Ать-два!

Глава 5

Ни одного из его детей не было сейчас дома. Наглая обыденность, с которой учащиеся отправлялись в Тунис или в Турцию, сначала пугала комиссара, а потом стала забавлять. С того момента, как дети разъехались по своим университетам и исчезли из поля его зрения, они устремлялись все дальше и дальше, и самый старший сын, который должен был изучать технические науки в Безансоне, небрежно говорил о Ленинграде и Монреале, словно до них было рукой подать. Их полнейшая искушенность и развязная самоуверенность были очаровательно наивными. К своему отцу, который никогда не бывал в Америке, по этой самой причине они относились как к самому отсталому из всех провинциалов.

Арлетт была растеряна. Ей нечем было заняться. Ее прирожденная активность, которую муж характеризовал как готовность «взять такси и ездить туда-сюда», была теперь направлена на деятельность вне дома. Два дня в неделю она работала в местном детском доме и три вечера — в госпитале. Отсутствие каких бы то ни было дипломов злило ее: из-за этого другим предоставляли возможность делать то, с чем она бы справилась гораздо лучше!

— Ну так получи несколько дипломов, — посоветовал ей Ван дер Вальк, у которого были десятки самых идиотских свидетельств. — Это не так уж трудно.

— Я отказываюсь. Я слишком стара, чтобы сдавать экзамены или менять свою религию.

— Ну, тогда принимай это как должное и не ропщи. Отнесись к этому как к бесценному уроку смирения.

— Я пытаюсь, — покорно сказала Арлетт. — Но довольно часто теряю терпение.

Сегодняшний вечер был у нее свободным от работы в госпитале. Вот и хорошо. Это сулило Ван дер Вальку вкусный свежеприготовленный ужин вместо разогретых остатков. Он вспомнил, что она все равно не смогла бы никуда уйти из-за ребенка. Эта девочка… Говорил ли Зомерлюст правду, утверждая, что не знает, кто был ее отцом? Похоже на правду. Но почему он женился на Эстер Маркс в таком нехарактерном для него порыве донкихотского романтизма? Она была медсестрой — армейской медсестрой. Не был ли отец ребенка ее боевым товарищем, например, в Корее? Который, возможно, был убит или что-то с ним случилось? Подойдя к дому, он решил, что сочиняет сказку, достойную какого-нибудь дамского журнала, открыл парадную дверь и тут же почуял соблазнительный запах. Арлетт, которой помогала Рут, готовила ужин.

Сегодняшний день выдался утомительным для комиссара. К тому, что Арлетт говорила дома по-французски, он привык. Она всегда это делала, чтобы мальчики разговаривали на двух языках. Расшнуровывая ботинки, он услышал, что девочка отвечала Арлетт — не только понимала ее. Он вскочил как ужаленный. И кинулся в кухню.

— Вы видели маму? — немедленно спросила девочка, но Ван дер Вальк был готов к этому.

— Мы вместе пойдем к ней завтра утром. Хотя она, возможно, еще не будет настолько хорошо себя чувствовать, чтобы разговаривать с нами.

Рут, раскрасневшаяся и возбужденная, похоже, хорошо ладила с Арлетт.

— Я устал, хочу пить и хочу вина.

— Можно я налью вам?

— Конечно, только из холодильника. И возьми кухонный стакан.

— Мадам говорит по-французски.

— Мадам — француженка. И ты, оказывается, говоришь по-французски. Я слышал.

— Ой, и вы говорите! Я тоже француженка.

— В самом деле?

— А это ничего?

— Налей мне тоже, — попросила Арлетт. — И ты можешь выпить капельку, если хочешь.

— Хочу.

Девочка не умеет вести себя за столом и слишком возбуждена. После ужина Ван дер Вальк, яростно жестикулируя, показал, что ребенку пора идти спать. Арлетт посмотрела на него с таким выражением, которое означало что-то вроде «можешь учить свою бабушку», и надолго запропастилась куда-то. Из ванной доносился сильный шум. Наконец Арлетт появилась. Она была совершенно измочалена и попросила бокал портвейна.

— Она пережила ужасное время. Ей нужно уделять много тепла, много внимания, проявлять много спонтанного энтузиазма. Ее слишком надолго оставляли одну. Она привыкла сдерживать свои чувства, а теперь ее надо научить выплескивать их наружу. Такое невозможно сделать за три дня. Ты что-нибудь знаешь обо всем этом?

— Очень мало. Женщина была убита неизвестным. Оружие оказалось пистолетом-пулеметом израильского производства. Женщину звали Эстер Маркс. Она родилась во Франции, в семье югославов, по-видимому.

— Израиль… Эстер… Рут. Евреи, как ты думаешь?

— Не знаю, — вяло ответил он. — Разве это важно? Евреи ее, что ли, убили?

— Скорее арабы… они так быстро убегают, — легкомысленно заметила Арлетт. — Мне кажется, что девочка догадывается, что ее мама умерла. Дети так остро это чувствуют. Ты видел мужа убитой?

— Приятный человек. Утверждает, что Эстер никогда не говорила о своем прошлом, а он решил никогда ни о чем ее не спрашивать. Теперь, думая об этом, я верю, что это правда, и даже больше того — что это было очень разумно с его стороны.

— Значит, никаких сомнений? Это было что-то или кто-то из прошлого?

— Возможно… хотя бы потому, что, как ни странно, очень мало известно о ее настоящем. Чем она занималась весь тот день? Узнаем от Рут… со временем.

— У тебя есть какие-то планы на сегодня?

— Хочу съездить взглянуть на ту квартиру. Технический отчет ничего мне не дал. Но я ненадолго.

— Что мы будем делать с этим ребенком?

— Пока оставим у себя. Ты не возражаешь?

— Мне даже, кажется, понравилась эта идея. Не исключено, что, когда ты вернешься, я уже усну… Девочка требует много внимания.

— Родственники мужа убитой настроены враждебно. Он не знает, что ему делать с ребенком.

— Как нам повезло, что она говорит по-французски. Неужели эту маленькую бедняжку запихнут в сиротский приют? Я могла бы помочь там, но мои возможности так ограничены. Интересно, сможет ли кто-нибудь ее удочерить? — добавила она неопределенно и взглянула на мужа в ожидании ответа.

— Не знаю… а мы хотим?.. Мне кажется, что мы бы смогли. Правда, этот Зомерлюст — ее законный опекун.

— Подумай об этом.

— Подумаю утром.