Погода в этот день была хорошая. Бодрящий ветерок, солнце. Но Дойлу казалось, что гудзонский паром ползет очень медленно. Над судном с криками кружили чайки. Семья туристов из Германии — отец, мать и две маленькие девочки, все нарядно одетые, стояли рядом с ним у поручней, кидали чайкам попкорн. Дойл улыбнулся. Соседство детей ему всегда было приятно. Когда паром, громыхая, подошел к причалу, он погладил головки девочек и, приподняв шляпу, поклонился родителям.
На берегу Дойл сел в трамвай, идущий в Западный Хобокен. Район этот был застроен недавно, появилось много новых магазинов и кафе. Дойла беспокоила интенсивность уличного движения. Автомобили, трамваи, конные экипажи… Он морщился, когда какой-нибудь автомобиль подрезал путь трамваю или пешеход чуть не попадал под колеса.
И вот наконец появилось странное трехэтажное здание с огромной вывеской «КИНОФАБРИКА». Он дернул провод, проходящий по салону. Трамвай остановился.
Справа от здания стояло несколько фургонов с кинооборудованием — прожекторы, камеры, декорации, — которые охраняли крепкие парни с сигаретами в зубах. У дверей собралась группа любителей автографов. В большинстве молодые мужчины с журналами под мышкой.
Дойл подошел к дежурившей у двери нервического вида молодой женщине в черном, до лодыжек, платье и шляпе в форме колпака. В руке у нее был пюпитр, дощечка с зажимом. Она подняла на Дойла сильно подведенные глаза и резко спросила:
— Вы в списке?
— Дело в том, что…
— Фамилия?
Дойл вздохнул.
— Артур…
— Кого я вижу! — произнес веселый голос из верхнего окна. — Как вы здесь оказались?
Дойл поднял голову. На него смотрела красавица с лучистыми глазами и копной великолепных каштановых волос.
— Бесс, дорогая!
— Я встречу вас внизу. Впусти его, Сандра. — Бесс исчезла из оконного проема.
Сандра удивленно вскинула брови и открыла дверь.
Дойл вошел, сделал несколько шагов, и путь ему преградила стена, скрепленная деревянными планками. Через щели струился яркий свет, и было заметно какое-то движение.
Общий шум перекрывал голос:
— …самый искренний актер на экране. Да, и имейте в виду, это печаталось в газетах Голливуда, а они знают, что говорят. Это их слова, мистер Бейкер, не мои. Да, я дам вам высказаться через пару минут, но вначале сам выскажусь о вашей рецензии — я неохотно употребляю это слово, потому что более подходящим было бы «поджаривание на шампуре», — так вот, ваша рецензия обнаруживает полное отсутствие вкуса. Я хотел бы знать, сэр, есть ли у вас вообще чувство юмора?
Дойл начал обходить стену, которая, как он уже понял, являлась задником декорации к фильму. Миновал стол, за которым пили кофе с пирожными трое в костюмах белых клоунов. Его остановил рык животного. На него свирепо смотрел желтыми глазами самый настоящий лев. Правда, из клетки. Царь зверей вышагивал по периметру своей маленькой тюрьмы и недовольно ворчал. Дрессировщик сидел рядом, у двери клетки, и ел жаренный на филе сырный сандвич. Изумленный Дойл двинулся дальше, но из темноты возникла Бесс в платье до пят, розовом жилете и туфлях на высоких каблуках.
— Артур! — воскликнула она, широко улыбаясь.
Дойл взял ее руки в перчатках и поцеловал в щеку. Бесс шутливо чмокнула его в губы.
— Почему же вы не сказали нам, что приезжаете? Мы два дня назад вернулись из Калифорнии и скоро едем в Англию. Слышали?
— Боюсь, меня привели сюда неотложные дела. Мне не хотелось бы его беспокоить…
— Чепуха. — Бесс взяла его под руку и повела в студию. — Но предупреждаю, сегодня он не в настроении. — Они шли мимо нещадно палящих прожекторов, нагромождения какой-то аппаратуры, вечно суетящихся членов съемочной группы, готовящих кульминационную сцену фильма «Человек оттуда», где главную роль исполнял… Гарри Гудини.
Увидев старого друга, Дойл покачал головой. Гудини, этот клубок энергии, двигался обычно со скоростью, в два раза большей, чем окружающие. Сейчас он был, как всегда, в отличной форме. На лицо наложен тяжелый грим, а густые, жесткие, как проволока, волосы с искусственной сединой. Льняная рубашка расстегнута, обнажая мускулистую грудь. Измученный помощник бежал рядом с телефоном.
— Нет, мистер Бейкер, такая рецензия никуда не годится. Где это видано, чтобы главного героя фильма — не говоря уже о том, что я, с вашего позволения, являюсь автором замысла, — едва упомянули. В то время как каждый стоящий журнал на континенте называет меня не иначе, как «великолепным». — Гудини бросил взгляд на декорации. — Нет, не так! — Он ринулся в другой конец студии и выхватил молоток из рук оформителя. Тот испуганно попятился. Гудини протянул трубку помощнику. — Держи Бейкера на линии! — И принялся вбивать гвозди в ящик, нагруженный тяжелыми якорными цепями. — Мне нужен зазор для дыхания по крайней мере в полтора сантиметра. — Гудини сунул молоток оформителю, выхватил у помощника трубку и закончил тираду: — Мне кажется, вы по какой-то причине меня недолюбливаете, сэр. Это неразумно. Зачем же делать из Гудини врага?
Бесс посмотрела на Дойла и улыбнулась.
— Так-так, я вас слушаю. — Гудини ненадолго замолчал. — Ну что ж, это может сработать. Согласен, интервью непосредственно перед выходом фильма на экраны… это интересно. Конечно, если сделать акцент на моей актерской игре. Да, мистер Бейкер, нужно осваивать новые формы подачи материала. Понимаете? Но разумеется, это не должно стать очередным вариантом «Короля наручников». Да, я уже сказал, идея мне нравится. Давайте встретимся, посидим в моей библиотеке. Адрес вы знаете. Кстати, у меня одно из самых полных собраний книг по магии в мире. Значит, в воскресенье? Хорошо.
Гудини сердито замахал двум рабочим, устанавливающим картонную пальму. Подбежал, оттолкнул их и поправил дерево, не отрывая трубки от уха.
— Прекрасно… прекрасно… Позвоните Францу, обговорите с ним детали. За ленчем побеседуем о картинах, посмотрите библиотеку. Рад был с вами поболтать. Может, возьмете с собой жену и детей? Поедем на студию. Я проведу для вас экскурсию. Да? Великолепно. Я пришлю машину. Напомните Францу и об этом тоже. Да, прекрасно, мистер Бейкер. Нет-нет, зовите меня Гудини. Для ближайших друзей, даже для жены, я просто Гудини. Ладно. Хорошо. Да-да, я понял. До встречи. — Он швырнул трубку на аппарат и осмотрелся. — Почему все стоят? Надо снимать картину!
Он повернулся к Бесс и подмигнул. Она показала ему глазами на Дойла.
— Боже! — Он подбежал к Дойлу и заключил его в объятия. Затем отстранил, оглядел своими пронзительными голубыми глазами и снова привлек к себе. — Боже.
Дойл удивился. Насколько он помнил, прежде Гудини особой нежности не проявлял.
— Я очень рад видеть вас, дружище. — Дойл похлопал Гудини по спине. — Очень рад.
Гудини рывком разжал объятие.
— Боже, Дойл, почему вы не сообщили о своем приезде?
— Я…
— Мы только вернулись из Калифорнии.
— Я ему уже сообщила… — начала Бесс.
— Вы там бывали? Великолепное место. С утра до вечера солнце. Кстати, вы должны написать что-нибудь для кино. Как видите, мы вовсю здесь снимаем. — Гудини кивнул на декорации. — Уверяю вас, двадцатый век станет веком кино. А мы в ближайшее время направляемся в Англию. Неужели не слышали? Надо читать газеты, старина. Поехали с нами. Сэкономите деньги. — Гудини засмеялся и сильно хлопнул Дойла по плечу.
— Гудини…
— Подождите. — Он потащил Дойла в центр студии. — Леди и джентльмены! Позвольте представить вам моего дорогого друга, создателя Шерлока Холмса, величайшего детектива всех времен и народов. Перед вами единственный и неповторимый сэр Артур Конан Дойл.
Все зааплодировали. Появился фотограф и сделал снимок.
— Мне нужно с вами поговорить.
— Конечно. — Не отпуская руку Дойла, Гудини поздоровался с человеком, вошедшим в студию.
— Наедине, — настаивал Дойл.
По лицу Гудини пробежала тень недовольства.
— Ладно. Идите ко мне в гримерную, Артур. Я появлюсь там через несколько минут.
Гудини ворвался в гримерную, когда Дойл собирался читать «Нью-Йорк дейли ньюс» во второй раз. Тут же скинул рубашку, облачился в халат и принялся рыться в картонной коробке.
— Сейчас, сейчас. Прежде чем начать беседу, я хочу показать вам кое-что. Боже мой! Здесь никогда невозможно ничего найти. Ах да, вот она. — Гудини вытащил коробку с пленкой и протянул ее сидящему за гримерным столиком Дойлу. — Это для вас. Самая первая копия «Острова страха», невероятно кассовая. У вас есть аппаратура для показа? Я вам дам. Все, это вас не касается. Скажу Францу, он организует. Вы, конечно, в Уиндлхеме? Я пошлю ее туда. О!.. Может, мы посмотрим вместе? — Гудини подошел к раковине, пустил воду, намылил руки. — Идеи потрясающие. Сенсационно! Сценарий сочинил один парень. Очень приятный. Вы должны с ним познакомиться. Зовут Тед, а вот фамилию забыл. — Гудини смыл грим с лица. — Трюки там сняты потрясающие. Понимаете? Работа чистая, без подделок. Материал просто изумительный. А эти сукины дети, критики, извините меня, именно сукины дети, иначе их не назовешь, не оставляют меня в покое. Что это, если не зависть? Не хотят, чтобы я развернулся. Понимаете? Некоторые не хотят. А большинство хочет. На предыдущую картину во всех кинотеатрах были аншлаги. Почти месяц. Вы ее не видели? Чертовски хороша. — Гудини насухо вытерся полотенцем. — Главную роль там исполняет Чаплин. Очень забавный. И к тому же славный малый. Вы должны с ним познакомиться. Он англичанин, как и вы…
— Гудини, остановитесь!
Тот поднял удивленный взгляд.
— Что вы сказали?
Дойл встал, плотно прикрыл дверь и развернулся к Гудини:
— Садитесь, пожалуйста.
— Дойл…
— Садитесь!
Гудини сел. Дойл положил руки на стол.
— Умер Дюваль.
— Я знаю, — произнес Гудини.
— Откуда?
— Я президент Американского общества магов. Мы получаем информацию по своим каналам. — Гудини сделал скорбное лицо. — Да, новость печальная.
— Это было убийство. Вам тоже известно?
— Дойл…
— Вам тоже известно? — с нажимом повторил Дойл.
— Его сбил автомобиль, — сказал Гудини.
Дойл понизил голос:
— Видимо, вы забыли, кто сейчас сидит перед вами. Если я говорю, что его убили, значит, убили. Запах преступления я не спутаю ни с каким другим.
— Позвольте спросить, в какой мере это касается меня?
— В той мере, что игра не закончена, — ответил Дойл.
— Это больше не моя игра, сэр.
— Как же так? До сих пор она была вашей.
— Больше не будет.
— Из зала реликвий похищена книга. Дюваля убили из-за нее. Теперь Лавкрафта обвиняют в убийстве…
— Ко мне это все не имеет никакого отношения! — прервал его Гудини.
— Но ведь прежде мы были единой семьей, Арканумом, прежде чем это все…
— Чепуха. Мы попусту тратили время. То, что происходило со мной, я расцениваю как помутнение рассудка.
— Самое простое — встретить феномен, не поддающийся объяснению, и назвать это помутнением рассудка.
— Вздор. Медиумы и парапсихологи — шарлатаны.
Дойл чувствовал, что теряет самообладание.
— А может, вы боретесь с ними, чтобы каждый день видеть свою фамилию в прессе? Я полагаю, для вас это самое главное.
— А вы их поддерживаете! Всю спиритическую бессмыслицу.
— Эта бессмыслица, к вашему сведению, является моим глубочайшим убеждением.
— Дойл, они же вас дурачат. Неужели не понимаете? Городят все, что придет в голову. И почему не нужно разоблачать этих медиумов, показывать, кто они есть на самом деле? Почему? Они берут у людей деньги, а затем паразитируют на их горе, пробуждают в людях ложные надежды. Мне это отвратительно. Покажите мне одного, всего лишь одного медиума, который сделает что-то, чего я не смогу объяснить, и я поверю. Боже, я жажду поверить! Вы думаете, мне не хочется поговорить с мамой? — Стоило сентиментальному Гудини произнести слово «мама», как у него перехватило горло.
Это умерило гнев Дойла.
— Вам не удастся стереть прошлое, даже если очень постараетесь.
— Я ничего не хочу слышать о прошлом.
— Значит, это все была ложь?
— Дюваль мертв. — Гудини отвернулся. — И пусть это умрет вместе с ним.
— Но у вас перед ним долг.
— Долг? — вскинулся Гудини. — Я кому-то должен? Я, Гудини? Да у меня уже в двадцать один год была мировая слава.
— Черт возьми, это единственное, что вас заботит. Верно?
— Придержите язык, Артур. Вы слишком много себе позволяете.
— А вы все фокусничаете, Гарри Гудини. Играете со смертью, пытаетесь ее обмануть. Но внутри вас прячется трус.
— Если бы вы не были пожилым человеком, я бы преподал вам урок…
— Гарри, пусть возраст не станет для меня оправданием. Давайте. Я настаиваю.
— Я джентльмен.
— Нет, вы обманщик.
— Что вы сказали? — Гудини выкрикнул это так громко, что внизу, в студии, все затихли. Послышались шаги на лестнице.
— Люди гибнут, — продолжил Дойл. — Лавкрафта заперли в эту чертову психбольницу для преступников. Он следующий!
— Они знали, что идут на риск! — бросил Гудини.
Дойл вздохнул:
— Может, я действительно уже старый. Моя жена так считает. Дело в том, что в последнее время… в первый раз за пятьдесят лет я обнаружил, что не могу сочинять. Ни слова. На месте, где прежде обитало вдохновение, одна лишь печаль. Как хотите, но гибель Дюваля просто требует, чтобы мы снова в последний раз собрались вместе и закончили начатое. Да, случались размолвки, но все же нам удалось заглянуть под покров тайны, проникнуть в святая святых, а после этого никто прежним оставаться не может. Вот, например, вы. Почему вы кидаетесь из одной авантюры в другую, не давая себе даже секундной передышки? Потому что с тех пор, как мы это сделали вместе, вы никогда не переживали ничего подобного. Многие в мире считают вас своим идолом, Гудини. Ваша слава чрезмерна. Она достигла предела, и ничто больше не может ее увеличить. Решение, которое вы сейчас принимаете, связано с тем, что вам страшно заглянуть внутрь себя.
Дверь распахнул Франц Куколь, администратор Гудини.
— Босс, мы слышали какой-то крик.
Гудини не ответил. Он пристально смотрел на Дойла.
— Босс, все в порядке?
— Мистер Дойл собирается уходить, — промолвил Гудини.
Дойл помрачнел еще больше.
— Меня не нужно провожать, я знаю дорогу. — Он метнул на Гудини уничижительный взгляд и подошел к Куколю. — Позвольте.
Администратор посторонился. У двери Дойл обернулся:
— Говард заперт в лечебнице «Беллью». Сомневаюсь, что он доживет до утра, если мы что-нибудь не предпримем.
Лицо Гудини оставалось непроницаемым. Дойл пожал плечами и шагнул в коридор.