла.

— С Днем Рождения! — поздравила коротко и четко в тон ей.

— Спасибо. Это всё? — уточнила Госпожа обиженная.

— Желаю тебе развестись и найти нормального мужа!

— Великолепное пожелание… — с сарказмом ответила Саша. — А ты мне наследство свое отдашь?

— НЕ… ну сестры сестрами, — посмеялась я тихонечко в трубку. — Но денежки по отдельности.

— Ну сестра… ну сестра, — насмешливо услышала в трубке, а потом вздох нервный или усталый. — Какие планы на вечер? Я в Арзонте сейчас… с подругами ресторан заказали на вечер?

А тут я развернулась на Хаски, который вел машину, и рассматривал дорогу, но явно слушал разговор.

— Спасибо, Саш, но у меня уже планы… никак не отменю, — промолчала, что у меня комендантский час. Позорный комендантский час. Прекрасная погода, солнечные теплые деньки марта, а я сидела дома и парилась в духоте, но претензии оставила при себе.

— Можешь сходить, — я не ослышалась? Сашка что-там верещала на ухо, какая я предательница, но я не слышала. Отобрала руку от уха.

Как в детском саду меня отпустили, при условии, что позволю охранникам быть поблизости.

Щеку подпекало с одной стороны, я тетрадкой закрывалась от этого огня. Преподаватель рассказывал лекцию, изучал сонные лица. А я пыталась не заснуть — День Рождения прошел в нормальной обстановке, естественно мой статус не обошли стороной, катком проехались по моей гордости и сколько много шумихи вокруг наших «отношений». Волчица со смены, кажется, и мы вдвоем с трудом держали глаза открытыми.

— Ань? — позвала подруга еле-еле будто готовилась заснуть во время произнесения речи.

— Ааа? — в таком же духе ответила ей.

— Смотри ко мне Шмонт добавился, спрашивает, что у тебя с телефоном и сетью?

— А что у меня с телефоном?

Проверила телефон и попыталась позвонить незаметно для преподавателя Шмонту. Не набирается, просто не набирается. Идет вроде как набор номера, а потом сбрасывается.

И социальная сеть, у меня нет доступа к ней? Это как?

В тот день я караулила Хаски до поздней ночи, но он не приехал. А проснулась было уже утро и я на кровати своей. Продрала уставшие глаза, семь утра, значит на работу уже встал или встает. Как-то мрачновато для Арзонта, отогнула тюль и посмотрела в окно, сквозь макушки деревьев рассмотрела темное небо, даже грозное, всего пару раз видела подобную погоду, зато стало прохладнее в приоткрытое окно и не так жарко, как обычно в комнате.

Встала, привела себя в порядок. Решила — сегодня поеду к Иринке с ночевкой и плевать, что скажет Хаски. Я не собака на привязи.

Вышла на кухню и увидела, как Дима оторвался от планшета и равнодушно озвучил пожелание Доброго утра.

Я вместо приветствия подошла к столу, на что Хаски совсем отложил техническое средство и вопросительно посмотрел.

— Какое… право… ты… имеешь… за меня… что-то решать, — очень тихо сказала, боялась начать кричать, поэтому сдерживала голос. Потому что если начну кричать, уже не остановлюсь. Ногтями впилась в мякоть ладоней, чтобы отвлекаться на физическую боль, вместо той, что разрасталась всегда внутри.

— Я не… твоя… собственность, — Хаски недовольно сжал челюсти, видела как подбородок и скулы сильнее заострились. Он отвернулся, осмотрел кухню, словно тянул время или сдерживался:

— Хорошее начало утра, — встал неожиданно резко со стула и явно куда-то намеревался. — В каких смертных грехах я сегодня виноват?

— Какое право ты имеешь ограничивать мне доступ к сетям и моим контактам? — повернулась, глядя за его передвижениями, пошел явно на выход, собирая ключи, телефон, планшет, одеваясь.

Повсюду по квартире пролетал ветер, и завывал. Дверь громко хлопнула где-то в коридоре.

— Поверь это лучший вариант, — Дима старательно обувал кроссовки. — Люди, которые мне не нравятся долго не живут, — выпрямился в немалый свой рост, взялся за ручку двери. — А Шмонт мне очень сильно не нравится.

И всё. Вышел с легкой совестью за дверь, тихо прикрыл и оставил одну со своей беспомощностью и бессилием.

Я претерпевая вскипающую лавину внутри, пошла в ванную переодеться и попутно совершала намеченные дела. Звонок Ирине — первый в списке неотложных. Ей коротко сообщила, что приеду на несколько дней и никакая мразь не остановит.

А потом позвонил мой врач.

Не могу дышать, не могу. Я задыхалась. Громко хватала ртом воздух. Это бред. Этого не может быть. Дышала через раз и задыхалась.

Это иллюзия, бред… скажите мне что это иллюзия, умоляю вас. Опустила взгляд на скорпиона, который холодным металлом обволакивал палец, прочно держал, будто не давая вырваться и я ощущала подобное, словно стояла на эшафоте, вокруг шеи плотная веревка постоянно терла кожу до боли… до крови, а вырваться не могла и обрезать путы никто не помогал. Поскорее бы уже пнули табуретку под ногами, чтобы я сдохла.

С небольшим усилием стянула кольцо с пальца, оно будто не хотело поддаваться, сопротивлялось на сгибе. Но я всё равно стянула, замахнулась и подбросила холодный метал, тот попрыгал по кафелю и укатился под ванную. Второе кольцо с красным рубином.

Да пошло оно всё к Бастардам! Кинула и второе кольцо куда подальше, не проследила за траекторией полета.

Довольно с меня!

Голова закружилась и до боли захотелось упасть лицом на плитку, разбить в кровь нос и лицо.

Громкий, звонкий сигнал домофона отрезвил.

Выбежала в коридор, оттуда на кухню к входной двери, слышала стук и легкие смешки:

— Открой, Вильмонт, я заколебался пасти, когда твой женишок соизволит уйти из дома, — насмешливо проговорил Ленька, руки расставив в разные стороны, словно в объятии. — Иди сюда.

Друг приобнял меня в своем любимом захвате, поправочка, в моем любимом захвате. Я не предполагала, никогда не думала, что вот он мой конец. Оказалась в коконе теплых рук, в тепле и уюте растворилась. А мои глаза закрылись. И я не сдерживала грусть из глаз, боль, отчаяние и мой не контролируемый страх.

Я так в детстве не плакала, не рыдала.

— Леня, прости меня, — было нескрываемом больно, и я чувствовала неизбежность которая гналась за мной.

Словно в кровь накачали воздуха, и я ждала момента когда взорвутся вены под насыщением давления.

— Я беременна, — уткнулась покрепче в любимые и дорогие плечи. Мои силы иссякли и яопустилась, зазывая за собой Леню вниз на пол в коридоре. Уселась на жесткий ковер. Шмонт сидел рядом, гладил меня по спине и волосам.

— Я ослышался? — нет, не ослышался.

Друг в абсолютной тишине ждал ответа. Встрепенулась, когда расслышала звук пальцев по дереву, стук.

— А я думаю, что это самоубийца Шмонт забыл возле моего дома!

Подняла глаза, раскрыла их от слез.

И мы с Леней медленно поднялись с коленей, с ковра, боясь спугнуть животное. Я заморгала, прогоняя слезы и стерла щеки от влаги.

Демонстративная улыбка с ямочками изобразилась на лице Хаски, изображая добродушный настрой.

— Честно, подобного не ожидал. Ты как пробрался сквозь охрану? — повернулся он в сторону к Леньке. — Твоей рожи я не потерплю рядом со своей невестой, — руку поставил на косяк двери, дабы наверное заблокировать любой выход из квартиры. Меня трясло, руки на запятьсях Шмонта жгло, словно кто-то взгялдом сжигал их. Но это ощущение, потому что энергии здесь быть не могло.

— Обычно гостепреимные хозяева предлагают зайти, отведать чаю по крайне мере, — Шмонт начал учить Хаски, повернувшись лицом к нему, за своей спиной спрятал меня.

— Обычно любовники сидят в шкафах или прыгают с третьего этажа, — бровью повел вверх Дмитрий и показал в сторону балкона насмешливо. — Как думаешь? Сам прыгнешь или помочь? — он внезапно сделал шаг в нашу сторону. Я резко вынырнула из-под Шмонта и закрыла его собой.

— Не говори ерунды. Я просто хотела с ним увидеться. Он ночь не спал, ко мне приехал… — злость делала со мной чудеса, превращали в человека, лишь бы не чувствовать обреченного течения водоворота, в который попала и меня затягивало вниз. Боялась все-таки захлебнусь внутри него.

Усмехнулся Дима, резко остановился напротив нас.

— Уйди от него! — скомандовал поперек нас находясь. От неожиданности и громкого крика отошла чуть назад. Зря.

Хаски резко сделал выпад, схватил за майку Шмонта, развернул его на ходу и острые костяшки пальцев вдавил тому в грудь. Это больно.

Я попыталась отвлечь криком, чтобы отвлечь Диму, но он не слушал.

— Не глупи, — прохрипел Шмонт, руками вцепился в запястья соперника.

Хаски внезапно с еще большим усилием надавил костяшками в грудь, словно собирался проткнуть кожу насквозь и приподнял довольно невысокого и щуплого Леню над полом, держа того на вису. Улыбки убрал.

— У тебя минута, чтобы убраться отсюда, желательно улететь на другой материк подальше от Вильмонт, — Хаски резко убрал кулаки от Шмонта и тот неловко опустился на пол, машинально потирая место куда давили костяшки.

— Лень, уйди пожалуйста, — Хаски не адекват чувствовала по его застывшему, наэлектриризованному телу. Которое натянулось и готовое будто к броску зверя, вырвать жилы из шеи соперника или настороженно смотреть за каждым передвижением нарушителя спокойствия его личного пространства.

Леня удивленно повернулся ко мне, по-прежнему потирая грудь.

— Ты из-за него такая странная стала? Вильмонт? — я спрятала глаза где-то в районе лампочки, светящейся над головой Шмонта, избегая ответов и вопросов. — Это все он? — голос его стал таким обвиняющим, колющим меня в самое сердце. Не могла убрать взгляд от света. Боялась и молчала.

— Пожалуйста, Лень, не усложняй.

— Не усложнять!? — вопросительный выкрик. — Значит не усложнять? Да, пожалуйста, — поскольку не разувался почти бегом вылетел из-за двери и захлопнул ее с силой. Я поморщилась от громкого звука и встретилась взглядом с Хаски опять чего-то испугавшись.

Его стремительные движения (скорее рывки) в мою сторону заставили отступить назад до самой стены, безвольно прислониться к ней спиной. Дима замахнулся, честно ожидала уже и удара, судя по прищуренным глазам, но вместо это он опустил два кулака по обе стороны от моей головы, впечатав в стену. Звук удара заставил сердце испуганно вскинуться в груди.

Дима нагнулся вниз и поймал мой взгляд, словил в паутине, приклеив насмерть. Лицо жениха наклонилось и изучало, попутно овевало дыханием:

— Сколько ты… — он говорил сквозь зубы. Никогда не слышала настолько тихого и грозного тона. Он пробирал каждую клеточку тела, заставлял трепетать. — Сколько ты будешь меня бесить?!

Последнее слово особенно громко выделил, а я боялась и слова сказать. Дима руку просунул между моей головой и стеной, буквально отодрав затылок и приблизил к себе.

— Если еще раз увижу… — он говорил каждое слово с секундной паузой, давая время запомнить. Лед сковал мое тело, язык и застудил кровь от такого Хаски.

— Тебя и «его» рядом, хотя бы в одном здании… — Дима левой рукой нащупал мою правую, медленно провел от локтя вниз и опустился к пальцам. Взял меня за ладонь, палец и прочертил воображаемую линию.

— Я сломаю ему каждый палец… — Дима надавил на сгиб пальца, намекая как будет ломать. — Каждый гребаный палец, который касался тебя, отрежу к Бастардам ему ту часть тела, которая успела побывать в тебе. Ты даже не представляешь, моя милая, как долго борюсь с желанием сделать из него калеку, а ты не ценишь….

До этого он говорил тихо, медленно давая додумать. А потом резко повысил голос буквально прокричал в лицо:

— Ясно!? Не захотела по-хорошему будет по плохому. Ты, Аня не умеешь ценить. Раз я зверь для тебя, то буду им настоящим… — глаза яростно полыхали, страшные полосы на лбу уродовали его лоб.

Наклонился и подхватил меня обоими руками под коленями, заставив взмыть высоко над ним и вцепиться пальцами ему в плечи. На ходу разулся вместе со мной, прошел сквозь кухню и в коридор.

И мы в спальне у него, вновь опустил на кровать спиной, отчего я легко от пружинила, сам навалился сверху, как дикарь какой-то, как варвар, насильник. Вес давил, его губы искали, требовали, руки непрестанно щупали, расстегивали пуговицы на джинсах.

— Отпусти… — постучала по плечам.

— Нет, Вильмонт, не отпущу, — насильно поцеловал, просовывая язык в рот.

От этого вновь насильственного поцелуя, хотелось ударить его, сжаться, вытолкнуть из с себя. Опять это отчаянное чувство холода, осознание никчемности рядом с ним. Челюсть заболела от его напора.

Я не хочу таких прикосновений… Вырвала губы из-под его натиска.

— Клянусь, если ты изнасилуешь меня, я разорву этот дурацкий, брачный договор. И хоть что вы мне говорите! — громко выкрикнула, чтобы изъять из груди испуг я захлебывалась, тонула в его водах, боялась не вынырну больше никогда… Это чувство насилия топило.

Дима неожиданно отстал с поцелуями и на его щеках образовались ямочки, он засмеялся как-то нервно или надменно. Перевалился на один локоть и бедро рядом со мной и подпер голову ладонью.

— Запоминай, моя милая, — второй рукой обхватил мое лицо, большим пальцем потер мою щеку, как будто даже нежно, очертил контур губ. — Ты действительно думаешь, что даже, если я возьму тебя сейчас хоть одна живая душа узнает об этом? Камеры? ДА мне плевать. Кому подсобит Макс: тебе и побоится лишится глаз к примеру от меня? Ни одна живая душа, — мое лицо обхватил обоими ладонями вновь приближая наши лица. — Тебя у меня не заберет. Ты — моя, прими как факт. Видишь, какой я был послушный добрый мальчик, — скривился он, говоря пренебрежительно в лицо. — Я не трогал тебя, ждал пока нашу королевну озарит, пока она привыкнет к мысли, что будет моей женой. Но ты не желаешь этого понимать! — в окно барабанили капли дождя, и даже из моих глаз скатилась вода. — И контракт, моя дорогая, ты должна успеть обнулить за сто оставшихся дней, в противном случае мы автоматически становимся мужем и женой Попробуй дойди до юриста… оформи отказ… думаешь я позволю тебе это сделать? Оставлю здесь взаперти на всё оставшееся время. А твой папа ясно дал понять, что не против наших отношений с тобой. Я единственный, кто способен оградить его слабого ребенка от «людей».

Вновь поцеловал, засунул руку мне в джинсы, где успел расстегнуть мешавшие пуговицы. Пальцы отодвинули ткань белья и начали как обычно возбуждать. Я убрала лицо в бок, пока он отвлекся, но так и чувствовала, как по щекам и волосам текли ручьи этой бесполезной, соленой влаги.

— Эй, Вильмонт, — услышала его немного хриплый голос. Почти мягко взял пальцами за подбородок и развернул к себе лицом, рассматривал влажные полосы вокруг глаз и на щеках. — Не стоит плакать. Слезами не поможешь, ты же знаешь.

Его губы нашли мои, как и всегда. Его добыча вновь на его кровати, на его покрывале, скованная его властью.

А он и и не умел по-другому целовать, только, как похотливое животное, которому необходимо раздвинуть мне ноги и завладеть. Взять под контроль и брать, брать, брать.

Пальцами Дима пытался явно возбудить, а я глубоко дышала и просто оцепенела в его руках, под силой его давления и напора.

— Эй… ну успокойся… блядь… ненавижу твои слезы. Хватит, слышишь? — заглянул мне в глаза. — Успокойся, я уверен, что мы идеальны друг для друга. Только прекрати меня злить, это все о чем прошу тебя, Аня?

Он как будто шел на попятную, поглаживал прядку волос за ухом.

— Мы поженимся скажем через месяц… — шепнул от чего я вздрогнула как приговор. — Я возьму отпуск и поедим куда-нибудь вдвоем. Наконец, поговорим и я уверен, что всё у нас будет хорошо. Слышишь? — задал вопрос, на что я едва заметно дернула подбородком в знаке согласия, сама не могла сдержать слез, а Дима их пальцем стирал. — Всё. Прекрати. Моя жена должна быть сильной. Я не трону тебя сейчас… мы оба взвинчены и ни к чему это не приведет. Я сделаю тебе больно. Ты совершенно сухая.

Он встал с кровати, взлохматил волосы раздраженно, протяжно вздохнул прогнав напряжение из тела и пошел на выход не спеша.

— После работы приду и мы решим вопросы, — взял ручку двери распахнул и готовился к выходу, но по середине затормозил. — Я… это… девушки обожают говорить про любовь… Ну вот если она и существует, то можешь считать, что это она. Более сильных чувств я ни к кому не испытывал…

Дверь захлопнулась со щелчком. Он ведь обманывал правда? Все это насилие, все это насилие, что было? Почему тогда он так ко мне относился? Сердце стукнулось о ребра. Секунда, одна, вторая, третья, я не могла ничего произнести, боялась пошевелиться. В голове вихрь его слов.

У меня началась какая-то засуха, застой. Эмоции заснули, заглохли где-то внутри. Я ничего не чувствовала, только болезненные удары сердца, но только это было для меня сейчас важно. Что сердце билось, оно живое и чувствующее. Там не только боль засела и отчаяние. Оно еще что-то хотело чувствовать.

Тишина была моим союзником, но когда мелодия телефона послышалась где-то отдаленно в квартире, сердце притихло послушно, давая остальным эмоциям вернуться на трон властвовать.

Этот человек насиловал тебя, брал то, что ему надо было из раза в раз.

Он ставил тебя на колени при людно, поливал грязью.

Пользовался твоим телом и не возможностью отказать.

Он отдал тебя другому. Он оскорблял, обижал тебя.

Он всегда хотел сделать тебе больно.

Просто ты тот человек, который посмел ему отказать.

Встала с кровати, застегнула штаны. Пошел к Бастардам со своим враньем!

Злость это лучше, чем слезы. Какой институт? Отменяется. Нужна подушка для слез опять.

Спустя часа два после нашей ссоры вылетела из дома, консьержка очень внимательно посмотрела на мою спортивную легкую сумку в руках, уверенна едва я сяду в машину, скрываясь от проливного дождя, работница сразу доложит господину. Пожелала ей мучиться ночными кошмарами. Я здесь больше не останусь.

Тяжело дышала, сердце не успокаивалось от его слов.

А моя беременность, что делать с ней? Не хочу, не хочу носить его ребенка. Не хочу рожать ему ребенка, не хочу воспитывать с ним детей, не хочу быть его тряпкой под ногами, не хочу быть пустым местом. Хочу чтобы уважали, любили, чтобы с моим мнением считались.

А теперь, когда беременна… это же….я… мне не уйти.

Села в машину, выехала за вороты, волосы противно лезли в глаза, убирала пальцами мешавшие пряди подальше от лица. Нажала с такой силы на газ, словно моя жизнь зависела от того, как быстро окажусь у Ирины и получу хоть какую-то защиту. Выехала на свободную дорогу, только изредка встречались машины, я их обгоняла. Необходимо было все эмоции куда-то деть, выплеснуть их многообразие.

Я в тупике, оглядывалась по сторонам и не в силах найти малейшую лазейку, если только лбом пробить кирпич. Но, наверное, я так и поступала все время с Хаски билась и билась о твердую стену, и получала только уроны для себя, его же это не трогало.

Вспомнила, что кто-то звонил. Руку оторвала от руля потянулась за сумкой, расстегивая молнию. Попутно смотрела то на телефон, то на дорогу…

Небо гневалось…

Дворники на автомобиле запоздало поднялись вверх по лобовому стеклу и опустились, на небольшое время, дав обзор через стекло.

Яркий свет в глаза пронзил зрачки, которые немедленно заболели от резкости. Я зажмурилась, потом открыла.

Белый, чуть желтоватый свет фар приближался с противоположной полосы движения.

Молния перестала сверкать на небе, потухнув по сравнению со светом, излучаемым машиной. Гром послушно замолчал перед сильным истошным гудком двух автомобилей.

За стеклом автомобилей бесновалась природа, огорченная чем-то известным только ей одной. Визг тормозов по сырому асфальту был слышен на километры вперед. Противный скрип метала завыл вместе с ветром, долго, протяжно завыл, будто бы заплакал от боли. И протяжный скрежет двух встречных машин, приплюснутых друг к другу.

Встречная машина врезалась в сидение водителя с боку. Салон автомобиля пошатнулся, словно мир пришел в движение.

Выбитое стекло посыпалось серебристым дождем на копот машины и на панель внутри.

Внезапно по середине дороги появилось красивое, голубое свечение, которое приобрело очертания девушки. Дождь громко плакал и стенал, пока девушка глубоко дышала, стояла на сырой дороге и глядела на ладони перед собой.

Затем она почувствовала, как где-то в районе лба защипало. Сильная пульсация раскроила ее нежную кожу.

Кап… Теплая жидкость скатилась по краешку ее носа.

Кап… маленькая капля крови упала на ладони.

Девушка поднесла руки к глазам, чтобы получше разглядеть. В ладонях торчали острые, раздробленные осколки стекла, прорвавшие кожу. Каждый миллиметр ладоней колол, словно в них загнали раскаленное железо.

Кровь скатывалась из уголка губ девушки тонкой, предательской струйкой.

Разводы крови разрезали красивое лицо, будто морщинами.

Дождь плакал и заглушал остальные звуки. Запоздало девушка развернулась, чтобы увидеть вновь яркий свет фар и почувствовать как тело стало невесомым, легким и податливым.

С тяжелым ударом тело протащило по капоту, крыши и заднему бамперу другой машины. А закончилось падение на капоте второго автомобиля со звуком треснувшего, лобового стекла. А потом, будто ожив на секунду, или, словно ветер доброй рукой подтолкнул, тело скатилось вниз и свалилось на мокрый асфальт.

Дождь продолжал лить, смывал последствия аварии, очищал дорожку крови по капоту машины от съехавшего тела девушки.

Говорят сама Немийская земля против воссоединения двух заклятых врагов…