Арканум

ГЛАВА 39

— Постарайтесь убедить его не делать глупостей, — посоветовал Пол Кейлеб.

Бесс кивнула, подошла к зарешеченной двери камеры, и Гудини встал.

— Извини. Я очень сожалею, что так получилось.

Борясь со слезами, Бесс просунула руки между прутьями решетки. Он взял их в свои и поцеловал сначала одну, потом другую.

— Что с тобой происходит? — прошептала она.

Детектив Маллин посмотрел на Кейлеба. Окружной прокурор показал ему жестом, чтобы он оставил супругов одних. Маллин поднялся.

— Я, пожалуй, покурю.

— Да, покурите. — Кейлеб вышел вслед за ним.

Гудини поцеловал Бесс и медленно соскользнул на пол.

Она опустилась на колени рядом. Погладила его голову. Он всхлипнул.

— Что я наделал! Что я наделал!

— Послушай, дорогой…

— Не говори ничего.

— Гудини…

— Не надо… — Он отстранился и повторил: — Не надо.

— Артур сказал… — начала Бесс дрожащим голосом.

— К черту Артура! — Гудини вскочил. — Я это сделал. Совершил убийство.

Бесс тоже встала. Вся в слезах.

— Но ты послушай…

— Нет.

— Перестань. — Она отвесила ему пощечину и сжала ладонями голову, чтобы он не мог отвернуться. — Артур просил, чтобы ты вспомнил последние слова Дюваля перед смертью.

— Он проник ко мне в сознание, — признался Гудини.

— Теперь ты понимаешь?

— Нет, — признался он.

— Неужели Дюваль по своей воле бросился под колеса автомобиля?

— Не знаю…

— А ты ненавидел эту женщину?

— Нет. Я…

— Желал ее смерти?

— Конечно, нет.

— Тогда почему ты ее убил?

— У меня и мысли такой не было.

— Значит, это подстроил Дариан.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Но ведь ты Гарри Гудини. — Она показала на решетку.

— Нет.

— Да! — Глаза Бесс вспыхнули. — А разве есть еще какой-то выход?

— Это не выход, — прошептал он, — а самоубийство. Через несколько часов о моем побеге узнает весь мир. Дариан примется за остальных. Следующим будет Артур.

— Тогда пусть тебя вызволит Себастьян.

— Нет.

— Что ты собираешься делать?

Гудини зажмурился.

— Если я принесу себя в жертву, он перестанет преследовать остальных.

Бесс ужаснула решимость мужа.

— Пожалуйста, любовь моя, мы должны найти выход.

— Нет. Я не могу подвергать опасности остальных. Слишком многое поставлено на карту.

Бесс хотела возразить, но отворилась дверь, и вошел Пол Кейлеб.

— Извините, миссис Гудини. Свидание закончено.

Бесс поспешно вытерла слезы.

— Я люблю тебя больше жизни, — выдохнул Гудини и начал исступленно целовать ее руки.

Она коснулась его щеки, затем быстро прошла мимо Кейлеба на лестницу.

Кейлеб приблизился к зарешеченной двери.

— Итак, Гарри… с женой вы встретились. Что дальше?

Гудини обжег его взглядом.

— Я не намерен спасать себя ложью.

Прокурор нахмурился.

— Друг мой, неужели вы способны отбросить все, достигнутое таким упорным трудом? К чему бессмысленные жертвы? Ведь все можно поправить. Наоборот, скандал прибавит вам популярности. Сделайте правильный шаг.

Гудини сжал прутья решетки.

— Я вижу, у вас создалось впечатление, будто я способен ради спасения карьеры принести в жертву своих близких. Так вот, — он посмотрел в глаза прокурору, — делайте что хотите. Я готов ко всему.

Дойл осторожно прикрыл дверь кабинета Константина Дюваля на втором этаже, стараясь не беспокоить Лавкрафта. Тот ходил по комнате, погруженный в мысли.

— Мне нужно время.

В центре стола стояло обсидиановое зеркало Джона Ди, рядом навалены книги, свитки, справочники и энциклопедии. А кроме того, довольно странный комплект музыкальных инструментов: коровий колокольчик, треугольник и флейта.

— Как раз времени-то у нас сейчас и нет, — сказал Дойл.

— Оно реагирует на определенные частоты, я убежден. Посмотрите. — Лавкрафт поднес к зеркалу треугольник и щелкнул по нему ногтем. Раздался мелодичный звон, который задержался в воздухе на несколько секунд.

— И что…

— Ш-ш-ш… Смотрите на зеркало.

Дойл подошел ближе. Когда звук замер, по центру зеркала прошла едва заметная рябь.

— Что это значит? — прошептал Дойл.

— Окно, — ответил Лавкрафт.

— Окно? Куда?

— Джон Ди и Эдвард Келли использовали его для общения с ангелами. На других частотах можно установить контакт… с другими реальностями.

— Какими другими реальностями?.. — начал Дойл и вдруг заметил, что открыта дверца высокого дубового ящика, стоящего в задней части кабинета. Обычно он был заперт на десять замков. Кроме того, на самой дверце Дюваль выжег предупреждающие знаки на семи магических языках.

— Говард, это же сейф Дюваля.

— Я знаю.

— Но его нельзя открывать.

— Почему?

Неожиданно Дойл осознал, что разбросанные по столу книги — оттуда, из сейфа.

— Вы совсем потеряли рассудок?

— Пока нет, — усмехнулся Лавкрафт.

— Но это книги культа Ктулху!

— Мне это хорошо известно.

— И вы рискнули сломать на них печати и открыть ворота в Шамбалу?

Лавкрафт бросил на Дойла свирепый взгляд:

— Дариан хотел войны, он ее получит.

— Но это может стоить вам жизни!

— Прошу вас, оставьте меня одного, — сказал Лавкрафт и снова повернулся к зеркалу.

— Говард…

— Артур, мы не можем позволить, чтобы он добился успеха. — Голос Лавкрафта звучал бесстрастно и уверенно. — Цена тут не важна.

— Вы собираетесь принести себя в жертву? — взволнованно проговорил Дойл.

— Пожалуйста, заприте за собой дверь, а потом забаррикадируйте. И не заходите сюда, что бы ни услышали. Иначе я действительно погибну. Понятно?

— Хорошо. — Дойл неохотно подчинился. — Если вы этого хотите…

— Спасибо.

Дойл захлопнул дверь.

Пришлось взять из библиотеки большой ореховый шкаф, который втащили по лестнице четверо людей из команды Себастьяна. За одну сторону держал Отто, за другую — трое остальных. Шкаф закрыл не только вход в кабинет Дюваля, но и большую часть стены. Именно это Дойлу и было нужно. Охранять поставили Отто со строгим указанием ни в коем случае в кабинет не входить, какие бы звуки оттуда ни доносились. Аналогичные указания получили и другие члены команды Себастьяна, прибывшие в «Гнездо совы».

В доме застучали молотки и завизжали пилы. Кругом валялись опилки. Циркачи возились с веревками, проволокой, винтовыми стяжками, соединительными скобами, крюками, зажимами, цепными подъемниками и якорями.

К трем ночи часть плотницкой работы была закончена, и они смогли урвать несколько часов для сна.

Отто спал в обитом бархатом кресле из столовой, которое поставили перед шкафом. У ног возвышался пустой кувшин из-под кьянти. Раздался резкий звук, будто выстрелили из ружья. Он раскрыл глаза, заморгал, пытаясь вспомнить, где находится. Из-за двери кабинета донесся оглушительный смех, больше похожий на вой. Прошла минута, и снова вой, теперь уже с какими-то булькающими всхлипываниями.

Отто напряженно ждал. Тишина была глубокой и длилась долго. Он не вполне осознавал, что именно тревожит его в этой тишине, но воспринимал ее как разумное существо.

Следующий звук был ужаснее предыдущих. В возгласе можно было различить слова на непонятном гортанном языке. Затем опять тишина. Отто терзали жуткие предчувствия. Чем дольше длилась тишина, тем сильнее он желал, чтобы она закончилась. И тем сильнее боялся следующего крика. Он достал из жилетного кармана часы и не успел их раскрыть, как тишину прорезал вой страшнее, чем предыдущий. В нем ощущалась неописуемая тоска, смешанная с мольбой. Отто бросился к шкафу, начал отодвигать, но его остановил возникший в конце коридора Дойл.

— Не трогайте шкаф, — приказал он.

— Но там творится что-то кошмарное! — крикнул Отто.

Вой перешел в торопливый горячечный шепот, словно у Лавкрафта было мало времени, чтобы сообщить что-то очень важное. Вскоре его голос возвысился до истерического хохота, пресекся и перешел на более высокий регистр. Через полминуты он стал всхлипывать и говорить одновременно, не останавливаясь.

Из своей комнаты выскочила Эбигейл и подбежала к шкафу. Дойл поймал ее за руку.

— Нет! — простонала она. — Позвольте мне туда войти!

— Эбигейл, это его погубит.

— Но он так страдает.

— Мы ничего не можем сделать, Эбигейл. — Дойл взял ее за плечи. — Он старается для нас. Для тебя. Если мы сейчас войдем, он погибнет. Ты этого хочешь?

Она смущенно опустила голову.

— Послушай, — Дойл взял ее руки в свои, — в мире нет более квалифицированного специалиста по этим вопросам, чем Говард Филлипс Лавкрафт. Если мы сможем сейчас раскрыть для него свои сердца, я уверен, ему удастся отыскать обратный путь. Ты сможешь сделать это? Сумеешь вызвать его в своем воображении?

Эбигейл робко кивнула, и Дойл поцеловал ее в лоб.

— Это будет для него маяком, путеводной звездой.

У забаррикадированной двери кабинета собрались все. Некоторые заткнули уши, чтобы не слышать криков. Но хуже, когда наступала зловещая тишина, от которой душа переполнялась ужасом.

Наконец занялся рассвет. У шкафа стояли Дойл, Мари, Себастьян, Отто и доктор Фаустус. Бледные, осунувшиеся. Неудивительно, ведь проникновение в Зазеркалье воздействует на душу, оставляя в ней отпечаток, подобно тому, какой солнце оставляет на коже. Но если они, находящиеся в стороне, почувствовали это, то что должно произойти с тем, кто был в эпицентре?

— Давайте, — мрачно произнес Дойл.

Отто оттащил шкаф, открыв доступ к двери кабинета Дюваля.

— Я войду один, — предупредил Дойл и вставил ключ. Он шагнул в кабинет, закрыв за собой дверь. Примерно с минуту обозревал царивший там беспорядок. Перевернутые стулья, разбросанные по полу книги и свитки. Лавкрафта нигде не было. Дойл решил, что демонолога поглотило обсидиановое зеркало, но вдруг заметил тонкую руку, высовывающуюся из-за шведского бюро.

— Говард!

Рука не пошевелилась. Дойл подошел. Лавкрафт сидел, прислонившись спиной к стене. Одежда измята и пропитана потом. Очки валялись рядом, оправа погнулась. Изо рта пахло кислятиной. Кожа была настолько бледной, что отдавала голубизной.

— Говард!

Дойл опустился на колени, пощупал пульс и с облегчением обнаружил, что сердце, хотя и слабо, но бьется. Приподнял его веки, внимательно изучил расширенные зрачки и сунул под нос нюхательную соль. Голова Лавкрафта дернулась, а тело завибрировало. Демонолог брыкался и молотил руками направо и налево, но Дойл держал его, пока он не успокоился.

— Говард! Говард! Это я, Артур.

Неожиданно Лавкрафт вскочил, посмотрел невидящими глазами на Дойла и снова рухнул на пол. Дойл осторожно поднял его.

— Я ослеп, — произнес Лавкрафт.

— Спокойно, спокойно, Говард. — Дойл погладил его руку.

— Какой сегодня день?

— Понедельник. Прошла всего одна ночь.

— Тут где-то должна быть моя тетрадь. Найдите ее. Я обязательно должен сделать запись, прежде чем забуду.

Дойл подал ему тетрадь, и он начал что-то судорожно на ощупь записывать.

— А теперь позвольте проводить вас в ванную комнату, — сказал Дойл, снова поднимая Лавкрафта. — Вы уже достаточно настрадались.

— Неужели я ослеп навсегда? — воскликнул демонолог, двигаясь к двери.

— Я готов заключить пари, — промолвил Дойл, — что это временное явление. Результат шока. Такое иногда случается с солдатами после жестокого боя.

— Да, — согласился Лавкрафт, — бой был действительно жестокий.