Бал Додо

Глава 17

Чтобы стать вдовой, надо сначала выйти замуж, но Бени даже после тщательных поисков, даже заставляя себя, не видела в своем окружении ни одного парня, ни одного мужчины, за которого она хотела бы выйти замуж. Жить вместе с кем-то — к черту! Кроме Вивьяна, разумеется, но Вивьян не принадлежал к категории мужей. Однако благодаря ему, а точнее, из-за него Бени в прошлом году нашла себе жениха. Идеальный жених с жениховым именем — Патрик.

В первый раз в жизни она пошла на традиционный прием 14 июля в посольство Франции. Ярмо и развлечение, пригодное для родителей, которые появлялись там по деловым соображениям или просто чтобы хоть раз в году почувствовать себя немного французами. Молодежь избегала этой республиканской давки. А вот Вивьян решил туда отправиться. И чего ради? Ради французской девицы, встреченной дней десять тому назад в клубе в Гран-Бэ, с тех пор он только о ней и говорил Бени. Диана была сценаристом и приехала на Маврикий со съемочной группой снимать пропагандистский фильм про Средиземноморский клуб. По словам Вивьяна, одну из самых веселых ночей в своей жизни он провел с этими французскими кинематографистами, и в особенности с этой Дианой; она знала весь Париж и была на «ты» со всем светом. Эдакий феномен. Живая, веселая, более чем симпатичная — пикантная; маленькая, совсем крошечная, но энергичная и смешливая. Хитрая шалунья.

— Я уверен, ты будешь от нее в восторге, — заверил Вивьян.

Но Бени не собиралась разделять его энтузиазма, когда он привез Диану в Ривьер-Нуар. Она вдруг стала англичанкой, более чем кто-либо из семьи ее матери в течение столетий. Бени стала ледяной и высокомерной, едва проронив слово в адрес «хитрой шалуньи» (шалунья, и что дальше!), которая, однако, тут же принялась веселить ее. Вивьян очень этому удивился; позже, когда они остались одни, спросил:

— Как ты ее находишь, она прелестна, правда?

— Мордашка у нее смазливая, — с ехидцей отозвалась Бени. — Но это не женщина. Это конспект женщины. Я боюсь карликов. Твоя Диана похожа на бонсай. Тут все есть: и корешки, и листики, и форма, но это уменьшение просто отпугивает. Рядом с ним создается впечатление, что ты сам — странный, потерянный гигант.

То, что она сравнила Диану с бонсай, позабавило Вивьяна, но ее агрессивность удивляла. Что с ней случилось, с близкой, понимающей и принимающей все, даже его роман с Кристофером, какая муха ее укусила из-за этой эпизодической Дианы? Разве он бесился, когда она рассказывала о мужчинах, которые были ее любовниками или любовницей которых была она?

И все же он был польщен, что его заподозрили в приключении с девушкой. Это успокаивало его тайный страх. Он вынужден был скрывать свою тягу к парням, в первую очередь от своей семьи, он ни за что не стал бы оправдываться, но временами это душило его. Ему случалось завидовать кузенам, которые открыто волочились за девушками, были полностью поглощены этим и частенько хвалились несуществующими победами, вызывая у родителей снисходительное уважение.

Вивьян не мог без страха смотреть в будущее. Он не мог решиться объявить о своих истинных склонностях и с легкостью противостоять реакции семьи и окружающих; его ждет нелегкая жизнь. Однажды ночью ему даже приснился кошмар. Во сне он видел себя за рождественским столом, накрытым под делониксами на лужайке Ривьер-Нуара. Вся семья де Карноэ собралась в полном составе; там же присутствовали странные гости: молодая женщина — инструктор по нырянию в Флик-ан-Флаке, метрдотель из маврикийской «Флоры» в Порт-Луи, историк Огюст Туссен, бармен из «Мермдьена», кюре из Ла-Голетт, кассирша из «Присуника» и даже Гаэтан Дюваль в розовом пиджаке с петлицами. Вивьян сидел во главе стола в окружении молодых девушек, наперебой угощавших его. Они толкались, наполняя его тарелку всеми кушаньями, смешивая сладкое, соленое, пряный соус и ванильное мороженое, камароны и шоколадный торт, все это месиво переполняло тарелку, вываливалось через край, пачкая скатерть, а девушки, щебеча и суетясь, продолжали подкладывать еду. От этой невыносимой заботы Вивьян выходил из себя и стал взглядом искать Бени, чтобы она помешала этим сумасшедшим переполнять его тарелку. Но Бени не было. Вдруг Огюст Туссен поднялся, как будто собирался произнести речь, и, опираясь кулаками на стол, торжественно, под всеобщее молчание обратился к Вивьяну:

— Итак, мой дорогой Вивьян, кого из этих молодых особ вы выбираете?

Форма вопроса была вежливой, но лицо историка было до крайности строгим, и вопрос прозвучал как напоминание о долге. Все повернулись к нему в ожидании ответа. От дикой ярости Вивьян взорвался:

— Вы что, не видите, что я пест! ПЕСТ!

Он не помнил, что случилось потом, но проснулся он в поту, как и всегда, когда снились самые невыносимые кошмары.

Таким образом, если он не выберет маргинальную жизнь, то придет день, когда он вынужден будет, его просто заставят, пойти на женитьбу. А вот на это он чувствовал себя неспособным. Не из-за ответственности, которая на него ляжет, и тем более не из-за детей, которые могут от этого родиться, — детей Вивьян любил и очень хорошо представлял себя в роли отца семейства, даже многочисленного. Но, чтобы иметь детей, надо заниматься любовью с женщиной, а от этого Вивьян отказался. Любой, даже самый обычный парень мог взволновать его до глубины души, а девушка, даже самая сексуальная, оставляла его равнодушным. Бени была и, несомненно, останется навсегда единственным женским существом, чье тело, кожу и запах он любил. Он прекрасно помнил о взаимном удовольствии в хижине, когда они были подростками, о восхитительном волнении, об этой постоянной жажде друг друга, ему случалось даже тосковать по ней, но чудо больше никогда не повторялось с тех пор, как они снова встретились. Ни для него, ни для нее, ведь Бени даже намека никакого не сделала за все это время. Они никогда не говорили об этом, даже вскользь не упоминалось о том, что было и чего больше никогда не будет, как будто объяснения могли бросить тень на их детскую, неистовую, абсолютную любовь.

Однако у Бени были и другие любовники, а его волновало только мужское тело. Они говорили об этом без смущения, иногда даже довольно откровенно, ведь каждый был любимым и доверенным лицом другого. Но молчание по поводу их чувств было таким глубоким, что иногда Вивьян задавался вопросом — а не придумал ли он то, что происходило в хижине.

Но пока его не беспокоили по поводу женщин. Скандал, о котором растрезвонила его мать, когда застукала их, был достаточно громким, чтобы обеспечить Вивьяну репутацию кобеля, которая защищала его от подозрений и в его двадцать четыре года давала ему отсрочку. А если с ним не замечали никакой подружки среди тех, кто лучшего не заслуживал, ему приписывали тайные связи. Парень, который был таким скороспелым, не мог остановиться на полдороге. И конечно же, где-то он вел свою жизнь.

Но что будет, когда пройдут годы, когда ему стукнет тридцать, тридцать пять лет, когда он станет отличной добычей, созревшей для женитьбы? Он даже думать об этом не хотел.

Вот поэтому-то раздражение Бени по поводу Дианы и показалось ему смешным.

— Уж не думаешь ли ты, что я хочу с ней переспать? Может, ты ревнуешь?

— Я ревную? — взорвалась Бени. — Ты шутишь, или как?

— Ну и хорошо! — успокоился Вивьян. — Потому что и в самом деле, было бы из-за чего. Диана забавляет меня, мы вместе веселимся, вот и все.

Бени, стиснув зубы, посмотрела на него. Вивьян задел самое больное место. Потому что веселиться вместе, как он это называл, было непростительно, куда хуже, чем вместе спать. А в самом деле, было ли это действительно хуже? Она не была в этом так уж уверена.

А тем временем она и шагу на острове не могла ступить, чтобы не встретить этих двоих. Она видела их в машине, замечала в Порт-Луи, Керпипе и даже в Тамарене на ее пляже, на их пляже, Вивьяна и ее, и туда он имел наглость привезти Диану в тот день, когда были большие волны, — все это показалось Бени невыносимым надругательством. Может, он и в хижину приведет ее, а может, он уже был там?

Иногда, усмиряя унизительную, терзавшую ее ревность и преувеличенные страхи, она подавляла их гордостью, пытаясь найти походящее определение. Она не ревновала, она просто была раздражена этой неуместной беготней Вивьяна за француженкой. И было бы из-за чего тут расстраиваться. Он гордился своим островом и хотел показать его, это нормально. Он всего лишь исполнял роль гида перед своей бонсайкой. Разве она не уверена в своей нерушимой связи с Вивьяном, разве она не уверена в себе самой, чтобы так жалко вести себя, как авторитарная мамаша, которая боится, что мужик бросит ее ради другой мышки? Но, во-первых, Вивьян не был ее мужем. А кем же он был для нее? А она вовсе не мышка, а блистательная Бени, которую ничто не может и не должно задевать. Она решила поднять шлагбаум, быть приветливой с этой бонсайкой: слишком много чести, чтобы на нее дулись, надо перестать страдать из-за вещей, которые того не стоили.

Но все хорошие решения были кратковременными. Бени была далека от того равнодушия, которое усиленно изображала, прикидываясь рассеянной или близорукой, когда встречала Вивьяна с Дианой. Эта пара — она считала их парой, — такая трогательная, такая странная, привлекала ее. Ей хотелось бы одновременно и не замечать их, и следовать за ними. Уничтожить их и не отпускать их. Вот почему она согласилась сопровождать их на прием в Роуз-Хилл, куда Вивьян хотел повести Диану, чтобы показать ей всех имеющихся на острове франкомаврикийцев, а подобное собрание случалось только два раза в год.

Едва войдя в праздничный зал, они попали в водоворот. Бени, подхваченная кузенами и кузенами кузенов, была отделена от Вивьяна и Дианы. Подошел консул и пригласил ее на танец. Потом ею завладел один из друзей детства, сын книготорговца из Порт-Луи.

Несмотря на распахнутые двери, в зале стояла тяжелая жара, шум был невыносимый. Взвинченные дети носились друг за другом, пронзительно кричали, налетали на взрослых, падали, раздраженные родители наказывали их, они ревели. Разодетые женщины жеманились с бокалом теплого шампанского в руках. Подвыпившие мужчины не решались снять пиджаки, они толпились возле буфета, завешенного триколором, и громко говорили, стараясь перекричать грохот оркестра на эстраде, украшенной фонариками и патриотическими лозунгами. На празднике падения Бастилии было принято танцевать, взмокшие музыканты чередовали медленные и роковые композиции, вальсы и танго; каждый танец привлекал к эстраде пары соответствующего возраста: вальсы для пожилых, рок для молодежи, медляк для всех.

Бени, затерянная среди людей, которые были ей никем, скучала и злилась на себя за то, что пришла сюда. Было единственное желание: сбежать и снова оказаться в тишине своего Ривьер-Нуара. Она не могла вернуться, у нее не было машины, она имела глупость приехать сюда с Вивьяном, затерявшимся где-то в толпе.

Вдруг, с высоты своего роста, она увидела их в трех метрах от себя, и то, что вытворял Вивьян, было просто невероятно. Никогда не танцевавший, Вивьян сейчас танцевал с Дианой, которая прильнула к нему, как повилика. Он — высокого роста, а она настолько низенькая, что ее макушка едва доставала до груди парня. Она прижалась щекой к груди Вивьяна и, закрыв глаза, с блаженной улыбкой сытого ребенка убаюкивалась под мелодию «Блевонтино», которая была шлягером года. Вивьян, склонив голову и с таким же, как у Дианы, сосредоточенным видом, обвился вокруг нее. Они танцевали, едва двигаясь в толпе, и не обращали внимания на шум и толкотню. От ярости Бени затрясло. Кому же доверять, во имя Бога, если парень, любящий только парней, проявляет такую чувствительность и такое внимание к первой встречной бабенке? Что же делать, как прекратить это невыносимое зрелище обнимающихся Вивьяна и бонсайки? От всего сердца Бени призывала чудовищную катастрофу, чтобы десять тонн бетона отвалилось от потолка, чтоб жуткое цунами или гигантский пожар в несколько мгновений пожрали бы этот проклятый праздник, эту нелепую пару и ее саму. Ревность Бени смешна, в конце концов, где разум, чтобы страдать из-за танца кузена-пидора и случайной карлицы? Но потолок был прочен, море спокойно, а пожаром и не пахло.

Огорченная Бени прислонилась к косяку одной из открытых дверей, надела темные очки, пытаясь скрыть смятение, которое выдавали ее глаза, и достала сигарету. Она нервничала в поисках зажигалки, когда маленький огонек вспыхнул перед ней.

— Вы позволите?

Она позволила. Она даже придержала руку того, кто протягивал ей спичку, чтобы направить пламя на кончик сигареты.

— Вы дрожите, — заметил он. — Кажется, вы не в своей тарелке. Что я могу сделать для вас?

Приличный молодой человек, в светлом холщовом костюме, в безупречной рубашке с темным галстуком, с коротко стриженными волосами, правильными чертами лица, красиво очерченным ртом, со сдержанным и внимательным взглядом, бледной кожей и не похожий на туриста, отметила Бени. Несомненно, француз. Она никогда не видела его на Маврикии.

— Все эти люди меня оглушают, — пожаловалась она и вдруг почувствовала поддержку, поняла, что она не одинока в этой толпе.

— Хотите, я принесу вам выпить? — предложил он. — Я тут немного дома.

— Дома?

— Я прохожу военную службу в посольстве. По линии взаимодействия. Национальная активная служба. Торговый атташе при посольстве Франции Патрик Сомбревейр к вашим услугам, — представился он, щелкнув каблуками, в шутку подчеркивая свое протокольное присутствие. — Вы тут на каникулах?

— И да, и нет, — ответила Бени. — Я живу в Париже, но я отсюда. Я живу в Ривьер-Нуаре у бабушки на каникулах.

В ответ на его щелканье каблуками она, играя, сделала легкий реверанс, уместный разве что на балу Додо.

— Бенедикта де Карноэ, — объявила она, удивляясь, что назвала имя, которое никогда не употребляла.

Он молчал. Ему хотелось задать ей много вопросов, но то ли от робости, то ли по осторожной сдержанности он просто смотрел на нее, даже разглядывал, и улыбался, радуясь, что находится рядом, ожидая какого-нибудь слова или знака, чтобы понять, что делать дальше: уйти, если ему не повезло, или остаться, чего ему очень хотелось.

Бени подхватила предоставленную ей инициативу. Мысль о том, что он может уйти в тот момент, когда ей так надо с кем-то поговорить, кому-то понравиться — а она ему нравилась, это было очевидно, — показалась ей такой неприятной, что она сделала именно то, на что он надеялся. Она сняла очки, продемонстрировала глубокий взгляд своих изумрудных глаз и улыбнулась.

— Я хочу пить, — произнесла она.

Он радостно встрепенулся.

— Так пойдем выпьем шампанского, отметим наше знакомство, — предложил он.

Он крепко взял ее за руку, чтобы не потерять в толпе, и направился к буфету.

Медленный танец закончился. Вивьян с Дианой проснулись и, направляясь к Бени, делали ей усиленные знаки.

— Подождите, — сказала она, — вон мой кузен.

И вместе с Патриком направилась к Вивьяну.

— Даже если вы услышите, что я говорю странные вещи, — прошептала она на ухо Патрику, — не опровергайте меня, очень вас прошу. Это шутка, потом я вам все объясню.

Патрик был слишком хорош собой, чтобы Вивьян мог не отреагировать на него. Бени прекрасно знала его и отметила, что и на этот раз не ошиблась. Вивьян смотрел на Патрика, и в этом взгляде были немой вопрос, удивление и вспышка интереса. Вивьян стал вдруг холодно вежливым, а у него это означало, что он принял трепещущую стойку охотничьей собаки с навостренными ушами, которая видит, как мимо пробегает упитанный заяц. Бени с облегчением заметила, что интерес к Патрику совершенно отвлек Вивьяна от бонсайки. Она перестала существовать.

— Патрик, — торжественно произнесла Бени, — представляю вас моему кузену Вивьяну де Карноэ. Это мой лучший друг.

Потом, повернувшись к Вивьяну:

— Патрик, мой жених, — заявила она.

Предупрежденный Патрик не дрогнул. Сообщник шутки воспользовался ситуацией и, напустив на себя жениховский вид, властной рукой обнял Бени за плечи.

— А свадьба скоро? — с сомнением спросил смущенный Вивьян.

Бени и Патрик весело смотрели друг на друга. И, не сводя с нее глаз, Патрик ответил:

— Дату мы еще не назначили, но это не заставит себя долго ждать.

Вот так, с вызова, с игры, началось приключение Патрика и Бени.