Банкир в XX веке. Мемуары

РАННЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Во второй половине 1960-х годов в Соединенных Штатах многое менялось: музыкальные вкусы молодежи, стиль мужских причесок и длина женских платьев. Менялось все, кроме цены на бензин. Дешевые источники энергии, в частности бензин, стоивший около 30 центов за галлон, стали буквально «неотъемлемым правом» для большинства американцев. Это золотое время кончилось в декабре 1973 года, когда ОПЕК поднял цену нефти сорта «легкая сырая» Саудовской Аравии до 11,65 долл. за баррель.

Это четырехкратное увеличение цен на нефть в течение года имело мало отношения к закону предложения и спроса. Подъем цены был прямым результатом неразрешенного арабо-израильского конфликта и продолжительной борьбы между нефтедобывающими странами развивающегося мира и крупными американскими и европейскими нефтяными компаниями за то, кто должен получать максимальные выгоды от «ренты» за счет добычи, переработки и продажи нефти. Повышение цены на нефть, независимо от его причин, оказало на весь мир огромное экономическое и психологическое влияние. В результате также резко возросла роль американских коммерческих банков, таких как «Чейз», являвшихся депозитариями возросшего в результате повышения цен огромного количества «нефтедолларов» и ставших финансовыми посредниками между странами ОПЕК и странами - импортерами нефти, столкнувшимися с беспрецедентным «кризисом ликвидности».

С первым намеком на то, что ценам на нефть предстояло резко увеличиться, я столкнулся в Алжире в сентябре 1973 года. По просьбе президента Хуари Бумедьена я сделал остановку в городе Алжире перед своей встречей с Садатом; Бумедьен хотел обсудить вопросы финансового обслуживания огромных нефтяных запасов, а также газовых месторождений своей страны, после того как в 1971 году он национализировал французские активы.

В характере Бумедьена было немало от Дон-Кихота. Более десятилетия он сражался в кровавой войне за независимость своей страны и был резко настроен против французов, однако при этом его героем являлся Наполеон. Обладая невысоким ростом, он носил ниспадающий черный плащ и любил торжественные жесты, которые подчеркивали его чувство величия и собственной значимости. Бумедьен играл ведущую роль в усилиях неприсоединившихся стран «третьего мира» по созданию «нового международного экономического порядка» и постоянно требовал повышения цены на сырую нефть. Несмотря на такую репутацию Бумедьена, мы мило разговаривали с ним более часа по-французски о той роли, которую «Чейз» мог бы играть в экономическом развитии его страны.

После встречи с Бумедьеном меня пригласили на экстравагантный ланч в «Ше Мадлен», великолепный французский ресторан с видом на сверкающий Алжирский залив. Приятная во всех отношениях трапеза с великолепными дарами моря и удивительно хорошими алжирскими винами была омрачена державшимся вызывающе министром финансов, выступившим с перечислением претензий к политике западных компаний и банков и затем заявившим, что эти дни ушли в прошлое. Он пообещал, что цена за сырую нефть поднимется до 10 долл. за баррель - то есть более чем на 300% - к концу года. Уже раздраженный его манерой держаться, я пришел в гнев из-за абсурдности его пророчества. К сожалению, зловещее предсказание, сделанное этим бесцеремонным типом, оказалось правильным.

ОПЕК И АРАБСКОЕ НЕФТЯНОЕ ЭМБАРГО

Из Алжира я отправился на встречу с Анваром Садатом. Беседы, прошедшие в Алжире и Египте, подсказывали мне, что на Ближнем Востоке что-то должно было начаться, однако я не имел представления, что именно.

Когда Садат отдал приказ своей армии пересечь Суэцкий канал 5 октября 1973 г., он, вероятно, знал, что победить армию Израиля не сможет. Хотя он проиграл войну, его авантюра принесла плоды в иных отношениях. Во-первых, создала условия, позволившие ему вести переговоры с Израилем на равных. Генри Киссинджер, понявший, что баланс сил в регионе изменился, начал свою кампанию «челночной дипломатии», которая, в конце концов, привела к заключению соглашений о прекращении огня с Египтом и Сирией, а затем создала основу для более широких переговоров между Израилем и другими прифронтовыми арабскими государствами. И хотя исторический мирный договор между Египтом и Израилем не был подписан до прихода к власти администрации Картера, этот договор основывался на том фундаменте доверия, который Генри с таким трудом создавал с конца 1973 по начало 1977 года.

Решение Садата сыграть в рулетку имело и второе, даже более серьезное, последствие: им было арабское нефтяное эмбарго. После первых военных успехов Египта на Синайском полуострове Соединенные Штаты начали снабжение подвергнутых атаке израильских сил. Этот шаг дополнительно воспламенил арабское общественное мнение и направил его против Соединенных Штатов. В результате арабские нефтедобывающие страны согласились на предложение министра нефтяной промышленности Саудовской Аравии шейха Ахмеда Заки Ямани о сокращении добычи нефти на 5% в месяц до тех пор, пока их политические цели не будут приняты, - речь шла о возвращении Израиля в границы, существовавшие до войны 1967 года.

Когда 20 октября президент Никсон выступил с предложением о предоставлении Израилю пакета военной помощи на сумму 2,2 млрд. долл., Саудовская Аравия, к которой вскоре присоединились и другие арабские нефтедобывающие страны, объявила полное эмбарго на поставки нефти в Соединенные Штаты. К концу года предсказание министра финансов Алжира стало реальностью. Было создано новое нефтяное оружие - или, по словам Генри Киссинджера, - «оружие политического шантажа», что укрепило позицию арабов в их политической борьбе против Израиля и в экономическом споре с Западом.

Крупный рост цен на энергоносители перевернул вверх дном финансовые рынки в Западной Европе, а также во всем Западном полушарии, подорвал международную торговлю и вверг промышленно развитый мир в состояние глубокого и продолжительного спада. В Соединенных Штатах возросла безработица и интенсифицировалась раскрутка инфляционной спирали, начало чему было положено еще в конце 1960-х годов. К середине десятилетия «стагфляция», то есть интенсивная инфляция в сочетании с медленным экономическим ростом, фактически привела к прекращению экономического роста и потере доходов буквально для всех. Очевидцы этих дней помнят длинные очереди автомобилей на заправочных станциях и ощущение почти отчаянной беспомощности, повлиявшей на тех, кто формулировал политику.

Для нас это было трудное время, однако оно было еще большей катастрофой для стран развивающегося мира, хрупкая экономика которых находились фактически на грани коллапса. Во многих странах плохо продуманная политика «импортозамещения» сделала процесс приспособления к жизни в условиях высоких цен на энергоносители практически нерешаемой задачей.

Наиболее прямым результатом нефтяного шока было резкое увеличение потока долларов из стран-импортеров нефти в страны ОПЕК. В период между 1973 и 1977 годами доходы стран-экспортеров нефти выросли на 600%, до 140 млрд. долл. Капитал, ранее обеспечивавший экономический рост во всем мире, теперь шел лишь в немногочисленные нефтедобывающие страны.

В конечном счете, процесс корректировки и приспособления потребовал бы мер экономии, совершенствования технологии для повышения энергоэффективности, а также разведки для нахождения новых источников энергии. Однако все это требовало времени - нескольких лет, даже в оптимальных обстоятельствах. В то же время кризис, с которым столкнулась мировая денежная система, носил немедленный характер. Было необходимо найти какие-то пути откачки поступившего в нефтедобывающие страны капитала обратно в страны-потребители нефти с целью «рециклирования» ³⁷ нефтедолларов - в противном случае спад и застой грозили перерасти в полномасштабную мировую депрессию.

РЕЦИКЛИРОВАНИЕ НЕФТЕДОЛЛАРОВ

Решение задачи рециклирования долларов и поддержания системы мировой торговли и финансов выпало на долю крупных международных коммерческих банков, включая «Чейз». Страны ОПЕК также натолкнулись на серьезную проблему, заключавшуюся в том, как инвестировать получаемые ими огромные суммы. Что касается основных стран Ближнего Востока, то их центральные банки и министерства финансов были абсолютно готовы к сотрудничеству для циклирования денежных средств. Однако каждая страна действовала по-своему.

Крупнейший в мире экспортер Саудовская Аравия разместила большую часть своих новых огромных доходов в банках США в форме депозитных сертификатов или казначейских облигаций США. Их осторожная политика дала нам возможность осуществить эффективную откачку средств в страны-потребители нефти. Кувейт, придерживавшийся менее консервативной линии, вложил большую часть своих валютных поступлений на финансовых рынках и рынках ценных бумаг США и европейских стран, в результате чего их финансовые резервы стали расти в пропорциональном отношении даже быстрее, чем резервы Саудовской Аравии. Шах Ирана направил значительную часть вновь обретенного за счет нефти богатства на реализацию подсказанного его воображением плана внутренних инвестиций, включая экономическую диверсификацию, огромные оборонные расходы, создание новой сети гидроэлектростанций и расширение системы образования в стране.

Долгая история отношений «Чейза» с Валютным агентством Саудовской Аравии и Банком Маркази, центральным банком Ирана, обеспечила нам легкий доступ к фондам этого региона. Наши сильные позиции на рынках евровалюты, через которые осуществлялось использование значительной части валютных избытков, позволили нам разместить фонды, избежав нормативных ограничений, налагаемых Федеральной резервной системой. Это было важно для предотвращения длительных неурядиц на рынках капитала.

Мы возвратили в оборот большую часть нефтедолларов в виде займов иностранным компаниям и отраслям, хотя в Латинской Америке, Африке и частях Восточной Азии значительная доля средств была предоставлена государственным компаниям, которые доминировали в их экономике. В отдельных случаях мы осуществляли прямое кредитование правительств с целью финансирования дефицита платежного баланса. Один из запомнившихся эпизодов произошел в начале 1974 года. Италия столкнулась с дефицитом платежного баланса в несколько миллиардов долларов и испытывала трудности с финансированием закупок нефти.

Во время обеда, проходившего в Банке Италии, его управляющий Гвидо Карли попросил меня о срочном кредите на сумму в 250 млн. долл. Должен сказать, что в мои привычки не входило предоставление кредитов на такую сумму за чашкой кофе-эспрессо, и, кроме того, мы не поощряли ссуды правительствам, если они не были связаны напрямую с продуктивными инвестициями. Однако в данном случае из-за неотложного характера ситуации, в которой находилась Италия, и в связи с длительной историей отношений между «Чейзом» и Банком Италии я немедленно согласился на кредит. В Италии приветствовали такую быструю реакцию «Чейза», и, что самое важное, погашение займа произошло в соответствии с графиком.

«Чейз» и другие международные банки смогли предотвратить то, чего боялись столь многие, - крах международной финансовой системы. Однако банки могли управлять этим процессом лишь в течение ограниченного времени; чтобы решить фундаментальные вопросы, лежавшие в основе создавшегося положения, требовались координированные действия правительств. Но таких действий предпринято не было, и в результате возникли еще более масштабные глобальные экономические проблемы.

ДОЛГОВОЙ КРИЗИС

Хотя большую часть своих иностранных кредитов «Чейз» предоставлял промышленно развитым странам мира и странам ОПЕК, примерно треть таких кредитов шла в развивающиеся страны Латинской Америки. К 1982 году затянувшиеся последствия экономического спада, а также последствия нефтяного шока 1979 года привели к массивному оттоку капитала из многих стран этого региона. Сначала Мексика, а затем Бразилия и многие другие страны объявили о моратории на выплату процентов по своему долгу, что вызвало банковский кризис и появление второй, еще более серьезной угрозы для мирового финансового порядка.

Одним из последствий этого было то, что «Чейз» и другие банки, участвовавшие в рециклировании средств, понесли на протяжении 1980-х годов огромные потери. По мере того, как этот процесс разворачивался, в адрес банкиров было высказано немало критики за предоставление кредитов не частным компаниям, а государственным предприятиям. Но поскольку крупные частные компании были редким явлением в Латинской Америке, а также в развивающихся странах Азии и Африки, у нас не оставалось альтернативы для возвращения нефтедолларов в экономический цикл. Большинство критиков закрывает глаза на это обстоятельство, пытаясь доказать, что коммерческие банки действовали по меньшей мере безответственно.

Долговой кризис 1980-х годов был запоздалым следствием нефтяного кризиса 1973 года и результатом резкой последовавшей за ним реструктуризации мировой экономики. Нет сомнений в том, что как правительства, так и частный сектор имели в своем распоряжении на протяжении этих лет более чем достаточно времени для принятия трудных решений по сокращению бюджета и проведению реформ в сфере регулирования, необходимых для сведения к минимуму влияния крупномасштабных заимствований на будущую продуктивность. Вместо этого основные промышленно развитые страны мира и правительства развивающихся стран предпочли воспользоваться более легким и менее конфронтационным курсом. Несмотря на посредническую роль крупных американских и европейских коммерческих банков в эти годы -роль, которую я бы назвал героической, - этого было недостаточно, чтобы отсрочить час расплаты.

НАШ РОСТ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ

Хотя арабо-израильский конфликт и повышение цен на нефть странами ОПЕК создали для «Чейза» немало тягот, они также открыли нам и необычные возможности. В качестве ответа мы разработали стратегию агрессивного роста на Ближнем Востоке и странах Северной Африки. Наша основная задача заключалась в том, чтобы обеспечить себе присутствие везде, где это нам разрешали, при условии, что экономические условия оправдывали усилия и затраты. В 1970 году наша региональная сеть состояла из одного-единственного отделения в Ливане, представительского офиса в Бахрейне и совместного банка в Дубае.

К середине десятилетия мы открыли еще один представительский офис в Тунисе и новое отделение в столице Иордании Аммане, а также создали банки на основе совместного капитала в Иране, Египте, Саудовской Аравии, Кувейте, Катаре и Абу-Даби. Совершая частые поездки в этот регион, я познакомился с правителями и высшими политическими лидерами этих стран, которые разрешили «Чейзу» заниматься банковскими операциями. Например, что касается Египта, то уже через четыре месяца после предложения Садата об открытии отделения я вернулся, чтобы дать ему положительный ответ.

НЕПРОСТЫЕ ЛИЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Когда я встретился с Садатом в Каире в январе 1974 года, он находился в приподнятом настроении. К этому моменту он уже встречался с Киссинджером, и его мнение об американской дипломатии претерпело заметные изменения по сравнению с нашей первой встречей в 1971 году, когда он сердито осуждал упор Киссинджера на «политику с позиции силы» и отказ Никсона от беспристрастного отношения к Египту. «Генри мне понравился, - сказал он, - мы многого достигли вместе. Среди американских политиков, которых я встречал, он первый, к кому я ощутил уважение».

Садату не терпелось обсудить свои планы в отношении Египта, включавшие создание беспошлинной зоны вдоль Суэцкого канала, строительство нефтепровода от Красного моря до Александрии, а также то, что он называл «делом, достаточно большим для Рокфеллера» - строительство нового Суэцкого канала. Внезапно он наклонился вперед, прервав меня на полуслове, и сказал: «Знаешь, Дэвид, если бы я проговорился в тот день в Бург-эль-Араби и рассказал тебе о своих планах, мне пришлось бы оставить тебя здесь. Я не мог бы позволить, чтобы ты уехал и рассказывал всякому о моих намерениях».

Мы вернулись к обсуждению банковских дел, и я сказал ему, что, по мнению «Чейза», вместо открытия нашего отделения с более ограниченным набором видов деятельности лучше было бы создать совместное предприятие с Национальным банком Египта. Садат сказал: «Я думаю, что твоя деловая деятельность у нас создаст для тебя проблемы дома. Израильтяне устроят настоящий скандал в Штатах». Я отметил, что до сих пор ситуация была противоположной; по существу, «израильтяне были весьма положительно настроены в отношении наших экономических отношений с Египтом. По существу, израильтяне дали нам свое добро».

В январе 1975 года мы подписали с Садатом соглашение об учреждении совместного предприятия «Чейз» - Национальный банк Египта (доля «Чейза» составляла 49%), а на протяжении нескольких последующих лет открыли отделения в Каире, Александрии и Порт-Саиде.

СЛОЖНЫЕ БАНКОВСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

Мои отношения с Израилем, как и отношения «Чейза», продолжали оставаться сложными и запутанными. Во время моего визита в Иерусалим в январе 1975 года министр финансов Иехошуа Рабинович попросил меня рассмотреть вопрос об открытии отделения «Чейза» в Израиле. Это поставило меня в непростое положение, поскольку я уже был готов подписать с Садатом документ о создании совместного банка «Чейз - Национальный банк Египта». Сказал министру финансов, что мы рассмотрим его предложение.

И в этот раз я решил сначала свериться с Садатом. Два дня спустя, находясь в Каире, задал ему вопрос о том, какой будет его реакция, если «Чейз» откроет отделение в Израиле. Садат сказал, что Ливия, Сирия и Ирак поднимут шум, но он сам не стал бы возражать против этого и будет сопротивляться усилиям по включению «Чейза» в список для арабского бойкота. Садат, однако, посоветовал проинформировать о наших планах саудовцев и иорданского короля Хусейна. Он добавил, что я могу рассказать им о том, что Садат поддержал наше предложение.

Как король Хусейн, так и принц Фахд легко согласились. По существу, Фахд заметил: «Это деликатный и тонкий вопрос, однако, поскольку Анвар Садат знает о нем и поддерживает, я также присоединяюсь».

В конечном счете проведенный нами внутренний анализ показал, что мы не смогли бы обеспечить себе в Израиле достаточно работы для открытия отделения банка. К аналогичному выводу пришли все крупные банки США. Хотя наше решение основывалось исключительно на экономических соображениях, израильтяне были очень недовольны и прямо заявили нам об этом.

После того, как о нашем решении стало известно, на меня как в Израиле, так и в еврейском сообществе Нью-Йорка обрушилась буря критики. Организация Лига против диффамации обвинила «Чейз», пять других компаний и два государственных ведомства США в том, что мы «склонились перед угрозой арабского бойкота». Радиостанция CBS передала состоявшую из трех частей редакционную программу, осуждавшую американские компании, в частности конкретно упоминался «Чейз», за то, что они «уступили наиболее отвратительной форме вымогательства, отменяя законы и принципы на прибыль». Хотя мы никогда не прекращали деловых операций с Израилем, и в то же время ни один из крупных американских банков не присутствовал в Израиле непосредственно, единственным объектом критики был выбран именно «Чейз-бэнк».

НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Необычный поворот в моих все более сердечных личных отношениях с Садатом произошел в 1976 году. Я коротко встретился с ним вначале в Каире в феврале, после чего отправился с визитом в другие страны этого региона. Моей последней остановкой должен был быть Израиль. Однако неделю спустя, когда я завершил встречу с шахом Ирана, мне позвонил египетский посол, передав, что Садат хотел бы видеть меня в Египте еще до того, как вернусь в Нью-Йорк.

Поскольку я не мог отменить своей встречи в Израиле, ответил Садату, что смогу увидеться с ним, только если можно будет непосредственно прилететь из Тель-Авива в Каир без обычной остановки на Кипре, требовавшейся в связи с бойкотом Израиля Арабской лигой. Садат согласился на компромисс. В Тель-Авиве мы заполняем план полета на Кипр, однако после того, как мы покинем воздушное пространство Израиля, нам разрешат изменить курс и приземлиться в Каире. Садат послал свой личный вертолет, чтобы доставить меня из Каира к нему домой в Барраже в дельте Нила. Когда мы летели над узкой зеленой полоской долины Нила, я размышлял о том, чем был обязан этому срочному вызову. Несколькими неделями ранее Садат рассказывал, что он готовится к поездке по государствам Персидского залива, и я подумал, что он, возможно, хочет обменяться со мной мнениями.

Однако Садат приготовил мне другой сюрприз. Как только я вошел в его кабинет, Садат обратился ко мне с предложением стать его экономическим советником. Скоро стало ясно, что он думает о чем-то большем, чем эпизодические неофициальные консультации со стороны друга; он действительно хотел, чтобы я стал официальным финансовым советником программы экономического развития Египта. Я был польщен его предложением, однако сказал, что, поскольку являлся председателем правления и главным исполнительным директором «Чейза», мне было бы трудно выступить в роли, которую он имел в виду. Тем не менее, я сказал, что хочу помочь ему всеми возможными способами и серьезно подумаю о его предложении.

Во время полета в Нью-Йорк я обсудил предложение Садата с коллегами из «Чейза». Все согласились с тем, что принять это предложение я не мог.

С другой стороны, отказ Садату без предложения альтернативной кандидатуры мог легко обидеть его. К концу полета мне в голову пришла мысль о другой кандидатуре. Ричард Дебс, главный операционный директор нью-йоркского Федерального резервного банка, недавно объявил о своем уходе с должности. Дик был в деталях знаком с экономической ситуацией на Среднем Востоке, и в частности со сложнейшими финансовыми проблемами, стоявшими перед Египтом. Дик был отличным кандидатом на эту должность, и я переговорил с ним сразу же по возвращении в Нью-Йорк. Через несколько дней он улетел в Каир для встречи с Садатом и согласился взять на себя предложенные ему функции на безвозмездной основе.

РАЗДРАЖЕНИЕ И ПРИМИРЕНИЕ

Теплые отношения между мной и Садатом, существовавшие почти десять лет, внезапно окончились летом 1980 года, что, отчасти, было результатом небрежной работы персонала моего аппарата. Во время поездки по крупным странам Европы, в которую мы с Биллом Бучером отправились непосредственно перед моим выходом в отставку из «Чейза», я получил послание от известного египетского банкира Мохаммада Абушади. Абушади сообщал, что группа американских, европейских и арабских инвесторов организует банк, который должен будет действовать на Ближнем Востоке, и приглашал «Чейз» принять участие в этом банке с долей в 5%.

В сообщении говорилось, что Садат знал об этом проекте и идея об участии «Чейза» принадлежала ему. Поскольку сообщение застало меня в круговерти поездки, я попросил наш парижский офис проанализировать сделанное предложение и немедленно дать мне рекомендацию. Парижский офис пришел к заключению, что роль «Чейза» была бы слишком мала и поэтому участие не имело финансового смысла, кроме того, у нас не было бы достаточного контроля или даже вообще никакого контроля в управлении банком, и рекомендовал отклонить предложение. Билл Бучер и я согласились с этим анализом и попросили Риджуэя Найта, нашего политического советника в Европе и бывшего посла США в Сирии, вступить в контакт с Абушади и проинформировать его о нашем решении.

Несмотря на то, что в полученном от Абушади послании говорилось об интересе Садата, я не получил информации от Садата непосредственно или от обычного эмиссара Садата по важным вопросам посла Ашрафа Горбала. Теперь понимаю, что прежде, чем принимать решение, должен был свериться с Горбалом, чтобы определить степень интереса Садата. Позже я выяснил, что Садат действительно предложил привлечь «Чейз» и обиделся, когда мы отказались от предложения, даже не вступив с ним в контакт. Шестью месяцами позже я узнал о степени недовольства Садата в полной мере.

В апреле 1981 года Билл Бучер и я приехали в Каир, что было частью моей заключительной поездки по Ближнему Востоку. Когда мы попытались договориться о встрече, Садат без всяких объяснений отказался встретиться с нами. Я был удивлен и раздосадован тем, что мой старый друг не хочет повидать меня в ходе моего прощального визита в его страну, и обратился к Горбалу и к вице-президенту Хосни Мубараку, которые сказали мне, что этот отказ является прямым следствием решения «Чейза» не инвестировать в проект Абушади. В попытке исправить положение я направил Садату собственноручно написанное письмо с извинениями, когда мы еще находились в Каире. Ответа я не получил.

В августе того же года Садат приехал в Соединенные Штаты с официальным визитом. Посол Горбал пригласил меня на специальный обед, устроенный в Вашингтоне для Садата, что я воспринял в качестве обнадеживающего знака, хотя там мы с Садатом только обменялись рукопожатиями. На следующий день Садат выступал в Совете по внешней политике в Нью-Йорке, где я представил его аудитории. После выступления он пригласил меня проехать вместе с ним в его автомобиле в египетскую миссию. Там между нами состоялся спокойный разговор относительно инцидента с Абушади, и он простил все.

Несколько лет спустя я рассказал эту историю Генеральному секретарю ООН Бутросу Гали, который в течение нескольких лет был министром иностранных дел в правительстве Садата. Я с облегчением узнал, что был не единственным человеком, который вызвал такое неудовольствие Садата. Бутрос рассказал, что Садат часто обижался на относительно незначительные промахи и по нескольку недель не разговаривал даже со своими ближайшими сотрудниками. Он сказал, что такое случалось и с ним.

Мое примирение с Садатом произошло вовремя. 6 октября 1981 г., всего лишь через два месяца после нашего разговора в Нью-Йорке и ровно через восемь лет после того, как он начал войну 1973 года (войну Йом Кипур), Садат был убит группой египетских армейских офицеров-фундаменталистов. Вместе с остальным миром я оплакивал потерю человека, которого считал героем и другом.

КОРОЛЬ ИОРДАНИИ ХУСЕЙН И КРОНПРИНЦ ХАСАН

Другим ближневосточным лидером, с которым у меня установились близкие отношения и мужеством которого я восхищался, был король Иордании Хусейн. Лишь немногие лидеры мира подверглись большим испытаниям. Он смог остаться в живых после многочисленных попыток покушений и неоднократно лично отбивался от нападавших, кроме того, он выстоял в многочисленных политических бурях, сотрясавших регион. Будучи потомком правителей Мекки Хашимитов, сражавшихся вместе с легендарным Лоуренсом Аравийским против турок-оттоманов во время Первой мировой войны, Хусейн взошел на трон Иордании в 1952 году в возрасте 16 лет после убийства его деда Абдаллы арабскими экстремистами и свержения его отца Талала. На протяжении всего периода своего правления Хусейн проявлял глубокую приверженность интересам своего народа и готовность идти на компромисс ради всеобъемлющего арабо-израильского урегулирования. Он был замечательным лидером и большим другом Соединенных Штатов.

В марте 1971 года во время кругосветной поездки по делам «Чейза», когда меня сопровождали жена и дочь Пегги, я сделал короткую остановку в Иордании, чтобы повидаться с королем. Амман по-прежнему представлял собой вооруженный лагерь, и король перенес свою штаб-квартиру за город. Обе Пегги (жена и дочь) оставались в самолете «Чейза», а я с коллегами отправился на встречу с Хусейном. Когда я сказал ему, что жена с дочерью остались в самолете, он извинился за то, что не пригласил их на обед. Чтобы как-то исправить положение, Хусейн сам полетел в Амман в своем вертолете, чтобы отвезти нас. Он поднялся на борт самолета, поприветствовал их и завершил свой визит, подарив моей дочери визитную карточку с номерами своих личных телефонов!

Примерно в то же время у меня установились хорошие дружеские отношения с кронпринцем Хасаном, на которого король возложил обязанности по экономическому развитию и привлечению иностранных инвестиций. Хасан несколько раз брал меня с собой, отправляясь на автомобиле или вертолете осматривать курируемые им проекты. Мы также совершили памятный визит в таинственную Набатию и посетили относящиеся к греко-римскому периоду развалины в Петре.

Хасан считал, что будущее Иордании зависело от предоставления более широких возможностей иностранным компаниям и банкам, в то время как государственная бюрократия с гораздо меньшим энтузиазмом относилась к этой идее. Когда управляющий Банка Иордании фактически отверг попытки «Чейза» по открытию отделения в Аммане, Хасан вмешался лично, чтобы решение было пересмотрено. В 1976 году, после посещения принца Хасана у него дома, я договорился с израильтянами, что прибуду в Израиль через мост Аленби, ведущий из Иордании, что позволит избежать всегда раздражавшую меня экскурсию на Кипр. Хасан настоял на том, что сам отвезет меня на своем вертолете. Он посадил вертолет за вершиной холма, после чего я с чемоданом перешел через мост и был встречен израильтянами. Хотя Хасан хотел, чтобы израильтяне не знали, кем был мой «водитель», у него не вызывало возражений то, что местом моего назначения был Израиль.

Я продолжал оставаться в близком контакте с королем Хусейном вплоть до его смерти в 2000 году и поддерживал дружбу также с принцем Хасаном. Оба они играли неброскую, но существенно важную роль в изменениях, происходивших в их регионе на протяжении последних четырех десятилетий, и смогли обеспечить, чтобы Иордания, несмотря на свои размеры, продолжала оставаться важным участником процессов на Ближнем Востоке.

ШЕЙХИ, СУЛТАНЫ И САДДАМ

Установление дружеских отношений с президентом Садатом и королем Хусейном, а также широких контактов с королевской семьей Саудовской Аравии потребовало немалого времени, однако эти контакты были примером тех отношений высокого уровня, в которых «Чейз» нуждался, чтобы строить свою работу в данном регионе. Проводимое ОПЕК повышение цен на нефть показало финансовое могущество богатых нефтью стран этого региона - как больших, так и малых. Решения, принимавшиеся относительно небольшой горсткой людей в Саудовской Аравии, Ираке, Иране, Алжире и даже в маленьких эмиратах, рассеянных вдоль южной кромки Персидского залива, могли оказывать огромное воздействие на мировую экономику.

Эти огромные энергетические ресурсы усиливали стратегическое значение региона, особенно тех девяти стран, которые граничили с Персидским заливом. Решение Британии отвести свои войска из территорий «к востоку от Суэца» в конце 1971 года положило конец ее вековой роли в качестве политического наставника и военного защитника малых арабских эмиратов и султанатов, находящихся вдоль «договорного побережья»¹ Персидского залива, и создало экономический вакуум и вакуум безопасности, который американская политика заполнила лишь отчасти. Так называемая доктрина Никсона с ее ориентацией на региональные государства, такие как Иран, Саудовская Аравия и впоследствии Египет, которые должны были нести бремя поддержания мира в регионе, игнорировала важность малых государств.

КУВЕЙТ: ШЕЙХ ДЖАБЕР

В Кувейте - одном из крупнейших в мире производителей и экспортеров нефти и ведущем члене ОПЕК - семья аль-Сабах правила страной в течение более 200 лет. Мой контакт с Кувейтом поддерживался в основном через шейха Джабера, которого я впервые встретил в начале 1960-х годов, вскоре после того, как Кувейт получил независимость от Великобритании. Как министр финансов Кувейта он был на одном из обедов, которые я устраивал в Покантико для министров финансов и управляющих центральными банками стран мира после ежегодных совещаний Всемирного банка и МВФ в Вашингтоне. Впоследствии Джабер посетил Хадсон-Пайнс вместе со своим сыном, который учился в Соединенных Штатах, и сын шейха ездил верхом на нашем чистокровном арабском жеребце Эль Ассаде.

Побережье, на котором располагались так называемые «договорные княжества», находившиеся в соответствии с заключенными договорами под протекторатом Великобритании. -Прим. ред.

Джабер стал премьер-министром в середине 1960-х годов, а в 1977 году - эмиром, и я часто встречался с ним во время своих поездок на Ближний Восток. Во время одного из визитов я подарил ему небольшое полотно Фритца Гларнера, американского художника-абстракциониста. Это был довольно необычный подарок арабскому правителю, придерживавшемуся традиционных взглядов; однако я знал, что произведения искусства, изображающие естественные формы - животных, растения или людей, были нарушением исламского закона. Джабер был неподдельно обрадован полотном, и во время следующей поездки я с удовлетворением отметил, что он вывесил его на видное место в своем доме³⁸.

Джабер был сдержанным человеком, понимавшим, что внезапный приток денежных средств в его страну приведет к огромным изменениям, и с большим искусством руководил процессами социального и политического перехода. Вероятно, он с неменьшими способностями справлялся со своими более традиционными обязанностями. Шейх имел право проводить ночь с молодыми незамужними кувейтскими женщинами из деревень с традиционным бытом, которые часто рожали ему детей. Говорили, что женщины, которых он выбирал, считали это великой честью.

На протяжении многих лет моя дружба с шейхом Джабером помогала «Чейзу» в навигации через сложные переплетения кувейтской бюрократии, включая утверждение в 1973 году соглашения, позволившего нам осуществлять управление Коммерческим банком Кувейта в обмен на определенный процент от его прибыли. Однако после того, как мы добились успеха и сделали банк прибыльным, кувейтцы аннулировали контракт, не желая, чтобы мы участвовали в растущих прибылях банка. Это был малоприятный результат. Мы рассчитывали, что хорошие результаты менеджеров «Чейза» убедят власти позволить нам расширить нашу деятельность. Этого никогда не произошло, и хотя мы поддерживали серьезные депозитарные отношения с их центральным банком и с рядом богатых лиц, мы не смогли убедить кувейтцев использовать нас в качестве советников по инвестициям или в качестве провайдеров иных финансовых услуг.

Кувейтцы были изворотливыми переговорщиками, и в районе Персидского залива их хорошо знали за вспыльчивость и негибкость. Соответственно, наши дела зависели от того, каким образом тот или иной министр финансов или член семьи аль-Сабах смотрел на нас в тот или иной день. Типичными были наши отношения с Абдул Рахманом аль-Атики, длительное время занимавшим пост министра финансов Кувейта. Пользовавшийся уважением за свою честность и откровенность, он тем не менее с подозрением относился к западным банкирам и мог быть резким или проявлять произвол по незначительным поводам.

Однажды я приехал в Министерство финансов Кувейта на совещание, которое, как я знал, будет еще одним трудным совещанием по поводу какого-то малозначительного вопроса, и застрял в крошечном трясущемся лифте, поднимавшемся к его кабинету. Когда мы, в конечном счете, вышли из лифта, я сказал: «Г осподин министр, вижу, что вы даже захлопываете нас в лифте, чтобы выразить свое неудовольствие». Хотя Атики засмеялся, он знал, что мои слова были шуткой только отчасти.

БАХРЕЙН И БЕЙРУТ

В отличие от кувейтцев бахрейнцы были любезны и готовы к установлению деловых отношений с внешним миром. Бахрейн, представляющий собой архипелаг маленьких пустынных островов рядом с Аравийским полуостровом, был тем местом, где на Аравийском полуострове в 1932 году впервые была открыта нефть и в течение всего последующего периода прибыль от нефти составляла львиную долю дохода правительства.

Семья шейха Исы аль-Халифа правила Бахрейном с середины XVIII века. После получения полной независимости от Великобритании в начале 1970-х годов шейх Иса разумно использовал ограниченные, но устойчивые доходы от нефти для диверсификации экономики своей страны. Он также поощрял развитие «оффшорной» банковской деятельности, страховых и прочих финансовых услуг, что позволило Бахрейну заменить Бейрут в качестве финансового центра Ближнего Востока, когда Ливан оказался жертвой продолжительной гражданской войны и углубляющегося палестинского кризиса в 1970-х годах.

Бейрут был основным центром ближневосточных операций «Чейза» на протяжении многих лет. С начала 1950-х и вплоть до середины 1980-х годов город процветал и процветало также наше отделение, хотя оно никогда не смогло увеличить региональную деятельность до того объема, на который мы рассчитывали. Мы постепенно узнали, что богатые саудовские и кувейтские бизнесмены считали Бейрут курортом, где они могут ускользнуть от строгих предписаний Корана, и лишь во вторую очередь рассматривали его как финансовый центр. Тем не менее, это был необыкновенно привлекательный многонациональный город с устойчивой политической системой и деловым сектором, имевшим международную ориентацию.

Однако в начале 1970-х годов политическое единение между христианами-маронитами и мусульманами-суннитами начало рушиться, а сирийцы, руководимые агрессивным Хафез Эль-Асадом, стали принимать более непосредственную роль во внутренней политической жизни Ливана. Кроме того, ООП, выдворенная из своего прибежища в Иордании, начала военные операции из лагерей для беженцев в Южном Ливане, что привело к возмездию со стороны Израиля. Ливан быстро погружался в анархию.

Мой последний визит в Бейрут состоялся в марте 1977 года, когда непродолжительный перерыв в боях позволил нам вновь открыть наше отделение. Я хотел заверить персонал, что знал о существовавшем риске и был обеспокоен их положением. В Бейрутском аэропорту самолет банка заставили отрулить на стоянку, находившуюся далеко от терминала. Нас встретило подразделение полностью вооруженных солдат в бронированных автомобилях, и под их эскортом мы отправились в город. Бои между различными группировками и артиллерийский обстрел с окружающих холмов превратил город в груду развалин. Отель «Кинг Джордж», где я всегда останавливался раньше, был полностью разграблен. Когда я входил в отделение «Чейза», солдаты сомкнулись вокруг меня фалангой. После того, как я обратился к персоналу с приветствием, управляющий отделением презентовал мне гильзу артиллерийского снаряда с маркировкой на русском языке - снаряд взорвался непосредственно рядом со зданием. «Париж Средиземноморья» имел облик Германии, которую я видел в конце Второй мировой войны. Намеренное разрушение Бейрута упрямыми религиозными и политическими фанатиками, вероятно, является одной из крупнейших осуществленных руками людей трагедий периода после Второй мировой войны.

Бахрейн, где мы открыли отделение в 1971 году, имел хорошие позиции для того, чтобы воспользоваться возможностью, возникшей в результате агонии Бейрута.

Я впервые встретился с шейхом Иса в начале 1960-х годов, вскоре после того, как он стал эмиром. Он был невысок ростом - всего около полутора метров, однако велик своим дружелюбием и щедростью и знаменит тем свободным стилем, в котором он дарил подарки. Однажды он подарил мне замечательный меч из дамасской стали с ножнами, усыпанными жемчугом; сейчас этот меч является одним из экспонатов в коллекции «Чейза». Во время моего последнего визита в Бахрейн в 1997 году шейх прервал заседание кабинета, чтобы представить меня своему премьер-министру и другим министрам, многие из которых были его родственниками, и по этому случаю подарил мне прекрасные часы «Ролекс». Его умное руководство дало его маленькой стране возможность играть серьезную роль среди своих сильных соседей.

ОБЪЕДИНЕННЫЕ АРАБСКИЕ ЭМИРАТЫ

Объединенные Арабские Эмираты - семь маленьких богатых нефтью эмиратов, рассеянных вдоль пустынного побережья Персидского залива между Саудовской Аравией и Оманом, объединились в конфедерацию в 1971 году, когда Британия ушла из Персидского залива. С самого начала в делах ОАЭ доминирующую роль играли два самых больших эмирата - Абу-Даби и Дубай.

В первый раз, когда я увидел город Абу-Даби в 1974 году, он не произвел на меня впечатления. Маленькие глинобитные домики были беспорядочно разбросаны вдоль прибрежных равнин и болот, резкий ветер дул со стороны Залива, наполняя воздух пылью и песком. Среди невымощенных улиц повсюду ходили овцы и козы. Над этим унылым пейзажем возвышался крупный форт, построенный британцами веком ранее. В связи с отсутствием более подходящего здания форт служил местом нахождения состоявшего в основном из кочевников правительства Абу-Даби.

Правитель - шейх ибн Султан аль-Нахайян Заед отсутствовал, и нас принял его брат в комнате, убранной в традиционном бедуинском стиле. Мы сидели на подушках, расположенных вдоль стен, и пили крепкий арабский кофе из маленьких чашечек, в которые его наливали из медных кофейников с длинными искривленными носиками. Наш хозяин, одетый в прекрасную арабскую одежду, носил на поясе большой кинжал, другие были одеты так же. Он вел себя любезно, разговаривая через переводчика, однако создавалось впечатление, что он чувствовал бы себя более комфортно верхом на лошади в пустыне, а не обсуждая финансовые вопросы с банкирами Уолл-стрит.

Во время моего следующего визита, состоявшегося через два года, было видно, что нефтяные доходы уже начали преобразовывать Абу-Даби. Строились небоскребы в международном стиле, и грунтовые дороги уже заменила детально продуманная дорожная система. Абу-Даби стал современным городом, и старый форт казался остатком далекого прошлого. Как и в Саудовской Аравии, все доходы от нефти, составлявшие к этому времени несколько миллиардов долларов в год, текли непосредственно в казну шейха Заеда.

Шейх выглядел внушительно, у него было сильное, как бы остро выточенное резцом Лицо и проницательные глаза. Он не говорил по-английски, но всегда полностью владел беседой. На меня произвело впечатление, что его дом был обставлен весьма скромно и поразительно напоминал палатку бедуина, что не походило на претенциозные дворцы, уже ставшие к этому времени обычными в Саудовской Аравии. Шейх Заед имел обыкновение принимать посетителей поздно вечером, после того как спадала дневная жара. Помимо обязательных чашек кофе он подавал нам горячее молоко верблюдицы с пряностями в маленьких стаканчиках. Я находил его сладким и довольно приятным, однако не каждый из сопровождавших меня соглашался с этим.

Подобно многим арабским правителям, Заед любил охоту. Во время одного из моих визитов он рассказал, что только что вернулся из Пакистана, где его знаменитые соколы - их цена составляла до 100 тыс. за каждого - добыли несколько дроф. Дрофа имеет несколько меньшие размеры, чем наша дикая индейка, но, подобно диким индейкам, это сильная и трудная для добычи дичь, так что Заед был весьма обрадован своим триумфом. Он спросил меня, пробовал ли я когда-либо дрофу, и, когда я ответил отрицательно, стал настаивать, чтобы я взял несколько птиц с собой. Я объяснил ему, что мы находимся в длительной деловой поездке, и у нас нет возможности хранить этих дроф. Он спросил меня, с кем мы будем встречаться после отъезда из Абу-Даби, и когда я назвал шейха Ису в Бахрейне, он был в восторге. Он сказал мне, что шеф-повар шейха Исы особенно хорошо умеет готовить дроф.

В результате мы взяли дроф с собой в Бахрейн, где шейх Иса немедленно передал их своему шеф-повару. Поскольку вечером Иса устраивал для нас обед, а ранним утром следующего дня мы должны были улетать в Йемен, нам не удалось съесть дроф в Бахрейне. Вместо этого на следующее утро корзина для пикника - фактически большой сундук, который несли два человека, - была доставлена к самолету «Чейза». Мы погрузили его на борт и взлетели, направляясь в Йемен. Приземлившись, мы поехали вторы и остановились на пикник, состоявший из дроф и других деликатесов, которые шейх Иса положил в этот сундук. К сожалению, к этому моменту дрофы были холодными и довольно жесткими. Тем не менее нам понравились среднеазиатские дрофы, которые были загнаны соколами шейха Заеда в Пакистане, приготовлены в Бахрейне и, наконец, съедены группой голодных банкиров «Чейза» на склоне холма в Йемене!

Возможно, что шейх Заед предпочитал пустыню и соколиную охоту, однако он был хорошим бизнесменом, который, как правило, разумно распоряжался огромным нефтяным богатством своей страны. Однако оказался замешанным в скандале, связанном с Международным банком кредита и коммерции (МБКК) в начале 1990-х годов. Он предоставил более 1 млрд. долл. для создания этого учреждения в 1980-е годы, и в судебном решении содержалось требование, чтобы шейх и ряд близких к нему людей выплатили еще 1,8 млрд. для возмещения акционерам МБКК.

До этого прискорбного инцидента «Чейз» тесно работал с ним через нашу новую структуру по инвестиционной банковской деятельности, базировавшуюся в Бахрейне и возглавляемую Немиром Кирдаром, нашим служащим иракского происхождения. Немир был отличным специалистом по кредитованию, и знание им региона Персидского залива сыграло большую роль в расширении там нашей деятельности. Перед одной из встреч с шейхом Немир предложил, чтобы я поднял вопрос об участии «Чейза» в Инвестиционном управлении Абу-Даби. На нашей встрече я попросил шейха «дать нам возможность служить вам в качестве советника при Инвестиционном управлении». Вскоре после этого Немир получил разрешение, дававшее «Чейзу» право управлять 200 млн. долл. активов, принадлежащих Управлению.

Присутствие «Чейза» в регионе Персидского залива резко выросло в 1970-х годах, и в конечном счете численность нашего персонала там достигла 200 человек. Одним из указаний на рост позиций банка было осуществлявшееся при ведущей роли «Чейза» финансирование четырех промышленных проектов в Катаре объемом в 350 млн. долл. Оно было названо «сделкой 1977 года» журналом «Инститьюшнл инвестор».

ОМАН: СУЛТАН КАБУС

Оман, расположенный фактически в горле Персидского залива на обоих берегах Ормузского пролива, через который проходит значительная часть добываемой в мире сырой нефти, является старейшей и во многих отношениях наиболее современной страной на Аравийском полуострове. Семейство Аль-бусаид захватило контроль над столицей Маскатом и значительной частью расположенных по соседству территорий в середине XVIII века и расширило свою морскую империю на юг вплоть до Занзибара, у побережья Восточной Африки. В XIX веке Британия защитила правящую семью как от турок-оттоманов, так и от мародерствующих бедуинских племен с суши и установила прочные политические и финансовые отношения с султаном.

Уход Британии в начале 1970-х годов создал в Омане возможности проникновения для Соединенных Штатов. Однако когда я впервые оказался в Маскате в январе 1974 года, то обнаружил, что у Соединенных Штатов там даже не было постоянного дипломатического персонала. Государственный департамент, вероятно, еще не осознал растущую экономическую и политическую значимость этого региона. Я сообщил об этих фактах Генри Киссинджеру по возвращении. Сказал, что, несмотря на продолжающееся британское экономическое влияние, правители рассчитывали на более тесные отношения с Соединенными Штатами. В то время Генри был полностью занят усилиями по разработке соглашения о прекращении огня между израильтянами и египтянами, однако в пределах нескольких месяцев он назначил посла в Оман и еще одного посла в ОАЭ.

На момент моего приезда султан Кабус принимал активное участие в подавлении мятежа в западной провинции Дофар, поддерживавшегося правительством Южного Йемена, за которым стояли Советы. Шах Ирана при финансовом и военном содействии Соединенных Штатов предоставил султану 3 тыс. солдат для помощи в этой кампании. Для встречи с султаном мы прилетели в столицу Дофара Салалу. На холмах, у подножия которых находился город, засели снайперы и располагались зенитные орудия, так что нам пришлось сделать долгий низкий заход над водой, чтобы избежать их огня. На султана произвело впечатление, что мы проделали такое опасное путешествие, чтобы повидать его, и встреча прошла довольно хорошо.

На момент нашей встречи султан Кабус еще недолго находился у власти. С британской помощью в 1970 году он осуществил успешный путч против своего отца, довольно малоприятного человека, державшего сына под своего рода домашним арестом в течение шести лет. Кабус получил образование в Сандхерсте³⁹ и, когда я встретил его, ему было только 34 года. Это был удивительно красивый человек с прямой осанкой, большой черной бородой и темными проницательными глазами; на голове у него всегда был элегантный тюрбан. В последующие годы между нами сложились хорошие отношения. Во время моего визита к султану в январе 1979 года мне сообщили о том, что мой брат Нельсон умер от сердечного приступа. Султан предложил отправить меня домой на своем самолете, однако, поскольку в моем распоряжении был самолет «Чейза», я отклонил его великодушное предложение.

ЙЕМЕН И ВЕЧЕРИНКА С КАТОМ

К концу 1970-х годов одной из немногих территорий на Ближнем Востоке, которую я еще не посетил, был Йемен - местонахождение библейского королевства Шеба и место, от которого начиналась легендарная «Дорога благовоний». Во время моего визита 1977 года страна находилась в состоянии жестокой гражданской войны между придерживавшимися традиционной ориентации группами на севере и радикальными марксистскими силами, занимавшими доминирующее положение в южной части страны. Северный Йемен (Йеменская Арабская Республика) имел тесные союзнические связи с Саудовской Аравией, в то время как Народно-Демократическая Республика Йемен была сателлитом Советского Союза. Эта Республика предоставила советскому Военно-Морскому Флоту доступ на бывшую британскую военно-морскую базу в Адене, дав таким образом в руки Советам стратегическую базу, позволявшую контролировать доступ как в Красное море, так и к Африканскому Рогу.

Северный Йемен имел небольшие запасы нефти, но обладал значительным экономическим потенциалом, поскольку сотни тысяч йеменцев работали на нефтяных месторождениях стран Персидского залива и ежемесячно посылали домой миллионы долларов в виде переводов. Главная причина моего визита заключалась в том, чтобы задать премьер-министру Абдалазизу Абдал Гани вопрос: не мог бы «Чейз» установить более широкое сотрудничество с его правительством? По прибытии мы узнали, что Абдал Гани с несколькими друзьями находится в своем доме примерно в 20 милях от Саны. Он просил передать нам, что мы все приглашены к нему домой.

Приехав, мы обнаружили, что находимся исключительно в обществе мужчин. Они сидели на полу, на подушках и коврах, слушая арабскую музыку. Иногда двое мужчин вставали и танцевали друг с другом. Стульев, столов или какой-то другой мебели не было. Премьер-министр не прервал вечеринки, а тепло ввел нас в число ее участников. Самым необычным было то, какие подавали угощения. В большинстве исламских стран спиртное запрещено. В Йемене излюбленным, так сказать, стимулятором был кат, довольно легкий наркотик, о котором говорят, что он обладает галлюциногенным эффектом. Листья растения разжевывают, после чего скатывают в маленький шарик, который помещается под нижнюю губу. Если его жевать в достаточном количестве и в течение достаточного периода времени, возникает ощущение радости. Таким образом мы присоединились к вечеринке с катом. Все гости жевали кат, и мне тоже дали несколько листьев, которые я начал жевать. Листья обладали слабым вкусом, и я не ощутил никаких галлюцинаций. Долгие годы употребления неразбавленного мартини, вероятно, достаточно иммунизировали меня! Однако, к моему удивлению, премьер-министр пригласил меня на танец - довольно необычный способ знакомства с потенциальным клиентом. Это был запомнившийся день!

К сожалению, жизнь премьер-министра оборвалась в результате трагического эпизода всего лишь через несколько недель после нашей встречи. «Специальный посланник» из Южного Йемена прибыл к нему с подарком от президента Южного Йемена. Подарок фактически представлял собой бомбу, которую посланник привел в действие после того, как оказался в кабинете премьер-министра. Оба они мгновенно погибли.

ИРАК И САДДАМ ХУСЕЙН

В конце XX века Саддам Хусейн стал одним из наиболее безжалостных диктаторов в мире, постоянно ввергая свой народ в войны и подвергая его невероятным лишениям, чтобы сохранить свою власть. Я встретился с ним только один раз. Хусейн был продуктом партии Баас, экстремистской политической группировки, организованной в 1940-х годах сирийскими и иракскими интеллигентами, проповедовавшими смесь социализма, антиколониализма и арабского национализма. С одной стороны, баасистская риторика была чрезвычайно популярна среди масс иракского народа, с другой - исполнена политических и экономических противоречий. Партия захватила власть в 1958 году, убив короля Фейсала II, который был схвачен, привязан к автомобилю и протащен по улицам Багдада.

Так баасисты вели себя в то время, и создается впечатление, что именно так они продолжают вести себя сегодня. Новые правители Ирака немедленно приняли просоветскую внешнюю политику, национализировали активы иностранных компаний и создали полицейское государство. Ирак стал радикальным членом ОПЕК, постоянно выступая за более высокие цены и строгие лимиты на поставки нефти западным индустриальным странам. Во многих отношениях Ирак также стал наиболее непримиримым врагом Израиля на Ближнем Востоке. Саддам Хусейн и его предшественники не только участвовали во всех арабских войнах против Израиля, они также предоставляли финансирование возглавлявшейся Арафатом ООП, поддерживали террористические группы во всем мире и преследовали собственное еврейское местное население.

Хотя прямые деловые связи «Чейза» с Ираком были незначительны, мы на протяжении многих лет поддерживали скромные корреспондентские отношения с их центральным банком - «Банком Рафидиан». Когда Ирак разорвал дипломатические отношения с Соединенными Штатами после войны 1967 года, связь с этим банком осталась одной из немногих связей между двумя странами. Генри Киссинджер, занимавшийся поиском способов включить Ирак во всеобъемлющий мирный процесс на Ближнем Востоке, спросил, не мог ли я попытаться установить контакты с руководством Ирака во время одной из моих поездок в этот регион.

Я согласился на это и через президента «Банка Рафидиан» получил визу, позволявшую мне приехать в Багдад для обсуждения вопросов банковской деятельности. Я также смог запланировать встречу с министром иностранных дел Саддумом Хаммади. Хаммади был выпускником Висконсинского университета и свободно говорил по-английски, однако его отношение ко мне было враждебным с того самого момента, когда я вошел в его кабинет. Эта враждебность еще больше усилилась, когда я заявил ему, что приехал по просьбе Генри Киссинджера, чтобы доставить послание Саддаму Хусейну, который повсеместно считался сильной личностью в иракской политике.

Хаммади сказал: «Абсолютно невозможно. Он не сможет принять вас». Я ответил, что буду в Багдаде в течение 24 часов и готов встретиться с ним в любое время дня или ночи. Хаммади настаивал: «Встреча невозможна. Передайте послание мне». «Извините, господин министр, - ответил я, - мое послание предназначено для ушей только Саддама Хусейна, и я не уполномочен передавать его кому бы то ни было еще». Когда Хаммади продолжал настаивать, что встреча не сможет состояться, я ответил: «Я собираюсь пробыть здесь до завтрашнего полудня и буду вам признателен, если вы проинформируете Саддама Хусейна, что я привез ему послание от государственного секретаря и что я был бы рад встретиться с ним, если он пожелает меня принять». Вечером этого дня, когда я уже был готов отбыть на обед, устроенный «Банком Рафидиан», мне сообщили, что Хусейн примет меня в девять часов в своем кабинете. Мне передали, что я должен прийти один.

Автомобиль довез меня до здания Национального совета на берегу реки Тигр. От здания исходила аура каких-то дурных предчувствий, причем это ощущение не исчезло после долгого пути по бесконечным темным коридорам мимо вооруженных часовых. Наконец, я добрался до его кабинета, маленькой пустой комнаты без окон, находящейся где-то глубоко в чреве здания, и там Хусейн любезно приветствовал меня. Это был человек среднего роста и плотного телосложения. Его лицо было строгим и неулыбчивым, и у него уже тогда были ставшие его характерным атрибутом усы.

Мы разговаривали через переводчика более часа. Хотя в комнате были только мы трое, несколькими днями позже почти дословное изложение беседы появилось в бейрутской газете «Ан Нахар». По какой-то причине Саддам захотел, чтобы суть нашего разговора стала достоянием общественности.

Я довел до его сведения, что, по мнению Генри Киссинджера, отсутствие средств общения между нашими странами противоречило интересам как Ирака, так и Соединенных Штатов, и что государственный секретарь хотел бы найти способы установления диалога. Я спросил его: как этого достичь?

Показав пальцем на дверь, через которую я вошел в комнату, Саддам сказал: «Дверь может приоткрыться, если будут удовлетворены два условия». Во-первых, Соединенные Штаты должны прекратить поставки вооружений Израилю, которые могут быть использованы против Ирака, и должны начать «играть решительную роль в обеспечении прав палестинского народа». Во-вторых, Соединенные Штаты должны прекратить продажу вооружений Ирану или, по крайней мере, обусловить такие продажи обещанием Ирана не использовать это оружие против «Ирака или любой другой арабской страны». Саддам настаивал, что он не будет заинтересован в восстановлении дипломатических отношений с Соединенными Штатами до тех пор, пока шах будет продолжать вооружать мятежных иракских курдов.

Я доложил об этом Генри Киссинджеру после своего возвращения в Соединенные Штаты. Первое условие Саддама в отношении Израиля было, конечно, чем-то таким, на что Соединенные Штаты никогда бы не пошли. Однако происшедшее за несколько месяцев сближение между Ираком и Ираном привело к окончанию оказания военной помощи курдам и за несколько лет привело к резкому улучшению отношений между США и Ираком.

Саддам показался мне человеком, практически лишенным чувства юмора, высокомерным, но не враждебным по отношению ко мне в изложении своих взглядов. Сидя напротив него той ночью, я совершенно не имел оснований думать, что за относительно короткий срок он приобретет известность как «багдадский мясник», как один из самых безжалостных и презренных лидеров, которых когда-либо знал мир.

Историческая преемственность саудовцев и кувейтцев, дисциплина и финансовая смекалка шейхов из эмиратов, злой ум Саддама Хусейна, трагедия Ливана и палестинского народа, сила и мужество израильтян, честь и героизм короля Хуссейна и Анвара Садата - все эти образы приходят мне в память, когда я думаю о своем ощени в этом запутанном и непредсказуемом регионе мира. Насколько он был непредсказуемым, мне еще предстояло узнать, когда я оказался вовлечен в усилия по нахождению убежища для оказавшегося в изгнании шаха Ирана.