Арканум

ГЛАВА 17

Вспыхнула магниевая пудра фотографа, на мгновение осветив переулок. Детектив Маллин отвернулся.

— Закурить есть? — спросила Замарашка, худая, как щепка, проститутка с лошадиным лицом. От холода ее спасала лишь драная шаль.

Пока Маллин давал ей сигарету, взорвалась еще одна вспышка. На тротуаре толклись полицейские, выдыхая в холодный влажный воздух клубы пара.

— Так на чем мы остановились? — Маллин посмотрел на Замарашку.

— Ну вот я и говорю, Джимми, он у меня постоянный. Любит заниматься этим стоя. Я повела его на детскую площадку, но ему там не понравилось. У него же две дочки. Ну мы двинулись в переулок, а там… — Она замолчала.

— Его трогали?

— Нет.

Маллин заметил, как дрожат ее руки, когда она подносила к губам сигарету. Замарашка была закаленной девушкой, видела мертвецов много раз. Однажды даже чуть не перерезала горло клиенту осколком стекла. А теперь вот готова заплакать.

— Что сделали с Декстером эти подонки… — Ее голос дрогнул.

— Иди домой, Замарашка, согрейся, — посоветовал Маллин.

— Спасибо, детектив.

Он поежился. Холод пробирал его до костей. Полицейские расступились, пропуская шефа к месту происшествия. Фотограф стоял на коленях, нацелившись камерой на убитого. Нажал на кнопку затвора. Ослепленный вспышкой, Маллин поморщился и махнул:

— Достаточно. Иди.

Фотограф поднялся, поправил шляпу.

— Может, сделаем еще парочку снимков, детектив? Очень уж красиво.

— Убирайся! — рявкнул Маллин.

Обиженный фотограф схватил штатив и зашагал прочь.

Маллин прошелся по переулку. Дрожащие руки Замарашки почему-то не давали ему покоя.

Декстер Коллинз — не старуха и не молодая девушка. Маллин знал его достаточно хорошо и считал славным парнем. Декс не боялся схлестнуться с гангстерами, мог постоять за себя. Но на сей раз ему, видимо, не повезло. Маллин нагнулся. Это была одна из самых жутких сцен, какие он когда-либо видел. Глаза убитого с лопнувшими кровеносными сосудами на холоде стали молочно-голубыми. Коротко подстриженная борода вся в запекшейся крови, уши тоже. Маллин насчитал по крайней мере дюжину глубоких колотых ран. Бледно-серая кожа вся испещрена странными голубыми венами, проступившими на поверхности, начиная со лба и кончая ступнями.

Он повернулся к полицейским:

— Переверните его.

Они подняли Декстера за руки и за ноги. Положили лицом на тротуар. Превозмогая отвращение, Маллин оторвал прилипшие к спине убитого газеты, заранее зная, что увидит. Действительно, как и у предыдущих жертв, позвоночник Декстера был вырезан. В последние несколько суток стояла минусовая температура, поэтому нельзя было определить, убит ли он прошлой ночью или раньше. Значит, Лавкрафт по-прежнему оставался главным подозреваемым. Но Маллин сознавал, что это идиотизм. Декстер раздавил бы Лавкрафта одной рукой, как муху.

Его убивали несколько подонков. А это уже совсем другая статья уголовного кодекса, не важно, нравится такой оборот дела Полу Кейлебу или нет. И совершенно неясны мотивы. Погибшие были незаметными людьми. Не богачи, не знаменитости.

Маллин снова вспомнил Дойла. Странный старик. Оказывается, знаменитый писатель, а так умело орудует тростью, причем как молодой. Разумеется, он не убийца, но тогда какого черта врал насчет знакомства по переписке? И зачем пришел к Лавкрафту на ночь глядя?

И самое главное, кто и почему подставил Лавкрафта?

Маллин продолжал размышлять об этом глубокой ночью, сидя в полицейском автомобиле у лечебницы «Беллью» рядом с похрапывающим Уолли. Ответ на вопрос надо искать где-то здесь. У Лавкрафта был только один посетитель, некий мистер Уоткинс. Ясное дело, фамилия выдуманная. Лавкрафт — убийца или пешка в какой-то игре? Умный псих или марионетка? И если последнее, то кто дергает за ниточки?

— Вот это да, — прошептал Маллин и сильно встряхнул Уолли.

Тот встрепенулся:

— А? Что?

— Заткнись, — буркнул Маллин. — Сейчас три часа ночи. — Он показал на площадку у ограды лечебницы «Беллью». — Смотри, вон там мистер Дойл.

Недалеко от полицейского автомобиля под фонарем стоял Дойл с какой-то женщиной. Они тихо переговаривались, озираясь.

— С кем это он? — спросил Уолли.

— Выглядит, как будто шлюха. — Маллин помрачнел, озадаченный новым поворотом событий.

— Нашли где пристроиться. — Уолли достал фляжку и глотнул. — Давайте, босс, сделаем их. — Он взялся за ручку дверцы, но Маллин остановил его:

— Нет. Подождем, посмотрим, что они…

Неожиданно к окошку со стороны пассажира прилипло обросшее щетиной лицо.

— Извините, братцы! Очень хочется выпить. Понимаете, продрог так, что зуб на зуб не попадает. А у тебя, я вижу, кое-что есть. — Бродяга кивнул на фляжку Уолли. — Поделись, Христа ради.

— Заткни свою дыру, остолоп, — пробормотал Уолли.

— Убирайся, — прохрипел Маллин, не отрывая глаз от Дойла и его спутницы.

— А что такое, мои дорогие? Разве я невежливо попросил? — Бродяга прижал нос к стеклу.

— Ну вот что, клоун, я тебе сейчас покажу. — Уолли завозился с дверной ручкой.

— Ты хочешь их спугнуть? — сердито прошептал Маллин, оттаскивая его.

— Я всего лишь попросил немного выпить! — воскликнул бродяга. — Подумаешь!

Разозленный, Маллин полез за пистолетом. Уолли прижал к стеклу жетон.

— Полиция. Уходи. Пошел прочь.

— Полиция? — Бродяга завопил так, что его можно было услышать за несколько кварталов. — Почему же вы сразу не сказали?

— Идиот! — крикнул ему Уолли.

— Будь он проклят! — Маллин ударил кулаком по приборной доске, потому что Дойла и женщину как ветром сдуло. — Паршивый сукин сын. — Он вышел из автомобиля и обогнул капот.

Бродяга резво отскочил и принял боксерскую стойку.

— Не смейте применять насилие.

— Сейчас я тебе дам выпить, пес вонючий…

Продолжая хихикать, бродяга скрылся в тени. Маллин выругался и спрятал пистолет в кобуру. Они уехали. Наблюдение было сорвано.

Дойл прижал Мари к стене. Автомобиль, в котором сидели Маллин и Уолли, прогромыхал мимо и скрылся за поворотом.

— Они уехали? — промолвила Мари.

— Кажется, да. — Дойл отстранился, неожиданно осознав, что все это время обнимал ее. Откашлялся. — Ты замерзла?

Мари улыбнулась:

— Уже нет.

— Мари…

Она подняла руку.

— Ш-ш-ш!

К ним кто-то приближался.

Дойл встал посреди тротуара, положив обе руки на трость.

— Артур, давай лучше продолжим изображать влюбленных, — прошептала Мари и потянула его к себе. Он обнял ее. Прижал губы к шее, руки опустились ниже, к бедрам.

Из переулка вышел бродяга.

— Надо же, вздумали мне угрожать… да я… да если какая-нибудь сволочь свяжется со мной, я…

Он остановился рядом. Дойл и Мари прервали объятие. Бродяга широко улыбнулся.

— Подайте пенни грешнику.

Мари брезгливо поморщилась.

— Бог подаст.

— Отвали, приятель, — буркнул Дойл.

— А красотка у тебя совсем даже ничего. — Бродяга уставился на Мари.

— Тебе сказано, убирайся! — Дойл приставил к его груди конец трости.

— Ой-ой, напугал. — Бродяга вскинул руки в дурашливом ужасе. — А самого выслеживает полиция. Расскажи лучше, что ты натворил, парень?

Дойл насупился.

— Кто ты?

— Не важно. А вот кто сидит вон в том доме, хотелось бы знать? Говорят, тот самый загадочный убийца, который расправился с добрыми людьми из приюта.

Дойл схватил бродягу за воротник.

— Кто тебя послал?

— Хочешь знать, кто меня сюда послал? В самом деле?

— Говори!

Бродяга с притворным испугом оглянулся по сторонам и произнес:

— Меня послала сюда… жена.

— Жена? — Мари вздохнула и обратилась к Дойлу: — N'est ce pas[16], этот господин напрашивается, чтобы ему дали под зад?

Бродяга усмехнулся:

— Мари, в газетах писали о твоей смерти, но я ни секунды не сомневался, что это вранье.

— И не пролил ни единой слезинки, Гарри, я уверена.

— Зови лучше меня, как прежде, Гудини.

Он выплюнул накладную десну и улыбнулся.

— Зачем вы заявились сюда так поздно? — поинтересовался Дойл.

— Чтобы попытаться спасти вашу неуклюжую задницу. За вами следят детективы, значит, вы изрядно наследили. И это при вашей известности. — Одним движением Гудини сбросил парик и отодрал фальшивую бороду. — Пока вы в этом городе, у меня не будет ни минуты покоя, ведь, несмотря на размолвки, мы все равно друзья, и я не могу позволить вам лезть напролом и ломать себе шею. — Он расстегнул пиджак, под которым оказалась лишь белая тенниска. — Я пришел, потому что в таком деле вам без меня не обойтись.

Полицейские Симус и Паркс были очень недовольны. Сегодня их заставили околачиваться на холоде у ворот лечебницы «Беллью», приказали повысить бдительность. В связи с чем, детектив Маллин не объяснил.

— Говорят, там сидит какой-то вампир. — Паркс похлопал руками по бокам, чтобы согреться.

— Неужели? — спросил Симус с опаской. Он боялся вампиров.

— Ты не слышал? Он не только вырезал у своих жертв позвоночники, но и выпивал всю кровь.

— Надо же, кровь. — Симус бросил взгляд на погруженную в безмятежный сон тюремную лечебницу.

У Паркса загорелись глаза.

— У этого убийцы, его зовут Лавкрафт, дома нашли человеческие органы в ящике со льдом, замороженные, как стейки.

— Ладно тебе!

— Ты не веришь?

— Перестань болтать, — взмолился Симус. — Сделай перерыв. Отдохни.

— Но я добрался до самого интересного…

Паркс замолчал. Дверь лечебницы со скрипом отворились, и кто-то, тяжело ступая, двинулся в их сторону.

— Боже, — прошептал Симус, — это тот самый санитар. Санитар был без пальто. Пар со свистом вылетал у него из ноздрей, как у дракона. На руках черные резиновые перчатки до локтей, в зубах самокрутка. Взгляд тяжелый, тупой и скучный, как у крокодила. Он остановился перед полицейскими.

— Спички есть?

— Конечно, конечно. — Порывшись в кармане, Паркс извлек пакетик с картонными спичками и кинул ему. Санитар развернулся и направился к лечебнице.

— Да, да! — крикнул ему вслед Паркс. — Можете оставить их себе.

— Дурак, это же наши последние спички, — проворчал Симус.

— Так иди и забери их, — предложил Паркс.

Симус посмотрел на массивную фигуру, скрывшуюся во мраке.

— А, хрен с ними.

Санитар Моррис постоянно слышал голоса. И сейчас тоже. Он негромко замычал, затянувшись в последний раз самокруткой, погасил, прижав большим и указательным пальцами, швырнул в сторону. Поднимаясь по ступеням, сжал кулаки так, что хрустнули костяшки. Голоса неистовствовали. В основном женские. Вот бабушка опять что-то бормочет. Моррис вспомнил, как она колотила его по лбу своими костлявыми кулачками и обзывала дураком. Моррис ничего не понимал, что говорили учителя в школе. К тому же дети дразнили его «Моррис-Доррис», потому что бабушка не стригла ему волосы. А потом он вывихнул одной девочке руку, и его выгнали из школы. Моррис вспомнил, как девочка плакала, а ему показалось, что она выглядит забавно вот с такой рукой, как персонаж из комикса. Его тогда за это здорово побили по голове. И вообще, если он делал что-то, что ему нравилось, то неизменно получал по голове. Моррис к этому уже привык.

А больше всего он любил душить кошек. В детстве Моррис почему-то их сильно боялся, поэтому убивал. Выслеживал и сворачивал голову, потом затаскивал под дом. Там скопилось много мертвых кошек. Дело в том, что нос у Морриса после болезни в раннем детстве был заложен, и он не чувствовал запаха. В общем, запах его выдал, а жаль, ведь Моррис любил свою коллекцию. Ему нравилось залазить под дом и ласкать своих кошек. Убежать они не могли, и он мог ласкать их часами. Когда бабушка наконец обнаружила его сокровища, трупы сорока восьми кошек, Морриса выгнали из дома. Вскоре он вернулся, но его выгнали снова.

Врачи лечебницы «Беллью» были недовольны «склонностью Морриса к жестокости», но не выгоняли, потому что он единственный мог утихомирить самых буйных психов. Они извивались у него, как кошки. Если он кому-то случайно ломал шею, то не пугался, поскольку на белых машинах постоянно привозили еще. Их запасы не истощались. Лица разные, но глаза одинаковые, и голоса тоже. И здесь за то, что Моррис делал с ними, его никто не бил по голове.

Сейчас он направлялся к этому костлявому, с плаксивым голосом и черными глазами. Моррис предпочитал толстых, но человек с голубым моноклем велел его прикончить. Непонятно почему, но Моррису хотелось угодить человеку с голубым моноклем. Он признался, что боится скандала, как это было когда-то с коллекцией кошек, но тот его успокоил. Сказал, что все будет прекрасно. Пообещал Моррису хорошую работу с учетом его склонностей.

Моррис нащупал в кармане пачку денег и повеселел. Завтра можно будет купить много вкусных рогаликов. Он вошел в вестибюль и направился к двери на лестницу, сорвав со стены пожарный топор.